– Значит мы… вместе? – мой голос звучит низко, немного уязвимо. Почему, когда Кастил смотрит на меня, у меня возникают… сомнения? В его чувствах ко мне.

С каждым днем я падаю все глубже и глубже, боясь, что мне разобьют сердце, думая, что это все какой-то глупый розыгрыш или игра моего воображения. Может быть, он наиграется со мной и выбросит за ненадобностью, ведь психопатические личности склонны быстро терять интерес. Я не могу залезть в его ненормальную голову, и это чертовски пугает.

– Да, Катерина. – Он смотрит на меня своими темными глазами. – Если тебя так беспокоят ярлыки, то можешь навешивать их сколько угодно. И Кэт…

Его пальцы гладят меня по щеке. Я прикусываю нижнюю губу, а затем быстро отпускаю ее, когда замечаю, что он смотрит на нее с безраздельным вниманием.

– Да? – почти шепчу я.

– Я не закончу с тобой, даже не надейся. Сделка была заключена, когда ты застонала мне в губы во время нашего первого поцелуя. Я хочу присвоить тебя. Касаться. Залезать в твою умную голову, забитую бессмысленными тревогами. И я буду делать это каждый день. Если все это для тебя означает “быть вместе”, то да, мы бесспорно вместе.

Он опускает голову мне на плечо, оплетая мою талию сильными руками, и я замираю. Чувство, таящееся в моем животе, поднимается и я ощущаю себя в ловушке, полностью поглощенная Кастилом Сноу.

Что со мной происходит?..

– Ты начнешь завтракать, или я могу опять позавтракать тобой?

Я испускаю тихий вздох.

– Расскажи, кто звонил тебе утром.

– Отец, – отвечает он после некоторой паузы.

Я отклоняюсь назад, чтобы поймать его взгляд – он спокойный и умиротворенный, словно зверь внутри него насытился.

Не уверена, что я могу вот так с разбегу спрашивать о семье, при условии того, что его имя мне стало известно совсем недавно. И все же…

– Оранжерея, которую я проходила, она…

– Принадлежала моей матери, – отвечает он также спокойно, играясь с моими волосами. – Ты хочешь узнать меня?

– Хочу.

– Тогда мне нужно получить что-то взамен. Благодарный минет, например.

Я бью его по плечу.

– Я когда-нибудь говорил тебе, что меня возбуждает, когда ты так мило хмуришься?

– Ты переводишь тему.

– Разве?

– Ты не хочешь говорить об этом?

– Тебе важно, чтобы я говорил об этом?

– Да, важно.

Мое сердце пропускает удар, когда он целует меня в лоб и отвечает:

– Я сделаю все, что ты захочешь, Катерина.

– Расскажи мне о ней, – прошу я мягко.

– Моя мама иногда жила в этом доме. До встречи с отцом она изучала ботанику, ей не хватало этого, и я возвел для нее оранжерею. Она умерла три года назад.

– Мне… жаль, – мой голос звучит затравленно. – Ты скучаешь по ней?

– Она мертва. И я понятия не имею, что обозначает это слово.

И тут до меня доходит. Четыре года назад Кастил отсутствовал в Кингстоне. Я не следила за ним, просто в школе стало меньше… насилия.

– Поэтому ты пропустил целый учебный год?

– Да. У Каролин было нестабильное психическое состояние.

То, что он говорит о своей матери так небрежно вовсе не означает, что он не любил ее. Очевидно, что между ними была какая-то связь. Я почти представляю пятнадцатилетнего Кастила, который ухаживает и присматривает за психически больной матерью, пропуская целый год в школе.

– Твои татуировки в виде различных цветов. Они сделаны в честь Каролин?

– Они – напоминание о моей главной цели.

Подождите-ка. Она умерла три года назад.

Я замираю, чувствуя отвратительное тошнотворное ощущение.

– Причина ее смерти?..

– Ее убили, – Кастил отвечает так спокойно, будто бы в этом нет ничего необычного.

– Убили?

