Губы Саэфа дрогнули, зашептали заклинание и… застыли, словно схваченные судорогой. Он опять не смог.
Между тем нежить встрепенулась. Пустые, мёртвые глаза уткнулись в Саэфа. Глаза снулого карпа, но не Клатэриль. В голове молотом застучала жуткая, нестерпимая мысль: все попытки извести тварь провалились потому, что он никогда по-настоящему этого не хотел. Старику стало безмерно горько. В тот же миг Саэф ощутил резкий укол в сердце. Сухопарое тело колдуна рухнуло в прибрежную осоку, точно срубленный кедр. Нежить не мешкала и не церемонилась.
Саэф напрягся в ожидании следующей атаки. Напрасно. Не обращая больше внимания на старика, тварь слетела с мельничного колеса на землю и устремилась к деревне. Длинные тонкие хоботки развевались вокруг нежити праздничными лентами.
Свирепый гнев обуял колдуна. Остервенело царапая вязкую глинистую почву, Саэф поднялся на четвереньки. Из горла вдогонку нежити вырвался неистовый хриплый рёв: «Не пущу!». И следом отчётливый, до костей пробирающий шёпот: «Умру, но не пущу!».
Пойманная незримым арканом тварь остановилась. Вероятно, она спешила, поскольку выбрала самый предсказуемый и простой путь: что есть мочи рванулась вперёд.
Такую боль Саэф доселе не испытывал никогда. Словно все жилы разом вытянули. Потёкшие из носа струйки запачкали бороду алым.
И снова рывок, и ещё, и ещё. От небывалого напряжения у старика на глазах выступили слёзы, с шеи и волос обильно закапал пот. Но, невзирая на жестокие муки, колдун выдержал натиск: нежить не сдвинулась ни на пядь.
Словно в благодарность, стирая пот и слёзы, лицо Саэфа овеял ветер. Сухой и жаркий. Дружественный ветер.
В тот же момент в ушах зажурчал сладкий до приторности голосок:
– Я могу вернуть её. Я сильна.
– Не поспоришь, – вздохнул старик, – однако задаром-то ничто не даётся, за всё платить приходится. Тебе ведь теперь издалека не ударить, как раньше. Чем больше силы черпаешь в плоти, тем больше сама становишься плотью.
– А тебе какая печаль? – рассерженно зашипела тварь: слова Саэфа попали в цель. – Освободи меня, и я воскрешу твою жену.
Старик ухмыльнулся.
– Давай, сынок! – прокричал он в высоту.
На нежить обрушилось драконье пламя. Рыжую струю золотой канителью обвивало могучее заклинание. Армору такое не по зубам. Нет, оно исходило от огневласой девы, дерзко восседавшей на покатой чешуйчатой спине.
Теряя сознание от изнеможения, Саэф услышал воодушевлённый вопль сына:
– Нежить запечатана! Мы сделали это, отец!
Бусы
Утро нового дня предвещало то же, что и десяток предыдущих: сырость, уныние и всепроникающий холод. В ранние часы ещё ничего – обе кобылы, гнедая и чалая, после ночи отдыха в конюшне очередного постоялого двора резво перебирают копытами, ошинованные колёса мерно постукивают по корке мёрзлой земли, кое-где отмеченной белыми пятнами инея. А вот ближе к обеду начинается… Дорога превращается в чавкающее глиняное болото. Из уст возницы обильно льётся брань в адрес «проклятущих кляч», особенно достаётся лентяйке чалой, молодой лошадке, не смирившейся пока с долей упряжной скотины. И обязательно на одном из поворотов, когда меньше всего ожидаешь подобной пакости, экипаж проваливается по ступицу в невесть откуда взявшуюся ямину с топкой грязью. Тут уж возница орёт дурниной, хлещет со всего маху кобыл. Но толку от этого нет. Безропотная гнедая и рада бы послушаться приказа, да чалая мешает: то рвётся вбок, то пятится, приседая на задние ноги, и тянет за собой товарку. Вознице приходится слезть с облучка, чтобы направить пугливое животное в нужную сторону. Наконец, через полчаса криков и понуканий, лошади дружно влегают в дышло, и экипаж выкатывает на ровную поверхность.
