Глава 3
Я прощаюсь и быстро сбегаю по ступеням с третьего этажа на улицу. Первым делом закуриваю сигарету и пытаюсь обдумать все, что сегодня произошло. Курение – это моя ужасная привычка, но она помогает сосредоточиться. И к тому же я не собираюсь жить долго, а если б и собиралась, то с моими проблемами в жизни не вышло бы.
Сегодня морозный денек. Снежок хрустит под ногами, и я все еще помню, как холодно было там, в прошлом. И как я была голодна, и как упала в обморок. Кто же такая Ашшур и как она это делает? Скорее всего, она психолог и пишет диссертацию или увлекается парапсихологией. Надо будет расспросить ее. Вообще я ненавижу психологов. В детстве, когда отчим бил меня, мама привела меня к одной из них. Но эта горе-врач, вместо того чтобы вызвать какие-то соцслужбы, рекомендовала мне подушку с валерьянкой от нервов. Вспоминаю сейчас уже это с усмешкой, а раньше было горько.
Вот и мой автобус. Надо перестать обо всем этом думать и ехать на работу. Вот она, родная остановка. Нужно вернуться к реальной жизни. Салон красоты «Клеопатра», самое банальное название из всех, что могла придумать хозяйка. Каждый день с девяти утра до девяти вечера, а то и дольше мне приходится здесь трудиться парикмахером.
– Почему так долго? – сходу спрашивает администратор салона.
Она сидит, как гордый павлин. Рыжая, разукрашенная ярким макияжем и с куриными пальчиками. Ее пальцы похожи на куриные лапки, даже такие же синие, как у дохлых куриц. Она, конечно, ухоженная женщина, и черты лица красивые, но я давно сделала для себя вывод, что, когда человек злой, он страшный, как бы она ни красила лицо, это не закрасит ее мерзкие поступки, любовь к сплетням и козням. Удивительно, что она, готовя нам кофе и подметая пол, считает себя начальницей. Владелица салона – ее одноклассница, поэтому администратор Раиса возомнила из себя главную.
– Очередь, – вру я, даже не краснея. Я соврала, что иду к врачу, чтобы не было поводов для сплетен и насмешек. Да и вообще здесь врут все! И на словах, и своим внешним видом. Каждый день сплетни, злоба, козни друг против друга. Клиентки приходят, чтобы пожаловаться на мужей и детей. Мои коллеги улыбаются и делают вид, что им интересно это слушать. А многие наши клиентки зачем-то пытаются обмануть природу. Я никогда не понимала, зачем красить волосы в белый цвет, если они черные, или черные в белые… Если это только не для того, чтобы обмануть мужчин, судьбу или природу. Подумав об этом, я спрашиваю у администраторши:
– Как ты думаешь, если изменить цвет волос, можно обмануть судьбу? Например, блондинке суждено было умереть, а она красится в черный цвет и «смерть с косой» ее не узнает. Или наоборот: брюнетке суждено выиграть в лотерею, а она осветлит волосы – и фортуна от нее отвернется.
– Что за чепуху несешь? Иди работать, философ, – отвечает она с безразличным выражением лица.
Я молча подхожу к своему креслу, надеваю фартук и покорно жду клиентов. Осталось отработать семь часов, это почти целая вечность. Но и этот день быстро закончился. Как, впрочем, и все остальные дни…
Мне 25 лет, у меня нет ни семьи, ни образования, ни даже своего угла. Я живу с матерью-алкашкой и отчимом. У меня, конечно, нет материальных ценностей, но есть что-то духовное, или изюминка, как многие это называют. Вот как поется в песне Сюткина: «Я не красавчик, чтоб все с ума сходили, да и не сходят, так даже веселей, Но девочки всегда во мне чего-то находили, не знаю что, но девочкам видней!» В общем, мужчины всегда во мне что-то находят, многие оказывают знаки внимания. Это странно, ведь я действительно не красавица, привлекательные во мне, наверное, только выразительные голубые глаза. А остальные черты лица абсолютно не совершенны, тонкие губы и неправильной формы нос, я так считаю. Правда, у меня очень красивые волосы, натуральные, светло-русые, я всегда их собираю в косу и распускаю на праздники.
