* * *
Искры от погребального костра цеплялись на лету за плащ друина, выжигали мелкие прорехи на поверхности плотной толстой материи, голова молодого вейди поседела от пепла, а он всё не двигался, заворожённо глядя вглубь себя, где бушевал огонь не меньшей силы.
Едва угас последний уголёк, Тиранай с нарочитой медлительностью сгрёб золу в расписной глиняный горшок и, накрыв его крышкой, торжественно произнёс напутственную речь для души усопшего. По завершении церемонии караг отвёл удручённого Риноса обратно в дом старосты.
– Прекрати себя корить, этого никто не мог предвидеть, – увещевал друина старец.
– А ведь он нас предупреждал, – возразил молодой вейди, – исподволь, когда упомянул, что Фаро удалось до срока обратиться. Теперь я должен… обязан его убить.
– Что за дичь! – не сдержавшись, воскликнул Тиранай, однако сразу же спохватился и продолжил значительно тише:
– Тогда условия были другие. Безвыходное положение, вскрытие последнего резерва. Сейчас всё иначе, и это настораживает. Предполагаю, что ключ – в магических способностях новоявленного оборотня. И посему, представляется мне, настала пора вернуться к письму от Андира.
Пожилой вейди только потянулся за пазуху, как вдруг в гостевую комнату вломился младший внук старосты, чумазый пострелёнок лет десяти-одиннадцати, и заверещал:
– Ой, диво-то какое, чтимые, ой, диво! Каим-то погорелец на Торге поклоны земные бьёт, слёзы льёт горючие, орёт, будто он убивец и каяться пришёл пред всем честным народом!
Торгом в Новоракитном именовали округлую площадь, в которую, словно река в озеро, перетекала главная улица. Так уж повелось издревле, хотя и в былые, спокойные времена редкий купец наведывался в не шибко зажиточное приграничное сельцо, а после известий об исчезновениях людей охотники тащиться с товаром в опасные дебри и подавно перевелись. Площади ещё при жизни первых поселенцев нашлось иное применение. В досужие часы здесь собирались кумушки посудачить о мужьях и о соседях, сюда же скликали общинников, если надо было держать совет.
Тем вечером на Торге скучились чуть ли не все селяне, и чтобы пробраться сквозь толпу, волшебникам пришлось изрядно подвигать локтями. Достигнув передних рядов, вейди узрели наконец виновника переполоха. Стоявший на коленях тщедушный сутулый паренёк с открытым, искренне наивным взором и по-младенчески припухлыми губами безостановочно шмыгал носом и бубнил сущую несуразицу.
Тиранай шагнул к Каиму, велел вытянуть руки ладонями вверх. Юноша подчинился, и тотчас на его запястья чёрной татуировкой легли руны связывания.
– Стойте, досточтимые, – выкликнул откуда-то сбоку староста, – неужто не видите, мальчик-то не в себе, будто очумелый совсем! Не иначе как порчу на него навели! Ведь он талант имеет: лучшего резчика по дереву не то что в Просторах, в целом свете не сыскать! А люди-то к труду ленивы, да на зависть скоры! Ей-ей, попортил кто!
– Дознаемся, – сухо бросил Тиранай. – Разрешите покамест запереть подозреваемого в вашей бане, уважаемый Оллат?
– Пожалуйста, – с готовностью ответил староста. – Только вы уж не лютуйте, досточтимые. От злых чар напраслину на себя возводит.
– Будьте покойны, уважаемый Оллат, пристрастия к мучительству не имеем, – заверил старосту караг, – мы же не разбойники, в самом деле.
Пока женщины, присланные главой села, зажигали и расставляли свечи, и застилали лавки овчинами, никто не проронил ни слова. В бане царила тишина, и оттого периодические всхлипы Каима ещё сильнее раздражали Риноса, мешали сосредоточиться.
– Не расходуй зря силы, – предостерёг друина Тиранай, – венца на нём нет, я проверил по дороге.
Лишь только вейди остались наедине с повинившимся, караг предложил не тратить время на допрос, а тотчас приступить к чтению воспоминаний. Ринос не просто согласился, но, что удивительно, вызвался на роль чтеца, сославшись на усталый вид старца.
– Справишься? – засомневался Тиранай.
В способностях друина он был уверен, беспокойство вызывало душейное состояние молодого вейди.
– Безусловно, – зло и решительно сверкнул глазами Ринос.
