Поскольку со вторым секретарем Суетиным мы были уже знакомы, то к нему меня не повели. Сопровождал меня один из ответственных работников крайкома, и в беседах он не принимал никакого участия, а просто обеспечивал прием, чтобы нигде не пришлось стоять в очереди к партийному чиновнику, поэтому и здесь чувствовалась организованность во всем как пример для подражания. В это же самое время проходил собеседования еще один «новобранец» – Василий Иванович Попов, только что избранный первым секретарем Ачинского горкома партии, с которым я познакомился в гостинице «Север».
Секретарем по промышленности Красноярского крайкома партии был милейший и, пожалуй, умнейший человек – Валентин Феодосьевич Гаврилов-Подольский. По профессии он был инженером-механиком, причем крупным специалистом в энергетике, человеком высокой культуры и нравственности, симпатичным и внешне, мягким во всем, не похожим на остальных аппаратчиков, людей более сухих и жестких, с напускной официальностью. Этот человек был полной противоположностью по характеру первому секретарю крайкома, и его считали «громоотводом» Кокарева. Об этой его слабости Кокарев знал, но всегда его высоко ценил, не позволял его где-либо осуждать или разносить, как иногда поступал с другими.
Гаврилов-Подольский принял меня любезно, вышел из-за стола, поздоровался за руку и усадил в кресло. Он всегда высоко ценил красноярских геологов, знал об их нелегком труде, и сразу ко мне с откровением:
– Первый раз в жизни вижу геолога секретарем райкома партии.
Я ему рассказал, с какими трудностями в работе мне придется столкнуться, и он пообещал оказывать максимальное внимание району, а мне – помощь, просил звонить, когда посчитаю нужным. А ведь как приятно и радостно на душе, когда встречаешься и работаешь с такими людьми.
Секретарем по идеологии крайкома была Полина Георгиевна Макеева, лет под сорок, незамужняя (считалось). Недавно она была еще первым секретарем Красноярского крайкома комсомола, потом поехала учиться в Академию общественных наук при ЦК КПСС, где защитила кандидатскую диссертацию. Это была единственная в ту пору в крайкоме кандидат исторических наук из аппарата. Полная женщина и крепко скроенная, на лицо приятная, румяная, родившаяся в одной из красноярских деревень. Она, говорят, в молодости нравилась многим, но с ней почему-то молодые люди боялись заводить романы и близкие знакомства. Макеева при встрече тоже вышла из-за стола, чтобы со мной поздороваться. Руку мою пожала крепко, и показалось, по-мужски.
Наша беседа с ней касалась в основном вопросов идеологической работы в районе, особенно если учесть контингент жителей – большое количество ссыльных, высланных тунеядцев, религиозников-баптистов.
У нее было очень хорошее мнение о наших идеологах, она близко знала и наших руководителей комсомола, в частности, первого секретаря Алексея Николаевича Гонзу – этого молодого красивого гиганта в то время не могла не заметить ни одна женщина. Полина Георгиевна в процессе беседы вела себя строго официально, ничего женского в ней не выделялось, будто она полностью поглощена партийной работой.
Макеева в должности секретаря крайкома по идеологии работала долго, потом ее перевели в Москву. Когда ей исполнилось пятьдесят лет, думали, что ее отправят на пенсию, а ее назначили членом комитета партийного контроля при ЦК КПСС, очень высокая должность в партийной иерархии, говорят, по рекомендации самого М.С. Суслова.
Потом исключили из моего «бегунка» двух человек – секретаря по сельскому хозяйству Терентия Тюрикова и зав. отделом Михаила Климина, поскольку сельское хозяйство в районе не имело особой значимости.
Состоялась моя беседа и с председателем партийной комиссии Гудилиным, человеком тоже сугубо партийным, сталинской школы. Он был уже в возрасте, в прошлом работал первым секретарем Хакасского обкома партии. Беседа была короткой – пожелал успехов в работе, и потом мы с ним мало встречались. Однажды я сам создал с ним конфликт и сожалею об этом – обострять с ним отношения по мелкому вопросу не следовало.
