Русский сын короля Кальмана

Глава 9
Рыцарь Бруно

Весь вечер рыцарь из Эдессы стоял, прислонившись к стене, и наблюдал за тем, что творилось в зале. Присутствующие демонстративно не замечали его. Он был чужим среди спесивой французской знати, и сейчас это особенно чувствовал.

«Ничтожные гордецы! – бесился Бруно. – Знали бы они, кем были мои предки!»

Его дед, Бруно Первый, родился в Швабии³⁷ от мимолетной связи юного германского короля и будущего императора Священной Римской империи Генриха IV³⁸ с дочерью одного из знатных, но небогатых дворян. Поскольку ребенок не был нужен ни царственному отцу, ни родственникам матери, его отдали в монастырь. Взращенный монахами Бруно нрав имел отнюдь не смиренный, что неудивительно, если вспомнить, кто был его отцом. У незаконнорожденного отпрыска Генриха IV происходили постоянные стычки с монастырской братией, и однажды он в ярости убил настоятеля монастыря, после чего ударился в бега. Первое время монастырский беглец добывал себе пропитание разбоем, а затем он пристал к многотысячному войску, следовавшему под предводительством графа Готфрида Булонского³⁹ в Первый крестовый поход. Так швабский немец Брýно стал франком Брунó.

Вначале он был простым ратником, но вскоре ему удалось, войти в ближайшее окружение брата графа Готфрида, Балдуина⁴⁰. Узнав о происхождении Бруно, Балдуин Булонский самолично посвятил его в рыцари. Они вместе сражались под Дорелеей (там, где первые крестоносцы одержали блестящую победу, а их последователи через полвека потерпели сокрушительное поражение), вместе двинулись дальше и вместе обосновались в Эдессе, где Балдуин стал графом, а Бруно Первый – владетельным сеньором. Сюзерен помог своему верному вассалу сочетаться браком с дочерью знатного армянина, родившей мужу единственного сына, Бруно Второго.

Жизнь рыцаря христианского Востока – это война, почти не имевшая передышек. В таких условиях редко кто из мужчин доживал до старости. Погиб в одном из боев и Бруно Первый, успев до своей гибели женить сына на девушке из семьи Пахлавуни⁴¹ и дождаться внука – Бруно Третьего. Бруно Второй тоже недолго просуществовал на белом свете – он ушел в мир иной, когда его сыну исполнилось семнадцать лет. Несмотря на столь юный возраст, Бруно Третий стал достойным продолжателем дела отца и деда: со своим отрядом он совершал вылазки к соседям-магометанам, защищал свой замок от их нападений и принимал участие в войнах.

Когда турки захватили Эдесское графство, Бруно последовал за своим сюзереном, эдесским графом Жосленом де Куртене, в крепость Турбессель. Попытки вернуть Эдессу не увенчались успехом – она была, казалось, безвозвратно потеряны. Надежда на изменение ситуации к лучшему забрезжила только тогда, когда на христианском Востоке узнали о готовящемся в Европе крестовом походе. Два короля собрались двинуться с огромными силами на помощь защитникам Гроба Господня, и главной их задачей было отвоевание у турок Эдесского графства.

Бруно ждал с нетерпением европейских крестоносцев, при этом он вовсе не собирался спешить им навстречу, однако его жизненные обстоятельства сложились так, что ему все же пришлось отправиться в Константинополь и встать под знамена ЛюдовикаVII. Увы, за несколько месяцев, проведенных среди французов рыцарь из Эдессы испытал лишь разочарования. И дело даже не в отношении спесивых заморских рыцарей к Бруно, а в том, что его все чаще посещали мысли о тщетности похода, в котором он участвовал. До возвращения Эдесского графства христианам еще, ох, как далеко, а силы прибывших крестоносцев уже значительно уменьшились. Если германцы были разгромлены в первом же серьезном бою, то вряд ли французы смогут устоять в битве с войском, возглавляемым Нуреддином⁴², чья воинская доблесть вызывала уважение даже у врагов турецкого полководца.

Размышления Бруно были прерваны неприятными пронзительными звуками. Как оказалось, это один подвыпивший рыцарь попытался всем доказать, что он умеет играть на флейте. Хвастуна тут же высмеяла королева, прочие тоже не пожалели шуток. А потом Алиенора опять захотела послушать музыку.

