1993 год. Назад в СССР, или Дети перестройки

Глава 12

– А теперь, дорогие гости, как я и обещал, по нашей давней традиции, мы объявим, кто же на этот раз удостоится почётного звания мисс Круиза, – узкоплечий ведущий корабельных танцевальных программ, профессиональный массовик-затейник, одетый в бежевый свободный костюм с микрофоном в руках вышел на середину танцевальной площадки. Она была пуста, и только огни цветомузыки безмолвно переливались друг с другом.

В баре, заполненном до отказа, стало сразу торжественно тихо. Почти три сотни человек, подавляющее большинство пассажиров «Руслана», в ожидании события с интересом уставились на человека с микрофоном.

– Друзья, минуточку терпения, – он поднял руку, ещё больше заинтриговав собравшихся, – быть может, вы удивитесь, не видя за моей спиной шеренги стройных полуобнажённых красоток, претендующих на корону, украшенную кувшинками и розами.

На веранде послышались согласные возгласы, и ведущий продолжил.

– Так вот, тех, кто хочет увидеть это зрелище, я спешу разочаровать. Наша социалистическая мораль и нравственность не позволяют разыгрывать такие сценки, от которых некоторые товарищи, там, – он указал пальцем куда-то вверх, – могут прийти в ужас.

За столиками сдержанно засмеялись. Многие узнавали себя в тех самых, могущих прийти в ужас. Но шпилька всё же была вставлена мастерски. Ведущий подождал, пока смешки стихнут, и продолжил.

– У нашего родного социалистического строя свои законы и критерии, и поэтому мы работники сервиса на «Руслане», так сказать, компетентное жюри, которое всех вас, друзья, обслуживает уже более двух недель, и прекрасно каждого из вас знает, уже сделало свой выбор.

– Итак, мисс Круиза объявляется, – ведущий вгляделся в веранду бара, намеренно затянув паузу.

Все разом стихли, напряглись, приготовились.

– Объявляется девушка в чёрном платье, сидящая за третьим столиком слева, несравненная, пленительная, бесподобная Анастасия Соболева.

Последние слова ведущий произнёс торжественным, хорошо поставленным, громким голосом. Бар взорвался оглушительными аплодисментами. Новоявленную мисс Круиза знали и любили едва ли не все пассажиры, и мало кто, признаться, сомневался, что именно она будет выбрана красивейшей девушкой этой поездки.

Смущённая, чуть покрасневшая Стаси, обворожительная в длинном чёрном платье с высоким разрезом, с классической воздушной прической, под восхитительными взглядами мужской половины пассажиров прошла на площадку. Ведущий поцеловал ей руку и воскликнул, – Поприветствуем красивейшую девушку на «Руслане»!

Аплодисменты не смолкали, Анастасия несколько раз, улыбаясь, кивнула публике. Сделала что-то наподобие реверанса, и на голову ей уже возложили ажурную диадему, увитую ярко-красными розами, вперемешку с молочно-белыми кувшинками. И дав зрителям вдоволь налюбоваться на мисс Круиза, ведущий отвёл Настю на её место.

– Признайся, это твоя работа, – негромко спросил Сашка Рыжов у Алексея. Друзья, как всегда, втроем сидели за лучшим столиком около танцверанды.

– А что, по-твоему, она недостойна? – слегка обиженно спросил Алексей. – Назови лучшую.

– Да нет, я ничего не имею против, – Сашка потом пожал плечами, – И все-таки скажи, сколько тебе все это стоило, а?

– Одну тысячу, – коротко ответил Алексей, – Это был не бог весть какой конкурс. Я просто хотел сделать девочке приятное. Смотри, как она рада.

Настя из-за своего столика помахала рукой Алексею. Она действительно улыбалась, смеялась даже, о чем-то разговаривая со своими родителями. Алексей послал ей воздушный поцелуй и встал, бросив на стол сотню, как обычно.

– Идем. Парад окончился, я переоденусь на вечер.

