Замкнувшийся в себе и отбросивший идею просить у Юсыя признания вовкулаков полноправными жителями Долины, Кембер продолжил свою жизнь. Постепенно он готовился к принятию поста Вожака стаи, это должно было произойти, когда ему исполнится девятнадцать. И вот, всего то за пару месяцев до его дня рождения и этого важного события, он наблюдал жуткую картину: Воронитель из ниоткуда появился в их доме и довел отца до приступа первобытной ярости. Такого Кембер не мог себе и представить… Когда Маг исчез, молодой волк вышел из своего укрытия на лестнице, и обратился к Вожаку вокулаков:

– Отец! Прости, я стал невольным свидетелем вашего разговора…

– И моего морального падения. – Вожак нервно сжал спинку кресла, на котором его когти минуту назад разорвали обивку. – Прости, волчонок. Мне жаль, что ты увидел такую нелепую яростную вспышку…

– И что? Ты думаешь, ты бы смог?.. Ты бы убил его? – Юноша смотрел на отца странным, затуманенным взглядом.

– Как видишь, я бы не смог. Он очень силен. Его Магии, они темны, но служат ему исправно…

– Но… Если бы не Магии?.. Если бы ты дотянулся… Он бы долго и мучительно сгорал в кипучке от твоей силы… Силы Дающего Свет, которую источают наши клыки и когти… – продолжил Кембер. Руки его дрожали. – И тебе потом пришлось бы с этим жить. Со знанием того, что ты забрал чей-то Дух…

– Ты слышал сам, сын мой, чем нам грозит эта потрепанная ворона! – Вожак был слишком напуган и разозлен, и он упустил из вида и слов сына что-то важное. – Нам не найти этот дурацкий перстень… раз до сих пор он не найден – то его в Долине нет. Да и… его поведение и слова, все производит впечатление… что этот перстень ему особо и не нужен. Это изначально был просто повод, фарс.

– Повод для чего? Способ указать нам место? Продемонстрировать свои силу и власть? – Кембер недоумевал. Он отогнал то, что беспокоило его, то, о чем он так и не смог рассказать отцу… И сосредоточился на насущной проблеме. – Но что ему с того? Вот они мы, стая вовкулаков, провалившая задание. Если он изначально планировал просто раскрыть наше логово перед другими жителями Долины и устроить новую травлю ликантропов… Зачем было это вступление длиною больше десятка хит? – Отец и сын пытались разгадать план Придворного Мага, но логика отказывалась объяснить его действия.

– Как ни крути, а хвост позади… – вздохнул Вожак. Он поднял на сына глаза, полные грусти, но и решимости. – Он расскажет о нас, и за нами придут. До него не дотянуться, я проверил… – Он снова бросил взгляд на цветастую разорванную обивку.– Что мы можем предпринять?..

– Только одно. – Кембер вскинул голову, отбросив непослушную лиловую челку, и долго смотрел в глаза отцу. – Опередить его. Сообщить о своем существовании раньше, чем это сделает он. Заявить о себе.

– Но как? Я не могу решиться на такое… Я так долго жил с осознанием того, что нам надо прятаться и это на благо нашей стае… Я просто не знаю, как решиться. – Сизый Волк тяжело опустился в кресло, плечи его поникли…

– Отец. Ты мой вожак и мой пример, моя опора и мое племя. – Кембер положил руку на его плечо, и Старый Волк накрыл ее своей ладонью. – Но ты уже не молод. Я поведу нашу стаю в новое время. Я пойду к королю Диверию и открою ему нашу тайну. И буду просить о пощаде и возможности высказаться. Я расскажу ему о том, как сильно териантропы заблуждались в своем видении вовкулаков…

– Но тебя никто не пустит во дворец! Как ты планируешь заставить короля выслушать себя?

– Я запишусь на Цестус. Териантропы почитают своих героев, бойцов-чемпионов, выше, чем Магии или Натуру, выше даже Стола Правления или самого короля. Я выйду на арену в юбилейные игрища и обращусь ко всем на трибунах, в том числе и самому королю. Он обязан будет выслушать, а для Придворного Мага это станет неожиданностью. Я разоблачу его шантаж перед сотнями тысяч глаз на арене.

