Точка пересечения
TekstБыстро приняв контрастный душ и позавтракав в номере, Вильегорский был готов к отъезду в Курск, из которого предстояло отправиться в Санкт-Петербург. Билет Викентия секретарша Анечка уже вчера отменила после звонка генеалога. У гостиницы их ожидала присланная из мэрии машина.
Около шести утра в воскресенье Вильегорский уже заходил в свою квартиру. На кухонном столике стояла кастрюлька с любимыми ватрушками, укрытыми полотенцем. У Зои Тимофеевны сегодня был выходной. Но она вчера вечером приходила на квартиру, чтобы порадовать Сереженьку. «Дорогая моя, Зоенька Тимофеевна, надеюсь, что скоро и я вас порадую», – улыбнулся Сергей, посылая ей мысленно воздушный поцелуй. В холодильнике стояла кастрюля с борщом и контейнер с котлетками, которые он обожал. Зоя Тимофеевна готовила их на пару, а вместо хлеба добавляла немного манной крупы. Весь день он будет один в квартире, можно расслабиться и помечтать. «Хватит из себя изображать делового человека, есть же в жизни маленькие радости», – говорил ему внутренний голос. И Вильегорский, выпив чашку чая с молоком и ватрушкой, устроился удобно на диване и спокойно заснул. Почему-то в поезде всю ночь не спалось. «Может во сне увижу Нику», – мечтал он, засыпая.
В это время Викентий совершал пешеходную экскурсию по Курску, городу, в котором раньше ему не доводилось бывать. Оказывается, в Курске есть своя Красная площадь, основанная по приказу Екатерины Великой. Площадь не произвела на него особого впечатления в отличие от здания Дворянского собрания, расположенного неподалеку. В красно-белом нарядном здании в стиле эклектики были смешаны черты ренессанса и барокко. Особенно привлекал взгляд ажурный узор, выполненный при помощи фигурного кирпича и мелких деталей декора. Викентий с детства любил разглядывать старинные здания. Данный особняк был под стать многим петербургским.
На сегодня у него было запланировано и посещение главной достопримечательности города – мемориала «Курская дуга», протянувшегося на два километра. Дед Викентия принимал участие в Курской битве. Он был танкистом и участвовал в знаменитом танковом сражении под Прохоровкой. Деда уже нет в живых, но в семье Викентия хранят память о нем. И хранится коллекция игрушечных танков, которые он начал собирать благодаря деду.
К вечеру довольный и усталый Викентий вернулся в номер гостиницы. В Курске он рассчитывал пробыть три-четыре дня в зависимости от результатов поиска. Наметил для себя посетить еще картинную галерею художника Дейнеки и познакомиться с храмами и монастырями города. «Что успею, посмотрю обязательно. «Обязательно приеду сюда с женой и сыном после его операции. Витюшке надо показать места, где воевал дед», – размышлял он перед сном.
Глава 11
После гибели мужа графиня Александра Петровна замкнулась в себе. Никаких останков мужа не привезли. Некуда прийти на могилку и поплакаться. Да и какая могила может быть, если снарядом разорвало на части, разметало по полю боя. Шурочка лежала в спальне при закрытых шторах и не хотела никого видеть, кроме сына Сережи. Единственная радость у нее осталась. Но при взгляде на Сережу она начинала каждый раз заливаться слезами. Как он был похож на отца! Только ямочки на щеках во время улыбки и ещё что-то неуловимое в облике унаследовал он от Параши. Но этого достаточно было, чтобы Шурочка помнила о своем грехе и грехе мужа.
