Полёт Голубой Рыбы

– Но они всеядны, – воскликнула я, теряя терпение. Они едят то, что им дают, из рук того, кто их кормит, другой еды они не знают, потому что им не показывают ее, а если вдруг увидят что-то непонятное, то, скорее всего, решат, что оно несъедобно, потому что привычка делать то, что делают все остальные уберегает их от опасности быть отторгнутыми своими…

Я понимала, что жду от людей большего, но их жизнь от этого никак не менялась, ведь я продолжала оставаться для них невидимкой, хотя находилась в человеческом теле рядом и даже вступала в контакт с ними. Но невозможно ничего сделать, пока есть такая отличная, приобретенная людьми способность: видеть только то, что необходимо им для выживания. На самом деле человек не может представить себе, как выглядит реальная картина бытия, потому что он видит менее 1 % от электромагнитного спектра и слышит не более чем 1 % от акустического. Когда я раньше говорила о квантовой теории, что при всей красоте и точности, она бесполезна, я имела в виду также искусство – абсолютно бесполезное в жизни землян, но в этом его уникальность, а не слабость. Оно подобно квантовому миру, о котором никто ничего не знает, хотя живет в нем давным-давно, даже не подозревая об этом. Можно сказать, что я утешилась этой мыслью. И разговоры о том, что я зря занимаюсь творчеством, потому что поэзия никому не нужна, были не способны никак повлиять на ее существование, ведь если подумать, то моя жизнь тоже не нужна никому из проходящих мимо людей, им ни к чему наличие меня в этом пространстве, но мой мир существует независимо ни от чего, потому что он и есть Космос.

Я нащупала пальцами тетрадь, открыла ее и в полной темноте начала писать, потому что если слова приходят ночью, они должны сами освещать себе путь: «Обратная дорога всегда короче, особенно, если это дорога домой»…

5

Когда-то очень давно люди считали, что Земля – центр Вселенной, и что стоит она на трех китах, а вокруг нее вращаются все планеты и Солнце, и Луна. Примерно так ощущает себя человек в мире: всё движется вокруг него – он здесь главный, и его жизнь, и его планы, и его дела.

Маленькая девочка, родившаяся в районном родильном доме № 5, закрученная, как куколка гусеницы в паутину пеленок, по самую грудь, с высунутыми наружу руками, пальчики которых скрывались под зашитыми наглухо рукавами, была самой главной для ее мамы. Когда меня принесли на вечернее кормление, я тихо лежала, и мне совсем не хотелось есть, в отличие от орущих вокруг детей, похожих на изголодавшихся птенцов (они замолкали только тогда, когда сосок, из которого уже капало молоко, попадал им в рот, и тогда раздавалось сопение и чмокание по всей палате). Это было уже не первое кормление, но я почему-то не брала грудь. Я просто внимательно смотрела на свою маму с таким интересом и с такой сосредоточенностью, что Елена (так звали ее) начала уже волноваться, подумывая о том: нормальный ли ребенок родился у нее.

– Ничего, мамочка, не переживайте, мы накормим ее. Бывает такое: немножко нарушена адаптация. Как это сказать проще: привыкает ребенок. Есть и такие, которые вообще не хотят жить…

– Что вы такое говорите? Как это не хотят? – со слезами в голосе спрашивала она у медсестры.

– А вот так: совершенно отсутствует адаптация. Те, которые орут, когда время кормления подходит – самые нормальные, с ними никаких проблем.

После этих слов медсестра взяла меня на руки и положила на тележку, а рядом со мной в ряд еще несколько упругих кулечков-конвертиков, уже притихших и успокоившихся. Она покатила тележку по коридору. А моя мама, отвернувшись к стене, тихонько заплакала, ей стало обидно, что у всех дети, как дети, а у нее – странный какой-то ребенок: принесут на кормление, а она смотрит в глаза, будто сказать что-то хочет, но не может, и глазищи такие глубокие… Ночью Лене все время казалось, что ее малютка плачет от голода. Она прислушивалась к голосам, пытаясь понять, есть ли в этом хоре голос дочки, но вдруг вспоминала, что только однажды слышала крик своей девочки – в первый момент ее появления на свет, и больше – никогда. Но она верила тому, что говорил врач, и ждала, что эти «временные трудности» скоро пройдут. И в надежде на то, что ребенок все-таки возьмет грудь, она старательно сцеживала молоко, чтобы «не перегорело», как советовали ей женщины в палате, рожавшие уже по второму разу.