Вожак долго молчал. Это все было именно тем, чего он никак не хотел допускать. Против чего он выступал столькие хиты. Он хотел жизни своего народа в мире и покое. Но судьба распорядилась иначе. И ему следовало подчиниться ее течению и дать своему сыну влиять на нее…

– Ты мудро рассуждаешь. И очень храбро. Я горжусь тем, что ты мой сын, Кембер. Думаю, нам не надо ждать твоего дня рождения… Еще с момента, когда ты впервые услышал зов Силы, стало понятно, что ты особенный вовкулак. – Сизый Волк тяжело поднялся. Он вдруг ощутил себя таким старым и уставшим. Вожак вовкулаков потянулся к шнурку на своей шее и снял с себя стальной подвес. Янтарные глаза волка сияли в полумраке комнаты. Отец протянул шнурок к склонившему голову Кемберу и надел подвес на шею сына. Ему показалось, что в янтаре мелькнул и тут же исчез лиловый блеск.

– Теперь ты Вожак нашей стаи. Веди ее по верному пути. Будь ей защитой и примером. Будь храбр, добр, мудр и честен, Кембер. – Сизый вовкулак поцеловал сына в макушку, смахнув пару слезинок гордости и радости. Он верил в своего сына. Но он совсем не верил в териантропов. И потому смешанные чувства боролись в нем, но принятого решения было уже не отменить, он больше не был Вожаком Стаи Вовкулаков.

– Спасибо, что веришь в меня, отец. Я клянусь защищать наш Род, даже ценой своего Духа, и всегда действовать только во благо ему. – Кембер поцеловал руку отца согласно традиции. И, не удержавшись, обнял его широкие, все еще крепкие плечи. Сизый вовкулак неожиданно для себя отметил, что его детеныш, несмотря на худощавое сложение, стал совсем взрослым, высоким и очень сильным юношей.

После передачи Стального Подвеса новый Вожак Стаи должен был выждать еще сутки, прежде чем официально вступал в должность. Голова у Кембера шла кругом: было необходимо подготовить свое появление перед териантропами и королем. Эти мысли вызвали возбуждение и страх… «Надо узнать, как записаться для участия в игрищах. И подготовить жителей логова к тому, что о них узнают», – размышляя, Кембер выбрался из Тайного Логова и решил размяться, бегая по Чащному Лесу, по знакомым ему тропам. Ему хотелось немного проветрить голову и собраться с мыслями. Настроиться на нужный лад.

Нужно было продумать речи для обоих случаев. Кембер не знал, как найти слова, чтобы не посеять панику в тайном логове. И чтобы не вызвать у териантропов на Цестусе желание тут же наброситься на него… «Главное – не обращаться волком… Что бы ни случилось… Нельзя нанесли вред ни одному из них, иначе все пропало для нашего Рода… Ни одной царапины! В этот раз ни одной царапины, слышишь?!» – Юноша бежал по Чащному Лесу по памяти, не разбирая пути, не видя перед собой ничего, сбивая свежую молодую листву, а иногда отчаянно порыкивая… Внезапно что-то схватило его, и резкая боль пронзила правую ногу немного ниже колена. От неожиданности Кембер упал, взвыл и, схватившись за колено, начал кататься по земле. Это был старый ржавый ущемляющий капкан, расставленный на вовкулаков в период, когда териантропы уничтожали их сотнями за раз.

– Несносные создания! Неужели я действительно верю в то, что они примут нас как равных?! – причитал Кембер, рассматривая пострадавшую ногу. Первый шок от боли и неожиданности прошел, и парень задумался, как выбираться из сложившейся ситуации. Толстая цепь крепко держала капкан привязанным к старому рослому дубу, так что оставалось только разжимать дуги, острыми шипами впившиеся в его плоть. Найдя в пределах досягаемости палку покрепче, Кембер рычагом старался развести зубья. Но заржавевший механизм заклинило, и капкан не поддавался. Несколько часов Кембер боролся с куском железяки, пока от жажды и потерянной крови не повалился на землю, раскинув руки, отдаваясь на волю судьбе. В голове помутнело.