Болезнь Шурочки после смерти Софьюшки серьезно подорвала ее здоровье. Начались эндокринные изменения в организме, как сообщил ей семейный доктор, и выносить ребенка сама она уже не сможет. Прошло два года, как не стала дочери. Душевная боль потихоньку ослабевала. Но Бог деток не давал. Граф Владимир Сергеевич стал сам не свой. Они с Шурочкой мечтали о большой дружной семье, и чтобы обязательно был сын – продолжатель рода. Граф никогда не был ловеласом, не позволял себе посторонних связей на стороне. Искреннее чувство любви к жене не давало ему опуститься до разгула. Да и воспитан он был с детства ценителем семейных отношений. Вильегорские всегда отличались крепкими семейными узами. Но какой есть выход? Можно взять приемного ребенка знатного рода… «Но в нем не будет ни капельки моей крови,» – рассуждал Вильегорский. И тогда он решился на то, что задумал, так как узаконить внебрачного ребенка в то время по законам Российской империи было невозможно. Для этого необходимо было убедить сначала Шурочку, что все получится. Владимир понимал, насколько это деликатный вопрос, и как тяжело будет Шурочке решиться на такое. Александра Петровна теперь часто вспоминала этот разговор мужа с ней.
– Шурочка, дорогая. Прошу тебя очень серьезно отнестись к тому, что я сейчас скажу тебе. Мне самому очень тяжело было решиться сделать тебе это предложение.
– Володенька, о чем ты говоришь? Предложение руки и сердца ты мне уже давно сделал. Объясни, пожалуйста. Я не понимаю.
– Милая моя, ты знаешь, как я тебя люблю. Ты знаешь, что я тебе всегда верен. Но я не вижу другого выхода. Мы с тобой должны…
– Володя, ты что предлагаешь нам расстаться?
– Ну, что ты? Я никогда на это не решусь. Но нам с тобой нужен наследник. Иначе род Вильегорских исчезнет, я – его последний представитель как российской ветви, так и польской. Я тебе не говорил о том, что в Польше наш род пресекся еще в 30-е годы XIX века. Двоюродный брат моего деда принимал участие в 1830 году в польском восстании против власти Российской империи. Он погиб во время мятежа в Варшаве. Женат не был, наследников не оставил. В юности мне рассказал об этом мой дед.
– Володя, ты предлагаешь нам взять приемного ребенка?
– Если бы так, я бы сразу тебе сказал об этом. Это простое решение. Нет, Шурочка, я хочу… – Владимир от волнения не мог продолжать говорить.
– Я хочу, чтобы ты дала согласие на мою связь с какой-нибудь женщиной для зачатия нашего с тобой ребенка. Прости меня, милая. Наконец я решился сказать тебе об этом . Шурочка, как только станет известно, что эта женщина зачала, через некоторое время мы уедем с тобой за границу. А вернемся назад уже с нашим ребенком. Если у нас все получится, никто не узнает о нашей тайне.
Шурочка настолько побледнела, что казалось сейчас потеряет сознание. Владимир подошел и крепко обнял ее.
– Прости, прости меня, дорогая. Я не должен был тебе это предлагать. Давай просто возьмем на воспитание ребенка.
– Нет, нет, Володенька. Я понимаю. В нашем ребенке должна обязательно течь твоя кровь. Я все выдержу. Ты же знаешь, что я сильная, – оправившись от потрясения, взволнованно ответила Шурочка. – Но кто будет это женщина, ты уже выбрал? Она – дворянка?
– Нет, Шурочка. Дворянка на такое не пойдет. Я остановил свой выбор на Прасковье, горничной нашей Софьюшки. Мы с тобой ее хорошо знаем и любим. И Софьюшка ее любила. Но главное, что она молода и сможет зачать здорового ребенка. Только, ее надо уговорить. Я думаю, что у тебя это получится лучше, чем у меня. Конечно, мы вознаградим ее! У нее старики-родители болеют. А потом, глядишь, и замуж выдадим. Я заметил, что на нее давно заглядывается наш лесничий Федор.
– Конечно, Володенька, поговорить с ней должна только я. А вдруг родится девочка? И потом, как к ней будут все относиться, когда она родит без мужа? Ведь это же позор для женщины!
