1993 год. Назад в СССР, или Дети перестройки

Глава 9

Алексей быстро, неторопливым шагом, обходил палубу за палубой, одно помещение за другим, в поисках Анастасии. Почему-то он был уверен, что Стаси не ушла в свою каюту. У девчонки была депрессия, почти истерика. Лёшка на себе испытывал не раз, что это такое. И тогда ему хотелось побыть на воздухе одному, подставив лицо ветру и отключиться от всех мыслей. Он не ошибся, прогрохотав каблуками по узенькой крутой железной лестнице, заглянув на открытую галерею третьего или четвёртого яруса, тёмную и пустую, Лёшка увидел её.

Анастасия стояла, облокотившись на высокий фальшборт, и задумчиво глядела на тёмную полоску берега. Алексей подошёл и встал рядом с нею, почти касаясь её плечом. Несколько секунд они молчали, погружённые каждый в свои думы.

– Солнце зашло, – сказал вдруг Алексей, тоскливо глядя на последние красноватые отблески на горизонте.

– Алексей, простите меня, – холодные пальцы коснулись его плеча, и он почему-то вздрогнул от этого легкого прикосновения, – Прошу вас, не сердитесь, я очень перед вами виновата.

– Ну что вы, – Алексей все еще не мог заставить себя повернуться к девушке. Он смотрел на темные волны, расходившиеся внизу теплохода.

– Я, конечно, дура, – в голосе Анастасии послышались вдруг жесткие нотки. Она убрала руку с плеча Алексея, – Вот просто дура. Начала вам исповедоваться, потом нагрубила. Боюсь вы не из тех, кто легко прощает обиды. У вас такие глаза.

– Глаза? – Алексей резко обернулся и продолжил, – да, наверное, мои глаза разучились бросать томные темные взгляды, но такова уж была моя жизнь, несладкая без уикендов и прогулок с кокетками по Черноморскому побережью.

– Простите же ради бога, – уже с мольбой в голосе воскликнула Настя, делая шаг навстречу. Теперь уже они едва не касались друг друга, рука девушки, плывшая в нерешительность, застыла на уровне груди Алексея. Он взял эту руку, изящную, с мягкими длинными пальцами, склонив голову, поднес к губам. Губы у него были сухие и горячие. Лёшке показалось, что Настина рука вздрогнула от его колючего поцелуя, да неприличия долгого. Но она не сопротивлялась, и приятная упоительная сладость разлилась горячими волнами по всему телу Алексея.

– Значит, мир? – Настя улыбнулась ему широко, открыто. В её огромных глазах не было уже той щемящей печали, как полчаса назад в баре. Алексей смотрел на неё, всё ещё не выпуская Настину руку из своих сильных, чуть влажных ладоней, и во взгляде её чувствовалось ему ответные чувства и даже ответные желания.

– Можно я буду называть вас просто Стаси? – предложил Лёшка, со всех сил стараясь удержать себя, не впиться нежным своим профессиональным поцелуем в эти полураскрытые, чуть подкрашенные губы. Шестым чувством понимал он, что нельзя этого сейчас. Девчонка с характером, не время. Да куда она денется? Наступит ещё это время. С такой нужно чуточку терпения и сдержанности.

– Стаси? Да, пожалуйста, это даже интересно, Стаси. Меня никогда еще так не называли.

– А давай на «ты», – Алексей осмелел, вошел уже во вкус.

– Давай, – легко, как будто ждала этого, согласилась Настя, – Какая же из меня светская дама? Я не люблю все эти чопорные обращения. Правда, отец с матерью постоянно следят за моими манерами. Хотят воспитать из меня эдакую салонную девицу. В их кругу все называют друг друга на «вы», вся эта скованность и натянутость мне быстро надоедает. Нормально поговорить можно лишь с несколькими подругами, да, и с сокурсниками в институте.

– А этот, Дима, он тоже твой сокурсник? – Алексей задал свой больной вопрос, вырвавшийся, может быть, и некстати.