В бреду ему грезились странные образы: он видел темную фигуру у камина, слышал вопли в родном логове. Вот отец, снимающий стального Вовкулака… у кого-то в кармане злосчастный малахитовый перстень… вот круглая арена Цестуса, Кембер услышал злобные призывы териантропов… Вот появилась странная зеленая лиса, то прыгающая на него, то скрывающаяся между дерев, дразня напоследок хвостом… Почему-то рыжим, с белым концом…

***********

Приближалось восемнадцатихитие Левсана. Малакиния знала, что он должен появиться в этот день во дворце и, наконец, встретиться лицом к лицу со своим отцом.

– Ты нервничаешь? – спросила его лисица во время одной из прогулок по Чащному Лесу. – Что ты чувствуешь?

– Конечно, это волнительно… Мама никогда не объясняла мне, что произошло. Почему он не с нами. Ну, мы не с ним… Но я дам ему шанс объясниться… – Дракош запустил руку в распущенные волосы, потирая затылок. Малакиния оценила его сдержанность и благородство. Она крепче прижалась к Вознеженному, идя с ним рядом и держа его под руку. Левсан ощутил волну жара и нежности. Но его дух кольнуло тоской. – Малакиния, обещай, что придешь ко мне. В свой день рождения. Я буду ждать тебя, я подготовлю праздник…

– До Листьепада еще столько времени. Может, я приду, а ты уже совсем забыл про ненормальную зеленую лисицу, в окружении придворных дам и светских кокеток… Ведь твой отец наверняка в пару тебе ищет, а может и уже нашел, особу более благородного Рода. А я кто? Кроме того, что я лиса, – хотя мы-то знаем, что и этого достаточно… Я еще и Зеленая Лиса! Будучи князем, Диверий так противился заключению Союза Нежности принцессы и ее Вознеженного-дворняги, помнишь?.. Это пересказывают до сих пор… Представляешь его лицо, когда будешь знакомить со мной?.. Король никогда не позволит тебе… нам… – Малакиния запнулась. Она давно боялась начинать этот разговор. Но дальше тянуть было нельзя. И ей казалось, Левсан тоже об этом думал. Но он резко остановился и повернул девушку лицом к себе. Дракош нежно коснулся ее круглой щеки, щедро усыпанной веснушками, и пухлых губ цвета спелой малины, заглядывая в зеленые бездонные глаза немного снизу вверх.

– Я никому не дам нас разлучить, Малакиния. Поняла? Ни у одной придворной кокетки нет шансов, если их нет даже у короля. – Он усмехнулся, и его узкие зрачки расширились от удовольствия видеть Вознеженную.

– Ты хочешь сказать, что пойдешь ради нас против воли своего новообретенного отца и правителя Долины? Выступишь ему наперекор?

– Он чужой мне. С чего ему начинать командовать моей жизнью? Он не имеет права даже пробовать дать мне робкий совет. О том, чтобы приказывать мне, и речи быть не может. Правитель… – Дракош снова усмехнулся. – Скоро я сам стану правителем. – От этих слов его настроение слегка омрачилось. Малакиния снова повторила вопрос:

– Ты нервничаешь?

– Это большая ответственность. Иногда я сомневаюсь, что это по мне… Как я смогу? Я рос простым львенком, сыном Пророчицы, даже не ведавшим своего отца… А вдруг я слишком слаб Духом, чтобы стоять во главе Стола Правления?

– Помнишь, ты рассказывал мне про Мамазонок? Не важно, рос ты с отцом или нет. Твой Дух силен, твой Учитель мудр, а ты добрый и храбрый Драго. Я верю, что ты станешь гораздо лучшим правителем Долины териантропов, чем твой отец… – Лисица прижалась щекой к щеке Левсана, обнимая его. Мысль о предстоящем расставании, о переживании такого важного и сложного момента своей жизни, не имея возможности поделиться с ней, очень удручала юношу. Но правила есть правила. Он глубоко вдохнул аромат корицы и фиалок, исходивший от Вознеженной, и ласково погладил мягкое округлое плечо девушки. Поднялся выше, обводя контур ключицы. Немного отстранился, кончиками пальцев притянув ее круглое лицо к себе за подбородок и робко поцеловал так давно манившие его уста. Малакиния, сначала удивленная решительностью Левсана, на мгновенье вся напряглась. Но нежное прикосновение его губ было таким сладким. Девушка закрыла глаза, запустив пальцы в золотую гриву Вознеженного, и отдалась поцелую. В груди бешено билось сердце, голова кружилась от восторга, и бросало то в жар, то в холод. Они целовались, пока хватило дыхания. Перед закрытыми глазами лисенки проплывали золотые волны света, и вдруг она ощутила, что начинает засыпать…