И вот я прихожу домой и, сняв обувь, плюхаюсь на кровать прямо в одежде, время 10 вечера, никогда еще не чувствовала такой усталости, как сегодня, как будто это я бегала по тундре, а не Ло. Меня заволакивает сонная нега в свои объятья, завтра выходной, и я вырубила телефон, никто не вызовет меня внезапно на работу.
Но мой сладкий сон резко прервали. Открылась дверь моей комнаты, похоже, резким толчком и с ноги. Я подлетаю в гневе на кровати. На пороге стоит отчим. Пьяный в стельку, с расплывчатой, красной, тоскливой физиономией и бормочет, еле воротя языком:
– Ты это… ну это, не спишь? За-а-айми бате-е на хлебушек.
В моих висках пульсируют вены от гнева. Я делаю глубокий вдох носом и выдох ртом и, немного успокоившись, достаю из сумки кошелек, резко вытягиваю тысячную купюру и протягиваю ее молча.
– Дай Бог здоровья моей дочечке, моей кормилице! – лепечет он уже в приподнятом настроении и с улыбкой на лице. Он забирает деньги трясущимися руками и выходит, держась за стену, не закрывая дверь.
На хлебушек ему, конечно! А то я не знаю этот хлебушек питьевой, спиртовой! Мы уже это проходили. Когда я была маленькой, мама пропила в доме все вещи. Особенно никогда не забуду и не прощу ей бабушкины сережки, которые достались мне от покойницы. Я плакала, не хотела отдавать, ведь бабушка подарила мне их незадолго до смерти, но мама настояла, что деньги нужны на хлебушек, и я, глупая, сдалась, отдала. Ненавижу иногда их, очень сильно! Этих алкоголиков! Да и сама я из их разряда. Люблю выпить после каждой стрессовой ситуации, а их у меня бывает и по нескольку раз в день. И именно от матери с отчимом. Я понимаю, что, когда человек пьет, в нем отключается все человеческое, я вижу со стороны, как мать с отчимом становятся австралопитеками. Водка сулит возвращение к корням и без моих сеансов посещения прошлой жизни. Пиво действует слабее на моих родственников, но с него все начинается, потом они хотят что-то покрепче. Я бы съехала от них, и жизнь, наверное, бы наладилась. Но мне приходится здесь жить. Эти деньги, что отчим попрошайничает, – как плата за аренду. Это ведь квартира отчима, а наш дом мама давно пропила. Я могла бы не давать ему денег, но тогда бы был скандал. А я не люблю скандалы. И вообще надо надеть ночнушку, подпереть дверь, так как два замка на ней были взломаны, а ставить новые нет смысла, и ложиться спать. И почему я сразу не подперла ее стулом, ах да, вспомнила – я зверски устала. Переодевшись в ночную рубашку и почистив зубы, я ложусь спать, время 22:30.
Но не тут-то было! Не судьба мне сегодня уснуть. Я слышу, как отчим гремит «хлебушком» в бутылках. И мамочка его встречает. Я крепко прижимаю подушку к лицу и кричу в нее. Ненавижу все это! Ненавижу эту жизнь! Еще немного – и у меня будет нервный срыв. Я больше не могу, не могу и еще раз не могу это терпеть! Надо что-то менять!
Я беру телефон и, чтоб как-то успокоиться, звоню Кристи. Ее зовут Кристина, но для близких она Кристи. Она, как всегда, подбадривает добрыми словами и предлагает прийти к ней, выпить. Ну что ж, пойду, только не буду пить, а может и буду, назло всему миру. Напьюсь в стельку и приду домой скандалить. Буду как ОНИ, все! А послезавтра на работе пусть уволят. Ладно, надо взять себя в руки и аккуратно сбежать из дома. Я переодеваюсь в джинсы и пуловер. Выхожу в коридор, оттуда видно, что моя так называемая семейка уже на кухне, батя пьет, а мамаша готовит закусон. Самое время утекать. Я хватаю сапоги и куртку и, захлопнув дверь, прокрадываюсь с ними в руках на лестничную клетку. И, только миновав два этажа до самого низа, я одеваюсь. Не знаю, почему я так боюсь, это, наверное, что-то подсознательное. В детстве отчим бил меня, и я часто сбегала из дома, возможно, это рефлексы сохранились. Хотя теперь я его не боюсь. Он пытался поднять на меня руку по пьяни, но я толкнула его ногой в живот так, что он упал и сломал ребро. Долго, конечно, бесился, хотел из квартиры выгнать, но теперь зато побаивается.