Побывал я тогда и в отделе административных органов, который занимался прокуратурой, судом, МВД, финансовыми органами. Его заведующим был бывший полковник МВД Никита Грибков, он когда-то работал и в «Енисейстрое», со мной обошелся панибратски, учитывая мою молодость. Еще рассказал какой-то анекдот, что мне тогда казалось в стенах партийного органа непозволительным. Зашел к Василию Михайловичу Кургину, зав. финхозотделом крайкома, который потом оказался самым нужным человеком – у него все финансирование партийных органов края: транспорт, мебель, путевки, деньги на строительство и т.д. Познакомился с зав. отделом транспорта и связи, который возглавлял Яков Бурин. А с заведующим промышленно-транспортным отделом Фридовским я уже близко познакомился, тогда он меня представлял на пленуме Северо-Енисейского райкома партии. Идеологический отдел тогда возглавлял Михаил Жарков.
Теперь мне предстояло пройти бюро крайкома, но это уже на следующий день. Вечером в гостинице «Север» я в ресторане покушал и рано улегся спать.
Бюро крайкома партии началось в 10 часов в малом зале, его вел первый секретарь крайкома Александр Акимович Кокарев. Большой стол в виде трибуны, он в центре, рядом другие секретари крайкома по партийному старшинству и рангу. Недалеко стояла кафедра для выступлений. Народу полный зал.
Первый вопрос был организационный, кадровый. Утверждались не только партийные кадры, но и хозяйственные по номенклатуре должностей, подконтрольных непосредственно крайкому, без согласия которого никто не мог не только назначить, но и уволить.
Докладывал на бюро Борис Васильевич Баранов. Сначала он зачитал мои анкетные данные и сообщил, что решением пленума Северо-Енисейского райкома партии Неволин единогласно был избран первым секретарем райкома, и просит бюро крайкома утвердить его в данной должности. Затем Баранову, а потом и мне, вышедшему за кафедру, было задано несколько общих вопросов: как прошел пленум, какие там задавались злободневные вопросы, были ли выступления против кандидатуры Неволина, о его производственной деятельности. Председательствующий сказал, что Неволин прошел собеседование у секретарей крайкома, заведующих отделами, возражений против его утверждения не поступило. Было предложение утвердить, воздержавшихся и против не было.
Александр Акимович Кокарев сказал буквально следующее, что мне запомнилось на многие годы:
– Северо-Енисейский район является одним из главных по золотодобыче в крае, однако в последние годы золотодобыча в нем сокращается из-за отсутствия новой сырьевой базы золота для рудника и дражного флота. Вы по профессии геолог, и, утверждая вас первым секретарем Северо-Енисейского райкома партии, Красноярский крайком КПСС выражает надежду, что вы сумеете решить проблему сырьевой базы золота и обеспечить устойчивую работу золотой промышленности района. Желаем вам успехов.
Я сошел с кафедры и вышел в приемную. Но здесь Б.В. Баранов сказал, что мне разрешается снова войти в зал заседания бюро крайкома партии и присутствовать до окончания работы бюро, чтобы познакомиться с работой бюро крайкома (с целью обучения, практики).
Теперь я прибыл в район как уже узаконенный партийный руководитель. Складывалось будто бы все благополучно, предстояла совершенно новая, практически не известная для меня деятельность. Коммунистическая партия Советского Союза тогда была руководящая и направляющая сила общества, так было записано в Конституции СССР, то есть руководил страной политический вождь – Ленин, Сталин, Хрущев и др. Партия – честь и совесть народа, так гласили ее политические лозунги. Но при всех взглядах это была прежде всего политическая организация, а не хозяйственная или административная. Сама партия не должна была заниматься хозяйственным и административным управлением народа, для этого были институты государства в лице законодательной и исполнительной власти – Советов депутатов и правительства, но компартия через свои партийные организации в центре и на местах фактически управляла ими.
Северо-Енисейский район как самостоятельная административная единица образован в 1932 году. 8 апреля 1932 года было принято постановление Президиума Всероссийского Центрального исполнительного комитета «Об изменениях в административно-территориальном делении Восточно-Сибирского края», где говорилось: «Образовать в составе Восточно-Сибирского края новую административную единицу Северо-Енисейский район с центром в рабочем поселке Северо-Енисейском». Площадь территории Северо-Енисейского района составляет 42,7 тыс. кв. км. Население – до 25 тысяч человек в лучшие годы. Максимальная протяженность территории с юга на север 320 км, с запада на восток – 230 км. Эта территория сопоставима с территорией некоторых европейских государств.