Но через несколько дней я, наконец-то, поняла, чего от меня ждали, или, как говорил доктор, адаптировалась, и с удовольствием начала посасывать молочко, распробовав его на вкус. Никаких необычных проблем больше не наблюдалось и после того, как меня привезли домой. Я не заходилась в истерическом крике, подобно некоторым младенцам, не путала день с ночью, и не плакала при виде чужого человека. Удивляло скорее мое молчание. Одно дело, когда я спала, но даже в бодрствующем состоянии, если была сухой и сытой, я совершенно спокойно вела себя, не требуя постоянного внимания или того, чтобы меня носили все время на руках. Елена с мужем даже шутили по этому поводу. «Ну, что – она спит? – спрашивала Лена». «Нет, не спит – думает, – отвечал он, улыбаясь». Впечатление, действительно, складывалась такое, что ребенок о чем-то сосредоточенно думает. И это на самом деле было так: у меня оказалась масса свободного времени, чтобы как-то сродниться с этим незнакомым миром, в первое время представляющимся мне перевернутым с ног на голову, что довольно сильно искажало реальность и требовало некоторой сноровки в определении форм, чтобы разобраться каким всё являлось на самом деле. Но как только я научилась видеть так, скоро пришлось привыкать к другим изменениям, переучиваться, потому что мир почему-то перевернулся, и всё стало на свои места. Но обратный процесс произошел намного легче для меня, по крайней мере, я не помню даже в какой день это случилось. Правда, родителей я стала узнавать гораздо раньше, и для этого мне было не важно – стоят они на голове или на ногах: я просто их чувствовала и всё. Я слышала их голоса и каким-то образом понимала смысл сказанного, еще не зная значения слов, и, по-моему, это их очень умиляло и приводило в полный восторг, который мне нравилось в них поддерживать просто потому, что было приятно видеть, как они улыбались: тогда от них бежали теплые, веселые, светлые лучики и щекотали меня, отчего я тоже улыбалась им своим большим беззубым ртом. Потом, когда перед моим носом стали вешать игрушки, я трогала их маленькими пальчиками с такой осторожностью, и с таким интересом рассматривала каждую игрушку, и это опять почему-то удивляло моих родителей. «Что она так их щупает внимательно? Может, она слепая? – волновалась мама». Но со зрением у меня было всё в порядке. И вообще, никаких отклонений в развитии ребенка врачи не находили. Я довольно рано начала говорить: вначале, как все дети – на своем тарабарском языке, который способны понять только родители, восхищаясь любым членораздельным звукам, и с гордостью объявляя, что их ребенок «говорит», и значит – он такой умный и сообразительный, каких свет не видел еще. Позже я стала задавать, как и все дети, много вопросов, порой сама же на них отвечая, так что было не совсем понятно – вопрос ли это был. Скорее всего, мне просто хотелось узнать, как на это могут ответить взрослые. «А если всё будет кружиться, что тогда будет? Кружительная материя? Я – одна кружительная материя» – говорила я в 4 года, заключая при этом, что душа – это то, что любит, а жизнь – это когда я думаю. В 3 года мне казалось, что окошки дрожат светом, а птички гуляют по небу. Совершенно простые и, так называемые, вечные вопросы не разделялись мной по степени сложности, потому что это уже с возрастом человек начинает подразделять все на категории. «Я – ночной конь. Почему же мы не ходим гулять ночью? Ведь я же ночной конь», – спрашивала я у мамы, вызывая всего лишь улыбку, потому что она не знала, что на это ответить. Гладила меня по голове и целовала в носик, а я упрямо повторяла: «Мама, я уже взрослая. Разве ты не знаешь, что я ужасно взрослая?» Тогда я еще не могла объяснить ей, что настоящий возраст определяется несколько иначе, чем думают люди. Вселенная похожа на вытянутое яйцо, и жизнь цыпленка, как и жизнь человека, начинается с яйца, ведь яйцеклетка – это и есть самое маленькое яйцо, а эта клетка была рождена в моей маме в то время, когда она была еще эмбрионом. Поэтому именно то – другое событие нужно считать первым моментом начала моей жизни, а оно случилось еще до маминого рождения. Легко посчитать: если ей было 30 лет, когда она родила меня, то в мое 18-летие на самом деле мне будет примерно 48 лет. В Космосе всегда так, как в известной и любимой мной книге «Алиса в стране чудес», в которой писатель (впрочем, он, Чарльз Лютвидж Доджсон, диакон и британский математик, посвятивший большую часть своей жизни логике, а уже потом писатель, объяснивший в образах – в мифе – в сказке свою теорию устройства мира, в котором улыбка кварка, этого крошечного создания с энергией, как улыбка чеширского кота, постепенно исчезает). Ох уж эти мне большие взрывы, черные дыры и кроличьи норы в пространстве-времени…

