– У тебя сегодня важная ночь, Малакиния. И я прилетел по просьбе моего товарища. Насколько нам известно, ты талантливая Лисица. И ты еще не определилась с тем, куда отправишься обучаться после Донития.

– Кому это «нам»? – окончательно убедившись, что это не сон, Малакиния села на кровати скрестив ноги, укуталась в одеяло и с интересом наблюдала за необычным живным. Мавский Жук был большой, его спинка переливалась на солнышке золотистыми искорками, большие усы были похожи на две растопыренные щетки. Он покачивал лапкой и ухмылялся, пуская колечки дыма и обнажая маленькие клычки.

– А вот это – правильный вопрос. Итак, к себе на обучение тебя зовет Лесной Кот. У него, правда, уже есть один ученик. Но давеча его позвала в гости тетушка Пендула и рассказала о твоих талантах, характере и происхождении, и он решился на беспрецедентный эксперимент! Принять к себе второго ученика. Ученицу.

С каждым словом Жука глаза у Малакинии открывались все шире, а к концу его объявления открылся и рот. От восторга девчушка спрыгнула с кровати и закружилась по комнате.

– Невероятно! Я буду учиться у Лесного Кота? По-настоящему? У настоящего? – Малакиния скорее натягивала гольфы и свитер. – Какая удача! Я расцелую тетушку Пендулу прямо сейчас!

– Постой, постой, постреленыш, – остановил ее Жук, не скрывая удовольствия от произведенного эффекта. – Тебе нынче совсем некогда. Ну, надо оповестить родных и подготовиться к Донитию. Собрать вещи для похода, настроиться Духом. Да и вообще, разве не правильнее провести этот день с мамой и сестрой? К Пендуле ты еще успеешь…

Малакиния остановилась, пристыженная замечанием Жука. Она даже покраснела.

– Конечно, ты прав, это я от радости… Переволновалась. Сегодня я буду дома. Последний раз. Сейчас я спущусь и расскажу маме и сестре, а ты следом. Я напою вас чаем, Мавский Жуй. Что я за хозяйка, где мое гостеприимство! Простите… Скорее!

– Ничего, я не тороплюсь. – Жук встал и прошелся по столу к окну. – Будет лучше, если ты скажешь сама. А я, да… я присоединюсь… попозже. – Он рассеянно посмотрел на лисенку, потом на деревья. – Расчудесный у вас тут сад!

Малакиния кивнула и побежала вниз.

Она вбежала в светлую запыхавшись. Лисенка так волновалась, что даже не знала, как начать. Милания сидела на диване и легонько, самыми кончиками пальцев, обрисовывала вышитые на серебристом халате узоры. Он неизменно лежал на этом диване уже почти три хита. Мама организовывала на кухне завтрак. На сковородке шкворчали яйца и нарезанные кружочками кабачки, присыпанные чесноком, в центре стола дымился ароматный свежий хлеб. Необычно было наблюдать за тем, как мама возится на кухне, тихо напевая знакомую мелодию. Малакиния оробела и притаилась. Не решаясь заговорить и нарушить эту чудесную атмосферу, наполненную аппетитными уютными домашними ароматами. Но тут едкая обида заполнила ее с головы до пят. И лисенка громко прокомментировала.

– Как же ты, должно быть, рада избавиться от своей трудной дочки, что даже решила завтрак приготовить и песенки поешь!

Лакония обернулась и удивленно посмотрела на лиску.

– Ну что за глупости ты говоришь, Малакиния. Я же люблю тебя всем Духом. Я хотела сделать сегодняшний день радостным и праздничным для тебя… – Она рассеяно открыла шкаф и достала с полки корзину, накрытую вышитой салфеткой. Под салфеткой, поблескивая румяными лакированными бочками, лежала целая гора пирожков. – Но если ты расцениваешь это как радость по поводу твоего отбытия, то я лучше их выброшу. – Лакония, смущенная, понесла корзину прочь, но Малакиния остановила ее, положив на руку матери ладони.

– Не надо, мама! Не надо… Прости меня… – Она посмотрела в глаза Лаконии, и увидела там огонек, который, она думала, навсегда уже угас. – С капустой? – тихо выдохнула лисенка, медленно присаживаясь за стол, не в силах оторвать взгляда от пирожков, словно от невиданных сокровищ.