Район характеризуется среднегорным рельефом с абсолютными отметками 500-600 м над уровнем моря. Высшая точка превышения – Енашиминский Полкан (1104 м). Климат района резко континентальный, годовая температура колеблется от +39 до -60 градусов, среднегодовая температура -4,4 градуса, а морозных дней 150-180 в году. Если говорить о температуре в целом по году, то получается, что теплых, без снега, четыре месяца, а остальное время зима. Все это еще раз подтверждается целесообразностью отнесения Северо-Енисейского района к районам Крайнего Севера.
Леса занимают территорию в пять миллионов гектаров. В местах, прилегающих к дражным полигонам и населенным пунктам, они многократно вырубались, поскольку являлись основным источником топлива и электроэнергии.
Речная сеть представлена реками Большой Пит, Бельмо, Тея, Чиримба, Панимба, Енашимо, Еруда и их многочисленными притоками, все они имеют в основном горный характер и быстрое течение. Судоходными являются только Большой Пит и Бельмо, и то в период паводка, первая река впадает в Енисей, вторая – в Подкаменную Тунгуску. Через центр территории района проходит дорога с покрытием из щебня, соединяющая п. Брянку с Северо-Енисейском. Сейчас она продлена до Епишино на Енисее, ее протяженность около 300 км. Основной отраслью промышленности была золотодобыча, которая осуществляется с 1839 года.
На всей этой большой территории разбросаны поселки, прииски, деревни, лесопункты, зимовья, заезжие пункты, охотничьи избушки, пристани. В тот период моей деятельности существовало более 29 населенных пунктов, в том числе Вельмо, Суворовский, Елизаветка, Нойба, Тея, Брусляки, Огневка, Таежный, Мариинский, Золотой Бугорок, Татьянинский, Михайловский, поселок Енашиминской ГЭС, Калами, Викторовский, Новая и Старая Еруда, Вангаш, Верхнее Енашимо, Дорогой, Аяхта, Брянка, Пит-Городок, Эльдорадо, Широкий, районный центр Cеверо-Енисейск. Сообщение между населенными пунктами осуществлялось или по плохим проселочным дорогам, или по воде летом и зимником. Перед тем как стать руководителем района, я его пересек геологическими маршрутами с севера на юг и с востока на запад, хорошо знал географию и геологию района, и это, конечно, благоприятствовало моей работе.
Население Северо-Енисейского района в социальном плане представлено потомками старателей, пришедших сюда еще в XIX веке. Они облюбовали эти места, прижились и сегодня чувствуют себя удобно, живут на приисках и не жалуются на неудобства. Завели небольшие хозяйства и пользуются дарами природы.
В тридцатые годы население района пополнилось большим количеством жителей за счет высланных бывших кулаков и других имущественных сословий, а перед Великой Отечественной войной и после нее – сосланных политических «врагов народа» сталинско-ежовского и бериевского «призыва», националистов Западной Украины и Прибалтики и добровольно сдавшихся пленных. Ну и напоследок сюда были сосланы тунеядцы из двух столиц.
Основная часть местной интеллигенции включала специалистов горной промышленности. Их пополнение шло за счет выпускников вузов и техникумов со всего Союза. Конечно, район неудобен для проживания по многим параметрам человеческой жизни, и добровольно сюда ехать жить мало кто стремится. По национальности преобладали русские, украинцы, поменьше – татары, а вот евреев я знал всего двух – Ройзмана и Гейсмана, встречал грузина и армянина, и все они были бывшими политзаключенными. В Тее жило немного китайцев. В Северо-Енисейске был свой дядя Ваня – банщик, уже немолодой. Когда я жил в общежитии молодых специалистов, он регулярно к нам приходил и подбирал заношенную и выброшенную одежду и белье, стирал, гладил – приводил в порядок, а потом нам же по бросовой цене продавал.
Но вернемся к началу партийной работы. Первым делом я начал знакомиться с аппаратом райкома, с людьми, с которыми мне предстояло работать в первую очередь.