– Чему быть, того не миновать, милая. Будь, что будет. Может Бог смилостивится и пошлет нам мальчика. А насчет ее положения не беспокойся. Никаких разговоров не будет. Отправим ее на время в Петербург. Там одна повитуха есть, я узнавал. Живет с внучкой своей малой. Но ей нужна помощница. Вот и договоримся. Прасковья будет находиться под ее наблюдением. А мы связь с ней держать будем. В нужное время вернемся из-за границы, но в имение сразу не поедем. Ты остановишься в одном из монастырей Петербурга на несколько дней в качестве паломницы, а я неподалеку сниму номер в какой-нибудь гостинице. И будем ждать. Как только Прасковья разрешиться от бремени, я заберу ребенка, и мы вернемся домой.
Прошло уже шестнадцать лет с того времени. Сереженька заканчивал восьмой класс Первой Санкт-Петербургской мужской гимназии, точнее Петроградской первой мужской. Так она стала называться в связи с переименованием Санкт-Петербурга в Петроград в годы Первой мировой войны. С лета 1915 года часть здания гимназии была отдана под военный лазарет, и занятия велись в две смены. Старшие классы продолжали учиться в первую смену. Гимназисты часто видели выздоравливающих гуляющих раненых во дворе гимназии и вступали с ними в разговоры. И если раньше Сережа планировал продолжить в дальнейшем обучение на физико-математическом факультете Петроградского императорского университета, то теперь гибель отца и сложившаяся в стране обстановка изменили его планы. Он решил пойти по стопам погибшего отца. Тем более, у него было право на зачисление в военное училище без экзаменов, несмотря на окончание гражданской гимназии, а не военной.
Графиня Александра Петровна после гибели мужа окружила сына еще большей заботой и вниманием, так как очень боялась потерять его. А когда он был зачислен во Владимирское пехотное военное училище, ее тревога еще больше возросла, хотя она одобрила выбор сына. Шла война, политическая ситуация в стране стала напряженной. Активно действовали различные политические партии. И графиня переживала, что ее сын, патриотически настроенный юноша, попадет под влияние какой-нибудь организации. Каждый день она делала записи в своем дневнике, который начала вести еще с 1903 года. Все свои мысли и чаяния, она теперь записывала. На первой странице Александра Петровна сделала надпись: «Моему любимому сыну Сереженьке».
Жить в Петрограде стало трудно, но графиня не могла уехать в Вильегорское из-за сына. Спасали продовольственные запасы, которые управляющий имения постоянно присылал. Военные действия там не велись. Курск находился в тылу. Но экономическая ситуация тоже была сложной. В письмах из имения управляющий Федотыч писал о том, что в Курской губернии появились толпы беженцев. Спрашивал разрешение на приют в усадьбе двух дворянские семьи, оставшихся без крова. «Дорогой мой Игнатий Федотович, я во всем на тебя полностью полагаюсь. Мог даже не спрашивать меня об этом, – писала ему в ответном письме Александра Петровна. – Даю свое согласие и на всевозможные государственные реквизиты на фронтовые нужды. Хотя оно не требуется. Но пишу тебе, чтобы ты не переживал. Я имею пенсионное содержание за Владимира Сергеевича, а Сереженька получает материальное довольствие, как учащийся военного училища. Кроме того у нас есть, что можно продать или обменять в случае нужды. Сейчас в Петербурге – графиня не приняла название Петроград – больше процветают натуральные отношения. Горничную Катерину постоянно посылаю на толкучку для обмена вещей на продукты. Живем скудно, но пока не голодаем. Не переживай за нас, Игнатий Федотович. Передавай привет от меня Прасковье. Как там ваш сынок Никита?»