– Официально это был суицид, но я знаю правду, – он пододвигает тарелку ближе и властно приказывает: – Ешь, Катерина. На сегодня вопросов достаточно.

***

В последнее время я только и делаю, что играю во взрослые салки.

Больше всего Кастилу нравится, когда я убегаю, а он ловит меня. Это похоже на мрачный и опьяняющий сон, от которого не хочется просыпаться.

Еще никогда в своей жизни я не чувствовала себя такой счастливой.

Две недели превращаются в какую-то извращенную, темную и привлекательную рутину. Я иду на учебу, прохожу много тестов, общаюсь с девочками, которые, к слову, устроили мне настоящую взбучку по поводу того, что я ушла из Дьявола без предупреждения. Благодаря плещущей через край энергии рисовать получается очень часто и очень продуктивно, новый преподаватель по изобразительному искусству даже направила несколько моих работ на конкурс.

Вечером Оливер забирает меня из Кингстона и отвозит в логово монстра. Кастил следит за тем, чтобы я поужинала, а затем начинает… ужинать мной. Как только я допиваю свой чай, он несет меня в спальню и трахает, пока я не начинаю плакать – обычно это означает, что я рыдаю во время очередного оргазма. Иногда он делает это прямо на обеденном столе, прижав меня лицом к холодному мрамору, который охлаждает мои постоянно горящие щеки.

Салки. Но если на улице хорошая погода, Кастил позволяет мне побегать по внушительной территории его особняка, чтобы в итоге догнать, стянуть с меня джинсы и взять, прижав к дереву. Этот вид удовольствия привлекает его больше всего, и я не буду отрицать, что не разделяю с ним его девиантные увлечения.

На моем измученном теле не осталось ни дюйма, который бы он не покрыл поцелуями. Каждая частица во мне такая чувствительная, что я начинаю намокать внизу как только, он смотрит на меня своими темными дьявольскими глазами.

Но на этом все не заканчивается.

Даже близко нет.

Его интерес ко мне не угасает, будто Кастил не может перестать прикасаться ко мне. Он жаждет меня снова и снова. Я думала, что эта странная зависимость со временем притупится, но все происходит с точностью наоборот.

С каждым днем Кастил трахает меня все дольше, больше, сильнее. И как только он выходит из меня, окрасив мою отмеченную кожу его спермой, все начинается заново – он возбуждается практически сразу. Все прекращается лишь в тот момент, когда я начинаю умолять его остановиться или когда время на часах переваливает за три утра – ему важно контролировать мой сон, мое питание, мое здоровье. Я знаю, что это ненормально, но я все равно позволяю монстру управлять основой моего существования.

В другое время Кастил работает в своем ноутбуке, пока я лежу на диване в его кабинете и делаю домашнее задание или читаю. Иногда мы читаем вместе, либо готовим ужин, отпустив Оливера. А еще мы много разговариваем о том, что изучаю я или чем увлечен Кастил.

Мой отец, моя бабушка и мой прадедушка учились в Кембридже – вот почему я так стремлюсь попасть в туда. Меня никогда не привлекала медицина, но психология – совсем другое дело. Последние несколько лет я усиленно готовилась к поступлению, чтобы осуществить мою единственную мечту – помогать людям лечить душевные раны, которых у меня было так много, что иногда становилось страшно – почему те заживали под воздействием прикосновений моего мучителя.

Под воздействием Кастила.

Хоть я и полностью растворилась в этом человеке, я прекрасно понимала, кем является Кастил Сноу.

Он – стратег, наследник огромной корпорации, гениальный программист и психопат.

Охотник.

Власть и доминирование сквозит в каждом слове, в каждом жесте и нет никаких шансов на то, чтобы я не подчинилась.

Кастил возвел целую библиотеку, купив редкие коллекционные издания, и у меня практически не остается повода на возвращение в свое общежитие. На самом деле ему не нравится, когда я не ночую в его доме. Если я не посещаю особняк, то на следующей день на моей шее образуется след от укуса, нанесенного во время грубого занятия сексом. Словно ему нужно пометить меня так, чтобы я помнила свою принадлежность моему монстру.

