Человек-водоросль

– А вот сейчас и проверим, – подмигнул он Егору. – Если вылечу из этой двери вперед ногами, ты меня всю следующую неделю катаешь. Ну, а коли прав ты, получишь десятку.

– Идет! – хохотнул Горбачев. – Только надолго кабинку не занимайте, я ведь кофе напился.

Если шалава – уйду, а Владивостоку поставлю минус, решил про себя Влад и толкнул дверь.

Одновременно послышался негромкий хлопок, похожий на то, как будто ударили в ладоши. У него мог быть какой угодно источник, но Вангермана этот звук мгновенно вернул в прошлое, на работу, заставив пожалеть, что он сейчас безоружный. Так стрелял ПСС, он же «Вул», который очень любили спецагенты и киллеры.

Влад был готов ко всяким зрелищам, но такое заставило даже его, бывшего оперативника, на миг замереть, не зная, как реагировать на то, что в жизни никогда не увидишь, а в кино – разве что в жанре ужасов.

В нос шибанул резкий запах морских водорослей, причем на стадии гниения. Не то, чем обычно пахнет в туалетах, но сейчас вонь была последним, что могло удивить Вангермана. Официантка, схватившись за расплывающееся кровавое пятно на плече, оседала на пол, скользя по грязной стенке, кафель позади нее треснул, поймав пулю, пролетевшую навылет, а в одной из кабинок застряло… нечто.

Влад сначала решил, что это маска, которую нацепил на себя пьяный или под наркотой маньяк, охотящийся в туалетах на женщин. Лицо типа настолько перекорежило, что человеческого в нем осталось мало. Кожа на лбу натянулась, как сухой лист нори на ролл, но обвисла к подбородку, повиснув влажными тугими складками на шее, глаза почти вылезли из орбит, набрякнув выпуклыми красными прожилками, а губы растянулись в неестественном оскале, обнажив гнилые зубы бурого цвета. Последние, впрочем, были больше похожи на острые пластины, чем на зубную эмаль. Нос у типа отсутствовал – либо провалился внутрь вследствие травмы, либо был искусно замаскирован. Затхлый морской душок исходил как раз от страшилища. В левой руке у него еще болтался пистолет, причем, именно болтался, зацепившись за один из скрюченных судорогой пальцев, правая же рука безвольно висела вдоль тела, словно решила не иметь ничего общего со своим хозяином. Человек то сгибался пополам, словно мучаясь от рвотных позывов, то резко выпрямлялся, явно пытаясь сдвинуться с места, но что-то его удерживало, а порой и дергало обратно в кабинку, откуда он с завидным упрямством снова появлялся.

Первый шок прошел, и Влад включил прежнего Вангермана, который, оказывается, никуда не делся, всегда был рядом, ожидая, когда его позовут. Брезгливость взяла свое. Двигаясь быстро, Влад содрал с себя ненавистную рубашку и, набросив ее на голову придурка, который как раз выпрямился, ударил так, как бил обычно, когда хотел отправить человека в нокаут. Боксом он занимался с детства и продолжал тренировки всегда, когда позволяли обстоятельства. Человек обмяк, но почему-то не упал, хотя голова его безвольно повисла на грудь. Вырвав у него пистолет, Влад собирался повторить удар, но тут вдруг разглядел, что именно удерживало психа от падения. Кофе, плескавшийся в желудке, сразу попросился обратно.

То ли из спины, то ли из задницы странного типа торчало нечто похожее на бурую щупальцу, которая тянулась к унитазу, скрываясь в толчке. Эта штука была толщиной с руку, покрытая мерзко воняющей слизью, упругая и сильная. Впиваясь где-то сзади в тело несчастного, она держала его на весу, скрываясь под объемной кожаной курткой, тогда как человек давно потерял сознание, и возможно, без помощи Влада.

Сталкиваясь с иррациональным, рассудок у всех действует по-разному. Вангерман отключил человеческое любопытство и страх, который не замедлил постучаться, разрешив себе только инстинкты выживания. Он успел подумать о том, что из унитаза на несчастного могла напасть неизвестная тварь, попавшая в канализацию из моря, которая вызвала аллергическую реакцию, изменившую облик бедолаги на нечеловеческий. А вот то, что тип имел оружие и стрелял в официантку, или в шлюху – что сейчас было неважно, – это уже объяснить было труднее.

Подбежав к девушке, он пощупал пульс, убедился, что живая, но без сознания, и оглянулся как раз в тот момент, когда пластинчатые зубы едва не оттяпали ему ухо. Спасла волна зловония, плывущая впереди типа. Тот странный человек, которого Влад посчитал уже безопасным, каким-то образом подкрался к нему сзади, волоча за собой по полу сдувшееся щупальце, похожее теперь на оборванную водоросль.