– Постой, Левсан. – пробасила Малакиния отстраняясь и тут же зажала рот рукой. – Кхгмммм-кгхммм. – Она прочистила горло. – Мне что-то нехорошо… – произнесла она голосом, гораздо выше своего обычного. В отчаянии, не понимая, что происходит. Малакиния развела руками, бросив попытки что-то объяснять на словах. Скачки ее голоса дико раздражали лисицу.

Левсан сиял. Он взял ее за руку.

– Ничего, может, это просто простуда или вирус… Сказывается на голосовых связках. Может, ангина? Горло болит? Дай посмотрю. – Он хотел заглянуть ей в рот, но девушка помотала головой.

– Нет. Не надо, ну его. – Малакиния была смущена тем, что так нелепо прервала такой прекрасный момент. – Пошли домой… – Она отвела глаза.

– Пошли, лисенка. Я заварю тебе малины с мятой.

**********

Ласковый Драго никак не расстроился, зря девушка переживала. Он светился такой радостью, что мог бы заменить и все светильники в доме, и само солнце. Кот встретил широко улыбающегося Левсана подозрительным прищуром. Он бросил взгляд на идущую следом Малакинию и спросил:

– Чем это вы там занимались?

Малакиния тут же покраснела, да и Левсан окрасился румянцем, подчеркнувшим его золотые глаза и волосы еще сильнее. Но улыбку прятать не стал.

– Целовались! Но это не твое дело вообще-то, – тем же басом буркнула лисица, и юркнула в кухню.

– Хехе. – Кот затянулся трубкой и вытянул ноги в своем любимом кресле. – Не знай я, что у Малакинии эта ерунда с голосом уже давно, подумал бы, что ей не понравилось, как ты целуешься. – Левсан покраснел еще больше, но на это раз улыбка его омрачилась:

– Я думал, Учитель должен поддерживать и ободрять. А ты на корню мою самооценку губишь…

– Так, а на чем она основана, самооценка-то твоя? – хмыкнул Лесной Кот. Дракош поднял на него недоумевающий взгляд. – Вот. То-то и оно… – Кот выпустил струйку травного дыма. – Я же Учитель… – Недоумение Дракоша сменилось ужасом и брезгливостью. – Хахахаха! – Овийле хлопнул себя по колену и расхохотался, глядя на ученика. Несколько искорок выпало из трубки, прожигая малюсенькие дырочки на его пестром растянутом свитере, который он неизменно носил и летом, и зимой. – Ишь чего удумал! Не боись, целоваться с тобой я не стану! АХАХАХАХ! Ну шутник!!! Ой не могу! Не стану… но! – Кот поднял палец, подчеркивая слова паузой. Левсан снова вернулся в состояние недоумения. – Кое-чему научу. Чисто теоретически. Хехехе. Есть у меня несколько полезных книг. А то все думают, всё так просто, схватят Большое Чувство – и всё, бегут в лес целоваться… Даже просто целоваться, мои юные друзья, надо уметь! – с важным видом заключил Кот, отряхивая свитер.

Малакиния как раз вынесла тарелки накрывать ужин. Закатное солнце так красиво золотило ее пламенно-рыжие волосы. Она открыла было рот, чтобы ответить Учителю, что поцеловал ее дракош просто волшебно, но, испугавшись, что снова забасит, передумала и нахмурилась.