Но я знаю, что все прекратится.

Я строю замок из песка, наивно надеясь, что сильная волна никогда не разрушит его и не унесет в море.

Может быть, именно по этой причине, все кажется мне неполноценным, не до конца честным и с огромной каплей яда, медленно пожирающим мою душу.

Я все еще размышляю, стоит ли мне убежать в лес, как Кастил настигает меня, и вдруг начинается ливень.

Мы промокаем до нитки за считанные секунды. Я смеюсь, беру его за руку, и мы бежим до входа в оранжерею. Воздух пропитывается насыщенным запахом цветов и дождя.

Кастил внимательно следит за моей улыбкой, а затем убирает прядь волос мне за ухо.

– Я люблю твой смех.

Жест такой нежный, но я знаю, что подтекст совсем не тот. Он заряженный, тяжелый и темный, как и весь Кастил.

– Я тоже люблю твой смех, – я поднимаюсь на носки и целую его в щеку. Он не побрился сегодня, щетина царапается, но мне все равно. – Хочу слышать его чаще. Ты… Мм…

Мой вопрос прерывается, когда он прижимается своими губами к моим.

Его рука удерживает затылок, а язык пробивается вовнутрь, заставляя мой пульс участиться. Я кладу ладони ему на грудь и вцепляюсь пальцами в его толстовку, в то время как из моего горла вырывается беспомощный звук.

Черт возьми. Это слишком приятно.

Он целуется также насыщенно, как и берет меня. Требовательно, властно, уверенно, но иногда в его поцелуях скрывается едва заметный… трепет. Как сейчас, когда я забираюсь руками под его толстовку, глажу прохладную кожу и ощущаю впечатляющий, скульптурный пресс.

Его пальцы впиваются в мою челюсть, и он стонет мне в рот, заставляя меня дрожать. У Кастила вкус зажженного табака и запретного искушения. Меня окружает его окутывающая чувственная аура – устоять невозможно. Это ощущается кожей, и от этого кружится голова.

Я погружаюсь с головой в его опасный хаос, совершенно не понимая, что меня ждет на дне.

Он вынимает язык из моего рта, ласково целует в лоб, а затем шепчет мрачным, горячим голосом:

– Ты вылечишь мою душу, Катерина?

Я молчу, пока по моему позвоночнику пробегает отвратительная дрожь. Лишь крепче сжимаю его в объятьях и целую сама, желая забыться. Пропасть. Слиться с ним.

Потому что я не смогу.

Я думаю, что я разрушу тебя, Кастил.

Как и ты меня.

Рано или поздно.

***

Примечание:

Влечение (англ. drive) – непосредственное эмоциональное переживание потребности (нужды) в чем-либо.

Глава 18. Аффект

“…And you're a cherry blossom

А ты мой вишнёвый цвет.

You're about to bloom

Ты скоро расцветешь,

You look so pretty, but you're gone so soon

Ты так прекрасна, но ты так скоро исчезнешь…”

Fall Out Boy – Centuries

Лондон, Англия.

Охотник.

Десять лет назад.

Звук бьющегося стекла доносится с третьего этажа. Там разбивается окно и из него вылетают белые листы бумаги, медленно опадая на мокрую брусчатку. Все еще держа сигарету во рту, я поднимаю испачканный грязью документ о разводе и прислоняюсь к дереву.

Мы часто убиваем тех, кого любим. Это не парадокс, это отклонение в мозгу у таких психопатов, как мой отец. Капель дождя становится все больше и больше, однако я жду, когда их ссора закончится.

Обычно она заканчивается, когда Каролин теряет сознание, или когда мне удается пробраться через толпу его охранников, которые неизменно избивают меня за несоблюдение приказа, а потом запирают в подвале на несколько дней.

Но сейчас тихо. Лишь шум дождя врывается в мой слух подобно выстрелу из пистолета.