– Вершинин? Ты его имеешь в виду? – Настя поморщилась и, хитро скосив глазки, глянула на Алексея, – Димуля – так называет его моя мама. Он сын её хорошей подружки, модельерши из салона моды. Они с матерью долго работали вместе. Отец его ректор Плехановского института, весомый и уважаемый в широких кругах человек.

Анастасия вздохнула и продолжила, – Знаешь, в том обществе, где имеют несчастье состоять мои родители, всё совершается с расчётом.

– Короче, он твой жених, так? – видя, что девушка запнулась, Алексей решил помочь ей прямым вопросом, с интересом ожидая ответной реакции. Впрочем, он был почти уверен, что этого Диму Стаси недолюбливает.

– Да, это так, – и Анастасия сразу стала серьёзной прежней красавицей римлянкой, – но этого хотят мои родители, а не я. У нас с ним ничего не было, ничего такого, – она окончательно смутилась и отвернулась к реке.

Сердце Алексея радостно забилось, последние сомнения рассеивались, как лёгкий пепел, уносимый ветром. Алексей улыбнулся, бог мой, да она ещё совсем девчонка, тоже нашлась светская львица, смущается от таких пустяков, но прелесть, истинная красавица, гордая и прекрасная в своей откровенности.

Алексей чувствовал уже не только влечение к Насте, как к женщине, такое бывало с ним раньше и не раз, а какое-то новое, неведомое ещё чувство, которое подминало под себя эти чисто мужские страсти, сдерживало даже их, и хотелось не сколько близости физической, сколько духовной что ли, и это новое острое чувство влекло Алексея как на крыльях, хотелось быть просто рядом с этой пепельноволосой, стройной девушкой, хотелось сделать какие-нибудь глупости, шалости, безрассудство, хотелось бросить к чёрту все эти свои дела, которые сделали его тем, кем он был сейчас.

– Нет, Вершинин никогда не будет моим мужем, – Анастасия сказала это твердо, как говорят люди, раз и навсегда принявшие решение, – Да, все это несерьезно, Алексей.

– Но ведь он такой красавец, прямо нарцисс, – Лешка решил подначить девушку, – а девчонки любят таких.

– Нет , ну вот уж нет, – с легким недовольством перебила его Стаси, – Он циник, маменькин сынок, умеет только строить свои печальные глазки, в ресторане сегодня вел себя безобразно, а у тебя было такое лицо, что я подумала, еще минуту и ты не выдержишь.

– Да, представляю свою физиономию, – весело добавил Лешка, и они оба рассмеялись, глядя друг на друга.

– Только не думай выяснять с ними отношения, – вдруг посерьезнее сказала Настя, – Я терпеть не могу драки. Да и потом, эти его дружки, они мне уж совсем не нравятся. Где он только набрал таких, настоящие уголовники?

– У меня тоже есть друзья, – ответил Алексей, – хорошие ребята, завтра я вас познакомлю. Так что Вершинина твоего я не боюсь. Не по зубам я ему, верно?

Алексей улыбнулся, свежий речной ветерок дул в лицо. На душе было хорошо, свободно так. Давно Алешка не был в таком хорошем настроении. На улице стемнело, в их галереи почему-то не было освещения, но это лишь радовало. Создавало иллюзию, что они тут только вдвоем на огромном судне.

– Так что, – начала было Анастасия, но осеклась вдруг и схватила Алексея за руку. Даже в темноте он увидел, какой мертвенной бледностью покрылось красивое лицо Стаси. Ужас заметался в ее темных зрачках, смотрящих куда-то за спину Алексею в густой полумрак галереи. Лешка медленно, чувствуя, как волосы на затылке поднимаются от чего-то неизвестного и пугающего, повернулся назад.

По галереи медленно, очень медленно, как в кошмарном сне, неотвратимо двигались к ним четыре темных силуэта плечом к плечу, перегородив весь коридор. Приближались они, словно знали, что не побежит Лёшка, не посмеет ударить в грязь лицом перед девчонкой. Ещё не видя лиц этих людей, Алексей почувствовал, кто они.

– Скорее, – Стаси тянула его за руку к лестнице наверх, которая была всего в нескольких шагах сзади.