Последнее письмо, полученное из Вильегорского имения, было написано рукой Прасковьи. Она сообщала о том, что муж ее был убит какой-то шайкой грабителей, пришедших в имение. Федотыч отказался выдать им запасы продовольствия, за что и пострадал. «Смотреть за имением теперь некому, – писала Прасковья, – вся прислуга разбежалась, кто куда. Крестьяне из соседних деревень начали растаскивать имущество. И я решилась ехать в Курск к двоюродной сестре. Там у нее и наш Никитка сейчас находится. Он заканчивает Курское реальное училище. Простите меня, Александра Петровна. Низко Вам кланяюсь».
Глава 12
Работа с личным фондом Вильегорских так затянула Викентия Андреевича, что он не мог думать о чем-либо другом. Все дни пребывания в Курске, кроме первого, неугомонный генеалог проводил в архиве. Запланированнные посещения достопримечательностей города отошли на второй план. Документы смогли рассказать ему многое. Фактически удалось восстановить все родословное древо. Ресторатор Сергей Владимирович Вильегорский был действительно потомком графа Бронислава Вильегорского, осевшего в России в екатерининскую эпоху. Он представлял шестое поколение рода. От брака Бронислава с Софьей родилось четверо детей, два сына и две дочери. Но в 1830 году эпидемия холеры унесла в могилу всех детишек, кроме младшего сына Сергея. Причины смерти детей графа Викентий установил по записям в разделе «Об умерших» переписной книги за 1830 год. А в 1831 году от холеры умерла Софья, урожденная Семеринская, жена Бронислава.
Еще на третьем курсе института, находясь на студенческой практике в Петербургском архиве, Викентию довелось поработать с документами по истории холерных бунтов в России. Дополнительно он подробно проштудировал имеющуюся литературу по данной теме. Можно сказать, что о холере он знал все. Фактически весь девятнадцатый век в России прошел под знаком этой эпидемии. появившейся впервые в Индии. До этого в Азию, Россию и Европу данная зараза не проникала. Но девятнадцатый век все кардинально изменил. Тот, кто разбирается в истории, сразу поймет причины быстрого распространения холеры. Виной тому были тесные торговые связи, ведение войн на разных континентах и путешествия европейцев по своим азиатским и африканским колониям. Мир фактически сузился! Это нам сейчас все понятно. Но в то время врачи даже представления не имели о причинах быстрого распространения болезни. Только в конце девятнадцатого века Роберт Кох, тот самый, который открыл возбудителей сибирской язвы и туберкулеза, смог выделить бактерию – холерный вибрион. Он установил, что его распространение происходило через несвежую пищу и воду. «Да, болезнь эта всех тогда косила. Не важно твое происхождение. Вот и на Вильегорских она оставила свою отметину. Если бы только холера! Но много разных фактов повлияли на то, что род Вильегорских изначально находился в плачевном состоянии в вопросах потомства», – сделал умозаключение Викентий, вычерчивая схему родословного древа семьи ресторатора. И свидетельствовали об этом следующие факты.
Так, Сергей Брониславович, прапрадед ресторатора, имел пятерых детей, из них – одного сына. Две его дочки умерли в младенчестве, одна в монастырь ушла после гибели жениха на Кавказской войне. И только единственная дочь вышла замуж, и то неудачно. Брак был бездетным. Семейная история его прадеда вообще одна трагедия. Дочь Софья умерла, и только через три года родился его дед – Сергей Владимирович. Интересно, что имя Бронислав сыновьям больше не давали. Дед ресторатора, полный его тезка, женился поздно. И у него, как и у предков, тоже был единственный сын. «Ели Сергей не продолжит род, то на нем линия пресечется. А как все романтично начиналось, если вспомнить историю любви Бронислава и Софьи! Кино можно снимать», – подумал Викентий. О фильме он подумал не зря… В этом что-то есть. В личном фонде Вильегорских столько документов эпистолярного жанра хранилось, иными словами – писем. Викентий просто зачитывался ими, сидя по вечерам в номере гостиницы. В архиве читать было некогда, успеть бы сделать снимки наиболее важных документов из личного фонда Вильегорских. «Какой язык! Какое благородство отношений! А почерк многих адресатов просто на загляденье. Но, главное, чувственность в отношениях сразу можно определить. Не то, что сейчас. Привыкли друг друг открыточки разные, да смс посылать. Письма не пишем. Звоним друг другу редко. Как потомки будут судить о наших чувствах?» – разволновался он, решив немедленно позвонить жене.