– Да-да, лисичка, мы и с тобой это обсудим, конечно. – Кот трактовал ее попытку по-своему. Он задумчиво провел рукой от шеи к подбородку. – Вообще, я думаю, будет правильно по этим вопросам устроить вам раздельные занятия, и потом совместное. Кхххм.. Ну… Прежде чем вы начнете какую-либо дальнейшую индивидуальную практику или работу в группах. Наедине со мной вам будет комфортнее, так сказать, на вводных теоретических лекциях. И будет очень полезно обсудить полученную информацию вместе, и задать любые интересующие вопросы. Мне, друг другу…

Кот держался совершенно непринужденно, так же как подавая любой другой материал, будь то зельеварение или городское Право. Малакиния сдерживала смущенный смех только из-за опасения смеяться басом. Левсан как раз поставил на стол супницу и блюдо с вареной лапшой. Он смущенно отвел глаза, встретившись взглядом с лисицей, еще сильнее покраснев. Конечно, мать не скрывала от него информации о любых физиологических процессах, связанных с жизнедеятельностью териантропов. Но технические детали как-то опускались сами собой. Видимо, потому, что дракошу становилось неловко… И сегодняшний поцелуй был полностью инстинктивным. Он, конечно, был чудесным, но мысленно юноша обрадовался инициативе Учителя. Левсан хотел стать мастером любых техник, столь важных для их отношений с Малакинией.

За ужином Кот больше не поднимал эту тему. Он переключился на надиктовывание указаний и поручений для Малакинии на период их с Левсаном отсутствия:

– Ты обязана следить за вьюнком плисовым у меня в семнадцатой теплице. Он – тропическое растение, и сейчас период цветения, надо проверять, чтобы температура в теплице не падала ниже сорока трех с половиной градусов. Это очень важный момент для эффективности этой травы в настойках. Полоскай горло трижды в день. Тем отваром, что я оставил в оранжевом кувшине. Только обязательно перед полосканием его подогревай… – Он положил в рот молодую картофелину в масле с чесноком и продолжил, одновременно пытаясь слизать с вилки налипшие кусочки укропа: – Ге увэгай давэко от дома, гадо стевечь его содевжимое. Ге лазь в подвалы и на чевдаки, там спят мои павуки и мывки, их нельзя беспокоить… Ге копафся в моих дгевниках… загимайся мевитацией кавдое утво. – Кот проглотил картошеньку и довольно зажмурился. – Не поднимай силой воли сразу много предметов или сильно тяжелые… Ни в коем случае не используй свои Магии Растущего на вьюнке! Это важно! Даже если сядешь на него или наступишь, даже если мой заговор поломается и сожжет или заморозит теплицу вместо нужной температуры. Этот вьюнок – опасное растение. Магии на него влияют… эммм… специфично.

– А долго вы… – Малакиния говорила тихо и робко. То ли боясь своего голоса, то ли слов, которые произносила. Снова ожидание расставания с Левсаном навалилось на лисицу грустью .– Ты долго будешь в Цкеноде, Лесной Кот?

– Я вернусь через неделю после дня рождения Левсана. Хочу посмотреть на эти их расхваленные игрища… Как-то туда не хотелось наведываться до сей поры. Да еще захвачу кое-что на продажу. Ну и не оставлять же Левсана сразу один на один с роскошью и властью. Этак парню вскружит голову светская жизнь. Побуду его якорем. – Учитель подмигнул Малакинии и похлопал юношу по плечу.

Громко причмокивая, Левсан всасывал лапшу, приправленную соевым соусом и овощами. Он не поднимал завесу и не улавливал чувств лисенки, но все они и без того легко читались по ее лицу.

– А не устроить ли нам сегодня танцульки? – Драго посмотрел на Учителя. – Поиграешь нам, Кот? Пожалуйста.

– Все по-честному. С вас ужин, с меня музыка, – кивнул лохматый Учитель, вымакивая хлебом остатки масла в миске. – Вот это – самое вкусное…

Малакиния была голодна, но есть не получалось. Не эмоции ей мешали. Горло пульсировало. Виски давило. Было жарко и холодно. Клонило в сон. Но идти спать она не хотела, ведь времени рядом с Вознеженным оставалось все меньше и меньше… А еще она все чаще ходила во сне, и это ее пугало. Ни о чем из своих ощущений и опасений Малакиния не говорила ни Коту, ни Левсану, чтобы странной болезнью не омрачать важного события. И чтобы поменьше об этом думать самой. Предполагать, что с ней происходит, лисица боялась и отказывалась про это думать. Учитель и Драго, в свою очередь, все странности лискиного поведения списывали на вирус и нервное напряжение девушки.

