ЯГОДКИ РОССИИ***РАДОСТЬ 200

Tekst
0
Recenzje
Przeczytaj fragment
Oznacz jako przeczytane
Czcionka:Mniejsze АаWiększe Aa

ЛЮБОВНОЕ ПРИКЛЮЧЕНИЕ

Тайны сердца

Раз было такое в жизни – значит быть этому всегда!


Зигзаги нашей государственной политики привели к тому, что совсем неожиданно Вася Горчак стал владельцем полу облезлого, покрытого куриным пометом, но и таки довольно мощного мотоцикла военного цвета и надежности. Почти задаром, тетка даже была рада освободить место в курятнике. Но, тем не менее, отдал этому приобретению почти все свои карманные деньги на весну, да ползимы провел в подвале, перебирая спицы, седло и руль.

Вася вновь полюбил устойчивый запах масла и быстрый бензина, все наружные детали были очищены и вновь выкрашены, колесные диски отреставрированы, резина новая. А вот жена не раз потом вспоминала со священным ужасом, когда проснувшись утром, она обнаружила рядом мужа, у которого руки по локоть и пол лица были в черной жирной гадости, причем досталось в основном ее подушке. Настоящий женский ужас, когда одна сторона подушки, простынь, и ее «ночнушка» – тоже, в свою очередь, познали соседство мощного мотоциклетного мотора и шестеренок.

Тогда он работал допоздна, домой пришел, а свет отключили, поужинал в темноте и завалился спать. Наутро и будильника не надо было. Вот и сегодня она уже заранее стала пилить Васю, о том, что кроме мотоцикла, есть еще и дом. Но Вася ее не слышит, ведь сегодня сейчас, первая проба. Уже третий теплый день пошел, а он все ничего!

Сегодня вечером у него и у мотоцикла ответственный вечер. Все собрано,

приготовлено, бензин залит, масло по верхней отметке щупа, документы в кармане и застегнуты булавкой. На случай, если возникнет нужда биться телом о дорогу.

Шлем в руках, куртка на плечах. Даже бинт будет взят. Вдруг авария, вдруг кровотечение, а бинт уже есть. Было уже почти темно, когда он вывел своего краснорябого, все из-за этих куриц, когда-то ночевавших прямо на баке и руле. Отвел его подальше от домов, и приступил.

Мотоцикл даже и думал заводиться. Тогда Вася применил испытанный прием – разгонял тяжесть до стремительности, и прыгал в седло.

В промежутках и чтобы восстановить дыхание, он менял свечи и кое-как продувал карбюратор. Жена увидит эту рубаху – пощады не жди. Но Вася пощады и не ждал. Рубашка все равно уже мокрая от пота, шлем отброшен в сторону. В последний момент разогнался изо всех сил, когда, наконец, в середине что-то стукнуло, обрадованный он прибавил ходу и темпа. Даже сердце зажглось.

И вот, наконец, в его руках колотящийся руль, грохот и вой неотрегулированного мотора. Вскочил и поехал по настоящему, потом вспомнил, что забыл шлем и документы под кустом. Развернулся в один миг, подскочил назад и все так быстро, к тому самому, кусту и заглох. Теперь заводил мотоцикл полностью подготовившись. Из под шлема капал пот, рубашка вновь промокла. Ну, еще рывок. Сердце вновь замирает и начинает стучать вдогонку. Ура! Чтобы там ни было, сейчас он летел по шоссе вперед, и ветерок, дождавшись, освежал его грудь. Он мчится по шоссе. Шоссе пустынно. Ночь с субботы на воскресенье. Легко удерживая равновесие, он прибавляет газ. Мотоцикл послушно отзывается и прибавляет и рычит упоительно.

Ремешок от не застёгнутого шлема начинает хлобыстать его по морде. Но останавливаться он побоялся и поэтому кое-как поймал и закусил зубами. Наступила тем временем и настоящая темная ночь.