Обругав себя за беспечность, Вангерман расстрелял всю обойму в башку напавшего, решив, что самооборона сейчас самое подходящее слово к ситуации. Тело грузно свалилось на пол, измазанный бурой грязью, источник которой был только что убит Владом. Рукава куртки и штанины брюк несчастного психа намокли, а рот остался открытым, будто он и после смерти пытался откусить кусок побольше. Владу даже показалось, что челюсти еще дергались, но то, конечно, была иллюзия – во лбу трупа чернели три дырки от пуль. Зловоние стало сильнее, а сдерживать рвотный позыв от миазмов – труднее.

Захотелось содрать маску и посмотреть, что за псих под ней скрывался, но Вангерман решил оставить дело местной полиции. Плохо начался его переезд. Знакомство с копами в первый же день в планы не входило. Удержался он и от того, чтобы проверять пульс страшилища. Все-таки не на работе, а то, что дело мокрое, и так понятно. Нужно было спасать девицу и срочно.

Решив оставить майку себе, Влад содрал с нее фартук и, скрутив тряпку в жгут, наложив тугую повязку. Официантке повезло – крупные сосуды задеты не были. Убедившись, что кожа руки ниже скрученного фартука побледнела, Влад машинально отметил в телефоне время, когда наложил жгут. Остальное – за скорой. Подхватив девицу на руки, выскочил из туалета и столкнулся с Егором, который являл собой живое воплощение фразы «глаза на лоб полезли».

– Там такое… такое! – не в силах отдышаться выдавил Горбачев. – Она первая на меня напала, как вампир какой-то, хотела в горло грызануть, не вру, чесслово. Дура, ну, я ее и огрел чем попало. Даже не подумал. А она возьми и…

Влад окинул быстрым взглядом все еще пустующее кафе, а потом их столик, на котором лежала рыжая официантка, которую он видел раньше рядом с брюнеткой, бездыханно лежащей у него на руках. Судя по обилию крови, натекшей в приличную лужу на столешнице, Егор проломил рыжеволосой череп, отбиваясь тяжелой солонкой. В нос сразу шибанул рыбный запах, но дверь в туалет плотно закрылась, а источник зловония тянулся от убитой официантки. Отметив странный зеленоватый цвет ее голых ног и сеть черных выпуклых вен, расползающейся по всей коже, Влад бегло глянул на улицу в окно… да так и оторопел.

На первый взгляд, было похоже, что на Шаморе устроили флэшмоб. Не сговариваясь, все люди на пляже затеяли игру в салки. Одни, вытянув вперед и чуть подняв вверх руки, изображали из себя то ли зомби, то ли клоунов, другие с дикими воплями, каким могли позавидовать профессиональные актеры, бегали по пляжу, пытаясь пробиться к стоянке, но оттуда напирала толпа ряженых, подозрительно похожих на того типа, которого Влад прикончил в туалете. Даже издалека, сквозь мутные, немытые стекла кафе было видно, что лица их искажены, да и движения на обычный человеческий шаг не походили.

Если не флешмоб, то заражение, решил Влад, поудобнее перехватывая девицу и вглядываясь ей в лицо: нет ли там следов какой болезни. Но увидел разве что признаки переутомления – мешки под глазами, впалые щеки, бледную кожу без следов косметики. А он ведь решил, что она такая бледная из-за крема. Пока все вполне естественно: кто работает в три смены, тому явно не до загара.

Гадать о причинах массового безумия время было неподходящее и, заставив себя собраться, Влад окликнул Егора, засмотревшегося на сцену под окном: женщина в панамке, прыгнув на спину молодому парню, зарылась лицом под воротник его рубахи, припав губами к коже. Можно было подумать, что они играются, если бы не кровь, залившая рубашку мужчины на плечах. Лицо несчастного исказилось в крике, а сам он крутился, пытаясь сбросить озверевшую даму. Вопля его слышно не было, так как кричали все – звук пробивался даже сквозь стеклопакет.

Еще это может быть биологическое оружие, подумал Влад, отметив, что становится спокойнее. Ситуация уже случилась, паника была бесполезной. Требовалось включать режим выживания на полную, отстраняя эмоции, что он и сделал.

– Держи, – свалив раненую на руки опешившего Егора, Влад подбежал к столу и перевернув его ударом ноги, выломал сначала одну ножку, потом вторую. Он бы предпочел металлические кувалды, но тогда отломать их было бы сложнее.

