Za darmo

Секретарь райкома

Tekst
Oznacz jako przeczytane
Czcionka:Mniejsze АаWiększe Aa

В этот же день в большом зале Дома Советов состоялась встреча участников пленума с Вороновым. Он ей придал почти неофициальный характер. Вместе с ним за одним столом президиума заняли места первые секретари промышленного и сельского крайкомов – Гаврилов-Подольский и Кокарев. Воронов стал рассказывать более подробно, как проходил тот знаменательный пленум освобождения Хрущева от должности. Что сначала он был действительно приглашен на заседание Президиума ЦК, когда находился на отдыхе в своей резиденции в Пицунде, и при предъявлении ему серьезных претензий в работе ЦК сам написал заявление об уходе на пенсию по состоянию здоровья. Воронов старался убедить всех нас, что это мероприятие не было каким-то заговором со стороны ЦК, сговором, захватом власти. Но уже тогда в его ответах чувствовалось, что был тайный сговор между отдельными членами Президиума ЦК КПСС свергнуть Хрущева и занять его место. В своих ответах на вопросы он отмечал такие главные недостатки Хрущева: он отошел от ленинских принципов коллективного руководства партией, единолично принимал непродуманные решения, выпячивал себя как вождя, потерял элементы партийной скромности, допускал оскорбления в адрес заслуженных людей в партии и государстве, в частности, по отношению к Косыгину – дескать, пусть он занимается ситцевой промышленностью, а не лезет в тяжелую, где ничего не понимает.

Конечно, всем было ясно, что существовал сговор, и со своего поста Хрущева сбросили насильно, а не по его заявлению, как это преподносилось обществу в начальный период отставки Хрущева. Воронов дальше говорил самодовольно, мол, мы решили дать бой Хрущеву, чтобы другим было неповадно так вести себя в партии. В общем, недальновидным оказался и сам Геннадий Иванович, он думал, что дальше пойдет демократия в руководстве страной, и все эти заговорщики останутся на плаву. Новый лидер, как показывает практика и история, всегда старается освободиться от людей, знающих, каким путем он пришел к вершине власти, и вскоре постарается освободиться от них. Так поступил и Брежнев. Заговорщики во главе с Шелепиным думали, что, сбросив с поста Хрущева, займут его место. Но старики во главе с Брежневым вскоре с ними расправились мирными способами: Шелепина с поста секретаря ЦК КПСС и зампредсовмина определили руководить профсоюзами – ВЦСПС, Семичастного – на Украину зампредсовмина республики, Демичева с секретаря ЦК – министром культуры, Егорычева – послом в Данию, и т.д. Кстати, Воронов – сибиряк, выпускник Томского политехнического института. Под руководством нового генсека он проработал недолго предсовмина РСФСР и был направлен в госконтроль и ниже. Как говорят, ему пришили элементы национализма – как пытавшегося обособиться от других союзных республик. Он якобы выходил с предложением перенести руководство Российской Федерацией из столицы в Ленинград. Так ли это?

Дальше Воронов перешел на открытую беседу. Не спрашивая разрешения зала, несколько раз закуривал сигарету. Рассказывал нам, как он смотрит на дальнейшее развитие сельского хозяйства страны. Поделился своим опытом руководства сельским хозяйством в Оренбургской области, где он раньше был первым секретарем обкома партии. И чтобы нас развеселить, рассказал, как они с Микояном изучали опыт искусственного осеменения животных и как тот этим восторгался. Будучи в Новой Зеландии, Воронова пригласили прочесть лекцию студентам сельскохозяйственного университета. И он поведал им о нашем опыте искусственного осеменения овец. Когда перевели его слова на английский язык, в зале стало так шумно, что нельзя стало говорить. Он спрашивает у своего сопровождающего: «В чем дело? Почему шум, хохот и крики?» Ему отвечают: «Студенты говорят, что советская власть даже животных пытается лишить последнего удовольствия».

Дальше Воронов, отступая от темы, стал критиковать сложившуюся у нас обстановку в руководстве промышленностью, работая по формуле ДДПР (давай, давай, потом разберемся). Также рекомендовал освобождаться от стариков, занимающих высокие должности, – дарить им радиоприемник «Спидола» (спи дома).

Пришло новое руководство страной, значит, жди каких-либо новшеств и изменений в стране. Так было всегда, «каждая новая метла метет по-новому» – есть такая русская поговорка.