– Дражайшая моя, Татьяна Николаевна, как я соскучился без вашей очаровательной улыбки и милого голоса сына Витюши.
– Комаров, ты никак в теме? – засмеялась жена, которая была прекрасно знакома с эпистолярным жанром. Все-таки учитель русского языка и литературы.
– Мы соскучились, достопочтенный муж мой Викентий Андреевич. Ждем, не дождемся Вас, – подыграла она ему.
– А серьезно, когда приедешь, Комаров? Говорил три-четыре дня, а уже неделя целая прошла. Витька каждый день спрашивает о тебе.
– Танюша, не сердись, пожалуйста. Через два дня буду. Ты же понимаешь, Вильегорский помог нам.
– Понимаю, Кеша, конечно. Только через три дня у Вити – операция, сам знаешь. Я очень тревожусь.
– Не волнуйся, дорогая моя. Крепко целую вас с Витькой. До скорой встречи.
После разговора с женой Викентий некоторое время пребывал в состоянии эйфории. С женой ему повезло. Такие браки, как у него, редко бывают счастливыми. Но у них с Татьяной был именно счастливый брак, несмотря на то, что знали они друг друга с детского сада. Мы познакомились, сидя «на горшках»,– шутили они, когда кто-то спрашивал о причине их счастья. А несчастье с сыном еще больше сблизило их. Викентий умел помнить добро. Ему очень хотелось отблагодарить Сергея Вильегорского за помощь в осуществлении операции сыну. И он все делал для этого.
Однако еще следовало установить подробности биографии деда Вильегорского. Из дневника графини Александры Петровны Викентий знал о том, что в 1916 году дед Сергея поступил во Владимирское пехотное училище, а в 1917 году уже имел чин прапорщика. «С этим периодом придется повозиться. Тут у нас пока белое пятно… Дед Вильегорского – аристократ. Как он оказался на службе в рядах Красной армии? Сергей об этом ничего не знает, так как дед внуку рассказывал только об участии в Великой Отечественной войне. Это уже в другие архивы надо обращаться, – решил он. – Заодно, буду искать материал о военной службе других предков Сергея. Все мужчины в роду Вильегорских, кроме отца Сергея и его самого – потомственные военнослужащие». Викентий понимал, что времени на поиски уйдет много. Отпуск он свой в этом году уже фактически отгулял. Съездить лично в военные архивы не получится. Они находятся в Москве: и РГВИА3, и РГВА4. Не говоря уже о ЦАМО5, который находится в городе Подольске Московской области. В Питере можно было обратиться только в региональный архив, где хранятся фонды военкоматов. «Нет, еще есть один архив, где можно уточнить сведения о ранении деда. Сергей говорил, что тот дважды лежал в госпитале. Сведения хранятся в архиве Военно-медицинского музея МО РФ. А он у нас в Лазаретном переулке находится, – вспомнил Сергей. – Но главное сейчас – выяснить, как дед Сергея оказался в Красной армии».
Через два дня Викентий Комаров вернулся в Питер. Основная работа по составлению родословной была сделана. Принадлежность Сергея Вильегорского к графскому роду была доказана. Все документы и фото из личного фонда Вильегорских в Курском архиве Викентий в электронном виде сбросил на почту Сергею. Но на этом работа генеалога не заканчивалась. Он договорился с Вильегорским, что будет продолжать работать по его родословной.