От шума у Бруно начала болеть голова, и он решил, что ему пора уходить. Зачем он вообще явился на этот бал? Ах, да, чтобы лишний раз увидеть Агнессу де Тюренн. Но девушка давно скрылась из зала, а Бруно почему-то все еще остается здесь.

Мысли об Агнессе вызвали у рыцаря из Эдессы волнение в душе и дрожь в теле. Эта девушка совсем лишила его покоя.

Никогда раньше Бруно не испытывал к женщинам сильных чувств. Он не любил даже свою мать по той причине, что она скончалась, когда ему не было и года. Тенью мелькнула в замке вторая жена отца и тоже умерла. Больше Бруно Второй не женился, а привозил из набегов молодых сарацинок и, насытившись знойными красавицами, отдавал их ратникам. Это происходило на глазах у сына, которому отец говорил:

– Бог создал женщину для продолжения рода и удовлетворения похоти мужчины.

В тринадцать лет младший Бруно впервые принял участие в предприятии отца. Их отряд напал на небольшую турецкую деревушку, где были вырезаны все мужчины вне зависимости от их возраста, после чего победители принялись насиловать не только женщин, а даже маленьких девочек. Младший Бруно упоенно принимал во всем участие – ему понравилось, как убивать, так и творить насилие. Это повторялось потом много раз, и отец был очень доволен сыном.

После гибели Бруно Второго Бруно Третий продолжал вести прежний образ жизни, при котором все его общение с женщинами сводилось к насилию над ними во время набегов и случайным связям. Но настала пора, когда молодой рыцарь задумался о женитьбе, а точнее о продолжении своего рода. К будущему браку он отнесся очень ответственно: его женой должна была стать девушка с хорошим приданым, знатного рода, чистая, как святая Агата⁴³ и достаточно здоровая, чтобы у нее не возникло проблем с деторождением. В конце концов, Бруно собрался посвататься к дочери такого же, как он сам, эдесского рыцаря, но в его планы вмешался турецкий эмир Зенги.

После бегства с родины рыцарь пользовался услугами девиц легкого поведения, коих хватало и в Турбесселе, и в Антиохии, и в Иерусалиме. Он мог бы завести и постоянную любовницу, но не находил в этом нужды. О женитьбе Бруно не думал: не до того ему было. А потом случилась встреча с Агнессой де Тюренн, перевернувшая всю его жизнь. Рыцарь из Эдессы сам не понимал, что с ним происходит. Да, девушка красива, но он видел женщин и с более совершенной красотой. Почему же только в ее присутствии у Бруно мутился разум?

Агнесса была одной из самых знатных и богатых невест Французского королевства – не чета нищему рыцарю с нечистой родословной. Бруно это понимал, но не мог себя заставить забыть о ней. Каждый раз, когда при нем заговаривали об этой девушке, он невольно прислушивался. Она была круглой сиротой и находилась под опекой брата своей покойной матери, де Блая, желавшего поскорее избавиться от опекунства над племянницей, выдав ее замуж. Однако Агнесса отвергала всех предложенных дядюшкой женихов, а когда родственник попытался принудить ее к браку, она выразила желание стать Христовой невестой, однако при этом не спешила уходить в монастырь. В конце концов, де Блаю удалось взять с племянницы слово, что сразу же по возвращению из крестового похода она либо станет монахиней, либо выберет себе достойного мужа. Недостатка в желающих сочетаться браком с наследницей владений де Тюреннов не было, поэтому девушка имела свободу выбора. Что касается Бруно, то он, конечно же, предпочел бы, чтобы Агнесса принадлежала, если уж не ему, то Богу.

С малых лет эдесский рыцарь с более всего боялся стать посмешищем. Среди тех, кого он считал достойными осмеяния, были и безнадежно влюбленные, вздыхающие по предмету своей страсти мужчины. И вот теперь Бруно сам стал тем, кого привык презирать. Он ругал себя, однако, вопреки собственной воле, использовал каждую возможность, позволяющую ему оказаться рядом с Агнессой. По этой же причине рыцарь явился и на устроенный королевой бал, на который его, кстати, не позвали. Пока юная де Тюренн находилась в зале, Бруно не спускал с нее глаз, мучаясь от желания убить всех поклонников девушки. Он заметил, что Агнесса вела себя странно: то напоказ веселилась, то вдруг погрустнела и, немного погодя, удалилась. Впрочем, ее уход был вполне объясним: как раз бал стал превращаться в разнузданную, неприличную для юной девицы оргию.