Включенная с наслаждением фара бросала пронзительный аквариумный свет на дорогу, на камешки, на придорожные кусты, несущиеся зеленой, с прорывами, массой. Весна давно вошла в свои права.

Потом он долго ждал, когда разминется с машиной, которая шла, казалось прямо на него, и два раза мигала фарами. Вот и промчался мимо и рядом борт машины, весь железный из выступов и крючков-шарниров – страшно. Но уже позади

Затем его затрясло, руль рвется из рук и – понял, съехал на обочину. И вот он снова один, его свет зависает над миром и над дорогой, как огромная световая дуга, а в апереди, над холмами уже видны первые звезды. Но за подъемом на третий холм его ждало очередное испытание. Ярко-красные мигающие огоньки стоп-сигналов, и наперерез к нему бросается фигура.

Полиция! Права у него есть, есть еще какие-то документы, но мотоцикл не зарегистрирован, и вообще он русский человек в темном поле, и этим уже виноват. Тем более, ночью. Резко затормозил, и в свете увидел, что навстречу к нему бежит женщина с двумя сумками наотлет, а на обочине стоял военный джип цвета хаки. Капот откинут и в моторе ковыряется водитель, совсем как Вася два часа назад.

В какой-то очередной тяжелый год государства, власти области и губернатор лично сдали в аренду поля и просторы нашей родной местности. И тогда на полях появилась яркая скоростная техника: комбайны и трактора. И тогда все поля неожиданно превратились в житницу, а если судить по нашему хлебу в буханках, то не совсем нашу.

Весной массово сеяли, потом следовали опрыскивания, удобрения и уже через месяц полтора шли рядами тяжелые комбайны отрядами и огромные фуры с железными бассейнами вместо кузовов неслись по узким дорогам, срывая листья и сучья с близко растущих деревьев. Двое в своих полувоенных комбинезонах были из этих, новых. Вася отметил, что джип был марки Ниссан-патруль, точь в точь, как на рекламных проспектах. И стоп-сигналы были самого яркого красного цвета. Это тебе не наша полиция.

В темноте, которая наступила, как только провалился мотоциклетный свет, почему- то интересно было вспоминать лицо женщины, такое круглое, энергично-спортивное, яркий рот, окаймленные черным, с настоящей слезой, глаза.

– Отвезите меня… – крикнула женщина. – Я все оплачу!

А вот тут то и отделалась от машины фигура, может быть, из за низкого света подфарников, она казалась огромной, тем более, что на голове у него был танковый шлем.

– Я еще плохо – сказал Вася. – Только второй день за рулем.

– Все равно, все равно! – твердила женщина. – Поехали!!

Она со своими сумками уже сидела за спиной Васи. Из-под капота раздался голос второго пришельца.

– Бери, бери, мотоциклист. Сам знаешь, чем она может расплатиться!

Тот, что в комбинезоне и танковом шлеме, хохотнул.

– Бери, бери, раз сама в руки лезет. Мы не против. Тут такое дело, что всем хватит. Как при коммунизме…

Пользуясь передышкой, Вася соскочил на землю, и, удерживая в руках и мотоцикл и ту женщину, начал лихорадочно дрыгать ногой – заводить мотор.

– А что такое, мужики, – говорил он. – Понимаешь всего второй день, как за рулем. Сегодня еле завел. Как купил, а еще не опробовал.

– Вот и ее опробуй! – сказали ему – Она баба добрая!

– Сволочь! – сказала ярким молодым голосом женщина сзади. – Вы все сволочи!!

– А в чем дело, ребята!? – спросил Вася. Он без жалости рвал ручку кик-стартера.

– Покричи, покричи… – советовали женщине воспользовавшиеся.

– Можешь и в милицию обратиться. Они помогут!

– Да заводись же ты, скотина! – взмолился Вася, – сейчас запросто твоего хозяина бить будут.

