Правда, из речников мне не удалось никого выдвинуть на работу в партийные органы, они свою работу ценили больше, она для них была интересней. Очень симпатичным, интересным как мужчина и уважаемым руководителем Енисейского БУПА был Юрий Павлович Зоммер.
Долгая бескорыстная дружба меня связывает с Николаем Терентьевичем Колпаковым, отцом города Лесосибирска. Мы с ним познакомились в далекие 60-е годы, когда он был первым секретарем Енисейского горкома партии, а председателем горисполкома был Владимир Подлевский, по профессии речник-механик, впоследствии сделавший удачную карьеру в партийной работе.
Николай Терентьевич родился в 1932 году в Красноярском крае, окончил технологический институт и получил профессию инженера лесного производства, но благодаря организаторским способностям профессию лесника заменил на партийного руководителя. С его именем связано становление и развитие города Лесосибирска, где он десятки лет проработал первым секретарем Лесосибирского горкома партии, а при смене советской власти он через некоторое время стал бессменным главой администрации этого города и проработал на этом посту до своего восьмидесятилетия, пользуется авторитетом и вниманием со стороны населения.
В этом городе выросла плеяда директоров лесоперерабатывающей промышленности, создавших новые комбинаты с выпуском импортной продукции, и среди них хотелось бы отметить Виталия Матвеевича Протасова, который наряду с профессионализмом обладает разносторонними знаниями и высокой культурой общения. Благодаря этим и другим руководителям Красноярский край в развитии лесной промышленности занял ведущее место в СССР, и я всегда гордился, что сохранил с ними близкие дружеские отношения и взаимное уважение. А судьба у них примерно по сибирским меркам равная с геологами – работали в первую очередь на государство, а потом немного для себя.
Как в Cеверо-Енисейском, так и в Удерейском районе было большое число людей из интеллигенции, причем все молодого возраста, приехавшие по воле партии осваивать Сибирь, здесь и задержались, завели семьи, полюбили свою работу. Многие полюбили таежные безлюдные края, увлекаясь охотой, рыбалкой, сбором грибов и ягод, а некоторые просто сильно любили тайгу, лес и реки – все, кроме комаров, мошки, а зимой сильных сибирских морозов. Я могу здесь назвать лишь тех людей, которые мне были близкими, или я лично знал их по работе, или встречался на каких-то общественных мероприятиях.
И заранее прошу прощения, если кого-либо забыл вспомнить. О технической интеллигенции района я уже рассказывал, и касался в основном руководящего круга кадров района. Но кроме них, работала целая армия простых тружеников, специалистов и квалифицированных рабочих, учителей, медицинских работников, работников социально-культурных учреждений, вносивших свою лепту в жизнь и развитие района и оставивших свой след в истории района, своих коллективов.
Прежде всего хотелось бы назвать заведующих районным отделом народного образования. Я застал еще в Cеверо-Енисейском районе Александра Ивановича Дрокина и Белинского. Директора школ, которые были известны всему району: Северо-Енисейской –Любовь Дмитриевна Папина, В.И. Власенко, А. Крыжановский; Тейской – Р.Я. Соколовская, Нойбинской – Элерт, Южно-Енисейской – Загибалова, Мотыгинской –Николай Татаренко, Евгения Александровна Брюханова, Яковлев; Раздолинской – Фаина Федоровна Винк, Первомайской – Дмитрий Иванович Авдеенко, потом он стал заведующим районо; Павел Федорович Климов – отдел спорта. Назову и преподавателей школ: Бориса Ивановича Малютина, Веза Павловича Аннонен, Веру Александровну Авдеенко, Надежду Ивановну Богданович, Рушелюк, Г.В. Косенко, Кожина, Пичкину, Н.Т. Рукосуева, В. Фридберг – преподавателя музыки.
В районе работали замечательные медики: О.О. Алкс, Кожина, В.Б. Самойлова, А.К. Жарикова, М.С. Голобородько, Симоненко, заслуженный врач Юлия Серафимовна Одинокина, Михаил Илларионович Плотко, Мария Прокопьевна Плотко, зав. райздравом Трофим Петрович Одинокин, Дзисько, Михнюк – муж и жена, и многие другие.