Второй секретарь райкома Александр Васильевич Кириллов, 1924 года рождения, участник Великой Отечественной войны, прошел трудовую школу на приисках Южно-Енисейского района, был секретарем райисполкома этого района, откуда был направлен в ВПШ при ЦК КПСС, филиал которой находился в г. Красноярске, после ее окончания приехал к нам в район работать. Очень работоспособный и порядочный человек, хороший товарищ, не склочник, хороший семьянин, его жена, Мария Васильевна, работала врачом, у него были две дочери. Человек он был не «службистый» и, как мне сразу показалось, на должность первого секретаря он тогда и не претендовал, хорошо зная курс партии на привлечение на руководящие должности специалистов народного хозяйства, а у него было гуманитарное образование. Это все способствовало нашим хорошим личным отношениям и работе – доверие друг к другу, и мне можно было кое-что получить от него полезное, исходя из его опыта партийной работы. Если бы он мне и не подходил в качестве ближайшего помощника, то все равно от него я бы освободиться не мог, поскольку он человек избранный.
Секретарем по идеологии был Михаил Павлович Кулаков, 1923 года рождения, а может быть, и несколько старше, но он всегда выглядел молодо. Тоже участник войны, прошел школу шахтера на черногорских копях, как тогда их называли, потом через общественные организации был направлен в ВПШ и тоже после нее сразу приехал в наш район. Очень был уважительный человек, симпатичный мужик, что-то в нем в обличье было татарское, но был он русским. Человек интеллигентного склада, спокойный, и с этим характером он сразу приобрел авторитет среди местной интеллигенции – учителей, врачей, культработников и аппарата райкома. Он меня вполне устраивал, как и я его, это чувствовалось по нашим взаимоотношениям.
Председателем райисполкома был Анатолий Егорович Тремясов. Он был всех нас старше и относился к старой школе партсовработников. Уже в войну был парторганизатором. В армии не был по инвалидности. До Северо-Енисейска работал первым секретарем Казачинского райкома партии, но там что-то не пошло у него с новым хрущевским курсом по сельскому хозяйству и его направили в промышленный район с понижением. Ко мне он отнесся настороженно, но не враждебно, однако симпатий не проявлял. Все-таки считал себя обиженным, что его не избрали первым, поскольку тогда по иерархии считалось, что председатель является вторым по должности в районе. Но по уровню развития и знания района и основной промышленности он мне не был конкурентом, и вскоре он сменил свою гордыню и занял подобающее своей должности место. Серьезную поддержку в своей деятельности он получал от второго секретаря крайкома Суетина, но связь эта не сработала.
Редактором районной газеты «Северо-Енисейский рабочий» был Александр Георгиевич Ануфриев, толковый, умный и творческий работник, инвалид войны, ходил с протезом ноги. Мы жили с ним в одном четырехквартирном деревянном доме. У него была дочь-подросток Галя, очень общительная девочка. Потом Ануфриев стал редактором эвенкийской окружной газеты, когда наши районы объединили с Удерейским. Умер он рано.
Заведующими отделами были Криницкий (организационным), Любовь Дмитриевна Папина, бывший директор средней школы (идеологическим), инструкторами Вениамин Журавлев и другие, зав. сектором партучета Бабурина. Помощником был Рукосуев, он тогда учился на юридическом факультете университета, через год переехал в г. Красноярск и стал работать зам. прокурора одного из районов г. Красноярска. Я встретил его почти через 40 лет.
Аппарат райкома был укомплектован полностью, теперь была задача его максимально задействовать на работе. Шофером был Семен Бабурин, муж нашей работницы, он десятки лет возил секретарей райкома и меня полностью устраивал. Аппарат райкома комсомола был укомплектован молодыми ребятами, фамилии которых уже не помню, одну лишь Э.И. Деньгину.
До сих пор помню первое заседание бюро, которое мне пришлось вести. Несмотря на то что я долго к нему готовился, но провел его, как мне показалось, очень слабо, неуверенно, волновался, задавал не те вопросы, в общем, в мучениях – здесь ведь тоже требовались знания, опыт сложившейся практики в партийной жизни. Это, конечно, заметил второй секретарь и помогал мне вести заседание.