Нет, он никуда отсюда не уйдёт, ни перед кем ещё Алексей Князев не опускал голову, никто не смел упрекнуть его в трусости, никогда он не дрожал за свою шкуру, не отступал, тем более перед такими ублюдками, как этот Дима и его компания. Лёшка решил стоять до конца.

– Уходи! Быстро! Ну! – он с силой оттолкнул Настю к лестнице, четверо были уже близко, Алексею казалось, что он уже слышит их глухое дыхание, видит воспаленные зрачки и раздутые в ярости ноздри.

– Ну что задергались-то? – раздался знакомый голос. Четверо остановились, Дима Вершинин вышел чуть вперед.

– Вот вы где, голубки, – продолжил он, – ищи вас тут.

– Что тебе надо, отстань от нас, ненормальный! – Настя вдруг встала между Димой и Алексеем, Лешка попытался остановить ее, но она отбросила его руку.

– Шлюха, – прошипел Вершинин и тотчас же хлесткая пощечина обожгла его лицо, он отшатнулся и занес руку для удара, так ненавидел он в этот момент огромные изумрудно-зеленые глаза своей невесты. Дима хотел ударить ее от всей души, пощечина горела, это был плевок его в душу, непризнание, отвержение его Дмитрия Вершинина.

– Зря, – коротко выдохнул Алексей и сделал шаг вперёд, точно заранее прицелившись, хлёстко со смаком ударил Вершинина по лицу, в узкую полоску его, искривившегося в циничной усмешке, рта, в белые зубы, в розовые дёсны, всю свою злость, всю силу девяностокилограммового корпуса вложил Лёшка в этот страшный удар.

Дима был отброшен шагов на пять, и, зажимая двумя руками окровавленные губы, упал на палубу. Оправившись от секундного замешательства, трое бросились на Алексея. Того, кто в центре, он встретил прямым ударом ноги в дых. тот упал на колени, согнувшись, но два кулака одновременно опустились на его лицо. Лёшка едва не опрокинулся, отступил назад, и в этот самый миг кто-то пнул его ногой в живот. Дыхание перехватило, Алексей сжал зубы и ударил ближайшего противника. Тот вскрикнул и отступил на мгновение, но поднялся уже, сплёвывая кровавую слюну третий, страшный и с искажёнными от боли лицом.

Алексей знал, что пощады ему не будет, ждал, что не сможет выкарабкаться. Врагов было много, это были всё сильные, здоровые ребята, хотя в одиночку он и справился бы с каждым, но они были втроём, они мстили за недавний позор в баре, за выбитые зубы своего дружка, да пощады быть не могло.

– Барбос, слева давай, – закричал высокий, с окровавленным лицом, и все трое бросились на Лёшку.

– На помощь, помогите кто-нибудь! – закричала Анастасия, подбегая к лестнице.

Князев отбивался из последних сил, прижатый к фальшборту. Он не мог слышать топота ног по железным ступеням. Кто-то спешил на голос девушки.

– На помощь! – еще раз крикнула она, и, увидев, как, громыхая и чертыхаясь, с лестницы скатился через голову, споткнувшись, видимо, Сашка Рыжов, а сверху тяжелыми шагами бежал уже Колычев.

Он не стал тормозить, ринулся в гущу драки. Димины приятели слишком поздно увидели угрозу с тыла. Колычев с налету грудью, огромными плечами сбил двоих. Третьего страшным, отличным ударом в лязгнувшую челюсть положил Алексей. Сашке Рыжову осталось только с криком прыгнуть двумя ногами на одного из поверженных атлетов. Будь Рыжов побольше весом, и у того поломались бы ребра.

Трое друзей тяжело дышали, но все было кончено. Двое противников лежали без движения. Дима и еще один по-собачьи выли, держась за разбитые физиономии. Досталось им капитально.

– Всё, уходим, – Лешка вытер кровь с разбитой губы и, увлекая за собой дрожащую Стаси, ринулся вверх по ступеням. Рыжов последовал за ним, а Сашка Колычев, оглядев поле битвы, довольно ухмыльнулся, пнул в бок скулящего Вершинина и неспешно удалился вслед за друзьями.