Согласно другому «сказочнику» Эйнштейну, время – это просто другое измерение в пространстве, по которому возможно двигаться в обоих направлениях, а наше восприятие моментов реальности существует только в голове (значит, Алиса была совершенно права). Фундаментальная иллюзия! Но на Земле есть ученый, который утверждает совершенно обратное: время – реально. И его можно понять: он переживает, что люди утратят ответственность за этот мир и потеряют свое человеческое достоинство, ведь если принять иллюзию времени, тогда метафизическая картинка выглядит совсем невесело: вокруг одни лишь атомы, движущиеся в пустоте, и ничего нового – только перестановка этих атомов. Однако, если физические законы подвержены действию времени, как утверждает он, и всё подчинено изменениям, то в таком случае должен существовать где-то самый главный закон, который управляет этим миром. Но где он находится? Возможно, он пребывает за пределами времени? Тогда проще спросить: возможно он – Бог?

В Совет Исследований Объектов Солнечной Системы (модуль «Земля»).

Данные о землянах: Невероятно, но земляне считают, что ДНК возникла сама по себе, а не является чей-то разработкой. Неужели они не понимают, что генетический код и тот объем информации, который несет в себе молекула, не может быть случайным слепым совпадением? Из этого их убеждения ошибка переходит на следующий уровень, ведь если бы человек появился на планете в результате эволюции, то даже по моим подсчетам, в которых я брала во внимание частоту мутаций и скорость биохимических процессов, получается, что для создания человека из первичных клеток, время, затраченное на это, оказалось бы больше, чем возраст самой Вселенной. Я начинаю понимать, что религия ближе подошла к правильному описанию происхождения мира и всего сущего, и не имеет значение, что они называют этот Сверхразум Богом, главное: нет никаких противоречий в том, что Он присутствует всегда и везде. Из расчетов, сделанных нами на Звезде еще в далекие времена, известно, что исходя из количества квантовых элементов во Вселенной, она не может не обладать разумом. Некоторые ученые на Земле уже поняли это, и пришли к религии не по причине вдруг открывшейся в них веры в Бога, а просто потому, что признали – Его не может не быть! Но тогда у них должно поменяться и отношение ко Времени, однако, я не думаю, что это произойдет скоро и у всех землян сразу. (конец связи)

И вот вам совет инопланетянки, – хочется мне сказать людям – не относитесь так серьезно ко времени, ведь те исходящие фотоны, которые вы видите, всматриваясь в небо, например, в Андромеду (а если вы можете их узреть, то у вас отличное зрение, потому что на большее человеческий глаз не способен), так вот – эти фотоны начали свое путешествие еще в те времена, когда человека на Земле не существовало… Но в связи с этим есть и хорошая новость: значит вы способны увидеть необозримое прошлое, уйдя на 2.5 миллиона лет назад… И что из того, если любимое всеми Солнце дарит вам свой свет спустя 30 тысяч лет после того, как он образовался в его ядре, так как именно столько времени фотоны стремились оказаться на поверхности, чтобы после этого мигом достигнуть Земли и ваших глаз, а точнее, через 8 минут (засекайте время). Удивительно!