– С капустой. – Лакония подошла к Малакинии, крепко обняла за плечи и, притянув к себе, поцеловав в макушку. – Будут тебе в дорогу. До Цкенода путь неблизкий.

Малакиния крепко обняла маму, уткнувшись в передник. Впервые за долгое-долгое время она снова ощутила ее тепло и любовь. Сегодня мамин Дух смог оттаять от горя и подарить эти чудесныемгновения своим дочерям. И Малакининя очень боялась разрушить эту волшебную, давно забытую, атмосферу. Но надо было все прояснить. Здесь и сейчас. Дольше тянуть было никак нельзя.

– Мама, я не пойду обучаться к Лирии.

Милания поняла, к чему будет идти разговор и застыла. Она тоже не хотела спугнуть долгожданное тепло, которое сегодня посетило Дух Лаконии. Но выбора не было.

– Я не буду обучаться травоварению у тети Лирии, и… – Малакиния набрала в легкие воздуха, как перед погружением в воду, запоминая каждое мгновение маминого тепла… – И я не буду Хранительницей.

На удивление сестер, не последовало ни крика, ни упреков. Лакония молчала. Она осознала, как бездарно она растратила последние хиты рядом со своей малышкой на боль, гнев и слезы, которые не могли вернуть ей Вознеженного, но отобрали у нее еще и дочь – или ее у дочери, – вот что с ней произошло. Это осознание пришло ночью и перевернуло что-то важное в Духе Лаконии. Она не собиралась больше ни секунды жизни тратить на страдания. И не хотела их приносить. Она решила, что будет отныне только поддержкой своим взрослым дочерям. Будет дарить им только любовь и заботу. Только так можно было искупить вину за столь долгое мучение, которому она непроизвольно их подвергла.

Лакония крепче обняла Малакинию, понимая, что та замерла в ожидании скандала.

– И что же ты решила, дочь моя? Куда ты пойдешь? Что будешь делать? – ее голос звучал мягко. Ни упрека, ни обиды. – Расскажи мне.

Малакиния от удивления отстранилась, чтобы посмотреть, действительно ли это ее мама говорит с ней.

Они не слышали, как подошла Милания и положила руку маме на плечо.

– Мы так решили, мамочка, Хранительницей стану я. Я останусь с тобой и с радостью буду заботиться о нашей деревне.

Лакония улыбнулась, украдкой утирая слезы.

– Ну, это верное решение… Раз уж у Малакинии к этому Дух не лежит, что поделать. Что до тебя, Милания.. О лучшей Хранительнице лисоборотни не могли бы и мечтать. Ай, что ж такое, подождите, сейчас яичница сгорит! Садитесь есть, – смущенная и обрадованная новой собой и перемирием с дочками, Лакония подбежала к плите и скоро начала раскладывать еду по тарелкам.

Завтрак проходил по-настоящему радостно.

– Ну так и все же, – обратилась Лакония к младшей дочке, намазывая горячий ломоть хлеба маслом. – Ты-то что решила?

– Ооо! Это самое потрясающее! – Малакиния вспомнила о своей новости, и утро стало казаться ей совершенно нереальным. – Это невероятно! Я проснулась, а на столе сидит Мавский Жук. И такой говорит: тебя зовет в ученицы Лесной Кот! Представляете?!

– Лесной Кот? – в один голос удивились сестра и мать. Милания захлопала в ладоши, не скрывая радости за сестру. Лакония же озадачилась, нахмурив брови.

– На три хита в чащу к этому сумасшедшему?! Ты разве не знаешь, что о нем говорят? Охх! Ох уж эта Малакиния, ну и приключений она себе отыскала…. Ну как это может быть? Я же уже договорилась с тетей Лирией! И там, в городе, все безопасно и понятно, и столько полезных связей можно обрести… Тетя Лирия знает всех! А Кот? Социопат в глуши! Ничего не скажешь, отличный учитель! – Лакония возмущалась выбору дочери, но без прежней злобы и вовсе не пытаясь ее переубедить.

– Ну, учитывая то, что раньше Малакиния училась у древней говорящей лиственницы, самый сильный из живущих в долине Магов, последний из Кошкоклана, в качестве учителя – это все же серьезный прогресс, пусть он и социопат в глуши, – покатилась со смеху Милания.

Тут от смеха не удержалась и Лакония.