Слава Небесам, в этот раз хоть не потребовалось выбираться наружу и подталкивать повозку. Однако радоваться Риносу довелось недолго, поскольку немного погодя правое переднее колесо весьма некстати встретило на своём пути крупную кочку. От резкого скачка молодой вейди врезался головой в крышу. Вознице тоже солоно пришлось, о чём возвестили его изощрённые проклятия. Ринос поморщился. Тонкие, ухоженные, совершенно не мужские, пальцы прошлись по ушибленной макушке. Широко распахнутые голубые глаза взглянули на дремлющего напротив старца с досадой и завистью.
«Как он может спокойно спать при такой тряске? – поразился про себя юный волшебник. – И вдобавок после жутких рассказов селян. Семеро без вести пропали за последние полгода. Хотя нет, один объявился. Загулял на ярмарке, вырученные деньги пропил, а после боялся дома показаться. И немудрено: жена у него лютая бабища. Я бы и сам от такой сбежал. Тут всё ясно. Остаются шестеро… Четверо мужчин и двое женщин из разных сёл, разных возрастов, никак друг с другом не связаны. Только время сходное: за день или два до полнолуния… Гнилое дело. Ни следов, ни очевидцев. А местные такое болтают! Кому-то призраки мерещатся, из тех, что лицами людскими питаются, всю кожу и плоть до черепа выгрызают. Жуть! Другие в исчезновениях винят нечисть лесную. Мряква, мол, девицей-красавицей оборачивается, мужиков в топь заманивает и, как мертвяк хорошенько в жиже болотной замаринуется, пожирает его со всеми потрохами вместе, из костей же суп варит. Фу, гадость! Наслушаешься – кусок в горло не лезет. И ночами глаз не сомкнуть. Но стоит начать конкретные вопросы задавать – всё, никто ничего не видел, никто ничего не знает. Если и в Новоракитном та же история будет, придётся в нэтэр с пустыми руками возвращаться. Атар точно не обрадуется».
На мгновение Риносу почудилось, что под кустистыми седыми бровями старца мелькнули насмешливые искорки. Впрочем, внимательно приглядевшись к расслабленному, безмятежному лицу спутника, он счёл это впечатление ложным.
Пробудился пожилой вейди только по прибытии в Новоракитное. Встали, как всегда, у околицы и сразу отправили возницу на поиски постоялого двора. А пока тот выполнял поручение, оба путешественника вылезли из экипажа, чтобы размять затёкшие мышцы.
– Обопритесь на меня, учитель, – предупредительно подхватил старца под локоть Ринос.
– Не бойся, не рассыплюсь, – пророкотал пожилой вейди и шёпотом добавил: «О деле ни слова – за нами наблюдают».
Юноша обеспокоенно оглянулся по сторонам.
– Да не верти ты головой, балда, – одёрнул его старец, – у кошки зрение острое. И прекрати называть меня учителем. Ты прошёл испытание, а, значит, мы теперь на равных.
– Не вполне. Пусть я стал друином, но вы-то караг. Поэтому я всё равно считаю вас своим наставником, господин Тиранай, – возразил Ринос.
– Упрям, как вол, – посетовал пожилой вейди, возведя очи горе.
Дальнейшая беседа свелась к обсуждению окрестного пейзажа: чёрного прямоугольника зяби, мглистого оврага с нависшим над ним живописным мостиком, дремучего леса с проплешиной торфяника, излучистой речушки с тихими заводями.
Предосторожность Тираная оказалась излишней. Соглядатай не умел читать по губам, так что содержание разговора осталось для него загадкой, зато внешность чужаков он успел изучить детально. Оба путешественника, и старый, и молодой, носили одинаковые узорные очелья, плащи и штаны из толстой некрашеной шерсти, сыромятные сапоги – обычная одежда селянина в середине осени. И лишь наличие экипажа и парные кожаные браслеты на запястьях с особой мереёй, напоминающей узор из дубовых листьев, указывали на род занятий приезжих.
Через четверть часа вернулся возница. По его словам, в Новоракитном заезжего дома не имелось, но староста, узнав что за гости прибыли в село, пригласил остановиться у него.