******

Рано утром, в день восемнадцатихития Левсана, Малакиния робко поскреблась в дверь его спальни. Дракош открыл. Он давно проснулся, успел умыться и одеться. Его рубашка с широкими рукавами, прихваченными тонкими манжетам на запястьях, светилась в лучах утреннего солнца идеальной белизной. Влажные волосы свободно падали на плечи. В комнате пахло ромашковым мылом. В раскрытое окно лились солнечный свет и пение птиц. Малакиния торжественно прошагала на середину небольшой комнатки Левсана, покружилась и протянула имениннику сверток, обернутый старой газетой и перевязанный бечевкой.

– С днем Рождения, дракош! И с выпуском! – Она старалась показывать только радость и веселье и не давать воли грусти и страхам, подтачивающим ее изнутри.

– Спасибо, лисица. – Юноша осторожно развязал бечевку. Внутри оказались воздушные эклеры в шоколадной глазури, наполненные сливочно-вишневым кремом. И белоснежный платок, на котором Малакиния вышила буквы Л. О. Д. и ярко-красное сердце, очень реалистичное, с прожилками сосудов, точь-в-точь как в их учебнике по анатомии.

– «Левсан – Огненный Дракон», – предупредительно пояснила лисенка.

– Ух ты! Как здорово у тебя вышло сердце! Спасибо огромное, моя миленькая лисичка! Это самый чудесный подарок! – Он поцеловал ее в щеку и тут же нежно прильнул к губам. – Не терпится попробовать пирожные!

– Мне кажется, они удались. Я нашла рецепт в книге Лесного Кота. У него там полно рецептов выпечки. Это очень странно, ведь сам-то он ее не практикует. Хотя я давно заметила, что его почерком там написаны только несколько последних заметок, а все остальное – это чужие записи. И еще на обложке в конце книги есть подпись – «Кошка Ю». Интересно, чья это книга…

– Мало ли вариантов, может, он ее купил в какой-нибудь лавке букиниста, кто угодно может продавать чужие книги, старые записи…

– Нееет… – протянула лисица, хитро улыбаясь. – Он слишком трепетно к ней относится…

– Они вкуснее, чем в лавке Сдобного Фиба, что напротив травяной лавки тети Лирии! Клянусь твоими зимними подштанниками, Кот! – Левсан слизывал остатки крема с пальцев, радостно уплетая подарок Малкинии.

Лиса молча пила малиновый чай, втайне накапав в него настойки пустырника для успокоения, и довольно улыбалась.

Левсан и Кот улетали сразу после завтрака, чтобы не попасть в дороге в самый пик жаркого летнего дня. Учитель хотел отправиться и того раньше, но дракош настоял на совместном завтраке с Малакинией. Его Дух одновременно испытывал слишком много разных чувств. Он хотела подольше побыть рядом с ней, но время неумолимо шло, и Кот торопил их. В честь Дня Рождения Овийле подарил левсану короткий кинжал, с лакированной ручкой, очень красиво расписанной неведомыми в Долине мастерами.

– Долгие прощания только все усугубят. – Малакиния прижалась к Левсану. Поцеловала его в губы, совсем мимолетно коснувшись их своими, сладкими от крема, губами. И отступила. – Все, летите!

Она хотела, чтоб Левсан с Котом быстрее ушли, потому что боялась в любой момент разреветься в голос.

Юноша подпрыгнул и в фонтане брызг обернулся Огненным Драконом. Лесной Кот, подхватив целый ворох каких-то сумок и узелков, уселся на Драго верхом. Махать ему было нечем, и он просто кивал Малакинии, выкрикивая последние наставления сквозь зубы, зажимающие мундштук трубки:

– Не забудь про вьюнок! Не ниже сорока трех с половиной градусов!

Шум крыльев заглушил его слова, и, взмыв в небо, дракон начал стремительно удаляться от лиски. Еще раньше его фигура начала расплываться от быстро наполнивших ее глаза слез. Через эту соленую водяную линзу весь мир стал одним неразборчивым пятном. И ничто не отразило бы ее внутреннего состояния лучше, чем эта размытая картина.

*******

Немного успокоившись, Малакиния взяла свой волшебный прутик и открыла путь к Пендуле.