Административные органы были представлены опытными, знающими людьми, среди них прокурор района Коваленко, председатель суда Шауро, начальник милиции Григорий Иванович Зенин, военкомы – майор Булатов, майор Мирошниченко и в Мотыгинском районе подполковник Вячеслав Александрович Щукин. Все эти люди были уже со специальным юридическим и военным образованием и строго соблюдали партийную дисциплину.
Торговая сеть в те годы была представлена, как я упоминал, несколькими ведомствами. Они соревновались между собой, что создавало разнообразие товаров, и по тем временам, по сравнению с другими северными районами, она в целом была терпимая. Положительно сказалось и то, что все сельское хозяйство было государственное и работало только на район. Нам удалось в те годы снять проблемы с обеспечением трудящихся свежими овощами, картофелем, свежим мясом, молоком. Я себе долго не мог тогда простить – дал согласие под напором совнархоза (П.С. Иванова) ликвидировать потребкооперацию. Она вносила разнообразие за счет закупа продтоваров у населения: рыбы, мяса, грибов и др.
Совнархоз тогда стал даже настаивать, чтобы мы в подхозах ликвидировали свиноводческие фермы под тем предлогом, что производство свинины – дело дорогостоящее, ею уже затоварились в Красноярске, и, дескать, давайте лучше вам будем ввозить готовое свиное мясо. Но мы посоветовались в районе, и их директиву не выполнили, сохранили все поголовье, и правильно сделали. После снятия Хрущева со всех должностей проблемы с продуктами животноводства вновь обострились, но мы уже от этого не пострадали.
У нас в районе вырос свой штат ответственных руководителей в торговле и общественном питании, из местных кадров, хорошо знающих условия жизни населения, они, может быть, порой и ленились, но это были честные люди, не ворюги, и если бы они стали обогащаться за счет народа, то сразу бы были видны. Начальниками продснаба были Иван Андреевич Воронов, Кантемиров, Леонид Петрович Хорин, Василий Михайлович Рыбаков, Казаков и другие.
Главным организующим звеном всей партийно-организационной и культурно-массовой работы среди коммунистов и всего населения, конечно, были самые добросовестные и бескорыстные люди из числа секретарей партийных первичных организаций. А они были в каждой ячейке трудовых коллективов, будь то в школе или больнице, на транспорте, или в каком-либо сельхозпредприятии, или геологической партии, как и в профсоюзном движении. Районная парторганизация руководила и общественными организациями – профсоюзные, комсомольские, спортивные, оборонные находились под постоянным влиянием партийных организаций, которые, в конечном счете, выходили на райком партии и его бюро. Высшим партийным руководящим органом района было бюро райкома между партконференциями и пленумами райкома. А сам аппарат райкома обеспечивал только выполнение решений бюро. Система руководства партией была разработана сначала Лениным, а потом Сталиным, и она за всю историю советского времени почти оставалась неизменной. Освобожденные секретари партийных организаций были только в крупных парторганизациях, они и зарплату получали в райкоме, и имели в своем аппарате людей для работы. Таким образом, в объединенном райкоме у нас были следующие освобожденные секретари парткомов: Северо-Енисейский – Александр Григорьевич Клименов, Тасеевской сплавной конторы – Николай Петрович Морозов, Северо-Ангарского горнометаллургического комбината – Николай Дмитриевич Машуков и Виктор Александрович Орт, АГРЭ – Вячеслав Григорьевич Ширинский.
В целом же секретари партийных первичных организаций никакими привилегиями не пользовались, а только несли обязанности и исполняли бескорыстно весьма трудную работу. Нашим новым инструктором-куратором крайкома партии стал Виктор Сергеевич Радкевич – инженер, затем окончивший ВПШ.
Полного благополучия в районе не создашь за счет местных условий. Мы были наполовину зависимы от краевых партийных советских и хозяйственных органов, от краевого бюджета, от выделенных государством средств на развитие производства, материально-технических ресурсов, транспортных средств. В районе в основном развивались сырьевые промышленные производства. У нас не было машиностроительного комплекса. Все это заставляло искать контакты с людьми в Красноярске, от которых это зависит, надеяться, что это поступит в плановом порядке, было просто утопией. Так мир давно устроен, что без связей, без контактов, без поддержки в большом деле проживешь в районе бесцельно.