И первым таким глобальным решением для партии было решение отменить структуру партийных и советских органов, которая строилась по принципу хозяйственного управления, как ошибочную, якобы нанесшую государству существенный вред. Теперь снова возвращались туда, откуда недавно ушли: в Красноярском крае будет единый крайком партии и крайисполком. Снова пройдут объединительные процессы. В ЦК уже утверждены оргбюро по созданию единых партийно-советских органов, и по ним можно будет судить, кого же намечают сверху на должность первого секретаря крайкома. А будет тот, кто утвержден на должность председателя оргбюро нового органа управления. Ему будет поручено предварительно сформировать и рекомендовать рабочие органы.

ЦК назначило председателем оргбюро по Красноярскому краю Александра Акимовича Кокарева, значит, он и будет здесь первым секретарем крайкома партии.

Оргбюро по Красноярскому краю вновь представилась возможность рассмотреть территориально-административное деление края по районам. На первом же заседании было решено наш вновь образованный район не трогать, оставить его в этих границах. Мы же выступили против, обосновав соответствующими причинами, обстоятельствами. Сославшись на то, что, в принципе, сама идея в первоначальном варианте была правомерна и целесообразна, но в то же время не учитывали, что сегодня такую структуру оставлять нельзя. Первое – это отсутствие надежных средств сообщения внутри района, и второе – сегодняшняя промышленность не способна осваивать территорию бассейна Большого Пита, он остается естественной межой между ранее существовавшими районами. Объединение районов преждевременно – не подкреплено материальными и финансовыми ресурсами. Меня снова пригласили на заседание оргбюро, которое вел один из главных разработчиков новой структуры, известный нам Борис Васильевич Баранов, и члены комиссии с нами наконец согласились и рекомендовали вновь выделить Северо-Енисейский район в самостоятельный.

После утверждения административного деления края начался подбор кадров партийного и советского руководства, и все надо было начинать снизу. Опять партийные собрания в первичных организациях избирают делегатов на районную партконференцию, на которой избирают членов райкома и другие руководящие органы, те – делегатов на краевую партконференцию.

Мое неведение о том, где я буду работать – может быть, придется возвращаться в геологию, – скоро прошло. Меня опять пригласили на беседу к А. А. Кокареву, теперь уже разговор был коротким. Кокарев спросил меня лишь, как со здоровьем и как дела в семье, и сразу предложил остаться работать в Мотыгинском районе. Он более перспективен и является центральным районом в развитии промышленности в Нижнем Приангарье. С моей стороны не последовало возражений. А что касается должности первого секретаря Северо-Енисейского райкома, то предложил мне вместе с Барановым подумать и предложить оргбюро.

Я остаюсь работать на Ангаре, это меня устраивало, и в то же время мне было жаль покидать североенисейцев, с ними у меня было многое связано. Я этому району был обязан своей работой, обязан выдвижением меня на руководящую партийную работу, и главное – то высокое доверие, которое я еще не успел оправдать.

Нахождение Северо-Енисейского района в одной промышленной зоне с Удерейским районом приносило немалые трудности в управлении, неудобство, но нужно признать, что за эти годы руководству промзоны не без помощи Красноярского промышленного крайкома партии и Красноярского совнархоза удалось заложить глубокий фундамент для индустриального развития Северо-Енисейского района. В частности, в 1964 году мы добились выхода постановления ЦК КПСС и Совета Министров СССР о генеральной реконструкции Советского рудника и строительстве новой золотоизвлекательной фабрики, строительстве ЛЭП для централизованного обеспечения энергией с Назаровской ГРЭС. Была утверждена правительственная программа строительства новых мощных электрических драг, началось промышленное освоение золотоносных россыпей, создана специализированная на золото Северная геолого-разведочная экспедиция, которая впоследствии обеспечила не только районную золотопромышленность, но и создание крупнейшей минерально-сырьевой базой рудного золота. Я не сбежал из Северо-Енисейского района и честно признаюсь, что если бы мне предложили снова в него возвратиться, то я бы не раздумывая поехал, как и супруга, которой там нравилось работать в школе.

Краем я был утвержден председателем оргбюро по проведению работы по организации руководящих органов обоих районов (по их размежеванию и обособлению). Все эти вопросы были оговорены у Баранова в его главном краевом штабе. Партконференцию в Мотыгинском районе наметили провести в декабре 1964 года, а в Cеверо-Енисейском – в январе 1965 года.