– Хохохо! – встретила старая лиственница девушку хриплым смехом. – Кто это заглянул порадовать старушку? Никак моя Изумрудная Лисенка!

– Здравствуй, тетушка Пендула.

– И тебе не хворать, зеленохвостка. – Лозы лиственницы потянулись к заплаканному личику. – А что это глаза-то у тебя такие краснючие?

– Да ревела я. От души. Левсан с Котом сегодня в Цкенод двинули… Драго теперь взрослый…

– Ой как время-то пролетело! – Пендула всплеснула лозинками и приобняла ими лису за плечи. – Ну будет тебе, не грусти. Скоро и ты выпустишься и тогда-то к своему Вознеженному и помчишься. Вам суждено-то быть бок о бок. Кровь правящего рода, она такая и есть, с чем не мешай.

– Ну, полу-Драго, полу-Лев – не такое уж плохое сочетание. Еще и мать Пророчица. Эмпатия Левсана невероятно сильна. Она поможет ему быть хорошим правителем. А вот выбрать себе в Супруги Лису…

– Дык я и говорю: с чем ни мешай, кровь сильного рода, она и есть таковая. – Пендула словно и не слышала Малакинию. – Только на тебе совсем лица нет, хоть ты и зареванная, что-то тут кроется еще, чуют мои древние корни!

– Я уже три ночи почти не спала, тетушка Пендула. – Малакиния вдруг перешла на бас: – Я уже давно ночами плохо сплю, а эти три, так вообще боюсь глаза сомкнуть! – В отчаянии и ужасе от своего голоса, лисица схватилась за горло.

Пендула обняла ее большим количеством лоз, покрепче:

– Это что еще за штука? Заболела что ль ? Может, ангина??

– Да никакая это не ангина! – Малакиния хлопнула себя ладонью по бедру, потому что голос ее взвился тоненьким фальцетом. – Надоело вот это! И вой в голове надоел! И ходить по ночам по улице! Надоело! Этот гребанный вовкулак! Это он что-то сделал со мной! – Наконец, произнеся пугающие слова, она выдохнула. Стало даже немного легче. Ходить и носить эту догадку в голове, пряча от Кота, Левсана и даже самой себя, было уже невыносимо.

– Оооххх, золотко… – Пендула покачала ветками. – Дело-то сурьезное. Ты почему Учителю не рассказала?

– А что бы он сделал? Он бы только с интересом следил за развитием этого безобразия в ожидании какого-то конечного результата. Он просто в восторге был от идеи проследить, как влияет на меня ликантропов яд! А тем не менее сколько времени уже меня так колбасит, и ничего больше не происходит. Может, это просто другой вид смерти от вовкулачьего яда – смерть от сумасшествия. Или бессонницы. Или от лунатизма – можно же вот так, во сне шарясь по местности, и в костер войти, и с обрыва сигануть, и не заметишь… – Малакиния злилась, но ярость, так часто навещающая ее после ранения ликантропом, в этот раз совсем не подавала признаков. Только праведный гнев бушевал у лисенки внутри. – Я просто дико устала и хочу нормально поспать!

Старая лиственница гладила девушку по голове, внимательно выслушивая.

– А знаешь, ложись-ка ты тут. Вот на корнях моих покемарь. А я пока попробую учуять, что за Магии бушуют внутри тебя. Вообще, силы ликантропов, как вы их прозвали – яд, они совсем не знакомы нашему миру… Хоть, казалось бы, – так похожи териантропы и ликантропы-то. Оба в живных обращаетесь… Но их Магия другая. И я ничего не знаю о ней. Ликантропы тысячами пролили свою кровь в наших землях, дочка. Но в теле мертвого ликантропа Магии нет. Она уходит, видать, вместе с Духом волка… Потому я так ничего и не проведала…

Малакиния устроилась на широком корне со впадиной, похожей на лодочку, как раз над норкой старой серой МышИ. Та высунула нос, учуяв лисенку. Она уже плохо слышала и видела не очень, но нюх ее оставался острым.

– Ааааааа, вот и ты, лисица. Чего ревешь? – прокряхтела МышЬ.