– Что ж, дерзай, а я побуду на страже. На случай непредвиденных осложнений.
Как полагается, друин вначале усыпил испытуемого, и лишь затем проник в его разум. Картины из прошлого мелькали с чрезвычайной быстротой, словно Ринос мчался над Рекой Времени на длиннокрылом драконе. Беззаботные босоногие дни в родном селе, внезапное бегство с матерью, утомительный путь через леса, обустройство на новом месте. Слабое здоровье, частые болезни и постоянные посылки от неведомых родственников с мукой, солью и тканями, благодаря которым они с матерью не знали нужды. Размеренная пастушеская жизнь летом, тягучая скука зимой. И случайное избавление – резьба по дереву. Сперва так, спасался от безделья, потом втянулся, напросился в ученики к местному мастеру, подслеповатому дряхлому старику. Бежали года, вырос Каим парнем пригожим, хоть и статью не вышел. Мать стала заговаривать о сватовстве – он отнекивался. Объяснял, что прежде хочет в ремесле поднатореть, чтобы трудом своим кормиться, а не чужими подачками пробавляться. Для этого собирался на юг податься, к Большой Реке, где поселений много, и его умение будет в цене. Но тут случился пожар, и они с матерью вместе с другими погорельцами отправились в поисках крова по соседним сёлам. Приютили их в Новоракитном. Общинники помогли дом поставить и надел по силам дали, однако с Каимом неладное твориться стало. Как наступает полнолуние, так он незнаемо где ночами пропадает. Возвращается грязный, в изорванной одежде, а что с ним было, не помнит. Тогда мать открыла ему правду про отца. Тем же вечером к ним в избу наведался Оллат. Мать рассказала, что это он снабжал их всем необходимым до пожара и переезда. Староста отвёл внука к ворожее по имени Мэрис, которая, как надеялся Оллат, хотя бы на время избавит от недуга. Увы, волшба плохо помогала от нечистой болезни. Но Каим продолжал ходить в дом ворожеи, ведь там он повстречал красавицу Эсмиэль, в которую влюбился без памяти. Племянница Мэрис ответила новосёлу взаимностью, даром что была замужем, и они начали видеться украдкой в лесу или в тальниках у реки. Беда пришла в ту ночь, когда Эсми поругалась с Брингбором и прибежала искать защиты у возлюбленного. Каим посреди разговора вдруг скорчился и кинулся прочь. Эсми за ним. Нагнала у оврага, только не человека, а чудище. К утру Каим оклемался и понял, что натворил. Хотел руки на себя наложить – дед с матерью не дали, посадили под замок, следили строго. Когда вейди в село пожаловали, Оллат придумал вину на Брингбора свалить. Прежде всего, наказал Мэрис из волос и вещей Эсми нечто такое сварганить, что бы на поделку для колдовского обряда походило. Та сплела куклу и положила её в ларец, где раньше хранились книги Винтана. Староста намеревался закопать этот ларец возле усадьбы Брингбора. Каим же мечтал вырваться из заточения, прийти к вейди и сознаться в своих злодеяниях. И он вырвался, правда, в обличии зверя. Внук Оллата старался сохранить рассудок, добраться до волшебников, пока звериная ярость не застлала глаза, и всё-таки не сдюжил, отчего лишился жизни молодой возница. Тут уж ни дед, ни мать не смогли его остановить. После похорон Каим примчался на Торг, упал на колени и начал громогласно каяться.
Ринос развеял чары и лишь затем позволил себе стереть пот со лба и шеи. Прочтённый продолжал спать сном укачиваемого матерью младенца.
По угрюмому взору и молчанию Тираная друин догадался, что старец успел проследить судьбу Каима через «пуповину» и в пояснениях не нуждался.
– И что вы об этом думаете, учитель? – не удержался от своего любимого вопроса молодой вейди, как только они с карагом переместились в предбанник.
– Что нам повезло. Не каждый оборотень оказывается таким совестливым.
– А я не верю, что он убивал. Он бы не смог, слишком добрый. Ему навязали ложные воспоминания. Тот самый маг из моего видения, настоящий убийца.
– Я по молодости тоже не верил. Однажды купился на ловко разыгранную невинность и отпустил убийцу, а он вслед за тем пол-села вырезал. Так вот.
– Здесь другое. Во время чтения мне почти удалось зацепиться за крупный изъян в воспоминаниях.
– Какой, интересно?