В Мотыгинском районе все эти организационные мероприятия проходили довольно просто, а вот в Cеверо-Енисейском сложнее. Все районные органы пришлось создавать заново, начиная от помещений. Ранее принадлежавшие районным организациям были заняты новыми хозяевами, и их нужно было либо освобождать, либо строить заново. Но руководителей, в том числе первых, предлагалось избрать или назначить новых. В Мотыгино я практически сохранил весь прежний состав в руководстве либо просто сделал перестановки, уловив момент для этих целей.

На северо-енисейской партконференции возник вопрос о первом секретаре. Крайком рекомендовал на эту должность Иванова, бывшего председателя Эвенкийского окрисполкома, но делегаты конференции засомневались, почему его выдвигают у нас, а не в Эвенкии. При обсуждении поднимается Н. Ф. Ростовцев и говорит: «А почему мы, товарищи, вообще стали обсуждать кандидатуру Иванова? У нас в Cеверо-Енисейске был свой первый секретарь райкома – В. А. Неволин, мы его в свое время вырастили, выдвинули на Мотыгинский объединенный райком, а теперь пусть он снова возвращается к нам. Давайте поставим вопрос перед крайкомом снова вернуть в наш район Неволина!» В зале его поддержали. Тогда вмешался в выборные дела представитель крайкома Валентин Павлович Фадеенков, замзавотделом оргпартработы. Он стал объяснять, что состоялась мотыгинская райпартконференция, которая уже избрала Неволина первым секретарем райкома партии, и есть ли теперь смысл дергать человека с места на место, тем более по этому вопросу состоялось согласование его кандидатуры на совместном заседании промышленного и сельского крайкомов. Таким образом, люди успокоились, и этот вопрос больше не возникал.

 

И вот так, немного с грустью, в начале 1965 года я покидал свой Северо-Енисейский район. Это был очень тяжелый район на севере края по обитанию, условиям работы и климату, но люди там работящие, самые выносливые и самые порядочные, бессребреники, на них всегда можно положиться, если ты сам достоин их.

Несмотря на разделение районов, я продолжал иметь тесную связь с руководством Северо-Енисейского района, в частности, с секретарем райкома партии Александром Григорьевичем Клименовым, своим партийным выдвиженцем. Дважды организованно с группой специалистов выезжал в Северо-Енисейск по обмену опытом работы, а став руководителем геологической службы края, на протяжении 20 лет занимался созданием сырьевой базы для золотодобывающей промышленности Енисейского кряжа и района.

Крайком партии в те годы умел работать с руководящими кадрами, он не держал их взаперти в районах, проводил с ними учебу, знакомил с передовыми методами партийной работы, показывал, что делается в крае хорошего. И при каждом краевом мероприятии можно было послушать хорошую лекцию, организовывались встречи с именитыми гостями края и Красноярска. Тогда, в шестидесятых годах, вес Красноярскому краю как региону Сибири придавала Красноярская ГЭС, только что построенная, которая в те времена была крупнейшей в мире, и все старались посмотреть это чудо технического прогресса. Здесь побывал и Вальтер Ульбрих, глава государства ГДР, почти все тогдашние космонавты. Мне, например, посчастливилось позавтракать вместе с Береговым и известной ткачихой Гагановой. Повстречаться и побеседовать с писателем Константином Симоновым, а на Ангаре и с Александром Твардовским, С. Бабаевским и другими.

Интересная встреча была организована с чешскими писателями Зигмундом и Ганзелкой, побывавшими здесь и описавшими наш сибирский быт. Им много задавали вопросов о впечатлениях, и говорили они откровенно, что не все им нравится у нас. А вот о нашей современной архитектуре они высказались прямо отрицательно. Похвалив при этом Бразилию, где в первую очередь планируют все содержимое внутри здания, со всеми удобствами, а лишь потом оформляют внешний вид. На вопрос, где им больше всего понравились женщины, оба, не задумываясь, ответили, что в России.