Бруно и сам не мог понять, что задерживало его еще около часа на этом в общем-то не приятном ему мероприятии. Но, наконец, и он покинул бал. Оказавшись во дворе, рыцарь не стал зажигать факел, поскольку обладал кошачьим зрением, благодаря которому видел хорошо даже самой темной ночью. Едва он сделал пару шагов, как внезапно до его ушей донесся женский вскрик. Бруно машинально схватился за меч, но уже в следующее мгновение понял, что тревога была ложной.

– Ах, мессир, это было волшебно! – прощебетала из темноты женщина.

«Это графиня Тоннерская с кем-то развлекается», – отметил Бруно.

Послышался и мужской голос:

– Я безумно счастлив угодить властительнице моей души!

«Ну, и ну! – узнал говорившего рыцарь из Эдессы. – А ведь графине угождает никто иной, как де Блай – опекун Агнессы де Тюренн».

Диалог любовников между тем продолжался.

– Мессир де Блай, угождает не только мне – капризно заворчала графиня. – Не он ли вчера ухаживал за противной де Бельвиль?

– Мадам де Бельвиль третьего дня овдовела… – начал де Блай.

Графиня с усмешкой перебила его:

– Ах, оказывается, это сочувствие бедной вдове! Любопытно, далеко ли оно зашло?

– Я забочусь о репутации моей настоящей дамы сердца, – оправдывался ее кавалер. – Пусть все думают, что я влюблен в мадам де Бельвиль.

– Похвально, похвально, мессир! – откликнулась графиня. – Только почему-то не очень верится.

– Моя прекрасная дама хочет, чтобы я еще раз доказал ей свою любовь?

– Ой, нет! Боюсь, что муж меня уже ищет!

– Пусть это не беспокоит мою донну: граф слишком увлечен мадам де Лаваль, чтобы вспомнить о жене.

– Не так уж он ею и увлечен! – возразила графиня и, вздохнув, добавила: – Я пойду к нему.

– Желание моей дамы сердца для меня – закон.

Началась возня, и Бруно поспешил уйти, стараясь двигаться как можно тише. Он немедленно выкинул бы из головы то, чему стал свидетелем, если бы в происшествии не был замешен опекун Агнессы де Тюренн.

«Значит, де Блай завел шашни с графиней, – думал Бруно. – Что бы было, если бы граф Тоннерский узнал об этом? Вряд ли он смиренно понес бы свои рога. А ведь вертопрах де Блай не больно смел: в бою он, как я заметил, больше пятится, чем наступает. Наверняка его легко запугать. А что, если потребовать у него в жены Агнессу за молчание…»

Он тут же осадил себя. Если де Блаю не удалось заставить племянницу пойти к алтарю ни с одним из родовитых и состоятельных женихов, то почему это должно получиться с ним – нищим рыцарем. К тому же такой странный выбор мужа для Агнессы не может остаться без внимания короля и уж тем более графа Тулузского – сюзерена де Тюреннов и крестного отца девушки. Да и чем Бруно может навредить де Блаю? Рассказать графу Тоннерскому о свидании графини с любовником? А где доказательства, что это не выдумка? Не хватало еще прослыть сплетником. Нет, все-таки девушка из рода де Тюреннов – недостижимая мечта для рыцаря, не имеющего ничего, кроме небольшой толики крови германских королей и императоров.

Бруно протяжно вздохнул.

Глава 10
Бой над пропастью

Утром крестоносцы покинули крепость. Путь в этот день был особенно труден: воинство вначале двигалось по ущелью, затем поднималось на гору, и, наконец, добралось до очень опасного, места, где узкая дорога тянулась между отвесной скалой и глубокой пропастью.

Король отправил вперед авангард во главе графом Мориенским, а остальным, дозволил, по настоянию Алиеноры, отдохнуть. Было очень опасно устраивать привал в таком месте, где напавший враг вполне мог сбросить крестоносцев в пропасть. Однако настойчивость королевы, как всегда, оказалась сильнее здравого смысла.