Обычно существовала сложившаяся система проведения бюро райкома, пленумов, ранжировка рассматриваемых вопросов, в соответствии с которой и формировалась повестка дня. Первым вопросом рассматривался прием в члены и кандидаты партии, его готовил орготдел и партийная комиссия, существовавшая при райкоме. Вторым вопросом был какой-нибудь организационный или отчет о работе промышленности, транспорта, торговли или сельского хозяйства, третий – идеологический, и последними, как всегда, рассматривались персональные дела коммунистов. По времени заседание бюро занимало, как правило, половину рабочего дня. Явка на заседание бюро райкома была обязательна для всех приглашенных, не только членов партии, и люди за время пребывания здесь получали зарплату по месту работы. Такой порядок был заведен еще Сталиным.
Коммунистическая партия, возглавляемая в то время Хрущевым, требовала от партийных органов поиска новых форм организационно-партийной работы – от чистой идеологии переходить к конкретным действиям, способствующим выполнению народно-хозяйственных задач, стоящих перед районом, добиваться, чтобы все промышленные организации и предприятия выполняли планы и задания. Ставилась перед всем советским народом задача в течение двадцати лет догнать и перегнать США по выпуску основных видов продукции. Никто против этого не возражал, это сейчас посмеиваются, хотя на самом деле стране был дан хороший заряд на будущее.
К сожалению, в тот период в районе с выполнением годовых планов было неважно – более половины приисков не выполняли план и просили помощи. Причин для этого было много, и в них нужно было разбираться и строго классифицировать. Одни зависели от нашей неорганизованности, расхлябанности и бесхозяйственности, другими были техническая отсталость от других аналогичных предприятий Союза и отсутствие квалифицированных кадров, разбросанность приисков и поселков, отсутствие дорог по доставке грузов, естественные причины зависели от состояния минерально-сырьевой базы, сложных природно-климатических особенностей района.
В общем, хозяйство было запущенное, раньше золотая отрасль держалась на заключенных и ссыльных, теперь же они разъехались в связи с хрущевской оттепелью на материк. Теперь, если с кадрами инженерно-технических работников все решалось благополучно в связи с ежегодным поступлением молодых специалистов из институтов и техникумов, то с рабочими было сложно, их требовалось в десятки раз больше.
Основным источником кадров был оргнабор со всего Советского Союза. Вербовщики на местах обещали горы – высокую зарплату, хорошие условия проживания и северные льготы. А когда люди приезжали к нам, то видели здесь совсем другую жизнь, прямо противоположную, Север есть Север, хотя Норильск и был севернее нашего района, но там жизнь, условия труда и заработки были гораздо лучше и выше. Спрашивается, зачем им оставаться здесь? Вся жилая площадь была рассчитана на проживание здесь ссыльных или людей, которым было некуда деваться, – сплошные деревянные бараки с печным отоплением и без воды, не говоря уже о теплом туалете. Отсутствие жилья, нормальных общежитий, транспортных средств, отвратительное снабжение овощами и молочной продукцией, а летом мясной, – все это заставляло людей уезжать, разрывать договор.
И что мог коренным образом изменить вновь избранный секретарь райкома, несмотря на то что ему подчинялись не только выборные партийные и советские органы. Ему подчинялись и прокуратура, и суд, милиция и все руководители организаций и предприятий района. Здесь административные методы руководства могли сработать лишь наполовину – приказывай не приказывай, снимай одного, ставь на его место другого, воз и так будет на месте, ни к чему хорошему не приведет, и раньше не приводило. За все сразу взяться было невозможно, в одном деле может наступить улучшение, в другом – падение, так и продолжалось много лет. Нужно было искать новый путь для развития района, и не мною он выдвигался раньше, но не находил решения в верхах.
Нужно было не только умело составлять планы работы райкома и его бюро, но и иметь долгосрочный план развития всех отраслей народного хозяйства района. Вот с этого мы и начали, обсудив этот вопрос на первом пленуме райкома, который проходил уже под моим председательством. К разработке плана привлекли лучшие силы инженеров и техников, работников здравоохранения и народного образования, через пару месяцев план утвердили и разработали мероприятия по его реализации.
На первом месте в плане было решение вопроса развития золотодобывающей отрасли района как одной из главных. А здесь были три-четыре основные проблемы, остальные вытекали из них.