Он похлопал друзей по плечам, и те, видя, что вечер действительно близится к концу, последовали за Алексеем.

Всего три дня оставалось плыть до Москвы. Круиз завершился, и, как обычно бывает в таких случаях, ребята уже начинали тосковать, понимая, что через три дня, ступив на родную московскую землю, они в прошедшем времени будут говорить про эту фешенебельную прогулку, и всё пойдёт, потянется по-старому, как обычно, словно и не было ничего, останется только память. Хотя нет, Сашка чувствовал, что обычно меланхолично-печальный Колычев весь аж светился внутренней радостью, ожиданием чего-то приятного. Очевидно, Лёшка действительно сделал ему интересное предложение, сулящее немалые деньги, раз даже невозмутимый атлет взбодрился.

А он сам, Сашка, что дальше? Про себя решил уже, что во что бы это ни стало, он добьёт диссертацию. Сил в нем заметно прибавилось. Отдохнул он классно и чувствовал себя опять 22-летним, беспечно самонадеянным, молодым человеком, полным энергии и замыслов. Через три дня – за работу.

Придя в номер, оба Сашки развалились в креслах, словно последний раз наслаждаясь их мягкими гостеприимством. Рыжов затянулся длинной ментоловой сигаретой, а Колычев достал из холодильника в коридоре какой-то сок со льдом и начал медленно, блаженно, закрыв глаза, потягивать его через трубочку. Лёшка, переодеваясь, сказал, – Ну что, шеф, хорошо живётся нам ?

– Хорошо! – медленно, между затяжками, ответил Рыжов.

– А ты можешь жить так же, – ответил Алексей, присаживаясь на диван, – всё в ваших руках, мистер шеф. Найдём тебе бабу, и через год поедешь в круиз по Тихому океану, а?

– Да, но какой ценой? – Сашка зло глянул на друга, – С тобой я воровать не пойду.

– Дурак, – беззлобно пожал плечами Лёшка, – ты ещё в ОБХСС пойди заяви, что Князев собрался воровать. Не всё так просто, как ты думаешь, не всё однозначно. Ну ладно.

Алексей поднялся, оглядел себя в зеркало, поправил коротко стриженные волосы и вышел из каюты.

– Опять к своей побежал, – буркнул Сашка, бросая окурок.

– Да не стони, шеф, – ответил Колычев, – давай-ка с тобой пройдёмся во второй ярус. Сегодня я в бассейне снял двух девочек, так приглашали нас сегодня вечером.

– Да, – удивлённо обрадовался Сашка, – но сейчас уже почти двенадцать.

– Лопух, – Колычев хлопнул его по плечу, – пошли, не шаришь ты, сейчас самое время.

И через пять минут приятели покинули свой люкс.

Тем временем Князев вышел на верхнюю палубу, туда, где под тентом стояли шезлонги для отдыха пассажиров первого класса. Сердце в груди его учащенно билось, как у мальчишки, в первый раз идущего на свидание. Лёшке было немного стыдно, но ничего не мог с собой поделать. И сейчас, в почти полной темноте, среди пустых столиков и кресел, он увидел знакомый силуэт и устремился к нему, забыв свою наигранную важность.

– Добрый вечер! – Стаси улыбнулась ему, легко поднялась с кресла-качалки и поцеловала Лёшку в щёку.

Он сел, развалившись, в кресло и протянул руку.

– Ну, иди ко мне! – почувствовав у себя на коленях приятную тяжесть её тела, обтянутого чёрным холодным шёлком, Алексей ласково провёл кончиками пальцев по её подбородку.

– Устала? – тихо спросил он, чуть улыбнувшись.

– Да, – Стаси положила голову на плечо, – даже голова слегка разболелась. Ещё этот конкурс красоты зачем? Мне было неловко. Дамы восхищённо глядели на меня волчицами, готовые сожрать на месте .

Она улыбнулась тихо, печально, и Лёшка ещё сильнее прижал её к своей груди.