Очень интересная лекция была прочитана одним малоизвестным в стране красноярским лектором общества «Знание» Исаевым после убийства президента США Джона Кеннеди. Он очень емко охарактеризовал Кеннеди как политика и очень крупного государственного деятеля мирового масштаба, и мне на многие годы запомнилось содержание лекции и политический прогноз. У меня даже сохранились некоторые пометки о прижизненных высказываниях Кеннеди, которые потом подтвердились в ходе времени. В частности, он уже тогда отметил особую роль, которая будет принадлежать Китаю. Он предсказал, что США не надо бояться коммунистического Китая, там пройдет вся революционность народа, и у него наладятся хорошие отношения с Америкой. На мировой арене будут конкурировать три силы – США, Китай и СССР (он называл Россию). Что на Кубу не надо затрачивать средства для ликвидации режима Кастро – яблоко созреет и само упадет.

Д. Кеннеди был большим государственным стратегом. Когда мы обгоняли по всем статьям Америку в освоении космоса, он взвесил все возможности научно-технического плана США и предложил глобальную стратегию – план превзойти СССР путем освоения поверхности Луны, достичь ее посредством спутников и высадить там человека. Это была неслыханная дерзость со стороны президента, но она подкреплялась научными исследованиями Америки. Для этих целей он добился от конгресса выделения средств в сумме двадцати пяти – тридцати миллиардов долларов. Эта программа Америкой была успешно выполнена, и Америка нас обогнала, вернее обставила. Многие его другие программы развития были успешно выполнены, и это был действительно великий президент Америки. А вот России всегда не везет на правителей…

Краевая объединительная партийная конференция прошла на подъеме, началось примирение среди краевой элиты, ушли в прошлое ссоры между промышленниками и сельхозниками. Обвиняли во всех грехах в волюнтаризме Хрущева, и теперь уже все его считали погибшим кумиром. Я на этом пленуме был снова избран членом крайкома. Настрой был на новый подъем в развитии районов.

Но этим возвращением назад в работе партийных и советских органов перестройка не заканчивалась. Уже было принято постановление о ликвидации совнархозов и переход управления промышленностью СССР через союзные и республиканские промышленные министерства. И теперь радость наступила у тех, кто приехал на время порулить хозяйствами в регионы. Но вместе с ними в Москву засобирались работать в министерствах наши доморощенные чиновники, и их набралось много, нужно было только заручиться в крайкоме, что они действительно являются ценными работниками. Таким образом начался отток из края ряда очень ценных работников, руководителей. От хрущевской перестройки народного хозяйства с целью приблизить руководство ближе к производству в крае не сохранилось ничего. Пожалуй, одним памятником этих мероприятий оставался в Красноярске Московский институт цветных металлов и золота. В нем прибывшие молодые ученые составили костяк научно-преподавательских кадров.

Ликвидация совнархозов, по моему мнению, была серьезной ошибкой нового руководства страной. Основным преимуществом перед новыми, или теперь старыми, органами хозяйствования было то, что все вопросы развития производительных сил Центральной Сибири, куда входит Красноярский край, Тува и Хакасия, совнархозом решались комплексно, а не раздельно каждым министерством через Москву.

Глава 3

Мотыгинский район

Наша жизнь и работа после так называемой в прошлом промышленно-производственной зоны в целом мало в чем изменилась. Просто ушел из нее Северо-Енисейский район, убавилось забот и хлопот. Уход из Красноярского края совнархоза изменил структуру управления народным хозяйством. Нам, районным и городским руководителям, уже привыкшим работать с совнархозом и теми людьми, кто там работал, было жаль расставаться. Мы для них, переехавшими в Москву и занявшими там высокие должности в министерствах, стали далекими, а порой и чужими. Теперь встречались с ними в Москве на отраслевых совещаниях или коллегиях, или в министерствах.

Как только был восстановлен Минцветмет СССР – «Главзолото», его вновь возглавил Константин Васильевич Воробьев, он когда-то начинал свою производственную деятельность на Коммунаровских рудниках в Хакасии. Собрал общесоюзное совещание по золоту и, конечно, пригласил нас. Из края собралась целая группа – директора золотодобывающих предприятий и двое секретарей райкомов. Мы думали, что от совещания что-нибудь получим – улучшение снабжения золотой отрасли, ассигнования на строительство жилья и объектов соцкультбыта, строительство новых производств. Но на этом совещании в основном изыскивались внутренние резервы развития производств. Если совнархозы не смогли эту отрасль поднять на современный технический уровень, то чем могло помочь это совещание? Поговорили в хорошем зале, присутствовали представители ЦК и Совмина. В общем, совещание было проведено ради галочки проведенных мероприятий – «о связи производства и управления».