Вот тут еще так некстати, появилось чувство, что он уже отвечает за нее. Все ж таки, те были чужаки, не наши. Мимоходом расстегнул ремешок каски, хоть каской, пластмассовым ободом, да достать до рогов этого гиганта в танковом шлеме.

– Подбрось ее… – захохотали те, в темноте. – А потом она тебя подбросит. У нее сил хватит. Она баба то, что надо!!

– Вы сволочи! – закричала за плечом женщина. – Товарищ, не верьте им, не обращайте внимания на них. Поехали, я вам заплачу. Это – сволочи, и они за все ответят. Я запомнила их номер и приметы.

Рычаг вдруг стал упругим и вот следующее чудо: мотоцикл завелся, и дорога впереди озарилась жиденьким светом.

– Ах, вот ты как, сука! – опять двинулся вперед гигант. – Ну-ка иди сюда, сейчас ты у меня и себя забудешь! Ты что нам раньше говорила?

– Вали отсюда! – закричал Вася. – Вали, пока по рогам не получил!

Мотоцикл в это время уже дернулся и легко, волшебно набрал скорость и яркий свет пошел литься впереди. Теперь они уже не догонят, даже если этот черный комбайн и заведется.

– Боже, какие сволочи есть на свете! – захлебнулась в плаче женщина сзади. – Какие подонки!!

На ходу Вася попытался хоть как то глянуть на лицо. В зеркало неудобно, мотоцикл так и норовит вырваться из рук. Дорога повернула направо и тут они словно в трубу попали, где было полным-полно ветра.

Стало холодно груди, пряжка резко защелкала по шлему. Воздух напористо выдувал теплоту из тела, такие две плотные струи на спине, на костяшках пальцев. Небо оказалось чистым, и ночь будет звездной.

– Обними меня! – несколько раз кричал он ей, но она не понимала или же попросту не хотела. Показалось и пролетело мимо село, и она ничего не сказала, а впереди по курсу было темень по всему горизонту, и ни одного просвета. Дрожь меж тем становилась все крупнее.

Пролетел мимо последний одинокий фонарь, и вот руки женщины обхватили его, горячие, как очередной летний день. Мотоцикл исправно тянул в гору, луч света пропадал в темном-необъятном, и все для Васи слилось в такой в такое будоражащее чувство, что теперь он не от одного холода дрожал.

За следующей горой он остановил мотоцикл. Что будет – то будет!

– Не могу больше! – сказал он. – Замерз!

Вася побегал по дороге в темноте, потом начал приседать. Совсем близко от тела асфальтная дорога была теплой. Глаза отошли от яркого света, и теперь звезды обступили все вокруг. Приседая очередную сотню, Вася огляделся вокруг. Они остановились в долине, кругом ни огонька, только тускнеющего света дорога вперед среди черных низких облаков леса. И небо.

– Какое небо звездное! – сказал он и вздрогнул.

– Это ты зубами стучишь? – спросила попутчица. – Знаешь что, давай поборемся!

Она подошла поближе и провела руками по груди.

– Да ты же в одной рубашке! – удивилась она. – Тогда давай бороться! Так дети делают, когда балуются.

 

Они обхватили друг друга руками. Так и тянуло разглядеть ее лицо, но разве в такую темень и под таким звездами увидишь что-нибудь, иначе, чем представляешь?

Красивая, если вспомнить., и теперь можно даже почувствовать Она попыталась сделать ему подножку. Заднюю.

– Я немного знаю самбо это – вблизи его лица сказала она. Пахнуло близко, как летним ветерком, такое быстрое неуловимое дыхание.

– Ой, держите меня, я сейчас упаду! – сказал он и поднял одним рывком ее перед собой.

– Что я делаю! – подумал он: – Жена, дети – все забыл. Однако, на всякий случай, держал ее перед собой.

– Давай сядем… – сказала она.