Выстрел. Выстрел. Выстрел.

Их так много, они такие тихие и такие громкие одновременно.

Я ненавижу Лондон почти в равной степени, как и ненавижу терапию, на которую пошел ради Каролин. В первый раз я пришел на сессию полгода назад, когда не мог заснуть в течение двух недель. Сон переоценивают. Мама воспринимала меня, как воскресшего из мертвых, однако мне необходимо было позаботиться о ней, поэтому я выполнил на ее просьбу. Вот только Каролин Сноу никогда не слушала мои просьбы.

Поэтому я здесь.

Стою во внутреннем дворе одного из самых влиятельных людей в Великобритании, чувствуя, что скоро сорвусь с поводка, на который меня посадили, когда я родился.

Я не мог понять ее мотивов. Почему она вернулась в Лондон и решила драться с ним в одиночку? Она наивно верила, что Уильям даст ей развод?

Посреди ночи, наконец, раздается шум – похоже, что упал стул в том самом кабинете с разбитым окном. За одним резким звуком следует другой, а затем еще один и еще, пока пугающая мертвая симфония не заканчивается протяжным женским криком.

Я отталкиваюсь от дерева и иду в дом. Меня встречают два охранника. С одним из них я хорошо знаком – кажется, я сломал ему большую берцовую в прошлый раз. Он вздрагивает, сталкиваясь с моими глазами, и быстро отворачивается.

Наверное, мне нужно было появиться более изящно, но выражение абсолютного шока на лицах этих ублюдках того стоило.

– Вам не позволено входить, мистер Сноу.

И еще один крик.

Я глубоко вздыхаю, напрягая мышцы. Блядь, мне шестнадцать, хоть мы и почти одного роста, я здраво оцениваю свои силы. Но мне насрать на здравый смысл.

Я бью первого кулаком в лицо, пока кровь не забрызгивает все его черты, а затем небрежно отступаю назад.

Он шатается, но удерживается на ногах. Пока что.

– Вам не позволено входить, мистер Сноу, – повторяет он как болванчик.

Что ж. Я пытался быть хорошим.

– Мне не нравится этот ответ, Ларри. Или Гарри?

Я бью его сильнее, и он воет, как побитый щенок, хватаясь за окровавленное лицо. Сплошной красный.

Еще один крик. Он смешивается с мужским, а затем замолкает.

Мое терпение заканчивается.

Достав пистолет из заднего кармана джинсов, я направляю дуло прямо в лоб Джейка.

Красивый подарок от Кинга, не так ли? Аарон всегда был сумасшедшим фанатом оружия.

– Либо ты меня пропустишь, либо твои мозги потекут по входной двери. Выбирай, Джейк.

Первый побитый охранник тяжело сглатывает и тянется за рацией, но я отрицательно машу головой и усмехаюсь:

– Не так быстро, малыш. Скоро настанет и твоя очередь. Подними руки.

Ларри слушается, зная, что я никогда не разбрасываюсь угрозами. Слабак.

– Я не могу ослушаться приказа, мистер Сноу, – сухо повторяет Джейк. Ему около двадцати восьми, он самый молодой из них и самый умный.

Еще один крик.

Я вжимаю пистолет ему в лоб.

– Каково тебе наблюдать за насилием над женщиной, Джейк? – тихо говорю я, пока меня колотит. – Ты возбуждаешься от такого?

Он молчит, пока Каролин сверху надрывается от криков и рыданий.

– Клянусь, еще секунда, и я снесу тебе башку, ублюдок.

Джейк молча отходит от двери, пропуская меня вовнутрь. Мое тело сотрясается от каждого воя, и я несусь наверх, готовясь к новому бою с церберами моего отца. Но на пути никого нет, как нет и звуков.

Они стихли.

Все до единого.

Остается лишь один сплошной вакуум, когда я выбиваю ногой запертую дверь и вижу подвешенную на веревке женщину. Кровь капает вниз, как дождь за окном, подобно выстрелу из пистолета.