Глава 10

Жара стояла невыносимая. Солнце палило вовсю. Термометр показывал 27 градусов в тени.

Сашка Рыжов, одетый в светло-серые плащевые брюки и белую старенькую футболку с эмблемой адидасовского трилистника, вышел на палубу. Несмотря на кондиционер, в каюте было невыносимо душно. Нечем было дышать, а Сашка любил свежий воздух. Даже зимой он спал с открытой форточкой. Даром, что в детстве часто болел простудой.

Вот и сегодня, выпив обычный утренний кофе с булкой, поданной ему в постель симпатичной полненькой официанткой, Сашка решил прогуляться. Да, за почти две недели, прошедшие с начала плавания, он здорово отдохнул. Живот его даже слегка округлился. Суровые складки между бровями, появившиеся от бессонных рабочих ночей начали сглаживаться, исчезать понемногу. Полной грудью вдыхал он легкий речной ветерок, казавшийся ему символом некой свободы, настоящего отдыха. Прогулки с друзьями по городам, где останавливался их теплоход, рестораны Углича, Андропова, Костромы, где они проводили вечера стоянок, а также теннисный корт, бассейн и прочие удобства самого "Руслана" действовали на Сашку сильно, впечатляли своим королевским размахом.

Лёшка всюду сорил деньгами. Как-то они с Колычевым в шутку взялись посчитать его расходы только при них. Так сбились на третьей тысячи и махнули рукой. Своей новой девчонке Насте, которую он называл на западный манер Стаси, Лёшка вешал лапшу про выигрыш в спортлото, и плакался ей иногда про свою, дескать, суровую жизнь, полную лишений и едва ли не нищеты. Их с Колычевым он просил поддержать эту версию, ничего не болтать про загранку и про предложенное им дело.

Впрочем, об этом деле Князев ни разу больше не разговаривал с Сашкой, да и сам он не интересовался, хотя иногда и было ему интересно, о чем это они с Колычевым болтают полушепотом, какая вообще-то ему разница, дело тут не совсем чисто, это да. Ну да кто же сейчас живет честно? Даже на его Сашкиной работе мужики старались подхалтурить. Один даже ночью работал, штамповал какие-то золотые и серебряные крестики для некого церковника. Заработал, говорят, кучу денег. Но ведь рисковал-то как? Это пахло многими годами за решеткой. Нет, лучше не лезть в это болото. Спать спокойно. Не беда, что в карманах ветер. Дружки, которым задолжал пятерку полгода назад, косо смотрят – отдаст ли он? Отдаст, никуда не денется. Только бы дотянуть до квартальной премии.

С голоду Сашка тоже не помирал. Мать с отцом подбрасывали иногда картошку, лучок, яблоки. А мяса он ел мало. Дорогое оно было, зараза. Да и можно ли все время жить так, как Лешка? Ни в чем не нуждаясь, развлекаясь, как принц? Скучно же. В конце концов, это надоедает, когда нет проблем, забот. А, впрочем, почему их у него нет? Есть дело, значит, есть и проблемы. Да еще какие, раз он делает такие деньги.

Только эти вот сынки, типа Димы, до сих пор ходящего с опухшими, запавшими губами, только они живут просто. За них кто-то работает, большой начальник папа думает, решает, выдает на кутежи. Только не замечает, что растет-то у него сынок – сволочь. А хватиться – поздно будет. И пойдет папа по дружкам, таким же начальникам, отмаливать родное чадо от вышки. Нет, не жизнь эта, страх вечный. Дурак Леха со всеми своими делами. Зароется он когда-нибудь, нарвется. Дружба – дружбой, а уж служба, извольте. Не на того напали.

Сашка не лез в их с Колычевым беседы. Ходил в бассейн, играл в бадминтон. У него был разряд. И Лешкина Настя иногда составляла ему партию. Она хорошо играла в теннис. А эти две игры были похожи, и они учились друг у друга.