Они сели, согревая друг друга плечами.

– Ты чего так поздно? – спросил Вася.

– Да я работаю в ресторане. Сутки, двое дома. А вот тебя я там ни разу не видела. Да ладно. Так устала, так устала! – и добавила, почти про себя:

– А тут еще это!!

Она дрогнула всем свои телом, взрыднула разок, но быстро справилась с собой. Вася поднимается. Она тоже встает.

– Ты все еще дрожишь! – говорит она. – Тогда боремся дальше…

Она попыталась приподнять его, она сильная, но Вася схватил её и поцеловал. Они поцеловались еще раз.

– Хорошо целоваться?! – сказала она.

Щеки у нее мокрые и горячие от слез, от ветра, о того, что произошло с ней там, в десяти километрах назад. Что возникло тогда между ними, почему они так и бросились друг к другу в этой кромешной темноте. Что им надо спасать, что им надо бояться. Никто не знает, никто не ответит.

– Ну, поехали. Я так устала. Ты – хороший!!

– Если только мотоцикл заведется – шутит он

Свеча ли очистилась, то ли опять очередное чудо, но мотоцикл заводится так, словно он этого ждал. Они не спеша усаживаются по очереди. Но сумок между ними нет.

Очутившись впереди с таким горячим ярким теплом по всей спине, Вася незаметно качает головой. Он ли это, за что его вот так!? Почему он не ждет в душе, что его простят, не чувствует расплаты…

– Не гони так! – кричит она близко от его лица. – Мы разобьемся!!

И обнимает крепко, как своя!

– Дома скажу… – решает про себя Вася, – что обломался. И лицо надо протереть. Губы в помаде. Если, конечно, что у нее осталось.

Из темноты, сбоку, из-за деревьев, вынырнуло село. Большие, под светом, дома, бликующие оконные стекла, лавочки и крашеные заборы. И уличное освещение возникло. Эти три фонаря освещают все небо вверху!

– Мне в этот переулок! – кричит она. И обнимает, жарко обнимает его.

– Мы приехали, слава богу! Как хорошо. Это все ты!

Они остановились. Она отцепляет сумки от рук, приостанавливается и точным движением стукает его в карман.

– Да ты что! – говорит Вася. – Мне самому было интересно.

– Это на бензин! – говорит она. – Подожди меня. Я скоро.

Она уходит, а Вася оглядывается. Конечно, он тут в первый раз.

Высокий забор, ведь кругом темное пространство, и дороги, и местности. Вверху лампочка посреди листвы высоких деревьев.

Конус света сильно освещает молодую здоровую листву. Порхает рой ночной летучей мелочи. Ветерок иногда колышет это благочестие, и через глаза в душу врывается самая чистая благодать – зеленый океан листьев, который живет вверху своим миром. И это лишь малая часть всего огромного, что есть над нами.

Вскоре возвращается она. В руках у нее огромная эмалированная кружка и сверток в белой бумаге. Она отдает кружку ему. Он смотри на ее лицо. Сейчас она именно такая, какой он ее придумал, когда сидел за рулем. Красивее ее – нет сейчас ничего на свете!

Это как пушистый ангел, как голубая звезда на ночном небе, можешь смотреть, можешь – нет, но красивее для тебя нет ничего на свете

– Ты только много сразу не пей. А то голова закружится. Дай, я тоже выпью с тобой. Прямо из ее рук он делает два огромных глотка. Она тоже наклоняется над белым, а он вновь целует ее. От лица пахнет вином, свежей кожей. Во второй раз он даже успевает ощутить ее губы. От лица пахнет вином, чистой кожей хорошего существа.

Трагедии вроде как нет, но все равно, до чего же живучи эти бабы.

– Что это, компот? – задает традиционно глупый вопрос Вася.

Это терпкое густое вино, которое темнее, чем ночь на шоссе, но пьется легко, незаметно, как дышишь сладким воздухом. Пьешь, и остается ощущение наступающего лета.