В моем раннем детстве меня тоже многое удивляло, но, может быть, я еще не умела правильно выразить свои мысли, или наоборот то, что я говорила, и было самым настоящим и правдивым отражением моего мира? «Мама, тебя не видно нигде – ты так тихо говоришь, что тебя никому не видно, и я не знаю, где ты…» Не говоря уже об определениях, типа «живой снег», «белая тайна», «пустынный портфель» «голубой ветер» или «я – отважный водитель воды». Некоторые фразы я запомнила, но многое мне рассказала мама, как только я подросла, например, вот об этом случае, когда мы ходили на кладбище, на котором меня поразило количество растущих из земли крестов, и я, остановившись, как вкопанная, вдруг изрекла: «Это Бог народом водит. Люди сами не умирают, это всё – природа». Тогда мне было 5 лет. Ребенок более свободен: он говорит о том, что видит. Это взрослые всё объясняют, исходя из жизненного опыта, считающегося у них оправдательным правом поучать других. Я не давала советы, я просто говорила своей плачущей маме: «Что ты плачешь? Радуйся сама себе». А когда она читала мне Лермонтова, и однажды рассказала о том, что он был убит на дуэли, я совсем иначе увидела это, и спросила ее вполне серьезно: «Почему же он жизнь оставил?» Приблизительно в это время, лежа в своей кроватке, перед сном, я вдруг начинала произносить стихи. Нет, не детские стишки, наподобие тех, которые мне читала днем мама Лена из книжки с яркими картинками, а настоящие взрослые стихи, выстроенные по всем правилам стихосложения, и самое странное – они как будто текли через меня, а я просто произносила их вслух, ни на секунду не задумываясь. Моя мама вначале пробовала записывать, но у нее ничего не получилось, потому что писала она медленнее, чем я говорила. И почему ей не пришло в голову просто включить магнитофон? Но каждый раз это происходило так неожиданно, что она терялась, а первое время вообще принимала это за пустую «говорильню» засыпающего ребенка, пока не вслушалась и не поняла, что эти сложные образы, как будто картины встают перед девочкой, и она рассказывает о том, что видит. Да, несомненно, я это видела. Но где? И главное – почему рассказывала не о том, что находилось вокруг. «Она сочиняет, – говорил папа обо мне».

И такой ответ не удовлетворял ее. Как мог сочинять маленький ребенок, который еще практически не знал жизни, для того, чтобы суметь описывать ее… Но прошло немного времени, и словесные эксперименты закончились так же внезапно, как и начались.

Случилось другое: рисование. Ну, кто из детей не берет в руки карандаш и не водит им по листу бумаги, не умея даже толком держать его в пальцах, а, зажимая в кулачке, рисует какие-то невообразимые круги, линии, всякую мазню, смысла в которой не больше, чем в «рисунках» обезьянки, с той лишь разницей, что человек – единственный представитель животного мира, который способен рисовать прямые линии. Не помню, насколько прямыми они получались у меня, но ведь ребенку интересен сам процесс и яркие цвета, образующиеся при надавливании на эти деревянные палочки. Странность заключалась в другом: все свои картины я рисовала только зеленым карандашом или зеленой краской.

Вначале это смешило родителей, потом они стали задавать себе различные вопросы, ответы на которые приводили к неутешительным выводам: у них неправильный ребенок. Ну, как я могла сказать им, что меня слишком приучили к этому цвету, когда готовили к рождению на Земле. Я просто супер-гипер-пупер земной ребенок – само воплощение планетного образа в цветовом решении, и что это перенасыщение цветом со временем пройдет, как, своего рода перекорм каким-нибудь продуктом, на который человек потом не может смотреть без отвращения. Так оно и случилось позже: я не любила одежду этого цвета, и я не любила даже зеленый салат и огурцы – на них у меня была аллергия. Что ж, бывают ошибки на любых уровнях, и там, где меня учили «земным приметам» – тоже были не боги. Но помучиться родителям все же пришлось, отучивая меня от моих живописных пристрастий, что, в конце концов, убило во мне выдающегося художника, коим я намеривалась стать впоследствии, потому что земная природа казалась мне великолепной: мягкой, ласковой, пахучей, трепещущей и глубокой в своей задумчивости. Я так хотела бы всё это нарисовать… Зато я научусь потом фотографировать ее, и у меня будет неплохо получаться. Но из своего художественного опыта я поняла, что нереализованные детские мечты создают почву, на которой взрастает неуверенность в своих силах, особенно, если особенности твоей личности остались непонятыми или неверно истолковаными. По прошествии многих лет я узнала, что у Пикассо, оказывается, были в творчестве «голубой» и «коричневый» периоды. Я горько улыбнулась своим мыслям, прикидывая, кто и где «перекормил» его этими цветами? Объяснений в таком духе мне, конечно, не удалось найти ни в одной монографии о художнике.