У нас складывались хорошие взаимоотношения с руководством Красноярского совнархоза. П.Ф. Ломако в то время был переведен с повышением – стал заместителем председателя оргбюро ЦК по РСФСР (т. е. Хрущева). К руководству совнархозом пришла молодая команда из бывших норильчан. На первых порах председателем совнархоза стал Безяев – энергетик, но он скоро был переведен в Москву, и его место занял Василий Николаевич Ксинтарис, длительное время проработавший в снабженческих организациях Норильского промрайона.
Первым заместителем председателя Красноярского совнархоза стал Николай Тимофеевич Глушков. По профессии он финансист, имел среднее специальное образование, но по опыту уже прошел большие руководящие посты в «Енисейстрое», МВД СССР, потом заочно окончил юридический институт. Человек молодой и волевой. Как про него говорили, «где он прошел, там оставалась голая земля и пыль». Он хорошо изучил советскую школу управления и сам многое в жизни испытал. Как мне говорили, его родители были высланы в Сибирь из северной области России. У него было много противников, но за деловитость, знание дела и напористость его высоко ценили непосредственные начальники.
Несмотря на то что Глушков был по образованию финансист, он хорошо разбирался и в горном деле, и одно время даже в районе Канска руководил монацитовым производством, работал в Норильске. Я был на бюро крайкома, где его с большим трудом удалось, не без помощи Ксинариса, утвердить в должности первого зама. Зная его вес и оперативность в решении дел совнархоза, мне удалось с ним не только познакомиться, но и впоследствии подружиться на многие годы жизни. Я пригласил Глушкова приехать в район в благоприятное время года – конец августа, и объехать весь район, конкретно познакомиться с нашими делами, производством и месторождениями, сулящими большую ценность для страны.
Сначала были в северной части, преимущественно золотодобывающей, а потом и в южной, провез я его на полуглиссере по Ангаре до Стрелки, оттуда его увезла вызванная из Красноярска «Волга».
Удалось заманить в район и председателя совнархоза В.Н. Ксинтариса, проехали мы с ним территории района по Ангаре, однако в районе он не остановился, ограничился заслушиванием моей информации о делах в районе.
Я начал сразу налаживать более тесные связи района с краевыми управлениями народного образования и здравоохранения как наиболее важными для нас. Тогда там работали такие интересные молодые руководители, как Иван Степанович Тренкаев и Спартак. Они побывали в районе, и мы наметили меры, чем нам нужно помочь в первую очередь. Учительские кадры у нас были свои, не хуже, чем в других районах и городах края, а вот материальная база для их работы была никудышная, кругом разваливающиеся деревянные здания школ, построенных еще в 30-х и даже в 20-х годах.
А начальника Красноярского управления здравоохранением Степана Васильевича Гракова по нашей просьбе к нам направили для баллотирования в депутаты краевого совета. Это был удивительно контактный, заботливый и обязательный человек, и он был избран депутатом почти единогласно. Был депутатом два созыва, вплоть до ухода на пенсию.
Граков был очень интеллигентным, интересным человеком, доверительным и откровенным, наряду с его профессиональными знаниями медика. Он организовал постоянный выезд в район специалистов высокой квалификации для оказания консультаций, обследования больных. Помогал и в обеспечении кадрами, и в ремонте больниц и медпунктов, и мы в Красноярске у него стали почетными гостями.
У Гракова было два сына, и оба врачи. Один сын, Борис, был очень одаренным хирургом, член-корр. АМН СССР. Он умер раньше отца, последняя его должность – ректор Красноярского мединститута. Второй сын тоже хирург, специалист высокой квалификации, но без высокой должности. Степан Васильевич любил своих невесток и подчеркивал, что они обе красавицы. Хороший рассказчик и, наверное, большой выдумщик. Мне запомнился рассказ, как он отдыхал в санатории вместе со своей супругой: «Она знала мои слабости, и не отходила от меня ни на шаг. Я присмотрелся к одной даме, а потом и она ко мне, и у нас возникло обоюдное желание встретиться. Но как? Иду на танцы, в кино, а рядом жена, и так до самого отбоя ко сну. Но моя супруга любила утром долго поспать. Тогда я решил воспользоваться временем, говорил, что шел на физзарядку, и использовал его на роман с моей новой знакомой».