Разместили нас в хорошей московской гостинице. Вечером мы всей группой пошли в ресторан покушать и, конечно, выпить – как золотопромышленники могут без этого дела обойтись? Сели мы за стол, подошла молодая официантка, и я обратился к ней с заказом, предварительно представил ей клиентов стола, сказав, что здесь собрались «золотари» из Сибири. Она небрежно повела почему-то носом, потом долго записывала заказ. Мы сидим, а нам ничего не несут. Тогда я обращаюсь к официантке:

– Девушка, вы все-таки постарайтесь обслужить золотопромышленников, они издалека приехали и ждут!

Официантка только теперь поняла, что она должна обслуживать не «золотарей», которые в бочках возят известный материал, а что здесь сидят тузы золотой промышленности. Она сразу все бросила и стала ухаживать и потчевать нас. Мы, правда, потом не поскупились на чаевые. И вообще, нужно сказать, в советское время работники, добывающие золото, уже не разбрасывались своими деньгами, как раньше купчишки, потому что стали их меньше зарабатывать.

Обновленные партийные органы после 1965 года в крае серьезно помолодели, пришло много молодых работников с предприятий промышленности, из колхозов и совхозов. Уже совсем затерялись солидные мужики, носившие френчи сталинского покроя, широкие галифе с хромовыми блестящими сапогами. В выступлениях на трибунах стало меньше болтовни. Руководители районов плотнее занимались хозяйственными делами, и за это нас стало критиковать старое поколение партработников, что мы якобы идеологию поставили на второе место.

Однако в практике партийной работы остались определенные нормы проведения всех общественно-политических мероприятий и работа самого аппарата райкома партии, которая контролировалась сверху. Например, по линии отдела оргпартработы крайкома партии за каждым районом закреплялся инструктор крайкома, и он контролировал и помогал в работе районного партийного органа, но не вмешивался в дела, не командовал.

Заседания бюро райкома проходили по-прежнему два раза в месяц, иногда три, если требовалось собрать внеочередное для рассмотрения наиболее срочных вопросов. Пленумы райкома проходили раз в квартал, иногда они заменялись партийным активом с приглашением широкого круга людей. Исполком райсовета тоже практически в такие же сроки проводил заседания исполкома райсовета и сессии райисполкома. Аналогично проводились мероприятия и в работе аппарата крайкома – и бюро, и пленумы, и сессия. Районные отчетно-выборные конференции проходили каждые два года.

В то время мы всем миром, как говорится, хотели сделать Мотыгино хорошим районным центром Нижнего Приангарья. Но так и не смогли перешагнуть тот запрет, который на нас наложил Госплан СССР. Это по его инициативе была принята программа-проект строительства будущего каскада ГЭС на Ангаре и Енисее. Согласно этому проекту выдумщиков-глобалистов наше Мотыгино попадало в зону затопления. А на все затопляемые зоны был наложен правительственный запрет строить объекты капитального строительства. Была рекомендована уже на той стадии разработка генпланов переноса населенных пунктов на новое место поселения. И как мы ни старались доказать, что это утопия, никто этих ГЭС строить не будет, гидроэнергетики были непреклонны. И вот после этого прошло уже больше 50 лет, и никаких ГЭС не строят, и даже начатую почти 30 лет назад в советское время Богучанскую ГЭС едва достроили.

Этих твердолобых госплановцев я не мог уговорить, чтобы они дали согласие на строительство капитального здания для райкома партии, которое ЦК разрешил нам строить. Можно было строить только в дереве по временной схеме, и те деревянные здания, которые мы тогда построили, сегодня уже все подлежат капитальному ремонту или сносу. Все наши протесты снять запреты не увенчались успехом, и район сегодня пожинает эти административные глупости.

Оставался единственный выход из положения – строить инициативным способом, а он порой был подсуден, поскольку не было санкций планирующих органов. Мы тогда прибегли к методам народных строек, опять же залезали в государственные и финансовые источники. Таким методом нам все-таки удалось построить Дом культуры, спортивный зал, открыли Дом пионеров и музыкальную школу. Использовали и приезд в район министра геологии РСФСР Горюнова, и он изыскал средства на строительство школы для детей, чьи родители трудятся в геологии и лесной промышленности.