– Что ж, тем лучше, – обрадовался Тиранай, – сподручнее будет делом заниматься.
На дворе у старосты приезжих встречала целая толпа взрослых и детей – все родственники и свойственники главы села. Мужики смущённо мяли в руках шапки, бабы и девицы с интересом глазели на гостей, не забывая при этом исподволь рассматривать наряды друг друга, ребятишки носились кругами в ожидании подачек от «дяденек вейдиев». Когда лакомства были розданы и любопытство удовлетворено, вперёд выступил невысокий сухопарый старик в лаптях и тулупе, накинутом поверх полотняного балахона.
– А вот и староста, – прошептал Ринос на ухо карагу, – бьюсь об заклад, Хайдир или Йертер.
– Оллат – моё имя, – громогласно объявил старик, недовольно покосившись на непочтительного юношу.
– Приветствую вас, уважаемый Оллат, – откликнулся пожилой вейди, – мир вам и вашему селению. Я – Тиранай, это – Ринос. Мы оба прибыли из нэтэра Мирагвел. А это – Юк, наш возница.
– Мир и вам, досточтимые, – смягчился староста. – Прошу прощения за то, что не могу предложить жилище, более подходящее таким высоким гостям, ибо село у нас маленькое, небогатое…
– Мы понимаем и благодарим за оказанную честь, – поклонился Тиранай.
Вслед за ним согнули спины Ринос и Юк. Староста ответил тем же.
После того как необходимые правила вежливости были соблюдены, возница в сопровождении сына Оллата отправился заниматься лошадьми, а волшебников провели в отведённую им комнату.
В Просторах ничто никогда не делается быстро. За исключением, пожалуй, тушения пожара. Привыкшие к размеренной однообразной жизни селяне, преимущественно землепашцы, не терпят спешки. Зная об этой особенности, вейди не торопились заводить разговор о цели своего визита. Только по окончании ужина, когда гостей оставили наедине со старостой, Тиранай счёл уместным приступить к обсуждению главной темы.
– Уважаемый Оллат, мы слышали, что в вашем селе недавно пропала молодая женщина, – без обиняков начал караг. – Расскажите, что знаете, об этом случае.
– Было такое, да, – неспешно проговорил староста. – Месяца два назад рано поутру пришёл ко мне Брингбор, из нашей общины человек, и поведал, что накануне вечером жена его Эсмиэль отправилась на реку за водой да не вернулась. Он, дескать, ночь целую не спал, её разыскивал, но всё без толку.
– А почему он сразу за помощью не обратился, – удивился Ринос, – к соседям, либо родичам?
– А потому, досточтимый, что они с Эсми, хоть и общинники, да держатся на отлёте, – ответил староста, слегка раздосадованный тем, что его перебили. – Дом их за околицей стоит, на опушке. Белки да зайцы – вот и все соседи. Из родичей – только бездетная тётка Эсми по матери. Да и с ней они редко видятся.
Пока Оллат говорил в свойственной многим селянам тягучей, медлительной манере, Ринос беспрерывно ёрзал на табурете в ожидании возможности задать новый вопрос. Угадав намерение бывшего ученика, Тиранай, как только староста замолчал, нарочито громко откашлялся.
– Благодарю вас, уважаемый Оллат, за разъяснение, – вернул себе главенство в разговоре пожилой вейди. – Продолжайте, пожалуйста.
– Ну что, собрал я мужиков. День искали, два… После и бабы подсобить вызвались, да исход тот же: не нашли мы Эсми. Ни живую, ни мёртвую.
– Вот как… Староста Оллат, не доставит ли вам неудобство просьба подробнее рассказать о пропавшей: какого она нрава, из какой семьи происходит, не имела ли с кем ссоры?
Теперь уже заёрзал староста.
– Нет у нас никаких ссор. Село добропорядочное. Я сам слежу, чтобы общинники в ладу жили и друг другу обид не чинили. А Эсми, она сирота. Лет восемь ей было, когда родители в лес по грибы пошли, да заплутали и в болоте утопли. В болоте, да, в трясину попали и утопли. Такая вот беда. Эсми, как узнала, стала нелюдимой, слова от неё не добьёшься. Спросишь, бывало, чего, а она – молчок и уставится так, аж нутро холодеет.