– Понимаете, учитель, мне постоянно кто-то мешал, поэтому я не сумел стряхнуть морок. А когда чары спали, у меня в голове словно чистое снежное поле возникло…
– Короче говоря, ты забыл.
– Из-за вмешательства Брингбора.
– Продолжаешь упорствовать?
– Сами посудите, учитель, ту куклу я обнаружил случайно, и к поискам меня подтолкнуло странное поведение Брингбора. Иначе я бы и не подумал в земле ковыряться. Ну, образно выражаясь. Да. Так вот, если бы староста пожелал подсунуть нам ларец, он бы оставил явственные следы, какие невозможно было бы пропустить. А в действительности всё как раз наоборот. Да и с чего Брингбору было бы так злиться, когда я выкопал артефакт?
– Что ж, твои рассуждения разумны, но как нам добыть доказательства? Мы не имеем права просто так, без веских оснований ворваться к Брингбору и подвергнуть его допросу, либо же чтению воспоминаний. Злодея сначала требуется уличить.
– Есть способ.
– Слушаю.
– Нам с Каимом нужно уйти за Барьер. Сквозь него не просочится никакая магия, и я вскрою корку лжи и вытащу истинные воспоминания. Вам ведь известно отмыкающее заклятье.
– Слишком опасно. А вдруг на вас нападут изгои? Или Каим всё же окажется оборотнем и перекинется?
– Я заранее заготовлю самосрабатывающие боевые чары.
– А как насчёт эльфов? Им твои чары что камню пинок.
– Атар бывал за барьером, и в прошлом году на праздновании дня зимнего солнцестояния я случайно услышал, как он, захмелев, обмолвился карагу Беллиону о том, что хозяева леса атакуют лишь тех, кто нарушает границы их государства. Настолько далеко я заходить не планирую.
– И тем не менее…
– Прошу вас, учитель, помогите нам пересечь Барьер. Я в любом случае не отступлюсь. Если вы откажетесь, я попытаюсь сам.
– И погибнешь. Спокойнее, мой мальчик. Чем меньше торопишься, тем реже ошибаешься. Давай поступим вот как. Сейчас глубокая ночь, отдыхай, а я покараулю. Днём сменишь меня. Но, гляди, дурью не майся – попробуй вспомнить тот изъян. Времени тебе даю до вечера. Успеешь – будь по-твоему, нет – придумаем другой выход.
– Согласен, но первым ложитесь вы, учитель. Вы на похоронах распоряжались, умаялись. А мне всё равно не уснуть.
– Не тревожься, моё сонное заклятие и бешеного вепря угомонит, знаешь ведь. И учти, что на свежую голову лучше думается. И вспоминается. Давай-ка забирайся под овчину. В полдень разбужу.
* * *
Перед тем как открыть глаза, Ринос медленно, с наслаждением потянулся. Он проснулся сам за два часа до условленного срока. Долго лежал и прислушивался к различным звукам, робко и будто бы нехотя нарушавшим стройный порядок тишины: мерному дыханию Тираная, шелесту бумаги, потрескиванию свечей.
Чтобы не напугать углубившегося в раздумья карага, молодой вейди повернулся так, что лавка под ним негромко, но отчётливо заскрипела.
– Пробудился никак? – проскрипел Тиранай. – Что ж, оно и к лучшему. Умывайся и завтракай. Пока ты спал, женщины от старосты целую гору яств принесли, для нас и для пленника. А после побеседуем. Кое о чём до крайности занятном.
Последнее замечание взбудоражило любопытство Риноса. Он быстро поплескал себе на лицо студёной водой из кувшина, не озаботившись предварительно нагреть её заклятьем, мигом умял тарелку овсяной каши, обойдя вниманием блюдо со свежей сдобой, и выжидательно, точно ждущий похвалы щенок, уставился на карага.
– Ладно, не стану больше томить, – усмехнулся пожилой вейди, – я дочитал послание Андира.
– И что там говорится?
– Что мы столкнулись с носителем чрезвычайно редкого дара – духовидцем. Такой человек не может применять магию сам, но способен в состоянии транса подчинять себе духов умерших и использовать их по своему желанию. Для передачи приказов пленным духам обычно требуется некий ритуал с использованием определённых предметов, либо животных. Это сродни магии мёртвых, только безопаснее и скрытнее. Поскольку в данном случае сила исходит не от человека, а от бесплотных существ, она создаёт гораздо меньшие искажения, нежели прямое магическое воздействие, которые практически невозможно уловить и отследить без специальных артефактов.