Нами была разработана районная программа строительства во всех населенных пунктах в первую очередь объектов социального назначения: школ, больниц, клубов, библиотек и спортивных объектов, и, нужно сказать, в этом далеко продвинулись. Активизировали деятельность наших золотопродснаба и ОРСов на строительство магазинов, холодильного и складского хозяйств, столовых и котлопунктов буквально в каждом населенном пункте, укрепили в кадровом отношении эти организации. Старались создать во всех подразделениях высокий ритм работы и улучшить возможности быта и отдыха. Все это делалось не какими-то приказами и распоряжениями райкома и райисполкома, а через первичные партийные организации и силами рядовых коммунистов и народных депутатов всех уровней – районных и поселковых.

 

Партийная и общественная работа заполняла все мое время, а у меня была и личная, семейная жизнь. Семья состояла из жены и двух дочурок – Тани и Марины. Нами из Cеверо-Енисейска была привезена няня Анисья Ивановна. Я уже писал, что ее к нам прислала моя тетя Ира, учительница из Малой Минусы. Эта молодая женщина была из Чувашии из богом забытой деревни и в Сибирь приехала к своей сестре, чтобы нянчить ее детей, была она почти безграмотная. Но жизнь у них не пошла, вот она и переехала охотно к нам. Человек она была простой, открытый, несколько странный, наверное, никогда не испытывала человеческой ласки, но у нас ей нравилось. Работой она не была перегружена, ей хорошо платили, она стала приобретать одежду, с нами питалась, и к нам по-семейному привязалась так, что мы не могли оставить ее в Cеверо-Енисейске и привезли с собой в Мотыгино, где ей еще больше понравилось. Любила она и дочурок, особенно младшую – Марину. Сначала дети были дома, потом их устроили в сад, так Анисье совсем стало раздолье и свобода.

Но каждую женщину, как и мужчину, тянет к противоположному полу. Анисья со временем стала встречаться с мужчинами неопределенных занятий, пыталась приглашать их к нам в гости. Тогда мы с ней по-хорошему договорились устроить ее на работу, там же, в Мотыгино, помогли ей с выделением квартиры, чтобы она жила самостоятельно. Она вышла замуж, но неудачно, муж оказался проходимцем. В общем, довел ее до инвалидного дома в Тинской. Мы с ней лет двадцать поддерживали связь, помогали, потом переписка прекратилась в связи с ее уходом в мир иной.

Супруга Галина Тимофеевна все время работала в школе № 1 в Мотыгино преподавателем математики и несколько лет завучем. Жила по общим правилам, без всяких привилегий, как все ходила в магазин, стояла в очередях, хотя, конечно, отношение-то к нам было другое в связи с моей должностью. С детства я был охотник и рыбак, этим попутно занимался и в геологии. И здесь, казалось бы, представилась большая вольность, но теперь не было времени, да и вокруг меня был негласный надзор. Не хотелось попасть в браконьеры, опростоволоситься не только на весь район, но и в крае. А дела были соблазнительные, что азарту трудно было устоять. Люди кое-где использовали браконьерские орудия лова.

Первая весна на Ангаре – это неописуемая красота природы. Я почти каждый вечер выходил на обрывистый берег реки недалеко от моего жилья и работы и наблюдал, как с таянием снега набухает ангарский лед. Он начинает темнеть, вода перед ледоходом выпирает и образует забереги. И вот все ждут ледохода. Ждем сообщения, где по Ангаре уже пошли подвижки льда. И как только начался ледоход, все жители поселка выходят на берег смотреть, как река несет большие льдины. На реке появляется водоплавающая птица – гуси и утки всех пород. На берегу в это время стоят простые обыватели и ребятишки, а коренные ангарцы-промысловики к ледоходу уже подготовились – приготовили свои лодки, рыболовные снасти, охотники уже пошили белые халаты и головные уборы, покрасили в белый цвет свои маленькие лодки-обласки. С ледоходом спускают их в реку и плывут вместе со льдом, охотясь на гусей и уток. Это очень смелое и рискованное занятие, требует мастерства и ловкости.