– Под стать ученице находятся и преподаватели. Ты по-настоящему необычная лисичка, дочка… Но будь осторожна. Не допускай моих ошибок, не допускай слишком много злобы и обиды в свой Дух…

– А на стажировку к тете Лирии могу и я съездить, – вставила Милания, немного разряжая повисшую тишину. Лакония почувствовала, что дочки ее простили. И она, наконец, смогла и сама простить себя.

– Ой! – Малакиния, наскоро запихивая остаток пирожка в рот, хлопнула себя по лбу. – Надо ставить чай! Жук, он же в саду. Я ему пообещала, как новость расскажу, позову чай пить!

– Ну, давай, зови гостя. Я как раз расспрошу его, какие там условия жизни, у этого Кота. – Лакония поставила на плиту чайник и открыла антресоль, чтобы достать праздничный сервиз, подаренным ей Хранителем на годовщину их знакомства. На полке, рядом с расписанными маками блюдцами и чайными чашками, стояла тщательно склеенная кружка с изображением большого разводного моста. Длиннохвостая лиса нежно коснулась ее пальцами и улыбнулась. – Надо принять гостя как следует… Но… Я не понимаю! – засуетилась она. – И что, ты отбудешь сразу после Донития? На три года в чащу к этому сумасшедшему… Откровенно говоря, весьма сомнительная перспектива – обучение у Кота. В идеале, конечно, вообще учиться надо в Университете, – расставляя чайные чашки и доставая абрикосовый джем и малиновое варенье, Лакония все же послала младшей лисенке многозначительный взгляд. – А Лесной Кот? Он просто бродяга и разгильдяй. Он бросил Университет, не получив диплома мага, и отправился скитаться по Мирам. Непонятно, что за ветер у него в голове. Живет как отшельник, скрывается от правителей, отказался от блестящей карьеры при дворе. Те, кто его видел в Цкеноде, говаривают, что он ни одежи не стирает, ни косм своих не расчесывает. Леший настоящий, а не Лесной Кот. Он, может, вообще последний из Кошкоклана – одного из древнейших и сильнейших кланов териантропов. Это такая ответственность и честь. А он все это пустил по ветру. И состояние своих родителей, и будущее своего Рода. Разбазарил свои магические таланты. Чему он может научить?! – простонала Лакония и села, начиная нервно бить раскинувшимся от эмоций на добрую половину кухни хвостом… Роскошным рыжим лисьим хвостом.

– Успокойся, мами. – Малакиния подошла и крепко обняла мать. – Я уже взрослая, ты знаешь. И это такая честь! – Ее глаза еще больше засверкали.

– Честь! Честь! – Лакония презрительно фыркнула. – Никак в толк не возьму, что у тебя на уме, дочка… Как отец погиб – все переменилось… Мы переменились.. И ничего уже не изменить… Упустила я тебя, Малакиния. Но я знаю твой характер и против обычая не пойду. После Донития твое будущее – только твой выбор. Я вижу – ты пойдешь к Лесному Коту. Что ж, я могу только благословить твой путь и пожелать тебе обрести на этом пути себя и успокоение. – Лиса ласково погладила торчавшие на макушке буйные рыжие-белые локоны и нежно поцеловала дочку в лоб. Затем перевела взгляд на старшую. – Милания, дочка, помоги сестре собрать вещи. Она двинется сразу после Донития. А Жука зовите сюда, я с ним почаевничаю. И сходи посмотри, как там укладывают костер для Прыжка.

Малакиния пошла за необычным гостем. Тем временем Лакония испуганно посмотрела на Миланию.

– Я в полнейшем замешательстве… Не понимаю, с чего вдруг Малакинию зовет Кот? Она в школе никогда не блистала отметками, и тут вдруг учитель такого уровня! По слухам, он очень сильный Маг… Откуда этот интерес? Откуда он вообще о ней знает?

– Время покажет, что и к чему. Возможно, у нашей Малакинии есть скрытый талант… Коту уж точно виднее – говорят, Мавский Жук рассказывает ему о будущем.

Лакония, слегка прищурившись, испытывающе посмотрела на старшую дочку. Она давно ощущала, что упускает что-то важное. Что про ее собственных детей кто-то знает гораздо больше. Кто-то знает что-то важное. И они сами знают. А Лакония оказалась исключена из этого круга. Но ее чувства и сознание пострадали от потери Вознеженного так сильно, что она сама никак не могла выбраться из этого пузыря горечи и просто давала происходящему вокруг происходить, не вмешиваясь. Лакония как бы была тут и одновременно не была… Ее мысли снова перекинулись на другое, и она забыла, на счет чего испытала это странное смущение, и что хотела спросить у Милании. Проще и удобнее было концентрироваться на четких и простых заданиях.