– Ну и ну! Я столько перечитал о разных видах магии, но не встречал ни единого упоминания о чём-либо похожем.
– Неудивительно, мой мальчик. Их способности ещё во времена оны были признаны проклятыми – слишком часто употреблялись они в корыстных целях и многократно служили источником бед и потрясений. Тех, кому посчастливилось обнаружить и убить духовидца, объявляли героями. В результате их по большей части истребили. А все письменные свидетельства, содержавшие какие-либо сведения о духовидцах и об их обрядах, собрали в нэтэрах и упрятали в тайные отделы библиотек, куда имеют доступ лишь атар, караги и хранитель библиотеки, как например, наш Андир.
– Ясно. Значит, Брингбор…
– Мы пока точно не знаем, Брингбор это или кто-то другой, поэтому твоё задание не отменяется.
– Вы об изъяне?
– О нём.
– Тогда хочу похвастаться. Я вспомнил. Вернее, вновь увидел во сне. Бусы.
– Не понимаю, какие бусы?
– Те, что носила Эсми. Брингбор порвал их, так? Нуна красочно описала ту сцену. А в воспоминаниях Каима они целёхоньки, хотя Эсми явилась к нему после ссоры с мужем. Вы, конечно, скажете, что Нуна соврала. Но зачем ей обманывать нас? Да и как насчёт её слов о странном оцепенении Брингбора? Что это, если не транс духовидца?
– Хм, убедительно. И всё-таки…
Тиранай пристально посмотрел на Риноса. Пунцовые щёки, горящий взгляд, сжатые кулаки. Воплощение уверенности, настойчивости и воли к действию.
– Хорошо, открою проход через Барьер, – наконец решился караг. – Выступим перед рассветом. Готовься.
* * *
Полоска лунного света на скуле Каима подчёркивала болезненную бледность его кожи. Внук Оллата сидел, скрестив ноги, на жухлой траве посреди просеки, так, как повелел друин. Ринос устроился напротив резчика в точно такой же позе. Прежде чем приступить к делу, друин оглянулся на Барьер. Творение мастеров древности невольно вызывало трепет и благоговение. По всей северной границе Просторов, от Гребня Дракона до дремучих лесов Ралагии, протянулась стена из непрозрачного сизого тумана, высотой превосходящая даже пики Снежных гор. Ничто не способно проникнуть сквозь неё: ни звук, ни свет, ни материя, ни магия. Лишь искушённые чародеи, умеющие применять заклинание разъятия и накопившие достаточный запас силы, могут на краткие мгновения разорвать ткань Барьера и перейти на другую сторону или кого-нибудь туда переправить.
Караг сразу признался, что его запаса на троих не хватит, ведь часть силы надо было приберечь для возвращения, и посему Ринос отправится вдвоём с Каимом. А Тиранаю предстояло дожидаться сигнала друина с противоположной стороны Барьера. Вейди договорились, что когда Ринос и Каим будут готовы перейти обратно, первый создаст огненный шар, подбросит его как можно выше и взорвёт. Всполохи в небе дадут карагу понять: настал срок вновь пробить брешь в магической стене.
Ринос повернулся к внуку Оллата и ободряюще улыбнулся. Под влиянием чар тело резчика расслабилось, глаза сами собой сомкнулись.
В этот раз друин ходко продвигался по разведанному пути, словно гонец по изъезженному тракту. Капля терпения, чуточка усилий, и вот струпья ложных воспоминаний отвалились, и наружу проступила правда.
Чары угасли. Каим постепенно приходил в себя. Как только внук Оллата очнулся, Ринос подступил к нему с намерением снять магические путы, но при виде безмерного ужаса на лице резчика отпрянул назад. Заблаговременно составленное заклинание отвержения сработало раньше, чем друин успел сообразить, что происходит. Массивная туша рухнула на кучу валежника.
«Оборотень! – мысленно поразился молодой вейди. – Но как?»
Тем временем чудовище проворно поднялось, встало, опираясь на все четыре лапы. Свирепый, злобный взгляд впился в Каима. От громоподобного рычания задрожали деревья в ближней роще. А вот Ринос не дрогнул. Некогда было. Друин торопился обездвижить зверя до того, как он решится снова напасть. Частично получилось. Передние лапы медведя скрутило судорогой. Но зверь не сдался. Его ненависть оказалась настолько сильна, что заставила преодолеть мучительную боль. Оборотень в прыжке сбил Риноса с ног. Оскаленная пасть, полная отвратительной жёлтой слюны, потянулась к шее Каима.