Векша поставил шатер Бориса рядом с шатром де Виня, а поодаль от них расположились рыцари ордена Храма. Сойдя с коней, тамплиеры хором прочли молитву, после чего занялись делами: кто-то готовил обед, кто-то осматривал конную сбрую, кто-то проверял оружие. Магистр де Бар обсуждал с сенешалем де Трамбле насущные проблемы.

Заметив, с каким жадным любопытством смотрит на храмовников де Винь, Борис поинтересовался:

– Уж не хочешь ли ты вступить в орден?

– Может, и вступлю, – смущенно ответил юноша.

– Подумай. Тамплиеры живут монахами: им нельзя ни любить женщин, ни жениться.

– Для меня это не важно, – недовольно буркнул де Винь, уверенный в том, что он никогда не женится, а будет до самой смерти любить чистой любовью даму своего сердца, Агнессу де Тюренн.

– Нынче не имеет, а завтра будет иметь, – настаивал на своем Борис. – Человек непостоянен в своих желаниях.

Де Винь собрался было возразить, но замер на месте, потому что перед ним и Борисом появилась вдруг Агнесса де Тюренн.

– Добрый день, мессиры рыцари, – произнесла она.

Густые волосы девушки были спрятаны под металлическим капюшоном и шлемом, а на ее стройной фигурке блестела новая кольчуга. В таком облачении Агнесса походила на пригожего отрока.

– Никак не могу найти дядюшку, – сказала она и почему-то покраснела. – Вы случайно его не видели?

– Мессир де Блай помогает несчастной мадам де Бельвиль, – сообщил ей де Винь.

– Вот как? – протянула Агнесса и в ее глазах блеснули озорные огоньки. – Ах, мой добрый, благочестивый дядюшка! Он заботиться о бедной вдове, благослови его за это, Господь!

Агнесса откровенно посмеивалась над своим легкомысленным родственником, но де Винь, уверенный в том, что его дама сердца чиста, как ангел, и наивна, как ребенок, принял ее высказывание за чистую монету.

– Да, дорогая кузина, мессир де Блай очень добр.

Агнесса не обратила внимания на эти слова.

– Я, пожалуй, пойду, – сказала она.

Девушке очень хотелось, чтобы рыцарь Конрад попытался ее задержать или, хотя бы, сказал на прощание что-нибудь приятное. Но Борис молчал, зато де Винь поспешил предложить даме сердца свои услуги:

– Если кузина не возражает, я провожу ее.

– Я сама дойду, – отозвалась Агнесса, с трудом скрывая досаду.

А Борис, наблюдая за тем, как де Винь старается ей угодить, злился не меньше, чем она.

«Ги недавно обещал мне не жениться, а теперь, кажись, готов забыть о своем обещании».

Агнесса увидела идущего мимо рыцаря Бруно, и неожиданно для всех, включая саму себя, обратилась к нему с вопросом:

– А правда ли, что мессир Бруно знает несколько языков?

Де Винь замер с открытым ртом, а Борис невольно пожал плечами. Накануне они оба, наблюдая, как рыцарь из Эдессы пожирал взглядом Агнессу, отметили, что ей это не доставляло удовольствие. Теперь же она по собственной воле заговорила с Бруно. Он сам так удивился, что на несколько мгновений онемел.

– Правда или нет? – нетерпеливо переспросила девушка.

– Это правда, достойная девица, – глухо ответил Бруно. – Я говорю на армянском, греческом и двух сарацинских языках.

– Неужели! Вот это да! – притворно восхитилась Агнесса.

Краем глаза она наблюдала за рыцарем Конрадом и видела, что он хмурится. Девушка мстительно подумала:

«Лучше любезничать с грубияном Бруно, чем искать внимания этого чванливого гордеца, для которого девица из благородного семейства – пустое место».

– И часто мессиру Бруно приходилось беседовать с сарацинами? – поинтересовалась она.

– Гораздо реже, чем сражаться, – ответил Бруно, окинув Агнессу пронзительным страстным взглядом.

Это ее возмутило, и она сменила тон с любезного на язвительный:

– Тогда почему же мессир Бруно не защитил свой замок, а бежал?

Бруно вздрогнул, как будто его ударили, и, резко повернувшись, зашагал прочь.