Выстрел. Выстрел. Выстрел.

Темные глаза Уильяма Сноу сталкиваются с моими, но в них пустота. В них ничего нет. Ни сожаления. Ни боли. Ни утраты.

Его окровавленная рука касается моей ледяной кожи.

– Мама… – бормочу я в бреду, обнимая худое и уже мертвое тело.

– Ш-ш-ш, Кастил. Ты должен последовать за Оливером.

***

Элгин, Шотландия.

Охотник.

Семь лет назад.

– Кастил…

В глубине моего черепа начинает зарождаться мигрень, пока демоны внутри бесчинствуют и выплескивают свою ненависть, изредка отвлекаясь на мягкий чужой голос.

– Кастил… пожалуйста…

Реальность ситуации прорывается сквозь меня без предупреждения.

Я просыпаюсь на диване у себя в кабинете.

В воздухе раздается звук разбивающегося стекла, и по моей руке распространяется кровь. Я понимаю, что раздавил стакан с виски, и чувствую, как красная жидкость, смешанная с алкоголем, капает на пол, но не могу отвести взгляд от ее лица.

Растерянность.

Боль.

Волнение.

Тело вибрирует от ярости настолько сильной, что зрение застилает чернота.

– Проклятье, ты порезался. Я схожу за аптечкой, – Катерина поднимается с колен, но я хватаю ее за запястье и дергаю на себя, заставляя ее упасть на мою грудь.

Ее губы дрожат, и она прижимается ко мне. Черт возьми, я собираюсь поглотить эту девушку целиком.

– Ты в порядке?

В следующую секунду Кэт заключает меня в объятья, прижав макушку к моему подбородку. Отказываясь ее отпускать, я обвиваю ее талию руками и просто застываю.

В груди болезненно ноет, ощущения нахлынывают одновременно. Ее запах, ее тело… ее мягкое присутствие, успокаивающий тьму внутри меня. Сладкий вишневый аромат витает в воздухе, и я втягиваю его глубоко в свои жадные легкие, чувствуя облегчение. Чертовски приятно.

Боже, все в ней так приятно.

– Поговори со мной. Пожалуйста, – просит она со странной решительностью в голосе. – И можно я схожу за аптечкой? Тебе надо промыть рану.

Она продолжает дрожать, вцепляясь в меня, как за спасительный круг. Или я за нее. Какая разница?

– Просто обнимай меня, – умоляю я.

Что я делаю?

Все это сбивает с толку: моя одержимость этой девушкой, моя странная реакция на ее прикосновения.

Я не хочу, чтобы это заканчивалось. Я хочу вечно держать Кэт в стальных объятьях, спрятав ее от всего гребаного мира.

Я хочу, чтобы она продолжала быть такой же чистой, невинной и доброй. Я хочу видеть ее счастливой. Боль в груди нарастает от одной мысли о том, что когда-нибудь она покинет меня, если увидит, каким монстром я на самом деле являюсь.

Нет. Я, блядь, не смогу быть вдали от нее. Даже если в будущем Катерина не согласится стать моей женой или будет изменять, я превращусь в ее тень, я буду рядом до тех пор, пока она не полюбит вновь.

Я испускаю долгий вздох, и словно почувствовав мои мучения, Катерина прижимается еще крепче, прикладывая небольшую ладонь к моему мертвому сердцу. Она такая крошечная по сравнению со мной.

Идеальная. Восхитительная.

Мои пальцы скользят по ее светлым волосам, приглаживая их, и она тихо вздыхает, упираясь подбородком мне в грудь. Серебряные глаза встречаются с моими. Я напрягаюсь, чувствуя, как мой член начинает пульсировать.

Блядь, эти глаза. Вы видели ее глаза? Надеюсь, что нет, потому что только мне позволено видеть этот расплавленный металл в ее чарующем взгляде.

Возможно мне стоит погрузиться в этот мирный момент, но я никогда не был нормальным. Я всегда хочу чувствовать Катерину на себе. Ее кожу на моей.