Советский рудник, в прошлом Авенировский, крупнейшее горное предприятие Союза. Открыт в начале XX века, эксплуатируется с 1907 года и ни разу не реконструировался. Еще совсем недавно, в войну, тягловой силой под землей были лошади, они и таскали вагонетки. Шахтные стволы изношены и с низкой производительностью подъемных средств для добываемой руды. Золотоизвлекательная фабрика деревянная, много раз подновлялась, но в то время напоминала о демидовских временах. И сколько эти вопросы ни ставились перед Главзолотом и Минцветметом, они не решались, поскольку требовались многомиллионные капиталовложения, которых государство не находило, а имеющиеся направляло на строительство новых комбинатов (Норильского и др.).
Нам повезло, в рудоприисковое управление прибыл новый специалист горного дела из какого-то НИИ, и совместно с нашими – Арамом Татаосовичем Палиевым и другими – был разработан проект реконструкции Советского рудника и строительства новой фабрики, и потом мы с трудом добились выхода специального постановления Совета Министров СССР о выделении средств на эти цели.
Энергетика. Основным топливом, как я уже отмечал выше, была древесина. Она использовалась на паровых драгах, на Тейской паровой электростанции, снабжающей электроэнергией Северо-Енисейск. Для местных нужд на приисках были малые электростанции. Отапливался дровами и весь бытовой сектор. Уголь, завозимый весной так называемым караваном из южных районов края, применялся только для технологических нужд золотодобывающего предприятия. Лес вокруг населенных пунктов теперь был вырублен, и его нужно было заготавливать за десятки километров от потребителей. В наших планах для решения этой, не менее важной проблемы, чем первая, ставилась задача срочно форсировать пуск в эксплуатацию строящейся Каламинской ГЭС. Но поскольку ее мощностей все равно не хватало для обеспечения потребностей района, планировалось начать строительство нескольких дизельных электростанций большой мощности на Калами и на Еруде и срочно проектировать ЛЭП для подачи в район Нижнего Приангарья централизованной электроэнергии.
Дражный флот состоял из 11 единиц, из них только одна была на электрическом приводе. Наступал срок сдачи в эксплуатацию 250-литровой драги № 121 – совершенно новой конструкции и производительности, которая строилась на реке Дыдан, сплошь заваленной большими глыбами гранито-гнейсов. Заготовка дров и их погрузка на драгу представляла собой адский труд, особенно в весеннее и осеннее время. Сегодняшнему рабочему человеку было бы трудно справиться с этим делом просто физически. И здесь недостаточно было просто поменять механизмы на драгах, нужно было менять всю организацию и технологию работ.
Состояние минерально-сырьевой базы золота. Я уже указывал, что золотая промышленность сама обеспечивала свои предприятия запасами. Для этого при трестах, рудоприисковых управлениях были свои геолого-разведочные подразделения, которые и занимались этим делом, в частности, в Красноярском крае, практически не выходя за пределы рудных полей месторождений. Научное и производственно-тематическое обеспечение было возложено на НИГРИ золота. Но это дело было поставлено так, что сырьевая база обеднялась за счет отработки самых богатых участков месторождений, а новых объектов открыто не было. Во всяком случае, такая обстановка сложилась в Cеверо-Енисейском районе.
Соврудник тогда работал на среднем содержании золота 9-11 г/т. Такая же примерно обстановка была и на россыпях, которые так выработали запасы на отдельных дражных полигонах, что вынуждены были переходить от первичной отработки на вторичную, а новых полигонов оставалось в резерве мало и с низким содержанием металла в песках.
Строительство. Без этой отрасли невозможно было идти вперед во всех отношениях, начиная от производственного и заканчивая жилищно-коммунальным. По централизованным источникам финансирования велось только строительство двух новых драг силами иркутского треста «Драгстроймонтаж». Остальное строительство велось хозспособом силами рудоприискового управления за счет внутренних источников предприятия, у которого средств совсем не хватало. Райисполком в подчинении не имел своих хозяйственных органов, и всеми бытовыми вопросами жизни трудящихся, как тогда назывался народ, не занимался. Принимал постановления, обязывающие основную золотодобывающую отрасль что-то делать, а ей все это было не по силам. Даже если и выделяли бы централизованно деньги, то бумажками-то ничего не построишь, поскольку в район все строительные материалы нужно было завозить извне, кирпича местного и то не было. Существовал на Тее кирпичный завод, работающий по дореволюционной технологии – кирпичи сушили летом на солнце. Разведанного сырья тоже не было.