– Это компот особенный, – смеется она, – такой может только мой дед делать. И свой секрет он мне передаст. Правда, хорошее? У нас там свой виноградник.

Вася удивляется, сейчас ему так хочется жить в деревенском доме, где растет виноградник. Вася перевел дыхание и вновь припал к прохладному белому боку.

– Ты так его пьешь, что я, в самом деле, полюблю его.

Вася допивает огромную кружку, на прощание она дает ему и еще и бутылку

– Прощай! – говорит он. – Мне пора.

– Прощай! – говорит она. – Нет, обожди секунду!

Она возникает совсем близко от него:

– Если бы ты знал, как ты спас меня. Хочешь, я перед тобой на колени встану!?

И тут он все понял, словно вошел в чужую комнату, а потом там вспыхнул свет. Все встало на свои места.

Он представил себе, как она измучена, избита, испакощена тем местом, которое есть и у его жены и матери, и у всех этих баб на свете.

– Это те, которые в машине были? – быстро спросил он, – хочешь, я их номер сообщу в милицию.

– Не надо – отвечает она: – Ничего не надо. Это они, а может, и не они. Они весь мир…

И это так запало ему в душу. Они, эти злые и всеобъемлющие, вот они и есть весь мир!

Она схватила своими крепкими руками его голову и долго поцеловала в губы. На всю жизнь. И последний поцелуй в щеку. Компот-вино был сладким, крепким и ароматным. Но вот и он весь кончился.

– Прощай!

– Прощай!!

На краю поселка затрещал полуночный мотоцикл, неопытная рука слишком резко открыла заслонку газа. Вспыхнул свет, мелькнуло и исчезло самое красивое лицо, мотоцикл длинно вырулил на центральную дорогу и дал сигнал, прощаясь. Прощай навсегда! Это все равно, как вся жизнь, ушло, и теперь никогда больше не будет!

Ветер дул по прежнему, в лицо и грудь, но теперь он был теплый и ласковый. Ну и пускай этот мир их. Пусть они будут все! но вот этого у них никогда не будет.

В той самой шоссейной долинке Вася остановился. Было у него тут три дела. Заглушил мотоцикл, потом сделал одно дело, из бутылки отхлебнул глоток для сохранения баланса. Нагнулся и пощупал асфальт рукой. Он нисколько не остыл. Ветер дул вдоль дороги. Кругом ни огонька, только темное понизу, и ровный свет сверху.

Теперь только он, мотоцикл, и душа. Звездное небо было так близко к земле, что все пространство было заполнено сине-сиреневым, льдистым светом. Там вверх, куда ушел весь зимний холод. А потом на другом конце сферы обнаружилось сияние одинокой звезды. Оно было таким ярким, что можно смотреть сквозь закрытые глаза…

Так он и сделал. Лег на спину, раскинул руки и ноги, и звезда вместе с душой сама переместились туда, где всем было удобнее.

– Доведется ли так еще!? – подумал он.

Тело словно впитывало в себя эту неизвестную ему до сих пор мощный бархат и сияние настоящего звездного неба. Иссине – хрустальное, и незнакомое, и такое родное.

Казалось, еще мгновение, и он взмоет туда, где и была его душа, вверх, где безопасность, где радость и покой.

– Да разве можно забыть вот это все!? – спросил он у себя. – Никогда!!

И под порывом странной умильности, этого легкого опьянения жизнью, он загадал себе желание…

Вот будет он умирать, где, как, почему и зачем – то все после, так пусть ему в благодарность вспомнится и причудится все это. Раз это было в его жизни – значит это есть навсегда. Сейчас он и звезды составляли одно целое, на которое он сам мог смотреть со стороны.

Тем временем на дальнем конце шоссе, далеко-далеко, прорезался узкий лучик света. Сейчас все кончится – а вот теперь, дальше, будет просто жизнь.