Я постоянно желаю трахнуть ее, и не важно, что я беру Кэт каждую ночь и иногда по несколько раз. Она часто плачет, не в силах выносить мои толчки. Или мои поцелуи, покрывающие ее родинки – их двадцать семь. И да, я считал.

– Кастил…

– Т-ш-ш, – я обхватываю ее затылок и тяну на себя, чтобы погрузиться языком в ее сладкий рот.

Пиздец, как сладко.

Она стонет прямо мне в губы, и я издаю ответный звук, прижимаясь пахом к ее сердцевине. На ней – только моя серая толстовка и белье. Наши запахи смешались, и моя кровь невыносимо нагревается.

Она моя.

Я протягиваю руку вниз, отодвигаю ткань ее трусиков и высвобождаю свой твердый член. А затем, взяв ее за бедра, медленно усаживаю Катерину на себя. Она охает, кусая губу, и я прикрываю глаза, стараясь сдержать себя от того, чтобы не начать вколачиваться в нее на полную силу. Ее влажное, тугое тепло возбуждает меня до крайней степени безумия.

Она моя.

Я делаю глубокий толчок, вырывая из нее еще один стон.

Моя.

Толчок.

Моя.

– Кас, – Катерина осыпает поцелуями мою шею, а потом привстает и морщится от нового угла проникновения.

Я вошел в нее полностью, но она все еще тесная. Она, блядь, невозможно тесная, и я готов кончить почти сразу, но удовольствие слишком приятное, чтобы прекращать его так быстро.

Кэт продолжает волноваться, кидая взгляд на мою раненую руку, однако я не чувствую боли. Все, в чем я нуждаюсь, – это ее мокрая киска, которая засасывает мой член при каждом толчке.

Положив ладони мне на плечи, Катерина сама совершает движение своими изумительными бедрами, и я шлепаю ее по заднице.

– Еще раз.

Она прикусывает губу, пока ее щеки покрываются густым румянцем.

Каждая моя мышца пропитана настолько сильным желанием, что я не могу больше ждать, но вид котенка, который оседлал меня… Черт меня побери. Я готов умереть прямо сейчас.

Она неуверенно привстает и насаживается на меня обратно. А потом еще и еще, пока я не чувствую, что вот-вот залью спермой стенки ее божественной киски.

Я никогда не пренебрегал презервативами. Резинки у меня везде и всюду, но я уже вкусил ощущение моего члена внутри нее, и отныне я не собираюсь что-либо менять.

– Я близко… – стонет она мне в губы. – Прошу, сделай что-нибудь.

Катерина… Ты убиваешь меня.

Я переворачиваю нас, зажав руки у нее над головой. Она снова дрожит, как лист на ветру, ее рука остается на моей груди, но теперь Кэт царапает кожу, и я не уверен, что она осознает, как сильно на меня действует.

Я помешался на ней. Я одержим. И мне мало.

Ее дыхание становится тяжелым и прерывистым, а с губ срывается особенно длительный стон, который увеличивает мой член до таких размеров, что мне становится больно.

Мне нужно еще.

Еще.

Дайте, блядь, еще.

Я высовываю язык и облизывать ее нежную шею. У нее чертовски ягодный вкус, и я хочу утонуть в нем, даже если он обжигает.

Ее светлые волосы разметались по коричневой коже дивана, губы покраснели, а глаза наполнились темнотой. Я трахаю Катерину снова и снова, пока та не начинает сжиматься вокруг моего члена.

– Кончай, котенок.

Я крепче прижимаю Кэт к себе, жадно ловя каждое мгновение ее стонов во время оргазма и изливаясь внутрь. Выходить из тела Катерины – самое болезненное занятие, но вид мой спермы, вытекающей из ее киски… Я хочу засунуть ее обратно, а потом еще и еще, пока Кэт не возьмет все до капли.

Я больной и ненормальный, но она создана для меня.