Заклятье друина и стрела ударили одновременно. И оба поразили чудовище в голову. Зверь мгновенно обмяк. Грузное туловище придавило резчика к земле.
Пока молодой вейди вытаскивал полуживого от потрясения Каима из-под тела гиганта, на просеку за их спинами из лесных теней выступили удивительные существа. Худощавые, жилистые, низкорослые, с пышными шевелюрами и остроконечными ушами. Каждый нёс в руках лук, и на каждом луке лежала стрела. Хотя тетивы не были натянуты, грозные взгляды коротышек обещали, что в случае чего за этим дело не станет.
Ни Ринос, ни Каим никогда прежде не видели эльфов, не имели понятия, как себя держать в их присутствии, и оттого лишь испуганно таращились на вооружённую ватагу.
Один из лучников шагнул вперёд. Заря окрасила его кожу и волосы в нежные лиловые тона, что придавало эльфу потустороннюю красоту, в равной степени жуткую и притягательную.
– Эта тварь убила моего брата, – раздражённо отчеканил он с едва уловимым акцентом.
– Мы ни при чём, – поспешил оправдаться Ринос, – нас она тоже хотела на тот свет отправить.
– Пусть так, но это зло человеческого мира, вейди. Здесь ей не место. Забирайте и уходите. И советую не задерживаться: наше терпение имеет пределы.
Перечить было бессмысленно и опасно. Любой эльф от рождения владел магическим даром и, даже безоружный, представлял угрозу.
– Я понимаю, – кивнул друин. – Но нам потребуется помощь.
Отворить Барьер эльфы согласились охотно, тогда как тащить труп зверя отказались напрочь. Они не желали касаться нечистой плоти ни руками, ни магией. Пришлось Риносу с грехом пополам задействовать упрощённую разновидность «Дыхания Аэрона», на полную сил недоставало. Туша приподнялась над землёй, будто оболочку из толстого меха заполнял воздух, а не мясо и кости. Друин с Каимом взялись за передние лапы медведя и, пятясь, потянули труп к пробитой эльфами бреши. Когда Барьер был преодолён, и сизый туман заслонил хрупкие фигуры вечно юных чародеев, резчик застенчиво окликнул молодого вейди. Внук Оллата обнаружил на теле оборотня знакомую вещь.
* * *
Брингбор в растерянности перебирал четыре карминово-красные бусины, нанизанные на слишком длинную для них нитку, и никак не отваживался задать вейди терзавший его вопрос.
– Сняли с оборотня, – слова Риноса прозвучали приговором.
В доме на опушке было жарко натоплено, щели законопачены мхом, в окна вставлены рамы с бумагой, но хозяина трясло, точно от озноба.
– Эсми, она… – решился наконец узнать правду Брингбор.
– Мертва, – рубанул друин, будто вилы под рёбра воткнул, – убита эльфами за Барьером.
– Ясно.
Голова Брингбора опустилась. Здоровенный дерзкий мужик, ещё недавно не побоявшийся нагрубить вейди, вдруг разрыдался.
Между тем Тиранай подошёл к мужу Эсми и взял его за руки. На запястьях Брингбора проступили символы магических пут.
– Теперь ты не сможешь бежать, равно как и воспользоваться своим искусством, духовидец, – пояснил караг.
– А мне уже без разницы, дедуля, – отозвался хозяин дома, утираясь рукавом, – не для кого больше ворожить.
– Когда вы узнали о недуге жены? – без предисловий приступил к допросу Ринос.