Глава 13
Найдя медальон с портретом мальчика и поняв, что это детский портрет ее деда Никиты Игнатьевича, Ника долго не могла прийти в себя. «Валерка нашел медальон в усадьбе Вильегорских. Значит, мой дед имеет отношение к этому роду? – спрашивала она сама себя. – Да нет, не может быть! Хотя мама рассказывала о том, что моя прабабка согрешила с графом. Выходит, что мой дед – сын графа и моей прабабки. Но у Сергея Вильегорского графская фамилия, а у моего деда нет… И у него такие же ямочки на щеках, как у моего деда. Выходит, прабабка не один раз согрешила? Странно, а вот у меня этих ямочек нет…» Вопрос за вопросом задавала она себе, пытаясь разобраться в хитросплетениях не только семейной тайны Вильегорских, но и своей. В итоге Ника пришла к заключению, что мама просто не все знала или забыла. «Никому говорить об этом пока не буду, – решила она. – Но своей родословной надо заняться. Дата и место рождения деда мне известны, в мамином блокноте записаны – отправная точка у меня есть. Жалко, что никаких документов деда не сохранилось!.. Но ничего, сделаю запрос в Курский архив. А там уже посмотрю, что делать дальше в зависимости от ответа». И Ника села за ноутбук, чтобы составить запрос.
Через три недели из архива пришло письмо. Ника с волнением открыла его. В ответе была дана исчерпывающая информация.
«На Ваш запрос от 25.04.2015 года о Смирнове Никите Игнатовиче сообщаем следующее:
Дата рождения: 14.06.1903 г.
Дата крещения: 16.06.1903 г.
Место рождения: г. Вильегорск Курской губернии
Мать: Никитина Прасковья Федоровна («села Гореловка крестьянка Прасковья Федорова Никитина»)
Отец: Смирнов Игнатий Федотович («имения Вильегорского управляющий Игнатий Федотов Смирнов»)
Источник: метрическая книга за 1903 г. Троицкой церкви усадьбы Вильегорское», стр. 94-95.
«Так вот в чем дело! Оказывается, прабабка Прасковья вышла замуж за управляющего имения! Выходит, мой дед не имеет прямого отношения к роду Вильегорских, – поняла она. – А Сергей Вильегорский, наверно, потомок ветви, идущей от незаконнорожденного сына графа от Прасковьи. Вот здесь и будет точка пересечения наших родов. Интересно, коли у сына Прасковьи, деда Сергея, фамилия графская, значит никто не знал, что он незаконнорожденный. Вот тебе и тайна графского рода!..»
Ника была права. Своим незаконнорожденным детям отцы обычно давали фамилии или усеченные от основной, или выдуманные. Она впервые заинтересовалась этим вопросом, когда в юности запоем читала книги о Екатерине Великой. Тогда-то и узнала, что Елизавета Григорьевна, предполагаемая внебрачная дочь Екатерины и графа Григория Потемкина, получила фамилию путем сокращения фамилии отца и стала Темкиной. А вот Алексей Бобринский, сын Екатерины от Григория Орлова получил фамилию географическую – по имению Бобрики, пожалованному ему при рождении. Не менее интересным оказался для нее факт того, что император Александр II, великий реформатор и освободитель крестьян, фактически имел две семьи. От его морганатического брака с княжной Екатериной Михайловной Долгорукой, родились четверо детей. Все они стали Юрьевскими в память о Юрии Долгоруком, далеком предке Екатерины Михайловны.
Размышляя о тайнах графского рода, Ника неожиданно вспомнила о том, как у них с Соней возникли разногласия по вопросу взаимоотношений императора с княжной. Ника считала поведение императора аморальным и долго возмущалась, прочитав о его связи с Екатериной Долгорукой. Но потом изменила свое мнение. Подружка Соня, та, которая увела у нее Валерку, смогла переубедить ее.
– Ника, как ты не понимаешь, между ними вспыхнула настоящая любовь. Он ведь и детей всех признал!
– Откуда ты знаешь, что настоящая? И вообще, Екатерина была воспитанницей Смольного института благородных девиц, патронессой которого была сама императрица. Как ты на это посмотришь? Александр был старше ее на двадцать девять лет!