– Как бьётся твоё сердце, чуть слышно, – сказала Анастасия, – Скажи, ты действительно любишь меня?

Она, не поднимая глаз, коснулась губами его шеи.

– Скажи, любишь?

– Конечно, – коротко ответил Алексей. Ему не хотелось говорить сейчас, а хотелось помолчать и посидеть вот так, отклонившись на шезлонге, глядя на тёмную с блесками гладь реки, чувствуя горячее дыхание той, кто был уже для него всем.

Да, он не преувеличивал, он понял вдруг, что он любит эту девушку, что он готов на все ради нее, ради хотя бы одного вот такого вечера, когда он был счастлив. Правы мудрецы древности не в деньгах счастье и не в их количестве даже. Лёшка прошел через все это, у него было многое, но он не останавливался, считал наживу целью своей жизни. Нет, ошибался он, не видел или не хотел видеть в этой жизни ничего, кроме денег, а ведь было еще нечто еще более прекрасное, чем чувство богатства или власти. Это была любовь, и она пришла к Алексею Князеву лишь в 27 лет.

– Да, я люблю тебя, – повторил Алексей, и, наклонившись чуть, поцеловал Стаси в завитки пепельных волос, в её полузакрытые глаза. Она ответила, охватив голову Лёшки обеими руками, порывисто, жадно, словно боясь потерять его.

– Идём, – сказала она минуту спустя, поднимаясь и привычным движением поправляя прическу, – проводи меня, а то мама уже, наверное, беспокоится.

– Кстати, как она относится ко мне? – Алексей взял Настю под руку, и они пошли по чёрной чуть освещённой дежурным огнём палубе.

– Достаточно хорошо, – блеснув в темноте полоской зубов, ответила Стаси, – хотя, по-моему, она видит в тебе только приятного попутчика и интеллигентного молодого человека. Ее очень удивляет, почему вдруг ее Димуля резко потерял ко мне интерес и замкнулся со своими дружками.

Анастасия рассмеялась, прикоснувшись к Алексею.

– Интересно, а кого видишь во мне ты? – спросил он и почувствовал, как дрогнула вдруг ее рука.

Настя чуть отклонилась от него и сказала посерьезнее сразу, – Идем, уже поздно, – и они скрылись в полумраке коридора.

Проводив девушку, которая, как казалось, Алексею, не оправилась после его последнего вопроса, он, не спеша, направился в свой номер семь, люкс, расположенный двумя палубами выше. Слабо освещённые коридоры замерли в ночном безмолвии, шаги скрадывались толстыми багровыми паласами, блистали тусклым цветом зеркала. Алексей вышел уже на корд, на самый верх, и чуть задержался у парапета, глядя вниз на бушующую под винтом корабля стихию.

– А вот и он, – от этого хрипловатого, неожиданно выстрелившего голоса за спиной, Лёшка вздрогнул и обернулся. Трое, он сразу узнал их. Это были Дима и его друзья. Стояли, скрестив руки на груди, преградив ему путь в коридор кают люкса.

Справа была какая-то небольшая надстройка, а слева и сзади парапет, за которым чернела и бурлила река. Лёшка и рад был бы смыться от этих головорезов, да некуда было, ловушка захлопнулась.

– Ну что скажешь, герой, – прошипел Вершинин, глядя ненавидящими круглыми глазами, – Вот и пришла расплата.

– Уйди, – устало ответил Лёшка, – потом пожалеешь.

– Сволочь! – взвизгнул Дима, наступая вперёд.

– А это кто сделал? А, гадина, – он открыл рот и показал свою верхнюю челюсть. По меньшей мере четырёх зубов спереди не хватало. В темноте рот его зиял чёрной пустотой.

– Мало тебе, – усмехнулся Алексей, но он чувствовал, что это плохой смех. Мурашки побежали у него по спине, за которой был лишь тонкая решетка парапета.