– Кажется, он оскорбился, – удовлетворенно заметил Борис.

– Разве кузина его оскорбила? – принялся защищать свою даму сердца де Винь. – Она права: Бруно бежал, вместо того, чтобы защищать от неверных Эдесское графство…

Внезапно над головой Агнессы со свистом пролетела стрела, и почти сразу с той из-за скал появился большой турецкий отряд. Случилось самое страшное – нападение рядом с пропастью.

Борис сгреб Агнессу в охапку и засунул под ближайшую повозку. Затем он одной рукой натянул на голову шлем, а другой вынул меч. Де Винь тоже схватил оружие. Векша и Жиро быстро, как только могли, седлали коней. На счету было каждое мгновенье.

Пока крестоносцы приходили в себя, турки ворвались в лагерь. В схватку с напавшим неприятелем вступали не только рыцари и ратники: святые отцы, славя Иисуса, ринулись на врага; крестьяне-обозники кололи копьями лошадей и добивали упавших турок.

Вскочив в седло, Борис сразу же оказался в самой гуще сражения. Крестоносцы бились отчаянно. Разил мечом во все стороны граф Тоннерский. Умело действовал своим оружием граф Фландрский. Не успевший взобраться на коня де Шатильон ловко перепрыгивал с повозки на повозку, нанося при этом удары. Размахивал боевой секирой епископ Аррсский, а рядом с ним орудовал копьем пухленький монах, брат Готье. Стоял невообразимый шум от лязга металла, ругани, победных воплей, криков умирающих и конского ржания.

Короля и его свиту турки оттеснили на вершину одного из утесов. Людовик рубил головы и руки наседавшим снизу магометанам, а тамплиеры во главе с магистром де Баром спешили к нему на помощь.

А Борис увидел, как к де Шатильону подбирается сзади турок с увесистой булавой в руках. Рено же в пылу битвы не замечал грозящей ему опасности. Борис схватил валяющееся на повозке рядом с трупом ратника копье и метнул его в турка с булавой. Бросок получился удачный: пронзенный насквозь воин грузно повалился на землю, и только после этого де Шатильон заметил, от какой беды он спасен.

– Я твой должник! – крикнул Рено Борису.

Пока мужчины сражались, дамы и их служанки прятались, где могли. Но Агнесса не смогла долго оставаться в укрытии. Смелости ей было не занимать. В детстве, проведенном в замке, на который нападали и разбойники, и соседи-рыцари, она привыкла не поддаваться страху, а крестовый поход укрепил ее отвагу.

Выбравшись из-под повозки, Агнесса, к своей радости, увидела, что крестоносцы уже теснят неприятеля, а турки медленно отступают. Пятящихся мусульманских конников прикрывали сверху лучники, пускающие в христиан меткие стрелы.

В разгромленном лагере крестоносцев повсюду валялись трупы.

«Господи Иисусе! У нас еще не было таких потерь!» – ужаснулась Агнесса.

Сделав несколько шагов, она споткнулась об убитого турка и машинально подобрала его кривой меч. На глаза девушке попался сражающийся неподалеку от нее воин, и она узнала со спины рыцаря Конрада. Он отбивался от двух турок – одного с кривым мечом, другого с палицей.

«Я должна ему помочь», – решила Агнесса.

И словно в ответ на ее порыв рядом с ней остановилась оседланная лошадь без седока. Не раздумывая ни мгновенья, девушка вскочила в седло. Но не успела она тронуться с места, как перед ней возник Лупо верхом на своей рыжей кобылке, с обнаженным мечом в руке.

– Куда спешит малютка де Тюренн? – спросил он.

– Отстань! Мне не до тебя! – откликнулась Агнесса

– Ты, кажется, рвешься в бой… – начал шут.

В это время турецкая стрела попала рыцарю Конраду в правое плечо, и он, покачнувшись, уронил меч.

– Он убит! – взвизгнула девушка.

Бориса не убили, однако его жизнь висела на волоске. Лишившись оружия, он тут же получил по голове удар палицей, от которого у него потемнело в глазах. Сквозь пелену Борис видел, как оба его противника подняли свое оружие.

«Боже, не оставь раба своего!» – в отчаяние подумал он.

Но тут на турок набросились два крестоносца.