Кристи живет в соседнем подъезде. Она любит тусовки, мужчин, алкоголь. У нее есть семилетний сын, которого воспитывает ее мать. Она отдала ребенка бабушке сразу после рождения. Это, конечно, ужасно, но я ее не сужу. Здесь ребенку было бы хуже. Ведь Крис живет не в простой квартире. Раньше это был «Скинхауз». Здесь собирались скинхеды, эта квартирка принадлежит их главному, его так и звали Скин. Кристи родила от него. Но пару лет назад он сел в тюрьму за причинение тяжкого вреда здоровью человека. Человек был не простой, а армянин с родственниками в местном суде, поэтому парень сел надолго. Кристи осталась здесь жить, тусовку разогнала полиция, которая прознала про это место и периодически приходила выискивать здесь наркоманов. Войти сюда было раньше легко, ведь квартира была без двери и вообще напоминала бомжатник. Благодаря Крис она приобрела естественный для жилища вид, она на свои заработанные деньги сделала ремонт. Работает она в ресторане официанткой, кажется, столько лет, сколько я ее знаю. Мне бы уже на ее месте надоело бы сидеть там так долго.
И вот я стою перед железной дверью с глазком, перед совершенно обычной квартирой, для тех, кто не в курсе ее истории. Звоню тремя нажатиями, один короткий и два длинных. Это наш условный знак.
– Бегу, моя девочка, – слышу я.
Меня в дверях встречает слегка располневшая девушка в длинном голубом платье с огромными цветами. Она весело смотрит на меня пьяненькими глазками. Кристи поправилась после родов, и ни одна диета не помогла вернуть прежнюю форму. А может, она не худеет из-за того, что пьет много пива, не знаю. Хоть она и полненькая, но она нравится мужчинам из-за своего прелестного личика. У нее очень пухлые губки и длинные реснички. Мы проходим в зал, и она тут же протягивает мне бокал пива. Я делаю глоток и осматриваю желтые обои в комнате, конечно, не фейерверк, но все же лучше, чем было.
– Ты про эти обои говорила? – задаю я банальный вопрос ради приличия, хотя это очевидно.
– Да, я их на прошлой недели поклеила. Нравятся? – спрашивает она.
– Клевые! – вру я. Вообще в последнее время я много вру. Надо завязывать с этим.
Я делаю еще пару глотков, хотя пиво мне не нравится, но хочется пить. И вообще хочется спать. Да еще и состояние такое, будто из меня высосали все силы и сейчас на диване сидит абсолютно безжизненное создание. Даже курить не хочется, но по привычке тянусь за сигаретой.
Я все подробно рассказываю Кристи про то, как мне не дали поспать, она жалеет меня, подбадривает. Но я ни слова не говорю об Ашшур и о путешествии в прошлую жизнь. Не то чтобы я ей не доверяла. Просто я боюсь ее насмешек. С ее стороны было много высмеиваний моих увлечений. Если я немного отхожу от того, что она считает нормальным, то она непременно мне указывает на это, и очень обидно.
И тут она очень настойчиво предлагает пойти развлечься в ночной клуб. Я думала, мое сегодняшнее и без того насыщенное приключение закончится тем, что я усну на диване у подруги, но, кажется, у судьбы на меня другие планы. Самое ужасное, что я не могу никак повлиять на ситуацию и лечь уже где-нибудь поспать. Домой меня или не пустят, или пустят очень шумно, со скандалом, туда возвращаться не вариант. А в чужой квартире я не могу остаться без хозяйки. У меня даже уже нет сил злиться на эту жизнь. Я пытаюсь объяснить Кристи, что одета не для клуба, что у меня домашний пуловер и джинсы, а она в ответ молча подходит к шкафу и бросает мне оттуда трикотажную черную кофту, украшенную пайетками, с огромным вырезом на декольте.
– Это тебя преобразит, детка! – говорит она, изменив голос в шуточной форме.
– Это твое? – спрашиваю я в надежде, что размер не подойдет.
– Она тянется! – отвечает Кристи и смеется во весь голос, поняв мой намек.