– Давно, ещё до свадьбы. Фаро, паскуда, заразил её. Укусил перед смертью. Пока она маленькая была, Мэрис справлялась, гасила приступы бешенства, но год от года становилось всё тяжелее. Я появился как нельзя кстати. Оллат, когда разведал, что я способен сдерживать Эсми, согласился на наш брак, хотя до того был против. Короче говоря, поженились мы и зажили с моей красавицей в ладу и спокойствии. Так бы и продолжали жить, если бы Каим не заявился в село. Эсми-то девочка одарённая, сперва с отцом занималась, потом сама по его книгам, и сразу почувствовала, кто таков этот погорелец. А как почувствовала, обида взяла. Это он должен был от отца проклятие унаследовать, а, выходит, она за него мучается. С той поры только о мести помышляла. Уговорила меня отменить сдерживающие чары и пошла по лесам скитаться, силу наращивать. Известно ведь, что оборотень тем сильнее становится, чем больше крови людской проливает. Тела тех, с кем расправлялась, она прятала, но слухи всё равно поползли. Я просил её затаиться, повременить – напрасно. Она уже начала тогда обхаживать Каима, чтобы он ей доверился, и в подходящий момент паршивца можно было заманить подальше от села. Однажды мы с Эсми крепко поругались: я настаивал подождать, она же рвалась скорее свершить месть. Дошло до того, что убежала из дома. Я тут же провёл ритуал и накрепко запечатал нечистую болезнь. А потом вы сломали печать. И, видно, так моя девочка извелась от голода, что напала на первого встречного, возницу вашего. Где она до этого скрывалась – ума не приложу. Может, опять же, за Барьером. Хотя мне никогда не признавалась, что умеет его проходить.
– Довольно, – остановил излияния Брингбора караг. – Остальное обсудим позже. Мы забираем тебя в нэтэр. Фургон и конвоиры прибудут через две недели.
Вейди поднялись и, не попрощавшись, направились к выходу.
– Стойте, – окликнул их Брингбор. – Скажите, как вы поняли, что духовидец – это я? В чём была моя оплошность?
– В истинных воспоминаниях Каима сохранился момент, когда вы пробрались к нему ночью, желая убедиться, что подмена пройдёт успешно, – ответил Ринос.
– Но мальчишка не мог меня видеть, он спал.
– Не настолько крепко, как вам показалось.
* * *
У ворот Оллата главную улицу беззастенчиво перегораживал экипаж вейди. Позади него, словно в очереди, стоял арестантский фургон. Пристяжные в нетерпении били копытами, изредка пофыркивали, из ноздрей животных вырывался молочно-белый пар. В последние дни подморозило, хотя снег ещё не выпадал. Погода стояла ясная и студёная.
Новоизбранный староста, кряжистый мужик сорока или около того лет с добродушным веснушчатым лицом, обсуждал с возницей экипажа цены на овёс, качество сбруи, преимущества и недостатки разных пород лошадей и прочие подобные темы, пока Ринос и Тиранай, прохаживаясь вдоль плетня, наблюдали за погрузкой арестантов.
На проводы собралось всё село, запрудив улицу аж до самого Торга. Иные плакали, иные озадаченно молчали, иные перешёптывались. При этом никто не порывался нарушить порядок: остерегались волшебников. Двое вейди, которых прислали из Мирагвела в качестве конвоиров, отличались на редкость суровым видом.
Вместе с возницей они помогли Мэрис, а затем Оллату забраться в фургон. Когда настал черёд Брингбора, он отстранил конвоиров и удало запрыгнул на повозку.
– Славная будет поездка! – с напускной весёлостью воскликнул духовидец. – Тёплая компания старых знакомцев – лучше не придумаешь!
Следом за Брингбором под полог нырнули суровые вейди. Возница устроился на облучке. Тиранай с Риносом влезли в экипаж, и друин зычно крикнул: «Трогай!» Колёса обеих повозок захрустели по усыпанной песком дороге.
– Интересно, что сделают с виновными? – рассуждал вслух молодой волшебник. – Изгонят за Барьер? Лишат разума?
– Едва ли, – подал голос караг. – Думаю, Оллата и Мэрис помилуют. Они для нэтэра малоинтересны. Вернее всего, этих двоих отошлют в Хаэрфост выполнять грязную работу: чистить котлы, дымоходы, выметать сор, выбивать ковры, смахивать пыль. А Брингбора…
Узловатые старческие пальцы огладили крышку ларца, покачивавшегося на сиденье подле Тираная.
– … ручаюсь, оставят у нас. Уж отыщут предлог. Живой духовидец – сокровище дороже золота и самоцветов. Заточат в башне, возьмутся за исследования…
Караг сипловато кашлянул, погладил бороду и без всякого перехода мечтательно произнёс:
– Эх, вот вернёмся в Мирагвел, заживём по-прежнему.
Ринос крепче стиснул в руках горшок с прахом Юка.
– Да, наверное, – откликнулся друин, а про себя заметил: «Нет, мне никогда прежним не быть».