Генеральская дочка была премилой двадцатилетней девушкой, классической красавицей, как кинозвёзды в Голливуде. Когда Сашка играл с нею, он немного даже гордился такой партнёршей. На их игру обычно собирались поглазеть несколько десятков человек. А когда она играла в теннис с Лёшкой, это было событием на "Руслане". Пассажиры сбегались повсюду, наслаждаясь их грациозной партией. Да, их с Князевым узнавали, им улыбались, кивали радостно.

Уж до того приятная это была пара, и Сашка с гордостью шёл иногда рядом, шутил со Стаси. Она отвечала ему тёплой улыбкой. Да, это была королева! Но королём был тут не он, не Сашка, и это слегка удручало. Ну да что уж, насильно мил не будешь, да и признаться, кроме чистого восхищения перед её красотой и кроме дани острому уму Анастасии, у Рыжова не возникало чувств сколько-нибудь более глубоких. Всяк сверчок знай свой шесток. В юности Лёшка переделал эту пословицу и любил повторять иногда «Лёша жесток, знай свой шесток». Тогда это звучало по меньшей мере смешно. Князев, в бытность свою, ещё Мерзликин, был довольно добродушным, беззащитным увальнем. И баб у него толком не было. Так, дешёвые похождения по дискотекам, левые знакомства с какими-то девицами или даже лимитчицами. Но всерьёз он никем не увлекался и даже не занимался.

Не было у него таких влюблённостей, как у Сашки. Лёшка был холодный какой-то, чёрствый, эгоистичный. А может даже и скучновато с ним было, девчонкам. Они любили весёлых, развязных, вольготных парней. Чтобы и в драку за них, и в кабак, и чтобы звонил. Звонил каждый день, ждал по часу на морозе. Короче, избалованные были-то девчонки. А Лёшка сам был гордым, не кланялся красоткам. И мотался один почти всегда.

А сейчас, до Стаси, не знал Сашка, была ли у Князева подруга. Говорил тут что-то, но ничего конкретного. Впрочем, Сашка замечал, как смотрел на неё Алексей. Как смотрят только влюблённые. Жадно, не отрываясь, ловя каждый взгляд, каждый вздох, каждое движение. Рыжов не мог ошибаться. Он сам прошёл через это трижды, по меньшей мере. И знал тут практически всё. Ну дай бог Лёхе удачи, коли это у него всерьёз. Он всегда шутил, что хотел бы в жёны генеральскую дочку. И вот она, Анастасия Соболева, с пепельными волосами, стройная, как с картинки рекламного журнала, которые видел иногда Сашка у своего второго хорошего друга Андрея Михеева, бывшего одноклассника, тоже инженера, который заканчивал уже свою диссертацию и готовился к защите. Андрюха жил неплохо, он был тоже сынок, только не заносился особо никогда, не придавал значения помощи отца, работающего за границей. Ну, конечно, одевался, тачку имел, дачу, квартиру, видео, всё как положено. Малый был отличный, свой парень!

Все друзья, вот они все кем-то стали за счёт отца или за счёт себя самого, а он, кто он такой, Александр Рыжов, инженер второй категории, аспирант, честный, бедный и гордый. К чёрту, забыть и не думать.

Сашка , вздохнул полной грудью, плюнул за борт и расслабился, глядя на берег. Теплоход шёл уже в обратный путь, это была последняя крупная стоянка – Ярославль, туристы группами сходили на берег и растворялись в пёстрой толпе морского вокзала. Надо будет прогуляться.

Сегодня Лёшка не везёт их с собой, они со Стаси решили одни побродить по городу. Она жила тут когда-то с отцом-полковником, Лёшка служил здесь около года, конечно, им будет что вспомнить. Ага, вот и они.

Сашка перегнулся через парапет и помахал рукой. Лёшка был в серых штанах и белоснежной рубашке, трёхтысячный «Никон» был небрежно перекинут через плечо, его спутница была в отчаянно короткой мини-юбке. Мини снова возвращались, сейчас это было пиком, и у Сашки аж слюнки текли, когда он видел стройные загорелые ножки Стаси. Да, шикарная пара! Александр ещё раз помахал рукою, облизнул пересохшие от жары ли или от чего-то другого губы, и отправился переодеваться.