– Сложи сестре теплые носки и теплое белье. Плед лоскутный, зимний кожух… В лесу зимой будет несладко. Неизвестно вообще, в каких условиях там живет этот Кот.

**********

Малакиния многими жителями деревни казалась странным детенышем, что же касалось последнего времени – все разделились на два лагеря: одни ее жалели, другие ругали.

– После смерти нашего Хранителя совсем от рук отбилась девчонка. Моему-то старшему на той неделе в драке на школьном дворе палец прокусила. Весь в синяках домой пришел. Сколько можно ее терпеть? Ясно же как белый день – взбесилась лиска. Хорошо, что сегодня уйдет из деревни, одни проблемы да шум от нее, – говорила соседке низкорослая ткачиха, нервно перебирая в руке клочок шерсти и машинально свивая его в ниточку. – Наш-то Мудрый Лис мужик был что надо, и жена у него умница, и старшая пригожая. А на младшенькой, ишь, Натура отдохнуть решила.

– Тьху тебе в очи! – злобно ответила соседка, та самая, что на себе несла лисенку, пришедшую из Леса, перепуганную и грязную. – Или ты совсем ума лишилась, со своими нитками денно и нощно возишься, и ничего в тебе не осталось териантроповского? Такую чушь городить! Девчулька-то как намучилась, как настрадалась! Отца на глазах медведь подрал, сестра далеко, мать только и знает, что повод ищет из дому увильнуть да глаза от дитяти родного прячет. Чудо, что она только палец твоему несносному сыну прокусила, а не всю руку от кисти до локтя оттяпала! Ведь хам он у тебя и задира! К тому же еще и дурень! А она девка смышленая, оно сразу понятно. И Дух у нее силен, невиданно силен, слова-то мои попомни!

Слух о том, что после Прыжка младшая из Хранительниц покинет деревню и будет учиться у самого Лесного Кота, облетел деревню быстрее ветра. К полуночию все лисоборотни собрались в центре Площадию. Кто-то тихо посмеивался, кто-то облегченно вздыхал. Всех разбирало любопытство, и не терпелось уже приступить к пляскам и пиру. Многие недоумевали, почему Малакинию выбрал в ученицы легендарный Лесной Кот. Кот, о котором хоть раз слышал и разное судачил каждый, это уж точно! Лисы перешептывались с подозрительностью и недовольством, не понимая, чем вызвано такое внимание…

И вот собранный высокий костер наконец подожгли. Стоящим внизу казалось, языки пламени лижут сами Небеса, которые в ответ блистают тысячами звезд. В ночи пламя полыхало еще ярче и сильнее. Зевак обдавало жаром. Толпа все дальше и дальше отступала от ритуального костра.

Вот Малакиния ступила на высокий помост. От костра шел жар. На помосте рядом стали ее родные: мама и сестра. Чуть подальше в стороне – Жук, нервно покуривавший трубку. Наблюдательной девочке показалось было, что он нервничает больше ее самой.

А она нервничала сильно.

Десятки раз она видела, как это проделывали ее собратья, и всегда боялась этого момента… Неизвестно почему. Неловко и непривычно для лисы, всегда остающейся в стороне, всегда играющей в одиночестве. Вдали от других. И вдруг столько внимания. Столько глаз, неотрывно следящих за ней. Глаз, среди которых недовольных и затаивших обиду и злость больше, чем добрых и понимающих. Впервые так отчетливо Малакиния ощутила – в деревне ее не любили. Все просто ждали, когда она прыгнет и покинет дом, и можно будет забыть о ней, с ее трагедией и злобой, хотя бы на небольшой срок.

Она подошла к сестре и матери попрощаться. Как же ей сейчас не хватало отца, Мудрого Серебряного Лиса… Он всегда твердил, что Малакиния особенная и что ей уготована непростая, но необычная судьба. Но только сегодня, с появлением Мавского Жука, Малакиния впервые восприняла слова отца всерьез…

После Прыжка ей не будет дороги домой еще три хита. Она сразу должна будет уйти в Лесную Чащу для обучения у Лесного Кота. Такое большое начало в ее жизни. Что ждет ее впереди?