– Ясно, – кивнул Тиранай. – Я так понимаю, что после смерти родителей девочка жила у бездетной тётки. Верна ли моя догадка?
– Верна, досточтимый. Да, у тётки жила до замужества.
– Удивительно, что замуж её взяли, раз она всех дичилась.
– Всех да не всех… Брингбор – человек пришлый, не нашего села уроженец, и коли уж прямо говорить, мутный. О прошлом рассказывает неохотно и скупо. Родом откуда-то с юга, имел свою ферму, овец и коров разводил. Был женат, но случилось несчастье: жена умерла в родах, а вместе с ней и младенец. После того Брингбор по совету то ли родственника, то ли знакомого распродал имущество и пустился бродяжничать. Где был, чем занимался – неведомо. Сам не говорит, а начнёшь допытываться – рукой махнёт, вздохнёт глубоко и тут же о другом разговор заводит. Сперва не хотел я его в общину принимать: а ну как разбойник он или душегуб. Хоть и неклеймёный, да кто поручится? Может, не попался, может, как раз укрыться решил в нашем медвежьем углу… В общем, думал я дать ему от ворот поворот, да Брингбор оказался не лыком шит. Пригласил ваших сотоварищей, правда, из другого нэтэра, и те подтвердили, что никаких злодеяний он не совершал, помыслов худых не имел. Делать нечего, пришлось принимать. Тут Брингбор и объявил, что, как только дом построит (прежде он во времянке ютился), хочет на Эсми жениться, у них, мол, уже всё обговорено, и тётка согласие дала. Но я опять воспротивился. Девица тогда ещё не вошла в возраст, да и к жениху надо было получше присмотреться: сможет ли содержать семью, не охоч ли до баб али до выпивки. Два года глаз с него не спускал, а так и не уразумел, отчего меня озноб пробирает при каждой с ним встрече. Вот ведь, вроде бы, работящий мужик, трудится наравне с остальными, от поручений не отлынивает, пьяным не напивается, в непотребства не пускается, нрава миролюбивого, несклочного, а всё-таки, нутром чую, есть в нём червоточина, только нащупать никак не получается…
– Однако ж выдали за него сироту, – заметил Ринос.
– Пришлось. А куда было деваться? – принялся оправдываться староста. – Эсмиэль при всём честном народе согласие своё подтвердила. Мэрис, тётка её, тоже. Да и опять же, за Брингбором никаких дурных дел не водилось.
– Вы правильно поступили, уважаемый Оллат, вины за вами в этом случае нет, – заверил старосту Тиранай. – Благодарю вас за правдивый и обстоятельный рассказ. А теперь, надеюсь, вы нас извините, путь неблизкий был, притомились мы изрядно…
– Да-да, конечно-конечно, – с явным облегчением воскликнул староста, – да и час поздний, а в нашем возрасте, сами понимаете, не то что в молодости, да…
– Доброй вам ночи, уважаемый Оллат, – проговорил Тиранай, поднявшись на ноги при помощи расторопного Риноса.
Молодой вейди коротким кивком присоединился к пожеланию.
– И вам доброй ночи, досточтимые, – благодушно улыбнулся староста.
Прежде чем вслед за наставником войти в гостевую комнату, Ринос заглянул в смежный с ней чулан, где домочадцы Оллата приготовили постель для возницы.
– Юка нет, – сообщил друин Тиранаю. – Неужели до сих пор в конюшне?
– Сомневаюсь, – проворчал тот, – скорее, отправился на поиски очередной весёлой компании. Не возница, а наказание! С лошадьми обращается грубо, править толком не умеет, за дорогой не следит – все бугры и колдобины пересчитает, – сквернословит, куда ни приедем, везде водит дружбу с оболтусами да забулдыгами. Сколько раз я зарекался брать в долгие поездки малознакомых людей – и снова на те же грабли! Ну, и Марблас – молодец, удружил! Знал же, каков племянничек, а упрашивал. Прекрасно понимал, что не смогу я давнему приятелю отказать.
– Не переживайте, учитель. Уж до самого Барьера добрались, дальше некуда. И обратно как-нибудь вернёмся: Небеса милосердны.