Или рассказывал другой случай: «Я загулял и несколько суток не приходил домой, жена знала, где я, и выжидала, не искала. Но ведь когда-то домой идти надо, женой и семьей я очень дорожил. И вот решил – сегодня иду домой, будь что будет. Позвонил в квартиру, жду ни жив ни мертв. Открывает дверь жена, остановилась у порога, на меня презрительно смотрит, подбоченясь, готова ударить меня по морде, как блудливого кота. И я, переступив порог, бухнулся ей в ноги и говорю: «Прости», при этом ожидал, что она меня пнет по голове, как пса. Она долго стояла, видать, раздумывала, что со мной делать. Потом говорит: «Иди в ванну!» Я так обрадовался, что мигом оказался в ванной, и мыл себя так долго, так тщательно, как никогда ранее».
Как-то вечером мы договорились с ним встретиться в здании райкома, чтобы переговорить перед его отлетом в Красноярск. Он пришел пешком по зимнему морозцу, весь раскрасневшийся от здорового воздуха на Ангаре. И я, как обычно, гостя спрашиваю: «Что вам, Степан Васильевич, у нас понравилось?» И заранее ожидал, как и все гости до него отвечали на этот вопрос – «люди, проживающие в районе, простые и гостеприимные». Но Степан Васильевич, не задумываясь, отвечает: «Снег! Белый чистый снег. Я бы его весь собрал у вас с Ангары и увез в Красноярск, чтобы он сделался чище и привлекательнее». У нас все котельные работали на дровах и не коптили так сильно, как угольные.
Начальником Енисейского пароходства был Иван Михайлович Назаров. Он не только бывалый речник, но и сибирский писатель, один из основателей Енисейского речного пароходства еще до Отечественной войны, очень уважаемый человек. И как руководитель пароходства он был человек слова – сказал, пообещал, значит, обязательно сделает. У него был первым заместителем тоже старейший речник по фамилии Качалов. Они были лично очень дружны и всегда отбивались от властей сообща, а претензий к их работе было много – весь Север зависел от их работы, а здесь еще и лесники с каждым годом набирали объемы лесозаготовок в Приангарье, и надо было его вывозить или сплавлять теплоходами. И в последние годы Иван Михайлович уже жил своим авторитетом: в дела сильно не вникал, за все дела теперь информировал Качалов, хорошо знавший производство и умевший хорошо нападать на заявителя. Потом к этой двоице прибавился новый зам в лице Степана Ивановича Фомина, бывшего капитана теплохода «Александр Матросов». И с этой троицей руководителей нам, секретарям приангарских райкомов, было приятно и интересно работать, они нас никогда не подводили, и мы на них не жаловались. Все заявки на завоз горючего, организацию пассажирских перевозок или буксировку плотов они выполняли для северных районов в первую очередь. Однажды я попросил Назарова сделать срочную работу – перевозку магнезитовой сырой руды на завод для отработки там технологии ее обогащения. Пароходство сразу пригнало 500-тонную баржу с металлической палубой. Но наши горняки без оборудования специального деревянного настила стали навалом грузить кусковатую руду и местами погнули и повредили палубы несамоходной баржи. За это меня И.М. Назаров только пожурил, а золотосурьмяный комбинат наказал.
Начальниками управления цветной металлургии совнархоза побывало несколько человек, среди них Окладов и Григорий Васильевич Туровец, он одно время был и зампредседателя совнархоза. Многоопытный горняк и руководитель, когда-то был и управляющим трестом «Енисейзолото». Немного авантюрного характера, смелый, но он был ответственным и никогда не подводил подчиненных, умел в нужный момент их защитить. Золотая промышленность края много лет не выполняла государственные планы, и всегда винили руководителей треста, а они, по правде сказать, работали, как черти, на этих технически отсталых предприятиях. Туровец работал с нами напрямую уже после ликвидации совнархозов.