– Не бойся ничего, маленькая моя. Твой Дух – настоящее сокровище, – ласково сказала ей Лакония, поцеловав в висок и прижав к груди так, что Малакиния могла слышать частое биение материнского сердца.

Милания тоже крепко обняла сестренку, сдерживая слезы. Она была и рада за сестру, и знала, что будет смертельно скучать по этому маленькому постреленышу, как скучала по ней в Университете. Но такова была Судьба. Встретиться лишь на несколько дней, и снова расстаться на долгие хиты.

– Будь храброй, дочь. Перед тобой тернистый путь, мы видим, где он начинается, но не ведаем, через что проходит и куда ведет. Дух твой силен и таит много сюрпризов, а за плечами твоими всегда сила, вера и любовь собратьев твоих и твоей семьи, – торжественно и громко произнесла Лакония, так, чтобы все собравшиеся слышали ее.

Малакиния внимательно посмотрела на родных своих териантропов. Что-то внутри резко и больно защемило. Наверное, здесь и сейчас она действительно становилась взрослее. Пришло осознание того, что ничто не будет прежним, стоит ей перемахнуть через магический огонь. Все изменится и станет намного сложнее. Но и интереснее. Сердце в груди трепыхалось маленькой птичкой, вдруг заточенной в неволе.

Лисоборотни хлопнули в ладоши, заиграла флейта, и в такт веселенькому мотиву полилась ритуальная Песнь Донития:

Острый нос, пушистый хвост,

Вот детеныш и дорос:

Чудо единения свершится.

Прыгай в пламя, прыгай в жар.

Лисий Дух – волшебный дар,

Вам настал момент соединиться.

Хеп-хей, прыгай веселей,

Лиса всех хитрей!

Лиса всех шустрей!

Хеп-хей, прыгай смелей,

Навстречу судьбе и силе своей.

Обретай свой новый вид,

Наш обычай так велит,

Принимай свой Дух, яви нам зверя.

Покажи нам свою масть,

Обретя лисовью власть,

Дух тебе откроет в зрелость двери.

Хеп-хей, прыгай веселей,

Лиса всех хитрей!

Лиса всех шустрей!

Хеп-хей, прыгай смелей,

Навстречу судьбе и силе своей.

Согласно традиции, Малакиния подошла к краю помоста и начала пятиться назад – для разбега. Сердце бешено забилось в груди, впереди – столб пламени, ароматно тянущий вишневым дымом, Мавский Жук и новая жизнь, неведомая Судьба… Позади – детство. В один ли миг с ним можно проститься?

Малакиния побежала вперед, длинная рубаха путалась между ног, мешая набрать скорость. На самом краю помоста, лисенка зацепилась пяткой за подол и, громко ругнувшись, рухнула прямо в костер. Прыжок, впервые за всю историю лисоборотней, стал падением. До слуха Малакинии донесся пробежавший по толпе хохот, однако не прервавший песни.

В груди жгло от жара, от стыда за неловкость или от неизвестных сил, захвативших ее. Никогда ранее Малакиния такого не чувствовала. Никто не рассказал ей, как это будет. Мир стирался и проявлялся заново, новыми красками и звуками. Словно она выныривала из абсолютной горячей тишины и снова погружалась в нее. Резкий шум и треск костра. Сначала больно не было. По ощущениям время остановилось, сердце словно выпрыгнуло из груди и, осмотревшись, втиснулось обратно. Голова кружилась. В глазах метались искры, перемежаясь со вспышками видений из эпизодов из ее жизни. Во рту разлился терпкий вкус полыни. А следом пришла боль. Лисенка разразилась диким воплем. Все суставы выворачивало, кости удлиняло, пальцы скрючивало, и лисенка ощущала, как из них прорастают когти, прорезая нежную кожу. Замерев в падении над костром, она обрастала густой мягкой шерстью, чувствовала, как растут клыки. Спина изгибалась неестественной дугой, хребет выворачивало, и он обретал необычайную гибкость. Косточка за косточкой, девочка ощущала как у нее растет хвост. Боль от трансформации была резкой и сильной. В то же время Малакиния ощущала, как обретает мощь и Силу. В костях и мускулах. Все свершилось быстро, хоть ей казалось, что прошла вечность. Еще вдох горячего вишневелого дыма, еще движение… Туда, где выход из магического воздуховорота!