Глава 11

– Ну, и куда же мы пойдем? – спросил Алексей Настю, когда они выбрались из шумного порта и вышли на городскую набережную, зеленую, уютную, с уходящими от нее направо тихими улочками с потрескавшимся асфальтом.

– Куда? – Стаси пожала плечами, – давай прямо до стрелки.

Они взялись за руки и неспешно двинулись вперед.

Да, уже 8 лет Лёшка не был в этом городе, который навсегда остался у него в памяти. И вот такой зеленый, веселый и суровозаснеженный зимний, когда после годичной службы Алексея, тогда просто рядового Мерзликина командировали в Ярославль. 14 месяцев он уже отслужил. Тяжело привыкал Лёшка к армии, не умел поначалу даже пришить погоны, задыхался от километрового кросса и как мешок висел на турнике, а из учебки его выгнали за драку, да и за то еще, что цапался постоянно с сержантами.

Работал он в армии телеграфистом, стал потом уже хорошим мастером, за это его послали в штаб в город. Любил Алексей этот город до сих пор, хотя восемь лет прошло с тех пор, когда он впервые прошел по его улицам, худой, стриженный, едва ли не пугающийся мчащегося потока машин, ежеминутно козыряющий всем подряд офицерам, но счастливый хотя бы только тем, что он мог побродить по улицам города.

Вспоминать это Лёшка любил, это были приятные воспоминания. Навсегда запомнил он армию, навсегда запомнил этот гостеприимный город, где служба казалась ему мёдом. Работал он честно и спал под столом на шинели часа четыре в сутки, ежеминутно подвергаясь риску быть пойманным и отправленным на гауптвахту начальством.

А сейчас он – молодой, счастливый, полный сил и энергии, шёл по этому же городу под руку с красивой девушкой и оглядывались на них ярославцы.

После прогулки на Стрелке, полуострове на Волге, любимом месте отдыха горожан, где стоял все тот же открытый для просмотра самолет Як-40 и были красивые фонтаны, пройдясь по центральному парку с шумными аттракционами, что был на острове неподалеку от главного пляжа на реке Которосль, Настя спросила – Куда теперь, бравый солдат?

– Давай махнём через мост. Там есть один шикарный пляж, чуть дальше от того места, где Которосль впадает в Волгу. Помнишь, может?

– Конечно, это около кладбища кораблей, там наверху ещё церквушка, а дальше по Волге большой пляж.

– Мы бывало купались там, когда удавалось вырваться на пару часов, – пустился в воспоминания Алексей, – пляж был заброшенный, ни души народу, только мы в синих трусах.

– Хорошо, идём, – сказала Настя, – только предупреждаю, я плохо плаваю, придётся за мной поухаживать.

Минут через сорок они уже были на месте. Действительно, этот уголок, казалось, был всеми забыт. Песчаный пляж почти зарос травой, невысокая церквушка, поднималась выше по склону речной поймы. Там шумели, раскачиваясь верхушками, древние могучие клёны, свидетели того, как много лет назад несколько существ приходили сюда, чтобы на несколько часов забыть обо всём.

Левее – выше по течению было небольшое корабельное кладбище, старые проржавевшие трухлявые яхты, катера, небольшие борта громоздились там одна на другую, скрещивая обломанные мачты, купаться там было опасно, и даже тогда давно Лёшка не решался подплывать к этим мёртвым остовам.

Он сбросил обувь, носки и с удовольствием почувствовал под огрубевшими подошвами тепло земли. Пучок травы чуть щекотал пальцы, Лёшка улыбнулся наплыву воспоминаний и обернулся. Анастасия уже сбросила юбку и блузку, оставшись в чёрном с красной окантовкой купальнике, в открыто-откровенном, прикрывающем лишь те места её стройного загорелого тела, показать которые на пляже не позволяли последние рамки приличий.

Алексей жадно посмотрел на девушку, та поймала его взгляд, чуть смутилась было, но гордо вскинула голову, да, она знала себе цену, знала, что она была божественно красива и привыкла не стесняться этого.