– Ладно, не обращай внимания. Стар я, вот и бухчу по каждому поводу. Давай-ка спать укладываться.
Но вопреки произнесённым словам пожилой вейди не поспешил отправиться на боковую, а принялся что-то нашёптывать. В комнате мгновенно запахло свежей хвоей.
– Заклинание ускоренного сна, учитель? – опасливо поинтересовался Ринос.
– Именно. Сегодняшней ночью нам предстоит кое-куда прогуляться, так что некогда нежиться в постели. Пробуждение через два часа. А для наших гостеприимных хозяев – каскад сновидений, чтобы до утра хватило.
– Значит, мне не показалось, что у сундука двойное дно? – в привычной вейди иносказательной манере уточнил Ринос.
Тиранай хмыкнул.
– Хорошо, если не тройное. Всё, пора ложиться, заклинание вот-вот подействует.
Схоронившийся в дупле старого вяза филин с искренним безразличием наблюдал за тем, как пара двуногих существ, чересчур крупных, чтобы послужить ему добычей, ковыляла по изрытому кротовьими норами лугу в направлении оврага.
Каждый шаг давался с трудом. Раскисшая от недавних ливней почва проваливалась под ногами, засасывала не хуже топи. И вдобавок такая тьма стояла кругом, что небо не отличить было от земли. Если бы не природное чутьё Тираная, вылазка обернулась бы сплошным провалом.
«Хорошо хоть дождя нет, и ветер поутих», – постарался мысленно приободрить себя Ринос.
Через четверть часа мучений вейди наконец вышли на твёрдую поверхность. Облепленные грязью подошвы глухо застучали по дощатому настилу моста.
– Вот мы и на месте, – объявил Тиранай, резко остановившись у парапета. – Я этот овраг заприметил сразу, ещё на подъезде к Новоракитному. Странный оттуда идёт отголосок, нехороший. Помнишь мельницу в заброшенном селе, где разбойники пленников пытали?
Тяжёлый вздох Риноса дал старцу понять, что ответ очевиден.
– Там чувствовались похожие колебания, – продолжил караг. – Полагаю, было бы нелишним спуститься и посмотреть, что могло послужить источником…
– Спу-пуститься? – заикаясь от волнения, пролепетал друин.
Он-то надеялся обойтись умственной практикой исследования предметов на расстоянии. Как можно более дальнем расстоянии.
– Разумеется. Только так возможно добраться до истины. Не переживай, мы будем связаны чарами. Тебе ведь известно «Заклятие пуповины»? Я буду видеть то же, что и ты, и в случае опасности вытащу тебя «Дыханием Аэрона».
– То есть я должен идти один? Вы не пойдёте, учитель?
– Не пойду. Вдруг там логово похитителя, а у меня суставы скрипят, будто ржавые дверные петли. Спугну, чего доброго…
– Я понимаю. Извините.
– Ладно, я не сержусь. На твоём месте я бы тоже нервничал. Всё, «Пуповина» есть, осталось «Дыхание». Запомни главное: действовать надо тихо и осторожно, громких звуков не издавать и ни в коем случае не зажигать свет, пока не достигнешь дна. Готов?
– Почти.
– Отлично. Начали!
По ощущениям «Дыхание Аэрона» походило на падение, только замедленное в несколько раз. Ринос неотвратимо погружался во мрак, по сравнению с которым ночная тьма казалась лёгкими сумерками. В тот момент ему вдруг пришло на ум, что искусный повар, наверное, также аккуратно и неторопливо подносит ещё живого рака к чану с кипятком. От этой мысли он внутренне съёжился. Мышцы напряглись в ожидании мощного удара. Чтобы не поддаться панике, друин сосредоточился на дыхании. Вдох-выдох, вдох-выдох… Всплеск! Что это? Вода или, может… Риноса затрясло в ознобе. Пальцы зашарили по груди в поисках светового медальона. Как только получилось нащупать подвеску, молодой вейди немедленно произнёс накрепко затверженную формулу. Миг спустя от медальона во все стороны разошлось ровное сияние. Ринос еле сдержал вздох облегчения: под ногами хлюпала вода, а вовсе не кровь, как ему нашептало воображение. И всё же расслабляться раньше срока не стоило. После окончания учёбы друин успел побывать всего в двух переделках, но отлично усвоил, что платой за беспечность зачастую оказывается жизнь.