– Ну и что! Для того времени это было в порядке вещей. Старики женились на молоденьких. История хранит много примеров. Яркий пример из литературы – это Анна Каренина Льва Толстого. И не только! Ты у нас книжница. Я думаю, – сказала в заключение Соня, – что их отношения являются исключением из общих правил. Долгорукая любила императора. Понимаешь, любила!
«Может, и Соня Валерку любила? Мы с ним с детства дружили, знали друг друга очень хорошо. А они только познакомились. Может, у нас с Валеркой не любовь была? А так, просто привыкли друг к другу…» – вспомнив разногласия с подругой, подумала Ника.
На работе стали замечать, что в последнее время Вероника Аркадьевна стала чересчур задумчивая. Обращаешься к ней, а она не сразу отвечает.
– Что-то ты, голубушка, последнее время сама не своя, – поинтересовалась как-то к концу рабочего дня Зинаида Петровна. – Ну-ка, давай выкладывай, что случилось.
– Да что Вы, Зиночка Петровна, – ответила не сразу Ника. – Все в порядке. Голова только последнее время побаливает.
– Ты с этим делом не запускай. Ну сколько можно, Вероника? Или ты ждешь, чтобы я отвела тебя ко врачу за ручку, как маленького ребенка?
– Хорошо, хорошо, – отговорилась Ника, – завтра же схожу в поликлинику. Попрошу, чтобы провели МРТ или дали направление на компьютерную томографию в Курской больнице.
На самом деле, голова после очередного приступа в начале апреля ее больше не беспокоила. Ника знала, что такие боли бывают всего два-три раза в год, а то и меньше. Но она дала себе слово, никому пока не говорить о семейной тайне. «Надо быстренько приходить в себя, иначе не отстанут, – решила она. – А в больницу завтра все-таки зайду, запишусь на прием к терапевту».
На следующий день появилось одно обстоятельство, которое заставило уже успокоившуюся Нику вновь оказаться «не в своей тарелке». По пути на работу, который пролегал мимо здания мэрии, Ника встретила секретаршу Петра. Повзрослевшие одноклассники продолжали называть его по школьной привычке Чугунком. Она себе, конечно, такого не позволяла.
– Ой, Вероника Аркадьевна, здравствуйте. Есть отличная новость. Завтра Вильегорский приезжает. Дело-то сдвинулось с мертвой точки. Он не один приедет, а с реставратором. И все благодаря Вам.
– Отлично, порадую сейчас наших, – ответила она.
А сердце так и екнуло. «Вот и пришла в себя…» – сказал ей внутренний голос. Ни в какую больницу после работы она уже не пошла, так как у входа в библиотеку ее ожидал Сергей Вильегорский. По предположению Ники он был ее троюродным братом. «Послушаю, что он скажет. Знает ли Сергей о нашем родстве?»– подумала она.
– Вероника Аркадьевна, здравствуйте! Я приехал на несколько дней по делам. Очень захотелось вас увидеть. Подумал, что вам будет интересно узнать о том, что мой генеалог накопал в Курском архиве. Представляете, как мне повезло! Викентию удалось восстановить всю цепочку моей родословной с конца XYIII века. Личный фонд Вильегорских, все метрические книги, исповедные ведомости, переписные книги и прочие документы сохранились, несмотря на то, что Курск в годы войны был оккупирован немцами. Если у вас есть время, я хотел бы подробнее рассказать об этом.
– Хорошо, Сергей Владимирович. Только где и когда? Я немного устала.
– Вероника Аркадьевна, не сочтите меня назойливым. Я предлагаю вам поужинать со мной в ресторане гостиницы, не более. Только я на минутку поднимусь в номер за ноутбуком. Все документы у меня – в электронном виде. Викентий прислал. С нами будет реставратор Михаил. Он подробно расскажет о своем проекте. Мы сегодня с ним уже побывали в усадьбе, точнее – на руинах усадьбы.