Вершинин ударил его первым на выдохе, метя в лицо, но Лешка метнулся в сторону, уворачиваясь, и ударил его прямой правой, попал, кажется, в грудь. Дима опрокинулся, но было уже не до торжества. Двое ринулись на Алексея, работая кулаками, и он собрал всё своё мужество, сконцентрировал всё то, что умел, когда знал когда-то. От одного удара он не сумел уйти, из левого глаза брызнули искры, но один противник уже стонал, скрестив руки впереди. Вот и второй, закрываясь неумело локтями, пятился под градом увесистых ударов Алексея.

В какую-то секунду ему казалось, что он даже победил, но жестокий удар в затылок чем-то тяжелым и острым застал его врасплох, перед глазами поплыли круги, он пошатнулся, пытаясь обернуться, и новый удар уже в висок погасил последние искры его дыхания.

– Вовремя ты, Дмитрий, вылез. Мы классно задумали, – длинный, тот самый четвёртый, которого не видел Алексей, притаился поначалу справа за будкой с якорной цепью. В решающий момент вылез, напав сзади, уложил Князева двумя ударами . На руке у него поблёскивал кастет.

– Здоровый, – стирая кровь с лица, пролепетал плечистый, которого звали Барбосом, – Ещё немного, и он ушёл бы.

– Не ушёл, – радостно забубнил Дима. – Ты его там не того, а длинный, не совсем пристукнул?

– Да чёрт его знает, – длинный носком ботинка повернул безжизненную голову Алексея.

– Ну вот что, кореша, – Дима, воровато, быстро оглянулся на маленький корт. В кортовой площадке никого не было, – Вот что, давайте-ка его родимого туда, – и он кивнул за борт.

– Да ты что, Димон, -удивился один из дружков.

– А ничего! – зло прошелестел Вершинин, – Зря, что ли, мочили его? Давайте уж до конца, раз на то пошло!

– Димон, это же мокруха! – Барбос поглядел на него испуганно. Его маленькие бесцветные глазки беспокойно забегали, – Знаешь, на что идёшь, а?

– Давай, не гундось! – Вершинин наклонился к Алексею, беря его за ногу, – Раз! Ну, помогите кто-нибудь! Сейчас его под винты и ищи потом мелкие кусочки. Ну что, встали?

Нехотя повинуясь, дружки помогли ему подтащить Лёшку к парапету. Они подняли его и, дрожа то ли от страха, то ли от возбуждения, столкнули вниз, туда, где работали, клокотали белой пеной огромные винты «Руслана».

На всякий случай, поглядев несколько секунд за корму, в бездонную черную ночь, приятели, пряча друг от друга глаза, гуськом ушли к себе вниз.

Оценили 2 человека

Глава 13

Сердце Алексея упруго сжалось. Ему показалось в первое мгновение, что тело пронзили миллионы иголок. Он уже очнулся, но все еще не понимал, что с ним. Вокруг все бурлило, что-то упругое, стальное, сжатое, холодное било ему в лицо, в уши, вертело его с неимоверной быстротой. Он вздохнул, но вместо воздуха в легкие к нему полилась вода. Первой его мыслью было именно то, что это вода. Задыхаясь, надрывно выкашливая эту воду из себя, Лешка автоматически заработал руками и ногами, глаза ничего не видели, застилаемые пузырьками воздуха, но стихия понемногу успокоилась.

Еще до конца не сообразив, что случилось, Князев был вытолкнут из воды на поверхность на мгновение, но уже ясно было, где эта спасительная полоска воздуха. Лешка вынырнул еще раз, откашливая последние капли, попавшие ему в дыхательное горло. На воде было относительно спокойно, мелкие волны били ему в затылок, но можно было уже спокойно отдышаться и прийти в себя.

Собравшись с мыслями, Алексей перевернулся на спину, ботинки тянули вниз, он, не колеблясь, сбросил их, орудуя одними ногами и расслабился, глядя в тёмное небо. Хотя нет, небо было чуть светлее, чем всё остальное. Густые сплошные облака скрывали луну, берега не было видно, слабо светились лишь габаритники ушедшего уже далеко «Руслана».