– Тебе нужно обработать рану, – Кэт продолжает загнано дышать, но в ее голосе сквозит приказ: – Сейчас же.

Она так прекрасна. Мне приходится прикоснуться к ее щеке, чтобы убедиться, что она настоящая, а не плод моего изображения.

– Кастил.

– Да, котенок?

– Ты меня слушаешь?

– Да.

– Я не могла тебя разбудить. С тобой точно все в порядке?

Когда ты рядом, я в порядке.

– Мне просто приснился кошмар.

Я нависаю над ней, внимательно рассматривая всполохи редкой бирюзы среди серебра в ее глазах. Она хмурится и упирается ладонями мне в грудь.

– Пойдем в ванную, Кас. Прошу тебя.

Кас. Нежное, милое и требовательное “Кас”.

Твою мать, я сейчас трахну ее еще раз.

– Отвлеки меня чем-нибудь, иначе я буду трахать тебя пока не истеку своей кровью, – я прижимаюсь затвердевшим членом к ее бедрам, а Катерина закатывает глаза и вздыхает. Но потом она вдруг отвлекается на стол, где лежит ее книга.

– Поверить не могу, ты читал “Джейн Эйр”?

Я нежно целую ее в лоб. А потом в щеку. И в шею. И в губы. И снова в щеку.

Хочу съесть ее, не оставив ни крошки.

– Читал. Поверить не могу, что ты выделила фразу: “Но мой долг простить вас, ибо вы не ведали что творили: терзая все струны моего сердца, вы воображали, что только искореняете мои дурные наклонности”. Ты действительно веришь в эту пустую концепцию прощения?

Она вздрагивает, почему-то пораженная моей репликой, и через долгое мгновение шепчет:

– Она не пустая.

– Да, она пустая. А ты безнадежно наивна, Катерина.

Кэт вздыхает.

– Ты пойдешь со мной на вечер Кембриджа в эту субботу?

Я неохотно отвлекаюсь от ее искусанной шеи, а затем выгибаю бровь.

– Значит я больше не твой грязный секрет, котенок?

Тот факт, что я действительно терпел тайные отношения, беспокоит и откровенно раздражает.

А еще я, возможно, проводил немало времени, преследуя Кэт, как мудак, несмотря на ее просьбу не приближаться к ней в Кингстоне.

Что? Она не замечает моей слежки, если я не планирую быть замеченным. К тому же, к Катерине постоянно липнут всякие мудаки вроде Марка Хэмилтона или футболиста, который снимал ее прекрасную задницу во время бега. Первого она спасла, а второго, спасибо блядь, просто игнорировала.

Но ни тот, ни другой больше не учится в Кингстоне. И вероятно, у футболиста сломана рука – та самая, которая держала телефон. В отличие от слухов, я не наслаждайся насилием – оно лишь притупляло мои потребности в хаосе.

О, и факт номер два: я не помню, когда в последний раз был в Дьяволе. Мой хаос легко гасился с помощью погони за Катериной и нашим последующим безжалостным трахом, снимая желание побить кого-то на ринге.

– Ты никогда не был моим грязным секретом, – она быстро целует меня в губы и улыбается своей смущенной-возьми-меня улыбкой. Я вздыхаю, умоляя свой член успокоиться. – Но тебе придется познакомиться с моим дядей и, наверное, принять гнев Эммы.

– Думаю, я готов к такому серьезному испытанию.

– А еще у меня есть для тебя подарок.

– Что за подарок?

– Расскажу, когда мы обработаем твой порез.

– Ты манипулируешь мной с помощью системы поощрений, котенок?

Она улыбается, ища мои губы.

– Да.

Поднявшись во весь рост, я закидываю смеющуюся Кэт на плечо и шлепаю ее по бедру, двигаясь в направлении ванной. В конце концов, я могу съесть ее и в душе.

***

Примечание:

Аффект (от лат. аffectus – душевное волнение, страсть) – сильное и относительно кратковременное эмоциональное переживание, которое может сопровождаться резкими двигательными и внутренними психическими проявлениями.