Правда, в районе Мотыгино проходит не само русло Ангары, а ее протоки, непригодной для навигации судов, и во время ледохода ее обычно забивает лед, напыжует его в ней, а потом долго тает. Река уже освободится ото льда, а в протоке еще он стоит. Поэтому в дальнейшем я ездил смотреть ледоход на Ангаре в п. Рыбное, это где-то в 10 км ниже по течению от Мотыгино. Там стоит отвесная береговая скала, и вот с нее это зрелище просто завораживающее, и часами можно им любоваться. Что только не несет со льдом, река сама себя очищает от мусора и свои берега от хлама природного и порожденного человеком.

Весна в этих местах чувствуется не только на реке. Как преображается лес! Все здесь оживает, воздух становится напоенным ароматами хвои. Появляется столько лесных птиц, думаешь, откуда только взялись. Еще в конце марта начинают токовать косачи (тетерева) и глухари на деревьях и лесных полянах. Их предбрачная пора такая красочная, что в это время не хочется стрелять эту птицу. Уж больно в это время красив косач со своей яркой окраской головы и пышным хвостом, становится густо-черным на фоне белого снега и при этом громко «чувышкает». На эти тока я весной специально ездил посмотреть за десятки километров от Мотыгино в сторону Южно-Енисейска и Партизанска и Рыбного.

Примерно в это же время прилетают в Приангарье скворцы. В первую же весну я повесил во дворе своего дома два скворечника, и каждый год в одном из них они жили и выводили птенцов, радуя нас игристым своим щебетаньем по утрам.

Там, на Ангаре, я впервые посмотрел восход солнца в пасхальный день. Еще в детстве моя бабонька меня убеждала, что в день Пасхи солнце «играет». И вот все эти годы я пытался проверить, действительно ли это так. Но в жизни получалось так, что в пасхальное утро часто стояла мрачная погода и солнца не видно, а в Красноярске даже в солнечную погоду над городом висит смог, и такого, как в Мотыгино, зрелища не увидишь. Я его наблюдал с крыльца своего дома. Восход солнца в тот день был необычно яркий, вокруг него появлялись круги, оно горело ярко, и когда на него долго смотришь, то глаза начинали слезиться. Казалось, что солнце то поднимается, то опускается на горизонте, и создается видимость его движения и игры. Но это было один-единственный раз, когда я его наблюдал на совершенно чистом горизонте.

Шофером мне «по наследству» достался Константин Владимирович Панов, отчество, может быть, и забыл. Настоящий ангарец, из местных жителей. Как он говорил, у него в роду была и цыганская кровинка. Был он крепкий, красивый деревенский мужик, очень степенный, рассудительный, несуетливый. Его жена Валя была тоже ангарка, крупная, красивая женщина – в общем, пара, достойная друг друга. Он работал у нас, а Валя бухгалтером в школе. У них было трое детей, два парня и дочь Наташа, ровесница нашей Татьяны. Шофер он был со стажем, в машине разбирался хорошо, водил ее аккуратно, любил порядок и сам был опрятным и уважительным человеком, ему можно было доверять. Поэтому у нас с ним сразу сложились хорошие и просто товарищеские отношения. Я им был полностью доволен.

Константин был рыбак и охотник до мозга костей. Он добывал и сохатого, и гуся, и белку, и лисицу. Сохатых стрелял на солонцах в устьевой части реки Каменки. Гуси были перелетные, они любили садиться на льдины, которые несло по Ангаре. Здесь в скрадках и на льдинах их и подстерегали охотники в маскхалатах. В это время Константин брал отпуск. Особенно он был заражен охотой на гусей. В маленькой лодке-долблянке он забирался среди льдов до середины Ангары, плыл вместе со льдом и гусями вниз по течению и по возможности их отстреливал. Были у него случаи, когда его лодка переворачивалась и он оказывался в ледяной воде. В конечном счете, от рыбалки и охоты он получил острый радикулит и впоследствии вынужден был прекратить шоферскую работу.

Константин очень метко стрелял из ружья, винтовки и «тозовки». Однажды мы с ним поехали в лес срубить несколько новогодних елочек. Он встал на лыжи, взял топор и пошел в ельник. Минут через пятнадцать тащит три елки и зайца. Я спрашиваю: «Где ты взял зайца?» Он отвечает: «Увидел его в лесу, бросил топорик в него и убил». Вот ловкий таежник! У него была заповедь: никогда не рассказывать правду о том, сколько чего выудил, поймал, застрелил. Даже мне правды не говорил, а отвечал, что поймал малость или немного «сегоды». А скажет правду только через год. Так у них, ангарцев, было заведено.