– Ну что же ты! – она грациозным движением подняла руки и подобрала волосы в узел на затылке, ожидающе глядя на Алексея. Тот, наконец, опомнился, щелкнул пару раз фотоаппаратом и торопливо скинул одежду.

– Вперёд! – он схватил её за руку, и они устремились навстречу мелким речным волнам, из-за которых песок на отмели был спрессованным, тугим и тоже каким-то волнообразным. Вода оказалась прохладной, свежей и прозрачной. Лёшка нырнул и долго плыл вперёд под водой, открыв глаза, сильно гребя руками и разогревая тело.

Когда дно скрылось из глаз, он всплыл и далеко, около самого берега, увидел Анастасию, стоявшую по грудь в воде. Она радостно помахала ему рукой, подняв кверху большой палец. Лёшка взмахнул руками и повернулся на спину. Пловцом он был хорошим, даже отличным. Ещё там, во Владивостоке, он занимался в бассейне, где подкачал свою заплывшую жирком фигуру. А жирок этот согнал быстро, как будто и не было его.

Солнце палило нестерпимо, жгло, Алексей закрыл глаза и расслабился, оставив на поверхности лишь рот и нос. Он чувствовал, как его медленно сносит течением, но не сопротивлялся стихии, а просто лежал и думал, кто для него была эта девчонка Анастасия, Стаси, пышноволосая, элегантная, такая милая, желанная, завладевшая всем его существом за прошедшие дни с самого момента знакомства.

Лёшка чувствовал, что она нужна ему. Он скучал без неё, спешил к ней утром, как 17-летний мальчишка, радовался до неприличия, только лишь завидев её точёную фигуру. До этого раньше с ним такого не случалось, он просто загорался страстным желанием иметь ту или иную женщину, но всегда они были его содержанками, отдавались легко, как у них полагалось. Ресторан, постель, подарок, опять постель.

Все эти смазливые девочки, его девочки, как Лёшка их называл, Катя, Наташа и даже Аллочка, уж такая светская женщина, шикарная и томная, все они вдруг показались Алексею ничтожеством, жалким проститутками. Да, в сущности они и были таковыми. Только он не придавал этому особого значения. Они боготворили его, он кидал им подачки, и все было гладко, спокойно. А теперь…

Лёшка открыл глаза, солнце слепило, волны мерно покачивали его на поверхности. Он резко повернулся вдруг и поплыл, рассекая своим мощным телом водную стихию.

Настя всё ещё стояла на отмели, по плечи в воде, не решаясь плыть. Лёшка подплыл к ней, быстро, боясь потерять свою решимость, обхватил мокрыми руками её голову и поцеловал в улыбающиеся губы. В первое мгновение она растерялась, закрыла даже глаза, как бы отдавая ему всю себя, но опомнившись, сильно оттолкнула Алексея, возмущённо глядя на этого мокрого, с прилипшими чёрными волосами и капельками воды на загорелом лице человека, осмелившегося на такую бестактность.

– Псих! – коротко выпалила Анастасия и поплыла в сторону мимо Лёшки. Плыла она по собачьи, неумело, смешно, беззащитно, загребая под себя прохладные волны. Алексей откинулся назад и поплыл на спине. Он быстро обогнал девушку, и держась чуть впереди, наблюдал за ней. Стаси высоко поднимала подбородок, глаза её щурились. Иногда она бросала косые, сердитые взгляды на Алексея. Плыла она к лодке, одной из многих, что плавали на подводных якорях в метрах сорока от берега. Ещё солдатами Лёшка с компанией любил забираться на такие лодки, иногда даже фотографировался там.

Настя доплыла и остановилась, переводя дыхание, обхватив толстую цепь, идущую от носа лодки в серую глубину. Она тяжело дышала, прижавшись щекой к холодным отполированным волнами звеньям, глядя куда-то в сторону.

– А плавать ты совсем не умеешь! – весело объявил Лёшка, ловко залезая в лодку. Та накренилась, но он уже просто сидел в ней.

– Без тебя, знаю, – зло и устало отрезала Стаси и добавила, протягивая ему руку, – Помоги!