Услышав вопль Малакинии, лисоборотни оборвали ритуальную песню. Трансформация произошла в мгновение: вот Малакиния упала в костер, завопила и неуклюжим кубарем выкатилась на пятачок. Обступившие ее жители деревни шарахнулись назад.

Она встала, жмурясь, мотая мордой и фыркая. Привыкая к необходимости стоять на четвереньках. Немного покачиваясь. Глаза слезились, тело все еще болело.

– Словно в чеснокодавилке побывала! – Малакиния недовольно переминалась с лапы на лапу.

Приковав к себе сотни пораженных глаз и полностью лишив лисоборотней возможности говорить, Малакиния стояла по ту сторону Прыжка в обличии стройной, крупной, остроухой и длиннохвостой – но Зеленой! – Лисы.

Кончики ее ушей, тонких лап и длинного, как у мамы, хвоста были графитово-черные.

Мотая мордой, она не осознавала до конца происходящее. Териантропы с удивлением осматривали Малакинию. Такого еще не бывало, потому они не знали, как реагировать на столь необычную масть младшей из Рода Хранителей.

– Держите мои штанишки, да наша Малакиния – Зеленая Лиса! – прыснул смехом тот самый задира с прокушенным пальцем и расхохотался, показывая на лисенку пальцем. Следом за ним, волной, смех прорвался через всю площадь. Хохотали все, каждый житель деревни, старый и малый. Все исходили безудержным весельем, потешаясь над незадачливой девчонкой и ее нелепым видом. При всем желании за общим весельем и шуточками было невозможно расслышать, как Лакония с помоста пытается призвать всех к тишине и порядку. На ее лице ярко читались недоумение и раздражение. Милания застыла в изумленном восхищении.

–… Какой позор!.. – отчетливо донесся до новообращенной обрывок речие матери. Сквозь шум и хохот было не разобрать других слов, но их лисенке слышать и не хотелось.

Стыд и обида, а следом всепоглощающая злоба накатили на Малакинию и накрыли с головой. Она пятилась и осматривала себя, жалобно скуля. Унижение было невыносимым, и лиса, что есть сил, кинулась к воротам, сгорая со стыда.

Хоть бежать на четырех лапах было очень непривычно и в костях и суставах все еще звучало ноющее эхо адской боли, она неслась все быстрее, с мыслями броситься в реку:

«Не отмыться, так утопиться! Что за злая шутка?! Не зря я так боялась этого дня всю свою жизнь… Какой позор мне и родным… Мама так и сказала… Позорище!»

В этой суматохе и среди ревущей и забавляющейся толпы, даже если бы Малакиния обернулась, она ни за что бы не смогла разглядеть радостного взгляда Мавского Жука или услышать беспокойные оклики своей семьи…

************

Забежав далеко в лес, Зеленая Лиса остановилась на берегу реки, дыхание сбивалось. Взглянув на отражение в воде и, обреченно опустив морду, Малакиния медленно поплелась вдоль течения.

– Какой позор… Зеленая лиса – ну что за смех?! Что за глупость… – тихо скулила она. – Уродец в семье Хранителей. Я уверена, Лесной Кот меня засмеет…

– Эй, сумасшедшая! – запыхавшийся, за ней летел Мавский Жук с ее пожитками в маленьких лапах. – Ну наконец-то ты остановилась!

Малакиния повернулась к нему, приняв обычный облик. На личике все еще юной девочки была очень взрослая и полная горечи улыбка. Она присела на берегу, опустив ноги в прохладные воды реки. Жук сел рядом и закурил.

– Я не пойду к Коту…– тихо произнесла Малакиния после молчания.

Жук вздохнул.

– А куда ты пойдешь? – так же тихо спросил он.

– Не знаю… – Малакиния едва сдерживала слезы. – Куда может пойти Зеленая Лиса? – усмехнулась она.

– К Лесному Коту, куда же еще, – ответил Жук.

– И почему я зеленая, что это значит?

– Ты ранее невиданная Зеленая Лиса, видимо. Наверное, Изумрудная. Или Графитовая. Или изумрудно-графитовая… – задумчиво выпустил струйку дыма Жук.

– А такие бывают? – недоверчиво спросила Малакиния.

– Ну… Ты же есть?

– Есть, – и Лисенка надолго замолчала, глядя на лижущую прибрежные камни воду.