ЛЮБОВНЫЙ РАССКАЗ ПРО ВЕЧНУЮ ЛЮБОВЬ

В.М.Н.


Гена, давний друг Васи, позвал последнего на утешительное собеседование в свой гараж. Причина была самая значительная, опять этого Васю поймали на месте преступления. В пятый – двенадцатый раз за всю жизнь женатую и неженатую, второй раз за этот год. Василий был пойман и буквально снят со своей новой любушки. И теперь, попеременно и вместе, его жалят со всех сторон. И недалече было не только до самого развода, но и до настоящего горя. Вася запаниковал.

Знаете, как бывает, когда цыплята расклевывают своего же собрата?! Бедный цыпленок бегает по всему вольеру, и не знает куда деться, а его все клюют, и клюют в окровавленное темечко.

Одно спасение, что Гена: его гараж, обыкновенный разговор, и даже доверительная беседа. На самой чистой стороне верстака расстелена газета, на ней хлеб, сало, только что выхваченный из земли чеснок, один стакан. Гена и Вася друзья еще с детсада, мать Гены, которая опять уже в курсе, принесла молча тарелку котлет.

Работали не спеша, а Вася все нет да нет а вспоминал какой удивительный подарочек от судьбы достался ему в этот раз, какой яркий рот и сладкие губы. А какая великолепная грудь с нежно-малиновым шершавым, стоящим, как камешек, соском. А разве есть еще на этом свете, и лично для Васи такая талия с кротким пупком?!

Но не успел Вася помечтать, как вновь на пороге гаража возникла мать Гены:

– Вы тут все сидите и сидите, а он уже здесь! Ну-ка поднимайтесь. Быстро за мной, пока тут!

Оказалось, что это соседский наглый рыжий кот повадился весной шкодить и таскать соседских цыплят. Правда, они уже сами стали большие, но мало ли что…

– Вы бы его поймали, да в воду…

Сказано – сделано. Закрыли в гараже все двери и окна, свет включили – начали искать этого наглеца. Перерыли все закоулки, но нашли. За банками с краской. Сидит и отсвечивает своими желтыми глазами.

Надели рукавицы, распахнули мешок из-под картошки, подошли с двух сторон. Вася запомнил его глаза, его огненно-рыжее тело, когда кот попытался броском уйти от двух товарищей. Под машину, за бочку – но все напрасно.

Тормознули, суки!!

Завязали мешок, вновь сели вокруг верстака, поставили нормально стакан. Выпили. Мешок ни гу-гу.

– А что его тащить на речку – сказал Гена. – Вода ведь холодная. Мы же не живодеры, давай здесь. И лопата за гаражом стоит, долго нам яму вырыть?!

– Давай! – согласился Вася, хотя ему это дело не по душе было. У его новой любви тоже был любимый кот, и она разговаривала в том же духе, как и с ним. Взял Гена мешок за горловину, вспомнил свою Чечню и свое Приднестровье, и как трахнет живым о бетонный пол. Потом еще два раза. И в последний раз кот закричал прощальным криком, последним проявлением еще живой жизни.

– Хватит? Все таки высшая мера наказания?

– Хватит-хватит! – закричал Вася.

Кинули мешок на землю: сейчас мы тебя, наглеца, зароем в шар земной, нам это не впервой. И лопата вон готова. А пока помянем этого рыжего, по нашему обычаю. Допили. А потом Вася, по своему любопытству, решил проверить в самом ли деле…

Но только он поднял мешок, как тут, в самое нежное мясо, прямо в мякоть бедра изнутри, горящая стальная раскаленная змея впилась всей пастью. Отшвырнул было мешок, а тот был, как приклеенный к ноге.

Именно это место на его левом бедре, любила и умела массировать и гладить одна. Уже такая далекая от Васи, женщина, тоже рыжая. Самой настоящей, и все и везде, у нее было рыжее. золотое!