Как-то нас с ним вызывают в кабинет первого секретаря крайкома, которым был уже В.И. Долгих, за невыполнение плана золотодобычи в третьем квартале года, а наш район давал больше половины золота края. Вытащил нас на «проработку» тогдашний секретарь крайкома по промышленности Александр Иванович Исаев. Я был настроен по-боевому, и все наши неудачи с планом обосновывал его завышенностью, он взят с потолка, поскольку все годы выполняли его, как говорили, через пуп, а нам его «наваливали». И я заявил, что план и по году не будет выполнен. Таких заявлений в партийных органах обычно не принимали, а сразу грозили оргвыводами, то есть снятием с работы. Долгих слушал и молчал, а Исаев нажимал и требовал, безусловно, выполнения годового плана и стал брать в пример в качестве лучшего предприятия края Норильский комбинат. И вот здесь Григорий Васильевич не вытерпел и сказал: «Норильским комбинатом сейчас может управлять любой дурак, и комбинат будет не только выполнять, но и перевыполнять план, имея такую прекрасную сырьевую базу по богатству полезных компонентов в руде». Такое заявление Туровца Долгих не понравилось, ведь он был недавно там директором, но он промолчал. И ведь Туровец на сто процентов был прав, поскольку золотая промышленность края имела очень низкое содержание золота в рудах, да еще и россыпи, которые уже были отработаны в богатых полигонах. Но Туровец забыл, что Долгих там работал, и потом сожалел об этом.
Г.В. Туровец на работе износился, успел ранее еще поработать на урановых рудниках Чукотки, поэтому, как только исполнилось шестьдесят лет, ушел на пенсию, но оставил после себя хорошие воспоминания как о человеке и руководителе золотой отрасли. Несколько лет спустя, когда я уже стал работать начальником КТГУ, Туровец обратился ко мне с просьбой насчет какой-нибудь работы, дома без работы не мог жить. Пробовал он заняться дачей, но был с детства далек от земли и бросил ее. Kaк-то встретив меня на улице, стал что-то рассказывать о новостях. Я ему сказал, что мне некогда, бегу в крайком. А он мне с обидой: «Все вы теперь заняты, а мне что делать? Утром встаю с постели, слушаю последние новости местного радио, к обеду известия из Москвы, потом начинаю читать газеты и журналы, вечером слушаю Китай, потом «голос Америки» и т.д. И к концу дня у меня от новостей распухают в голове мозги, информацию надо кому-нибудь выдать, освободиться. Начинаю рассказывать жене, а она отмахивается, ей неинтересно: «Отстань со своей политикой». И ты не хочешь меня послушать, все куда-то торопишься».
После такого откровения я поговорил с Б. Зархиным, руководителем экономической лаборатории края от СО АН СССР, чтобы его взяли на работу, а оплачивать его работу будет КТГУ. И вот так он дотянул до своей кончины как научный сотрудник, а знаниями он обладал колоссальными.
Строительными делами в совнархозе и крае заправляли два человека – Воробиевский, который быстро уехал на высокую должность в ЦК, и Борис Михайлович Зверев, ставший после совнархоза начальником «Главкрасноярскстроя», который потом стал мощнейшей строительной организацией Сибири. Наше с ним знакомство тоже началось с предвыборной кампании, когда его избирали депутатом Верховного Совета РСФСР. Человек он обаятельный и общительный, к нам сразу вошел в доверие и несколько раз побывал в районе. Но поскольку у него в нашем районе не было своей строительной организации и базы, а наши перспективные горные объекты не были готовы к строительству, то ощутимой помощи мы от Зверева не получили, а потом он уехал в Москву зам министра по лесной отрасли хозяйства.
С первых дней работы в новом районе я познакомился и завел контакты с начальником управления лесного хозяйства края Александром Ивановичем Кудрявцевым. Очень опытный хозяйственник и политик, он много нам помогал, и в то же время навязывал то, что было выгодно только его ведомству. Лесхозы начали заниматься лесозаготовками, а не охраной лесов.
Лесозаготовки края курировал зампредсовнархоза Николай Афанасьевич Усенко. С этим ведомством нам пришлось и дружить, и ругаться. Объем лесозаготовок в плановом порядке с каждым годом увеличивался, а капиталовложения в лесную отрасль не шли, все делалось на ура, за счет внутренних резервов. Жилья нет, дорог круглогодового действия нет, нижние склады не построены, и денег на это не дают. Все пытаются решить за счет оргнабора рабочих, агенты ездят по всей стране, и везде людям обещают, что в Сибири можно быстро заработать деньги и хорошо устроиться в жизни. Привезут людей в Сибирь, а здесь зарплата мизерная и жить негде, кроме как в переполненных общежитиях-клоповниках. Но единственная помощь государства была в том, что выделялось много техники на лесозаготовки, и вывоз древесины шел ударными темпами, в основном зимниками.