Шагать по земляному коридору, затхлому и сырому, пришлось довольно долго. Хотя в подобных местах никогда не знаешь, сколько времени прошло в действительности: то ли час, показавшийся горсткой минут, то ли минута, показавшаяся целой вереницей часов. Как бы то ни было, полное отсутствие чего-либо необычного, стоящего внимания мало-помалу заставило Риноса засомневаться в справедливости подозрений наставника. Тем более что впереди он заприметил приличный завал из камней, веток и прочего трудноразличимого в темноте мусора, пробиваться через который без веской причины смысла не имело. Не хотелось понапрасну расходовать силу да ещё и с риском разбудить всю округу громким шумом. Однако, будучи ответственным человеком и в недавнем прошлом прилежным учеником, Ринос решил вначале вплотную приблизиться к завалу и лишь потом связаться с Тиранаем посредством «пуповины».
По мере того как расстояние между вейди и тёмной грудой сокращалось, юный волшебник испытывал всё большее беспокойство. Когда смутные опасения стали перерастать в нервную дрожь, под сапогом Риноса что-то хрустнуло. Что-то твёрдое и хрупкое.
«Дурацкая хворостина!» – рассердился друин и попытался мыском отпихнуть обломки в сторону. При этом часть грязевого слоя слезла, и обнажилась желтоватая матовая поверхность. По велению хозяина медальон засветился чуть ярче. Тут уж сомнений не осталось: ребро, человеческое.
Истово моля Святые Небеса, чтобы его ужасная догадка не подтвердилась, Ринос бросился вперёд. По-видимому, Небеса в ту ночь оказались глухи. Догадка подтвердилась. Завал составляли не столько булыжники и валежник, сколько людские останки. Дюжина или около того скелетов. С виду старые, проведшие на этом импровизированном кладбище много лет.
Несмотря на отвращение, Ринос придвинулся ближе. И обнаружил то, что частично объяснило существование жуткого захоронения. Глубокие борозды на костях – следы от зубов громадного хищника.
«Ясно, бедняги стали жертвами крупного зверя, – принялся размышлять вейди, – скорее всего, медведя. Тогда почему здесь только человеческие скелеты? Он что, исключительно на людей охотился? Допустим, так, но если здесь находилось его логово, как общинники могли не заметить опасного соседства? Не обратить внимания на пропажу односельчан? Что-то не складывается мозаика… И потом, могильник-то старый, имеет ли он отношение к нынешним исчезновениям?»
В раздумья Риноса вклинилась поступившая по «пуповине» просьба наставника: «Перелезь и проверь, что там дальше». Чрезвычайно настойчивая просьба – рискни не выполнить, коли жаждешь получить нагоняй. Подобного желания молодой вейди не испытывал, но и тревожить мёртвых, в особенности попирать ногами останки несчастных представлялось неправильным. Выход из трудной ситуации, как обычно, помогла найти магия. Потребовалось всего две формулы: одна для усиления интенсивности свечения медальона и вторая для придания прозрачности верхушке завала.
Благодаря комбинированному волшебству друин заметил в пяти саженях от могильника подозрительное нагромождение. И тут его желудку пришлось туго. Пусть запаха разложения он не почувствовал, но от самого вида трупов с вывороченными внутренностями и остатками почерневшей плоти на полуобглоданных костях вейди замутило. Рубаху на спине и под мышками смочил обильно выступивший пот. Единым рывком Ринос свернул все заклинания и вновь очутился в темноте. Обострившийся слух моментально уловил нечто странное – тихий шорох где-то совсем рядом. Пока бывший ученик Тираная возился с медальоном, а затем тщательно осматривал всё вокруг, звук усиливался и постепенно перерос в шипящую какофонию, напоминавшую перешёптывания в толпе зрителей перед началом мистерии.
«Скверно, крайне скверно, просто отвратительно, – набатом зазвенел в голове голос наставника. – Уходи оттуда, мой мальчик, сейчас же! Слышишь меня, Ринос?»