И вот я в клубе, я очутилась здесь так быстро, будто телепортировалась. В голове только звенит: «Спать!». Я не могу думать сейчас ни о чем. Ни о путешествии в прошлое, ни о попойке родни дома, ни тем более о развлечении в этом клубе. Хочу покоя. И опять мои мысли обрывает рука Кристи, протягивающая какой-то напиток, похожий на мохито. Я в них не разбираюсь. Мы начинаем с пива, а потом, как правило, идут мартини, виски и всякие коктейли, названия которых я не выговариваю, потому что обычно уже пьяна к тому времени. Я нехотя выпиваю залпом стакан. Вокруг люди, шумят, танцуют. Какие-то знакомые лица подошли к нам компанией. И я уже в том состоянии, что не понимаю о чем они говорят. Я выползаю покурить на улицу. Именно выползаю, потому что уже не стою на ногах, по дороге падаю, но девушка, которая теперь в нашей тусовке, меня ловит. Еще одна девчонка рекомендует мне пойти в туалет и вырваться, но я отказываюсь и прошу сигарету. Кристи прикуривает и протягивает мне ее. Кажется, я самая пьяная из всех. Всегда так, выпью стакан – и уже в хлам, и как моя мамка может одна бутылку водки выпить?! Мы прикалываемся, хотя скорее они. Мои мысли идут быстро, а вот язык еле ворочается. Кто-то пошутил про мою вываливающуюся грудь из кофты, я что-то ответила про ее мандаринчики вместо грудей. Одна из наших новых знакомых стала громко кричать, что видит мужика в платье. Вторая ей ответила, что это монах, а я выпалила, даже не видя, где он:
– Поп, ты зачем платье женское одел? – после этого стала громко смеяться. Но вдруг стало не до смеха. Я почувствовала, как сильная мужская рука коснулась моего плеча и чужой, но в то же время знакомый голос произнес:
– Елена? Это ты?
Я, уже не держась на ногах от хмеля и от неожиданности, падаю ему прямо в объятья. Провалиться бы мне сквозь землю! Сквозь пелену пьяных глаз я вижу знакомое лицо! Это Саша! И я сейчас навалилась на него, а он не отталкивает, а крепко прижимает. Кажется, я сейчас резко протрезвела! Немного оттолкнувшись от его мощной груди, принимаю положение стоя, поправляю одежду и волосы. Он смотрит с таким же удивлением на меня, как и я на него. Не могу поверить, что это все происходит и что это он, еще и в рясе. И, наконец, немного придя в чувство, произношу:
– Позвонишь мне?
– Я не знаю твоего номера, – говорит он и смущенно протягивает мне свой сотовый. – Можешь записать.
Я быстро вбиваю свой номер, понимая, как противно ему стоять тут с алкашками, которые еще над ним и насмехались. Мне кажется, я уже в абсолютно здравом уме, и мои движения пальцами четко и быстро выполняют свою цель. Я даже заметила, что контакта с именем Елена в его телефоне нет, и уже этой мелочи в душе обрадовалась.
Саша ушел, а мы вваливаемся обратно в клуб. Я, садясь на диванчик, чувствую опять опьянение. Видимо, я трезвела только на несколько минут. Или здесь такая обстановка – пьяная. Теперь все обсуждают эту тему. Для них, конечно, смешно вышло прикалываться над монахом. Или священником, я не знаю, кто он и как их различать. Да это и вообще сейчас не важно. Это был Саша, вот что важно. Я никогда в жизни не рассчитывала увидеть его снова. И как мы узнали друг друга, после того как не виделись 12 лет? Хватаюсь за голову и пытаюсь собрать рассеянные мысли. Я же протрезвела на улице, и сейчас надо сделать так же. Вот уже четче вижу лица людей из компании, и становится понятна речь.
– Это был твой дружок? – слышу я женский голос с насмешкой.
– Что? – в шоке спрашиваю я и в надежде, что не расслышала.
Раздается хохот всей компании, в том числе и Кристи. Предательница!
– Это, наверное, бывший дружок, который не дождался ответа ее чувств ушел в монастырь, – выпаливает она и заливается смехом, а следом за ней и остальные.
И что я вообще здесь делаю?! Спорить с этими тупицами или просто уйти… Пожалуй, нет, не могу просто уйти. Они, можно сказать, насмехаются над религией. Хотя кого я обманываю, саму себя, мне плевать на религию, они насмехаются над Сашей! И я, рефлекторно стиснув зубы, процеживаю:
– Он же священнослужитель! Вам не стыдно