Я решил заставить совнархоз, чтобы они не только выбивали от нас план, но и, прежде всего, создавали нормальный быт для людей в своих поселках. Я написал докладную записку в крайком о том, что лесники не занимаются главными вопросами развития лесной отрасли в Приангарье – бытом людей, строительством жилья.
Докладная поступила к Кокареву, и он дал поручение аппарату подготовить данный вопрос на бюро крайкома. Была создана соответствующая группа, комиссия приехала в район и стала изучать положение дел на местах. Все, что я писал, подтвердилось, и комиссией была подготовлена записка. Вызвали на бюро лесников, речников, строителей и все краевые службы. Вел бюро А.А. Кокарев, его все побаивались. И он здесь проявил себя воинственно – за непринятие должных мер по развитию лесопромышленного комплекса, быта людей ряд руководителей был строго предупрежден о служебном несоответствии, в том числе и Усенко. Я вышел с бюро вроде бы победителем, и здесь, в приемной, на меня набросились некоторые руководители за то, что я «выношу сор из избы» вместо того, чтобы попытаться решать эти дела путем личных контактов и переговоров. В общем, преподнесли мне урок советского управления хозяйством. Один говорит (Тювкин): «Хорошо, допустим, сейчас на бюро Усенко наказали, но ведь завтра тебе к нему с чем-то придется идти, просить помочь, и с какими глазами ты к нему пойдешь?» И я подумал потом: с краевыми руководителями не надо бодаться. Людей-то наказали, но они все равно ничем не смогли помочь, поскольку сами в таком же положении находятся от Москвы, как и мы, которая установила сначала производственный план, а жилье на втором плане. И нужно сказать, что никогда раньше и никогда позже в системе управления народным хозяйством не было такой стройной и жесткой вертикали административного управления и такого контроля за состоянием дел, как на предприятиях, подчиненных совнархозу. Любой сбой в работе сразу становился известным руководству совнархоза, и наступала мгновенная реакция – в помощь дают технику. Тогда уже существовал институт «толкачей», то есть представителей края, выезжающих в район для оказания помощи. Мы, советские люди, по-видимому, не привыкли работать без погонял. Этот принцип еще долго сохранялся после ликвидации совнархоза и в целом давал положительный результат – хоть и кратковременный, но условия жизни людей не улучшались.
После объединения района промышленно-производственная зона теперь имела особую экономическую значимость, особенно по золотодобыче, геологоразведке и лесному производству, и это находило отражение и на мне как на руководителе – часто стал появляться в президиумах различных конференций, съездов, к нам стало больше внимания со всех сторон. К нам ехали люди, и мы стали выезжать за пределы края и в Москву.
Запомнилась командировка в Магадан (Колыму). Там весной 1963 г. под руководством ЦК КПСС проходило всесоюзное совещание работников золотой отрасли страны. Наша делегация состояла из четырех человек: А.М. Портнова, В.В. Смирнова, А.Г. Клименова и меня. Мне поручили сделать доклад от имени Красноярского края о состоянии и развитии золотодобывающей промышленности. Был на совещании и первый заместитель заведующего отделом тяжелой промышленности ЦК КПСС Иван Павлович Ястребов. Доклад мы подготовили емкий, с претензией к Госплану на невнимание к нашему перспективному краю в развитии золотой промышленности. В то время Колыма гремела как главный регион золотодобычи страны, они добывали там около 70 тонн золота в год и никому другому не собирались отдавать первенство. Загубили, как говорят, в колымской тайге больше трехсот тысяч душ заключенных (1935-1953 гг.).
Там на диком месте вырос новый современный город Магадан, и пока я там находился, я все думал: кто же из моих близких родственников здесь побывал и кто из них брошен в могилы этой вечной мерзлоты? Все здесь появилось и выросло на косточках пленников страшного политического режима.
Мой доклад не вызвал одобрения колымчан. Вдруг какой-то сибиряк ставит вопрос о том, что при планировании и финансировании не учитывают потенциальные возможности увеличения золотодобычи в других регионах Сибири и Союза, и в частности Красноярского края. И сразу после меня выступает начальник Северо-Восточного геологического управления Драпкин и заявляет, что вот передо мной выступал первый секретарь одного из районов Красноярского края и заявляет, что неправильно идет финансирование геологических работ на золото, а я, дескать, хорошо знаю геологию Красноярского края, и там, кроме железа, угля и норильского никеля и меди, заниматься нечем. Примерно такого же мнения были и работники ЦНИГРИзолото, которые определяли геологическую политику золота в Союзе.