«Да, безусловно», – рассеянно отозвался молодой вейди.
Предостережение Тираная запоздало. Друин уже попал под воздействие злых чар могильника. Вместо груды остовов он видел перед собой непроницаемо-чёрную исполинскую фигуру в лохматой шубе до пят.
Великан не двигался и ничего не говорил, не пытался напасть или как-либо навредить, и тем не менее, от него исходила такая лютая ненависть, такая злоба, такая жажда терзать, кромсать, полосовать, рвать на куски любое существо, имеющее несчастье принадлежать к миру живых, что Риноса охватил смертельный ужас от одного присутствия этого монстра. Окружающее пространство разом сжалось до размеров раковины улитки, и молодой вейди охотно заскользил по спирали к самому центру, в бессолнечные пределы небытия.
* * *
Пробуждение оказалось болезненным. Виски и темя ныли так, словно под черепом поселилась колония жуков-древоточцев. Первая же попытка пошевелиться окончилась протяжным стоном.
– А, наконец-то очнулся! – обрадовался Тиранай. – Превосходно!
– Не для меня, – просипел молодой вейди.
– Паршиво тебе, мой мальчик? – спросил караг, хотя и так знал ответ.
Ринос медленно моргнул в знак согласия.
– Неудивительно. Побочное действие заклинаний восстановления. К счастью, легкоустранимое. Вот, держи.
Ладони друина приятно согрела глиняная кружка с эльфийским вином, также известным как пинкивалин.
– Что теперь скажешь? – лукаво сощурился Тиранай, глядя, как бывший ученик с явным удовольствием дегустировал душистый напиток.
– Знатный пинкивалин, – улыбнулся Ринос, – и ещё более знатная приправа. Лучистая, третьего уровня.
– Молодец, быстро сообразил.
– Так ведь проще некуда.
– Самые простые вещи, как правило, – самые действенные. Ну, ладно, раз голова у тебя заработала, давай расскажу, что случилось за время твоего беспамятства. По всей вероятности, ты угодил в магическую ловушку. Затянуло тебя, мой мальчик, порядочно, так что самому и не выкарабкаться. Тело я моментом вытащил – «Дыхание Аэрона» подействовало безупречно. А вот с двойником пришлось повозиться.
– Э-э… Учитель… – подал голос любознательный друин.
– После подробности, – отмахнулся Тиранай. – Как понимаешь, вымотался я изрядно. В мои-то годы… Да, забыл упомянуть, обратный путь мы с тобой проделали на «Колеснице ветра».
– Но ведь это…
– Крайне опасно. Знаю – стихиали непредсказуемы и практически неуправляемы. Ты бы, конечно, смог изыскать лучший способ стремительного и, главное, незаметного перемещения двух вейди на сравнительно дальнюю дистанцию. Не так ли?
– Простите, учитель. Я помню, как вы говорили: «В некоторых ситуациях, чтобы преуспеть, необходимо идти на риск».
– В точку, мой меткий соратник. Только риск должен быть оправданным и разумным. А сейчас позволь мне продолжить. Так вот, «Колесница ветра» доставила нас прямо сюда, в нашу комнату. В то время Юк ещё не вернулся, что меня обрадовало, поскольку мы оба вывозились в грязи, а желания изобретать правдоподобное объяснение нашему состоянию у меня не было. Мне едва достало сил, чтобы тщательно почиститься самому и очистить твою одежду и обувь, разумеется, магическими средствами. Наутро во избежание подозрений я передал старосте через Юка новость о нашем с тобой нездоровье. Будто бы мы отравились вином, приобретённым в пути у проезжего купчишки. Гостеприимный хозяин незамедлительно явился нас проведать. Посетовал на удивительное наше легкомыслие, справился, не требуется ли чего, пожелал наискорейшего выздоровления и с чувством выполненного долга отправился по своим делам. Я же, как только мне полегчало, оставил тебя на попечении Юка, а сам заглянул к сударыне Мэрис, тётке Эсмиэль. Как и следовало ожидать, ничего стоящего она не сообщила. Чуть не слово в слово повторила душещипательный рассказ уважаемого Оллата. Но кое-что интересное я всё же приметил. Сударыня обладает магическим даром, правда, слабовыраженным. Сомневаюсь, что она способна выйти за рамки обычной деревенской ворожбы, к примеру, гаданий, приворотов-отворотов и прочих глупостей.