Куда же плыть? Алексей старался подавить в себе возрастающую волну безысходного ужаса перед происшедшим. Да, эти скоты сбросили его под винты, но не всё рассчитали. Они стояли на самой корме, очевидно, там же его и сбросили. Не учли одного, что винты гонят воду назад от себя, поэтому-то его и отбросило далеко в струях пенной воды. Если бы бросили его в не самой задней части судна, а чуть правее или левее, то некому было бы рассуждать. Винты забирают воду с боков. Было просто невероятно, что всё так обошлось.

Лёшка вздохнул с явным облегчением, но положение его было не из лёгких даже сейчас, и он понимал это. То, что, избегнув одной опасности, он подвергается возможности просто утонуть, слегка его покоробило. «Руслан» идёт по фарватеру. Значит, нужно плыть влево или вправо от его хода. Только куда? Вечером они прошли Углич. Волга была здесь широкая. Левый берег был почти невиден. До правого было километра два. Значит, вправо.

Алексей, приняв решение, от которого сразу стало легче, скинул брюки и футболку, которые, как ему казалось, могли помешать ему плыть. В карманах ничего не было, и на всякий случай, стянув и носки, он остался в плавках с часами «Сейко» на руке. Водонепроницаемый циферблат фосфоресцировал, показывая без двадцати час. Эти холодные крошечные огоньки были, казалось, единственным напоминанием о жизни в этой мёртвой темноте.

Лёшка ещё раз сверил курс по удалявшемуся, едва заметному по огонькам, кораблю и, привычно разрезая воду, поплыл направо, к невидимому берегу. Тело его работало чётко, плавно, он решил не тратить силы, плыл не спеша, стараясь не сбиться. Чуть заметное течение уносило его влево. По нему же он ориентировался, глядя вперёд в пустоту. Когда мышцы начали уставать, наливаясь свинцовой тяжестью, он повернулся на спину и взглянул на часы.

Он плыл уже сорок минут, а берега всё ещё не было. Прохладная вода покачивала его тело, под которым было не дно, а страшное холодное течение. Сплюнув набравшуюся в рот воду, Князев поплыл дальше, теперь он чаще останавливался на отдых. По спине ползли мурашки от холода, и лишь сильными толчками рук и ног, гоня себя вперёд, он немного согревался, пока через полчаса заплыва его вытянутые в броске руки не коснулись прибрежной гальки.

Лёшка встал и, чуть пошатываясь, стараясь не попасть на острые камни, огляделся вокруг. Впереди темнел покатый берег, на котором левее вздымалось что-то темное. «Наверное, изба», – подумал Алексей. Вот ведь повезло, а мог бы бродить по берегу до утра в поисках пристанища. Глядя под ноги, Лёшка уверенно направился к дому. При ближайшем рассмотрении это действительно оказался домик, небольшой, бревенчатый. Князев несколько раз оступался, чувствуя, как отдает боль в затылке и особенно в виске.

Левый висок, да и глаз постепенно распухали прямо на глазах. Лёшка дотронулся до виска, он весь горел, несмотря на недавнюю холодную ванну. Почти уже уткнувшись в хату, Алексей увидел два маленьких подслеповатых окошка, обошел с другой стороны и дернулся в дверь. Она была закрыта, и Лёшка зло и устало несколько раз стукнул по ней кулаком. Внутри что-то заворочалось. Послышались торопливые босые шаги по дощатому полу. В щели под дверью мелькнул тусклый свет.

– Федя, ты что ли, а? – раздался хрипловатый со сна женский голос. Дверь скрипнула, отворилась. Лёшка увидел на пороге женщину лет тридцати в ночной рубашке, простоволосую, с керосинкой в вытянутой руке.

– Ой, – женщина хотела захлопнуть дверь, со страхом глянув на незваного гостя, тем более в таком обличье, каким предстал пред ней Алексей.