Но из той информации, которую я узнала, меня поистине огорчила безвозвратная потеря некоторых картин, ведь потому что у него была тяжелая жизнь в молодые годы, ему приходилось сжигать свои живописные произведения для того, чтобы просто согреться от холода… Пабло Диего Хосе Франсиско де Паула Хуан Непомусено Мария де лос Ремедиос Сиприано де ла Сантисима Тринидад Мартир Патрисио Руис и Пикассо – так на самом деле звучит его имя…

6

– Запомни, моя девочка, – предостерегал меня Учитель на Звезде, – когда ты будешь выбирать, что предпочесть в жизни, никогда не занимайся искусством. Люди, посвятившие себя этому делу – самые одинокие существа на Земле: они чужие там, хотя могут вызывать интерес к себе, однако, любопытство свойственно в такой же мере и земным животным. А любому человеку хочется ответного тепла и любви, но тех, кого не понимают – не любят. И нет ничего странного в таком непонимании окружающих, ведь некоторые творческие люди принадлежат планете только по рождению. Они нестерпимо желают поделиться своими знаниями о других мирах, известных им, и о которых они видят сны, перенося их потом в свои картины, музыку, танец, стихи, потому что на многих языках можно общаться с миром. Это и называется творчеством (думаю, не зависимо от того, на какой планете ты живешь).

Тогда же он и сказал, что вся информация, посланная мне со Звезды, будет называться «моими снами». И что, делая записи в своем дневнике, я не должна упоминать название нашей планеты и некоторых других планет, имеющих непосредственное отношение к Земле уже на протяжении очень долгого времени. По этой причине я и дальше буду называть свою планету Звездой, в конце концов, именно такой я увидела ее впервые на Земле, глядя в ночное небо. Мы никогда не говорили с Учителем о сроках моего пребывания на планете, впрочем, как и о моем возвращении домой. И никаких конкретных задач передо мной не ставилось (я решила, что все это будет происходить постепенно в процессе моей жизни и по мере возникновения вопросов, на которые я должна буду попытаться ответить). Но что-то все равно не давало мне покоя, и я окольными путями старалась подвести Учителя к этой волнующей теме. Земля – сложная планета для исследователя, и, не взирая, на всю нашу техническую подготовку, непредсказуемая, потому что невозможно просчитать всё до мелочей, особенно, если речь идет не о техносе, а о гомосе, то есть, о психической энергии землян. Учитель сказал мне только одно, по его мнению, самое важное: я должна встретиться на Земле с неким человеком, мужчиной, правда словесный портрет, переданный им, не представлял собой точного описания даже внешности, не говоря уже о личностных качествах этого человека, поэтому я засомневалась – как смогу справиться с таким поручением. И переспросила на всякий случай, еще надеясь, что он просто шутит, потому как отправлять наблюдателя на Землю только для этого… Существовала другая «контора»: она легко бы сама со всем справилась, не впутывая сюда наше научное подразделение, в сферу деятельности которого входили более серьезные задачи.

– Зачем нужна мне эта встреча? И как можно искать звезду в бесконечности, словно песчинку в океане? – спросила я.

Он загадочно улыбнулся, и, видя мое нетерпение, сказал:

– Ты сама поймешь что это – именно Он, ты узнаешь его, как будто раньше уже встречалась с ним и поэтому он сразу станет для тебя очень близким. Помнишь? «Мы встретились с тобой в пересечении южного и северного ветра, когда день опадает в ночь…» Ты почувствуешь, как к тебе из его груди потянется тонкий светящийся луч и коснется твоего сердца. И никаких вопросов уже не захочется задавать, потому что к тому времени ты будешь знать ответы на них.