– Получается, что Эсмиэль…
– Не факт, мой мальчик. Да, возможно, пропавшая как её кровная родственница тоже имеет некоторую предрасположенность… А, может, и не имеет. Наверняка даже атар не скажет. Но взять на заметку не помешает. В начале расследования трудно предугадать, какие сведения окажутся важными, а какие бесполезными. Согласен, мой мальчик?
– Стойте, учитель, – спохватился Ринос, – вы так открыто обо всём рассказываете. Не боитесь, что…?
– Исключено, – помотал головой караг. – В доме, кроме нас с тобой, ни души. У кума старосты счастливое событие: внук родился долгожданный. Невиданное празднество закатили. Всем селом отмечают. Меня тоже звали. Почётным гостем объявили в благодарность за вспоможение при родах. Но я отказался. Напраздновался уж на своём веку и речей хвалебных наслушался досыта. Так что, сославшись на усталость, – благо, в моём возрасте это простительно – отправил вместо себя Юка. Пусть повеселится парень, а то умаялся, бедняга, за столько времени.
– Да, именно об этом я и хотел спросить, – оживился молодой вейди. – Давно я здесь бока отлёживаю? Судя, по тому, что вы мне поведали, не один день.
– Пять, мой мальчик. И четыре ночи.
– Ого!
– Ничего, Юк помогал за тобой ходить. Причём, по собственному желанию. Без его помощи тяжеловато пришлось бы.
– Выходит, не такой он плохой человек?
– Пожалуй. Разозлился я тогда на него, много наговорил, чего не следовало. Молодой, неопытный – это да, ветер в голове, горяч не в меру. Однако ж ярится скорее от неумения, а не из-за худого нрава. Мастерству возничьему подучиться не помешало б. Вот вернёмся в нэтэр, побеседую с атаром на эту тему.
Между тем стало смеркаться. Белёные известью стены комнаты окрасились в приятные глазу глубокие розово-фиолетовые оттенки с мягкими переливами. Настала пора ежевечернего ритуала: задёрнуть занавески, разжечь огонь в очаге, затеплить свечи. Поскольку Юк отсутствовал, а Ринос пока до конца не оклемался, выполнять его выпало карагу.
– Ну вот и ладно, – благодушно прокряхтел Тиранай, вороша кочергой берёзовые поленья. – А скажи-ка, мой мальчик, что ты думаешь о нашей находке?
Неожиданный вопрос явно смутил молодого вейди. Друину было привычнее выслушивать наставления, получать указания и соглашаться со старшими по рангу, нежели делиться своими соображениями.
– Так вы, наверное, лучше меня знаете, учитель.
– Мне интересно твоё мнение, – с нажимом на слове «твоё» произнёс караг.
– Что ж, раз вы настаиваете… Я могу ошибаться, но, по-моему, мы имеем дело с колдуном, способным к оборотничеству.
– Обоснуй.
– М-м… Прежде всего, как вы сами неоднократно отмечали, исчезновения происходят перед полнолунием, следовательно, убийца страдает какой-то нечистой болезнью. А состояние тел и характер повреждений не оставляют сомнений в том, что преступник – именно оборотень.
– Согласен. Однако его принадлежность к племени чародеев лично мне кажется неочевидной.
– А как же ловушка?
– Произведение бессознательной охранной магии. Видишь ли, мой мальчик, у таких тварей необыкновенно силён инстинкт самосохранения, благодаря чему они способны для своей защиты использовать, пусть и не отдавая себе в этом отчет, доступную им часть покрова Илам.
– Уничтожение трупного духа? Я даже малейшего запашка не ощутил.
– То же.
– Что насчёт видения?
– Вот это новость! Тебе явилось видение?
– Да. И вы должны были его наблюдать через нашу связь.
– Необязательно. Если образы поступают по закрытому каналу, третьей стороне они недоступны. Можешь рассказать подробнее, что тебе показали?