– Постой, хозяйка! – Лёшка грубовато задержал дверь ногой и снова распахнул ее, – Пусти заночевать!

– Да ты кто? – обалдело уставилась на него женщина. Она была полненькая, невысокая, с испуганными темными глазками.

– Ну давай, давай, говоришь много, – Князеву почему-то вдруг стало обидно за себя, голого и избитого, за то, что его не пускают. И он шагнул за порог, отодвигая с собой хозяйку.

– Да чего надо-то? – повысила голос та, отступая.

– Не видишь, отстал от парохода, выпал за борт, – объяснил Алексей зло и нетерпеливо добавил, – Не бойся, постели где-нибудь, да прижги зеленкой, что ли, или чем там.

Он нагнулся, коснулся разбитого виска и поморщился.

– Ой ты! – удивленно, уже почти без страха посмотрела на него женщина, – Кто же тебя так, бедняга? Ну, проходи, ладно уж.

Электричества в избе, по-видимому, не было. Хозяйка поставила лампу на стол в единственной захламленной комнате, подкрутила фитиль, и пламя заплясало на стенах причудливыми тенями. Лёшка плюхнулся прямо на широкую кровать, тёплую ещё, со взбитыми подушками, и спросил просто так, – Как звать-то, красавица?

– Маша, – ответила женщина, неожиданно улыбаясь, глядя на мокрого, ещё не просохшего Алексея, – Да ты ложись, милый. Я сейчас мигом.

Она доставала откуда-то бутыль с мутноватой жидкостью и плеснула в стакан грамм 200.

– На-ка вот, выпей, а то простынешь, бедолага, – она подала ему стакан.

Лёшка взял его, в лицо пахнуло сивушным духом, но выпить нужно было после такой продолжительной ночной ванны, а то не дай бог чего. Воняло отвратительно. Стакан был грязный, заляпанный, на ободке засохла раздавленная муха, но Лёшке было уже не до этого. Сбив муху щелчком, он поднёс стакан губам и выпил весь залпом. Грудь обожгло, на глазах выступили слёзы, Лёшка с трудом перевёл дыхание, а хозяйка уже прикладывала к его виску какую-то сомнительную тряпицу, пропитанную тем же самогоном. Защипало страшно. Алексей закрыл глаза, ноги стали ватными, по телу разлилось тепло, и он спросил, – А что, есть мужики-то в доме?

– Есть, муж мой Федька, окаянный, – Маша продолжила обрабатывать ранку, – В рыбнадзоре он. Вот ведь опять укатил неизвестно насколько. Покоя нет, Господи !

– А завтра приедет хоть? А то как выбраться отсюда?

– Да кто же его чёрта знает? – она в сердцах бросила тряпку куда-то в угол и убрала бутылку под стол. Лёшка открыл глаза. Голова чуть кружилась, и злость прошла. Было легко и свободно. Пахло рыбой и ещё чуть-чуть керосиновой копотью от лампы.

– Ну вот, милый, теперь поспи, укройся, – хозяйка, склоняясь над ним, накрыла его пуховым одеялом. На какое-то мгновение Лёшка увидел её большие белые груди под вырезом рубашки.

– Иди-ка сюда! – он схватил её за руку, притянул к себе.

– Ой, да что же это ты? – она пыталась было отбиваться, но делала это как-то лениво, а глаза её горели желанием, – муж приедет, увидит. Ой, не надо! Что же ты делаешь, а?

Обхватив её тугое горячее тело, Лёшка ловко стащил с неё рубаху, а Маша, секунду назад отталкивающая его, уже прижималась к нему всем телом, обхватив пухлыми, жёсткими от работы ладонями его плечи и томно закатила глаза, отдавая себя во власть сильному мужчине.

– Лампу, лампу давай погасим! – шептала она, как в полузабытье.

Лёшка отпустил её, пышную, голую. Она задула фитиль и в наступившей темноте бросилась в ленивые объятия.