Само совещание в Магадане для нас, красноярцев, было полезно с познавательной стороны, и мы смогли воочию сравнить, какие границы нас разделяют, но все же чувствовалось, что и в технологии добычи, и в методике геологоразведки золота наш край отстает. Колымчане устроили нам и хороший отдых – на совещании мы познакомились со всем партийным активом этого региона от Хабаровска до Чукотки. Заправлял совещанием председатель Северо-Восточного совнархоза К. Воробьев, старейший золотопромышленник, в его епархию входила тогда и Якутия. В ресторане был заказан ужин, и мы там познакомились с выдающейся женщиной, которая была по национальности чукча, она пела и плясала, и не случайно, по-видимому, была избрана членом Президиума Верховного Совета СССР. Вторым секретарем Магаданского обкома был Сергей Афанасьевич Шайдуров, с которым я потом познакомлюсь ближе, когда он станет замминистра геологии РСФСР.
И.П. Ястребов нам предоставил возможность поближе познакомиться с Колымой, съездить вглубь территории, но мы как всегда куда-то спешим, боялись не успеть приехать на день 8 Марта домой и побывали только в самом городе, его окрестностях и в морском порту. И очень жаль! После этой поездки я стал постоянным подписчиком журнала «Колыма», отраслевого научно-технического журнала, печатался он на особой бумаге со времен «Дальстроя», какой нигде в обороте не было.
В период правления Никиты Сергеевича Хрущева подобных совещаний регионального плана было очень много, и это называлось обменом опыта работы, и они, безусловно, были полезны. Хрущев и сам много мотался по стране и за рубежом, и к себе возил много новых друзей, его потом за это многие чиновники осуждали. Во время правления Хрущева я дважды побывал в Москве на самых высших мероприятиях, какие в то время проходили по инициативе ЦК КПСС.
Первый раз я попал на Всесоюзное совещание работников промышленности, транспорта и связи, которое проходило в Большом Кремлевском дворце с участием всех членов Политбюро во главе с Никитой Сергеевичем Хрущевым. От Красноярского края была делегация из руководителей края численностью более 30 человек (у меня сохранился фотоснимок). Руководитель делегации В.Ф. Гаврилов-Подольский. В составе было руководство совнархоза, руководители крупных предприятий, секретари райкомов и горкомов партии.
С основным докладом выступил Н.С. Хрущев, говорил он около двух часов. Вообще он любил доклады делать длинными. Но меня, «туземца», больше интересовало не содержание его речи, поскольку ее можно было прочитать в газете, а манера поведения его на трибуне и реакция в зале. Места в Кремлевском дворце были строго расписаны по делегациям, нам, краю, дали места престижные, поскольку край тогда набирал темпы развития. Появление Хрущева и его соратников весь зал встречал стоя, и минут пять шли громкие аплодисменты, все стояли, пока члены Политбюро и руководство Совмина не рассядутся на местах в президиуме. Я тогда сумел рассмотреть всех руководителей с близкого расстояния.
Совещание шло два дня. Разместили нас в гостинице «Москва», мне достался одноместный номер на седьмом этаже. Все было организовано на высшем уровне, за нами закрепили несколько «Волг», и мы могли поехать куда нужно по делам.
Могли побывать за эти дни во всех отделах ЦК, управлениях Совмина и у любого министра, они принимали вне очереди по всем вопросам. Могли переговорить по междугороднему телефону бесплатно, получить билеты на любые спектакли и концерты Москвы, в Кремле можно было посетить все закрытые для публики хоромы бывших царей и цариц, Алмазный фонд и культурные учреждения – соборы Кремля, в которых тогда никаких служб не было.
В то время Кремлевский дворец съездов еще не был открыт, шло приготовление к открытию к дате рождения В.И. Ленина, и все эти два дня мы работали в старом Кремлевском дворце. Заседание намечалось на десять часов утра, но за полчаса раньше мы должны быть на месте. Вход с внешней стороны в Кремль на пропускном пункте, охраняла милиция, а на входе в Кремлевский дворец наши удостоверения проверяли уже сотрудники КГБ. Причем тщательно сверяли пропуск, паспорт и физиономию.