В общем, куда ни кинь – всюду клин, а развиваться как-то надо, вот мы и наметили на пленуме меры: создать централизованную строительную организацию по линии «Драгстроя». Приехавший из Иркутска управляющий с нами согласился. Геологам поручили изучать на тейских карьерах глины по их пригодности для получения кирпича высоких марок.
В центре Северо-Енисейска было несколько колонок для водоснабжения из пробуренных скважин. Годами по поселку возили воду в бочках на лошадях, и привезти домой бочку воды всегда было проблемой. Приняли решение для водоснабжения брать воду с реки Оллонокона, поскольку в Безымянке, протекающей через поселок, были отходы фабрики и рудника. На Оллоноконе нужно было построить водозабор и от него проложить трубоводы.
Связь с краевым центром была отвратительная, по телефонным проводам, еще довоенным, из обычной проволоки, а не из биметалла, уже применяемого в те годы, многие телеграфные столбы в тайге повалились. После каждой бури и грозы связь прерывалась, то же происходило и с нашим телеграфом. Опять нужно принимать какие-то меры с помощью края.
Дорог, как я уже говорил, с выходом на Енисейск не было. Лишь зимой устанавливался зимник, и тот заносили снегопады. И попасть в район можно было только на тракторе. На Енисейск существовали две лесные зимние дороги, по которым еще старатели тянули сюда грузы через полустанки. Нами было принято решение изыскать два пути и из них принять самый надежный для строительства дороги круглогодового действия. Один путь – из Ведуги на Сухой Пит, другой через Брянку, и дальше по левобережью Большого Пита до Епишино. Утвердили второй вариант. И, конечно, решено максимально использовать водный путь – он по времени судоходства очень короткий, но другого выхода не было.
Если вначале, приехав в Cеверо-Енисейск, мне показалось, что здесь продовольственное снабжение хорошее, то со временем оно стало резко ухудшаться, стали к нашему району по делению госфондов относиться как ко всем другим золотодобывающим южным районам. Правда, с мясными продуктами и с рыбой было терпимо, но только с установлением зимника, а летом было совсем плохо – холодильников не было. Плохо было и с молочной продукцией – только сухое и сгущенное молоко, свежего молока в райцентре практически не было. Еще хуже было с овощами. Если картофель научились выращивать сами, то овощей крайне недоставало. Хрущевская сельскохозяйственная программа положительно сказалась и на нас – надо было выращивать самим, тем более в этом вопросе собирался помогать центр.
Опять собрали сельхозников, какие тогда в районе были, а это небольшие маломощные подхозы: «Вельмо», «Таежник», «Еруда», «Пит-городок», «Широкий». Во всех работали хозяйственные мужики, сильные духом и ответственные руководители, в основном из бывших кулаков. Они нам в один голос: «Дайте нам технику, немного комбикормов и семена, и мы вас обеспечим сельхозпродукцией» (это были Э.И. Юрицин, Хрущев, Е.М. Халанский и др.). Также нужно было строить небольшой молочный завод, который бы использовал сухое молоко, за это взялся начальник «Золотопродснаба» Иван Андреевич Воронов.
Ежедневную проблему для района представлял аэропорт. Аэродром мог принимать по техническим параметрам только самолеты Ли-2, Ан-2 и кукурузники с вертолетами. Более комфортабельный Ил-14, затем турбореактивные самолеты к нам не летали – короткая полоса зимой, а летом добавлялось то, что аэродром был без твердого покрытия. Нужно было срочно удлинять аэродром за счет снятия скального грунта на востоке и отсыпки грунта в западной его части, и опять проблема с деньгами.
И вот вроде программа выхода из тяжелейшего социально-экономического положения района имеется, а как ее осуществить, не имея для этого ни средств, ни ресурсов, ни специалистов? Это ведь проблема не только нашего района, но и всех забытых богом северных территорий края. Собрав все эти проблемы и планы в одну кучу, я поехал в Красноярск искать решения по горячим следам к тем людям, которые еще недавно обещали мне помощь перед утверждением на новую должность.