Я больше не волновалась. Время настигает нас в самый неожиданный момент. Не смотря на то, что ты знаешь о его приближении, оно всё равно застает тебя врасплох. И правда всегда на его стороне, ведь тебе не свернуть с дороги, как не обойти ветер, дующий навстречу. «Время – душа мирозданья», – считали земляне древней цивилизации майя, утверждавшие еще, что Вселенная дышит, и они мне более понятны, чем современное человечество. Но ко всему можно привыкнуть, даже к внешнему виду землян. Сложнее как раз другое: то, что для меня – норма, для них – психиатрия, так, например, синдром, сопровождающийся нарушением восприятия времени и пространства, а также собственного тела и обстановки, в которую оно помещено, называется, впрочем, очень мило – «Алиса в стране чудес», этот медицинский термин меня развеселил. Радовало еще и то, что мне удастся во время своего путешествия за «сутки» на Земной орбите, которые длятся 90 минут, увидеть 16 рассветов и 16 закатов, в то время, когда на Земле пройдет только 24 часа. Учитель назвал меня «околоземным» романтиком. Конечно, я понимала, что ему хотелось уберечь мой разум от чрезмерного волнения по поводу неизвестности предстоящей жизни. С этой же целью он рассказал мне о будущих земных технологиях. Люди уже смогли создать носитель информации, на котором хранились оцифрованные последовательности ДНК знаменитых (по их мнению) людей, предназначение же этого диска состояло в том, чтобы оставить и сохранить строительные блоки для возрождения человечества в случае, если на Земле произойдет глобальная катастрофа, и вот тогда их вид сможет возникнуть в другом месте Космоса. Но в недалеком времени, как сказал Учитель, люди научатся загружать содержимое своего сознания в компьютер, вначале их будет мучить страх сомнения – не явится ли копия отличной от того, с чего ее скопировали, и не станет ли это совершенно другим сознанием, если они переведут его в цифровой мир. На Земле уже существует предсказание, которое звучит так: «Я думаю, что наш разум – это программа, в то время как мозг – аналог компьютера. Теоретически возможно скопировать содержимое мозга на компьютер и таким образом создать форму вечной жизни. Сегодня, однако, это не в наших силах»^[3]Еще одна мечта о бессмертии, хотя она и не связана с Богом.

Как это интересно – бесконечно находиться в цифровых мирах, передавать себя в пространство, путешествовать во времени, мгновенно получать знания, обмениваясь ими со всем человечеством сразу, жить там, а когда появится надобность что-то сделать в реальном мире, возвращаться сюда. Хотя, меня это не особенно удивляло. А что касается землян, я подумала: мне не удастся им об этом рассказать, ведь они верят только в то, что можно потрогать руками. Однако я была уверена – скучать мне там не придется. И надеялась, что различные метаморфозы, которые неизбежно произойдут с моим телом при переходе, не разорвут мою память в клочья и не сотрут того, что написано во мне, поэтому свет Звезды никогда не покинет меня в путешествии по незнакомому миру, в котором я должна буду пребывать целую жизнь, достаточную для того, чтобы воплотить все мысли в реальность…

Тяжело покидать свой дом, а еще тяжелее покидать свое тело. Этого я не могу описать словами, так как людям на Земле известны только две формы трансформации: рождение и смерть, хотя ни об одной из них человек ничего толком не знает, и в этом он – вечен. В нашей цивилизации всё несколько сложнее. Впрочем, и на Земле ученый, обладающий космическим мышлением, Циолковский, в одной книге утверждал, что на этой планете тоже имеются сущности с иной плотностью физического тела. Но я пока обхожу стороной энергетические формы, о которых землянам и думать-то страшно: для них это всё где-то в английских замках по ночам бродит… Люди, сталкиваясь с подобным, всегда считали такие явления проявлением потусторонних сил, боялись и сторонились контактов с этими существами, которые, однако, жили на Земле гораздо раньше самого человека в те времена, когда планета имела другую атмосферу – более разряженную, и формы жизни на ней соответствовали тем условиям и не могли иметь такой же вид, который существует сейчас у ее обитателей. Лично мне казалось странным утверждение, что только существо похожее своим физическим строением на человека, может быть носителем разума. Но такое устойчивое мнение засело глубоко в сознании землян.

В мою программу не входило изучение всех биологических форм, имеющихся на Земле. Из 5 миллионов различных видов живых существ я интересовалась исключительно одним видом – человеком. Поэтому не стану никого ни в чем убеждать, а для меня самой достаточно и того, что в своей городской квартире каждое утро я слышу, как «сосед» по единой со мной жилой площади, но параллельному пространству, пьет чай из блюдца (я по слуху определила, и этот характерный присвист с прихлебыванием и причмокиванием не давал усомниться в том, что именно он делает).

Но у нас с ним не было обоюдного желания встречаться, поэтому оптимально правильным оказалось – не мешать друг другу. Но это случилось позже, когда я уже давно была человеком с земной пропиской. А тогда перед большой дорогой сюда, мне вообще хотелось меньше задумываться над своим будущим, настраивая себя на самый важный принцип космической этики: «я беру и возвращаю», называющийся у нас законом Воздаяния и Получения. Вот об этом не стоит забывать, ведь Вселенная всегда возьмет свою десятую часть от того, что вы имеете. И вы никогда не узнаете, как это потом вернется к вам и в чем будет выражен ее дар.