– Привет, МышКа. – Малакиния протянула руку и почесала подругу возле ушка. – Да вот что-то со мной неладное творится… И Левсан сегодня уехал… И спать не получается…

– Это все от нервов. Все болезни от них, родимых. Я вот, погляди, вообще никогда не нервничала и по мышиным годам дожила уже до самой глубокой старости! – МышЬ понюхала палец лисенки, щекоча ее короткими усами. – От нервов все болячки. Один только ревматизм от сырости!

Пендула приглаживала непослушные волосы Малакинии, разметавшиеся по ее бледной древесине, МышЬ что-то еще неразборчиво бурчала. Птицы стали петь тише, в тени гигантской кроны старой лиственницы было прохладно. Постепенно Малакиния окончательно успокоилась и расслабилась. Усталость и недосып последних ночей взяли верх, и она крепко уснула.

Девушка увидела себя в странном месте, возле незнакомого леса, позади виднелись горы, покрытые деревьями, словно пушистым зеленым ковром. Между дерев промелькнула волчица. Ее шерсть светилась золотым теплым светом. Малакиния ощущала, что должна подойти к ней, но сколько бы она ни шла, волчица не становилась ближе. Вдруг девушка увидела, как почва под лапами загадочной Золотой Волчицы становится песчаной, и массивные лапы живного проваливаются в нее. Волчица задрала морду и пронзительно взвыла. Малакиния побежала, видя, как сыпучий песок все быстрее поглощает ее. Она обернулась Лисой и смогла-таки преодолеть расстояние, но волчица уже полностью пропала в песчанике. Но пронзающий вой живного не прекращался. Тогда Зеленая Лиса начала отчаянно рыть песчаную почву…

Проснулась Лисица от воплей и скрежета. Длинные лозы тетушки Пендулы резко хлестали Зеленую Лису по морде и бокам, но она не чувствовала этого. Она отчаянно рыла землю, оголяя, исцарапывая когтями и вгрызаясь клыками в корни старой лиственницы.

– Проснись! Проснись же ты, окаянная! – скрипела тетушка Пендула, отвоевывая свою древесную плоть у остервенелой Зеленой Лисицы. – Что на тебя нашло? Что с тобой, дочка?!

Малакиния не сразу пришла в себя. Она мотнула мордой, уворачиваясь от очередного удара лозы, и увидела в стороне валяющееся маленькое серое тельце…

Девушка обернулась обратно, зажимая рукой рот. «Я чудовище! Я монстр! Я хуже, чем гребаный вовкулак!» Вокруг земля лежала грудами, несколько раскопанных Малакинией ям обнажили истерзанные ею корни лиственницы. Она хотела бежать. Но остановила себя. Сначала Малакиния опустилась на колени и голыми руками начала закапывать корни. В последнюю очередь она подошла к яме, которую, видимо, вырыла первой. У корня, на котором она уснула. Под которым ее подруга, серая МышЬ, прожила всю свою жизнь. Пендула не говорила с ней. Малакиния не знала, это потому что она обижена, или потому что лиса так сильно навредила, что старая лиственница не может говорить.

«А сможет ли вообще? – лисенка снова взглянула на тельце. Слезы ужаса и горя наполнили глаза. – Вот МышЬ точно больше не заговорит со мной…» Исправить ничего уже было нельзя. Малакиния трепетно взяла в руки серую тушку и уложила в вырытую ею яму. Она осторожно присыпала свою подружку и корни своей наставницы землей, полагая что, возможно, сейчас хоронит их обеих. Слез больше не было, когда Малакиния закончила убирать учиненный ею беспорядок.

–Тетушка Пендула? – тихо позвала она. Лиственница молчала.

Вся перепачканная землей, с руками, изодранными в кровь, с черными разводами от пыли и слез на щеках и комками грязи в волосах, Малакиния стояла, опустив руки. Она долго ждала, но никто не заговаривал с ней. Лозы лисвтенницы безжизненно висели. Казалось, даже зелень молодых иголок поблекла. Птицы затихли. Лисенка хотела обнять лиственницу, но не решалась. Начинало темнеть. Она открыла тропу, тоскливо и виновато посмотрев на красивую шишку, когда-то подаренную ей тетушкой Пендулой. Ее последнюю шишку. Проклиная себя и несчастия, которые она приносит своим близким, Малакиния побрела в дом Кота.