«Один, кажись, Лупошка… А с ним…» – мелькнуло в затуманенном мозгу Бориса, прежде чем сознание оставило его…

Когда он пришел в себя, бой уже закончился. Запах крови бил в нос. Отовсюду слышались стоны и вскрики. Словно в тумане было видно, как среди убитых и раненых бродят счастливчики, сумевшие благополучно пережить этот страшный день.

К лежащему на земле Борису подошли тамплиеры Бурбутон и де Флери.

– Мы займемся твоими ранами, рыцарь, – сказал Бурбутон.

«А где Векша? – с тревогой думал Борис, пока ему на голову и плечо накладывали повязки. – Почто его нет подле меня? Неужто старика убили? А может быть он тоже ранен?»

– Мессиры! – позвал слабый голос. – Не могли бы вы уделить и мне внимание?

Просьба исходила от де Виня. Бледный как полотно юноша сидел на земле, прижимая к груди залитую кровью левую руку, а из его правой ноги тоже сочилась кровь.

Де Флери занялся ранами молодого рыцаря.

– А король жив? – взволнованно спросил де Винь.

– Король, хвала Создателю, не пострадал, – ответил де Флери.

– Да, восславится милость Господа к нам! – обрадовался юноша.

Борис тоже почувствовал удовлетворение. Конечно, Людовик – плохой полководец, его действия зачастую вызывают недоумение, но, если бы он погиб, то в войске окончательно упал бы дух, и вряд ли крестоносцы смогли бы закончить этот поход.

Возле Бориса появилась Агнесса де Тюренн, без шлема, с растрепанными волосами и свежей царапиной на левой щеке.

– Как себя чувствует мессир Конрад? – жалостливо спросила она.

– Бывало и похуже, – отозвался Борис, у которого потеплело на душе от ее заботы.

– Раны мессира Конрада не опасны, – ревниво буркнул де Винь.

Агнесса бросила на своего поклонника уничижительный взгляд.

– Да, кузен, тебе и рыцарю Конраду, хвала Господу, повезло. А вот дядюшка мой, убит, упокой, Господи, его душу.

Де Виню стало стыдно за свою неуместную ревность, и он пожелал с виноватым видом:

– Да будет милостив Всевышний ко всем душам погибших в этом бою.

Послышался полный горести женский крик.

– Это графиня Тоннерская оплакивает мужа, – сказала Агнесса.

К де Виню подбежал его сюзерен, граф Суассонский, у которого лицо было покрыто ссадинами, а из-под шлема текла тоненькая струйка крови.

– Хвала Небесам, хоть ты, Ги, живой! А у меня половина ратников полегла, из них твоих семеро!

И, не смущаясь присутствием Агнессы, граф отпустил крепкое ругательство. Затем он удалился, гремя кольчугой, а де Винь обескуражено пробормотал:

– Теперь у меня не осталось ни одного ратника.

«Где же Векша?», – опять забеспокоился Борис.

Он огляделся, однако Векшу не увидел, зато заметил приближающихся короля и королеву. Свита венценосных особ состояла из одного Лупо. На голове шута белела повязка.

Де Винь попытался подняться.

– Не надо, не надо, рыцарь! – запротестовал Людовик. – Сиди!

Королева склонилась над Борисом.

– Что с ним? – спросила она у тамплиеров.

– Его жизни ничего не угрожает, – ответил Бурбутон.

Внезапно Людовик с гневом обрушился на жену:

– Вот чем все обернулось! Из-за прихоти королевы я потерял половину войска и лишился почти всей своей свиты!

– И своего дурака, – вставил Лупо.

– Я, король, вынужден был сражаться, как простой воин! – возмущался Людовик.

Шут снова влез:

– Дурак тоже сражался, как простой воин!

– Мое терпение заканчивается, дорогая! – шумел король. – Война – это не развлечение для дам! Как только мы доберемся до моря, я при первой же возможности отправлю вас домой. Собирайте бездельников со всего королевства, слушайте трубадуров и музыкантов, а здесь вам нечего делать! Дамы на пути по стезе Господней – это ненужная обуза и лишний соблазн для воинов!

Обиженная вспышкой мужа Алиенора изо всех сил старалась сохранить хладнокровие.

– Я подчинюсь воле короля, – тихо проговорила она.

Борису тем временем стало хуже, и он впал в забытье…