Делать все равно было нечего и идти больше некуда. Решительно встав, она взяла свои вещи, уложенные в небольшую сумку, так предусмотрительно захваченную Жуком.

– Веди к Коту! – в голосе лисенки заиграла надежда, что может быть, не все так плохо.

– Сама иди, – буркнул Жук. – Я и так устал за тобой гнаться, и к тому же у меня есть еще дела. А ты следуй по этой тропе в лес, – он коснулся травы трубкой, и, как по-волшебству, травинки расступились, проделывая дорожку с берега в глубину чащи, а сотни светлячков выстроились вдоль, образуя пляшущий огоньками коридор. – Она приведет тебя к твоему новому Учителю.

С этими словами Жук взлетел и, прежде чем Малакиния успела его поблагодарить за поддержку в столь сложный час, исчез.

*******

Лиска все глубже погружалась в заросли диковинных, незнакомых ей растений и дерев. В этой части Чащного Леса она не бывала никогда. Ночь давно зашла за середину, и Натуру поглотила глубокая сумеречь.

Погруженную в свои размышления Малакинию вернул обратно к реальности странный шорох слева. Она замерла, выжидая.

– Кто здесь? – Ответа не следовало.

Девочка продолжала свой путь, настороженно отслеживая каждый звук окружавшей ее Чащи. Сверчки давно смолкли, пару раз далеко-далеко, едва различимо, ухнула сова. Легкий ветерок иногда шуршал пожелтевшей листвой дерев. Мягко похрустывали под ее ногами уже успевшие опасть и высохнуть осенние листья. Малакинии показалось, что к звуку ее шагов иногда присоединяется похожий шорох, исходящий откуда-то слева. Лисица повернула голову на едва заметный звук и различила между дерев пару светящихся огоньков.

Ярко-желтые. Они росли. И приближались.

Малакиния застыла. Она уже видела такие огни. Руки и ноги налились свинцом, сердце похолодело от медленно явившихся воспоминаний и влекомого следом ужаса.

Огни остановились. Мгновение еще они были направлены на лиску и вдруг, повернув в сторону, исчезли.

«Ну уж нет, так просто ты не уйдешь!» – подумала девочка.

Оцепенение резко спало, и Малакиния, выхватив из кармана и раскладывая на ходу свой нож, рванула в сторону огней.

Эффект неожиданности сыграл на руку молодой лисице. Едва различив очертания живного, она запрыгнула ему на спину, крепко вцепившись в густую шерсть, и полоснула остро заточенным лезвием по ребрам.

Вой, толчок. Большое сильное живное легко сбросило девочку на землю.

Рычание, удар. Проворная лисенка увернулась от огромной увесистой бурой лапы с длинными черными когтями.

Перед ней выросла громадная фигура вовкулака. Настоящего Ликантропа! Не страх, но ужас снова охватил девочку. Второй замах! Юркая лиса снова увернулась. Волк фыркнул и отвернулся, собираясь уйти, но обозленная лисенка снова бросилась на Ликантропа с диким воплем.

Мгновение спустя сильный удар свалил Малакинию с ног, выпавший из руки нож затерялся в густых зарослях плюща. Жалеть о подарке отца не было времени. Скользнувшая по воздуху громадная лапа когтями задела лицо девочки и обожгла касанием бровь над левым глазом. Отпрыгнув в сторону, лиса утерла рукавом теплую струйку крови, запах которой так взбудоражил Зверя, что он выпустил на волю дикий перекатистый рык, запрокинув морду. Воспользовавшись этим, Малакиния запустила в вовкулака камнем, попав по носу. Чем только больше разозлила его – он бросился к девочке, занеся лапу для очередного удара, и разодрал ей часть одежды и ногу…

«А вот теперь лучше бежать», – Малакиния бросилась наутек, стараясь все же держаться тропы – другого шанса найти помощь у нее не было. Но остро-жгучая боль в ноге и быстро проникающий в кровь вовкулачий яд из ран сбили лису с ног. Малакиния не могла сопротивляться, встать не получалось, мир быстро закружился, на краю сознания пришел ужас – это конец…

Разъяренный ликантроп видел плачевное положение жертвы и медленно приближался…

Последнее, что видела и слышала Малакиния: острые когти, нависшие над ней, оглушающий рык вовкулака и вспыхнувшие неожиданным светом в середине черного Чащного Леса золотисто-алые огненные крылья…

Далее – темнота.