Жалко, конечно, но ничего тут не поделаешь. Такого он больше уже никогда не увидит! И с нею поступили, точно также, как с этим соседским рыжим котом. Вся вина, которого состояло в том, что любил он таких желтеньких, первых в этом сезоне, цыплят.

Хотя Вася сам понимал всю самую суть своего котовского дела, и был не в претензии. Так ему и надо! И хотя дело было о нашей жизни и смерти, но, мы все, должны защищать ее до самого конца. Обязаны. Потому, что бьют по настоящему, без жалости, шерстяной головой о самый бетон, и вгоняют в саму смерть…

Оторвали мешок, скинул раненый штаны, включили маленькую лампочку. Раны вроде неглубокие, капли крови на конце красных черточек, но боль полыхает изнутри лихорадочным пламенем. Оно и понятно – работал специалист.

Вылили остатки из бутылки на рану, зашипел Вася, как тот кот. А тут мать Гены прибежала-заохала:

– Так ведь я вам говорила – надо топить. А вам все лишь бы побыстрее, а того не соображаете, что все надо по-человечески делать.

Принесли йод, ранки вроде маленькие, но глубокие, до мяса: кровь все сочится и сочится, разрисовывает узорами колено. Пытались перевязать, но повязка почти не держится на выпуклых вздрагивающих мышцах.

Наскоро, заклеили пластырем, что не так сильно промокало. Общим решением хотели дать еще стакан, для общей дезинфекции организма, но Вася уже не захотел. Тогда Гена отослал его домой, сказал, что с котом справится сам.

 

– Иди! – прикидывает он, – Может тебя и простят такого!

Идет Вася, чтобы его простили и на этот раз. Прихрамывает. Всем нам, всем, придется опробовать вот такой же удар о бетон, когда с размаху и всем лицом, когда наступит время Вечного Мертвого Пространства, в которое сейчас отправят наглого соседского кота рыжего цвета.

Будет он там висеть над бездной, где нет ни верха, ни низа. Ни злобы людской, ни обыденной войны, на которой можно так запросто убить человека, ничего не будет. Но и России с Америкой тоже не будет.

И тут он слышит крик. Оказывается, этого кота и след простыл! Пригодились ему его когти! Учуял дырку в мешке и скользнул ветерком в распахнутые для него двери, калитку и ворота. Ищите соседи!

Так что круглым счетом целую неделю Вася страдал от ран. Ему даже уколы делали. А Рая, его жена, утверждала во всеуслышание, что это признаки раннего нехарактерного сифилиса, и требовала справку из вендиспансера.

И всего несколько раз еще видел Вася этого кота. Его пронзительный, все понимающий рыжий взгляд. Попытался приманить. Но теперь, ни дружбы кота, ни новой" любушки» он так от судьбы и не дождался. Только и «знаний», что он узнал про то самое, большое как океан, вечное время смерти, где, все будет, как в том, гаражном мешке. Где нет, ни верха, ни низа. Только со всего размаха лицом о бетон!

На том свете, будем и мы с тобой, и уж помчимся заодно, рыжий ты мой, кровный брат и коллега!! Возьмемся крепко, заключим в свои объятия, самое сладкое и дорогое для нас: коту – нежного, маленького, пушистого, желтого и пищащего цыпленка! Ну, а Васе соответственно, и, скорее всего собственную жену, и в полет! Только, чтобы была она хоть чуть-чуть помоложе, и поласковее, как и раньше!!

Держать крепко и до последнего. Живем-то один раз и чтобы прожить достойно, надо все время учиться друг у друга. И однажды, уже зимой, этот кот, при встрече, вдруг сделал движение к нему – это был точно тот самый рыжик, – значит, простил его!

Но потом принял вид испуганного и раскаявшегося и, мгновенно, текущей, ярко-рыжей молнией в воздухе, пропал.