Алексей помог ей забраться. Лодка была широкая, днище ее покрывала выбеленная на солнце раскаленная доска. На нее и легла, Анастасия, положив руки за голову. Грациозная, смуглая от загара, почти обнаженная в своем экстра мокром купальнике, и Лешка на секунду даже отвел глаза от ее красивого тела. Подумав, он прилег рядом с ней, на бок. Глаза Анастасии были закрыты, она отдыхала, подставив лицо солнцу. В лодке пахло водорослями, рекой, немного смолой и моренным деревом. Низко над водой, крича надсадно и жалобно, летали грязно-белые чайки. Вдалеке по фарватеру широкой реки плыли два или три борта. Лодка плавно покачивалась на волнах,

Вдохнув, Лешка осторожно, боясь нового взрыва, коснулся губами Настиного плеча, холодного еще, покрытого мелкими капельками воды. Она чуть вздрогнула, веки ее дернулись, но не разомкнулись. Лешка понял, что она ждет продолжения, и приподнявшись на руках, поцеловал ее в плотно сжатые губы, легко, воздушно, одним прикосновением. Стаси не отвечала, но и не сопротивлялась. Глаза ее оставались закрытыми, но Лешка почувствовал, как напряжено все ее тело.

– Хочешь, я научу тебя, – Алексей хотел сказать «научу плавать», но последние слова почему-то застряли в горле и непонятно было, чему же он хочет научить эту своенравную красавицу.

– Не надо, – чуть слышно, одним выдохом ответила Настя.

И Алексей скорее почувствовал, чем услышал ее слова.

– Стаси, любовь моя, – шепнул он и поцеловал её снова, обхватив за плечи, прижавшись к ней всем телом. Он чувствовал упругость её груди, чувствовал, как шевельнулись её губы, она отвечала на поцелуи неумело и робко. Но именно эта робость и неумелость всё больше разжигали Алексея, и он впивался в её губы, самозабвенно, искренне отдаваясь во власть эмоций. И не было уже ничего, кроме этой страсти, кроме этого бешеного поцелуя, ни разу в жизни ещё Лёшка не испытывал такого наслаждения от простого прикосновения к губам девушки, хотя сколько их было уже этих поцелуев и объятий.

Наконец Алексей разжал объятия и в изнеможении, откинулся на спину, грудь его судорожно вздымалась, горло давили спазмы, мышцы дрожали, как бывает после сильного испуга или длительного изнурительного заплыва без остановки. Настя поднялась и села к нему спиной, обхватив руками согнутые колени. Что-то трогательно детское было в этой её позе. Алексей обнял её, коснулся щекой её плеча и, глядя куда-то в сторону, сказал вдруг, – Я люблю тебя, люблю, слышишь, милая?

Настя вдруг, не глядя ему в глаза, быстро обернулась, вцепилась тонкими, чуть дрожащими пальцами в его плечи, покрытые узлами мускулов, и уткнулась лицом в его грудь. Лёгкая, беззащитная, словно отдавая себя во власть этому человеку, вверяя ему себя всю, гордую и преданную. Лёшка ласково гладил её пышные волосы кончиками пальцев, которые умели быть нежными и мягкими, а не только твёрдыми, как гвозди, и смотрел на суетящихся чаек. Нет, он не думал, а просто смотрел. Ещё хотелось ему плакать, почему не знал он, просто хотелось, и всё тут.

Но он сдерживал себя, он был мужчиной, он был Алексей Князев, имя это было маркой, его произносили, понизив голос, ему верили, его боялись, его уважали и ненавидели. Но сейчас, когда пальцы его касались пушистых пепельных волос, той, которая вдруг стала для него такой родной и близкой, сейчас он презирал эту марку, этих людишек, глядящих ему в рот, ненавидел всё то, чем он занимался последние несколько лет, но знал, что не суждено ему остановиться, уйти в тень. Страшная это была штука, власть.

Лёшка вздохнул, и сжав ладонями лицо Анастасии, проговорил, глядя ей прямо в глаза, – Я с тобой!