– Ну как, не шлюха? – спросил Горбачев, у которого, оказывается, в стрессовой ситуации сохранялось чувство юмора. – Это ты ее подстрелил?

– Слушай меня внимательно, – распорядился Влад, включая командира. – Я иду первым, расчищаю нам путь, ты следом, несешь девушку аккуратно, не отстаешь, понял?

– Да, – несколько растерянно кивнул Егор. – А она нам зачем?

– В больницу человека доставить надо, – прорычал Влад, но Горбачев не унимался:

– Так тут всех в больницу надо, может, бросим, сами разберутся? Сюда ведь сейчас менты с врачами нагрянут. Они раненых и подберут. Хотя тут, кажется, больше трупов, чем живых…

– Еще слово, и я на твоей машине сам уеду, – отчеканил Вангерман, который не любил, когда ему перечили. – Девку на плечо перекинь или в руках неси – как хочешь, но чтобы до тачки донес, уяснил? Я там снаружи отвлекаться не собираюсь.

Наконец, он выбрал правильный тон, потому что на этот раз Горбачев молча кивнул, не ерепенясь.

Вышли они через тот же вход – искать черновую дверь смысла не было; безумие – оно правил не знало. В лицо Вангерману сразу сунулась искореженная рожа, загудев, как потрескавшийся погребальный колокол. Влад успел разглядеть густые черные волосы мужчины, жирную кожу, покрытую зеленовато-серой слизью, выпученные глаза с прожилками напряженных сосудов. Но страшнее всего был нос, который будто гнил заживо, причем ускоренными темпами – хрящ почти отвалился, повиснув на лоскуте побуревшей кожи. Ударило уже знакомое зловоние – то тип раззявил рот, обнажив не зубы, а темные пластины, которые Влад уже видел у психа в туалете.

Ножка стола воткнулась мужчине в глаз. Влад метил в висок, но безумец, заметив движение, резко повернулся и буквально сам насадился на деревяшку. Вангерман аж крякнул от неожиданности, в последний момент дернув головой и спасшись от брызг зловонной жижи, брызнувшей из головы напавшего. Дальше пришлось уже ничему не удивляться, потому что ножка стола в глазнице человека не только того не убила, но даже не остановила. Что-то сообразив, безумец подался назад, выталкивая из себя палку, один конец которой все еще держал Влад.

Вангерман дал себе внутреннего пинка, запретив думать, как, почему и что, вообще, вокруг происходит, и в следующий миг обрушил на голову несчастного уже две палки, с трудом повалив его на землю, но тут закричал Егор, и добивать жертву времени не осталось. На Горбачева наседала женщина в панамке, чье лицо покрывала густая кровавая слизь, скрывая ее черты словно маска. Сзади нее на тротуаре валялся парень, которого Влад видел из окна кафе – ему раскроили череп об асфальт.

– Двигайся, не останавливаемся! – скомандовал Вангерман и бросился расчищать путь, заменив в голове женщину на образ демона – чтобы бить было легче. Никогда такой прием не помогал. После столкновения с женщинами – а ему чаще всего приходилось иметь дело с наемницами, – он всегда чувствовал себя скверно. Дама в панамке оказалась до того проворной и агрессивной, что не хотела успокаиваться даже после того, как он швырнул ее в окно кафе, разбив стекло. Вот тогда Влад и пожалел, что потратил все патроны на типа в туалете.

– Бежим!

Уговаривать Егора не пришлось, и они помчались к стоянке, которая, к счастью, находилась недалеко – всего в паре десятков метров. Влад даже про хромоту забыл, доковыляв до авто почти спринтерским темпом.

Вангерман крутил ножками стола, плетя рисунок из ошеломляющей серии ударов, целясь в головы. К вони, накрывшей все побережье, он уже привык, а вот булькающие хрипы и стоны, вырывающиеся вместо слов из глоток нападавших, почему-то задевали, отвлекая своей неестественностью. Даже если рядом и был кто еще из незараженных, Влад в пылу сражения никого не заметил. Сейчас ему казалось, что все люди с Приморья сбежались на Шамору, где превратились в монстров. Даже когда они пробились сквозь последнюю группу преображенных, перед глазами Вангермана стояли искаженные лица женщин, мужчин, стариков и даже детей. Ребенок с зеленой кожей, что пытался вцепиться ему в колено, успел потерять глаз и половину волос – кто-то содрал с него скальп. Влад оттолкнул его в грудь, не в силах себя преодолеть: бить детей он не мог. На то, чтобы убедить себя – это уже не ребенок, времени не было.

Площадка перед машиной чудом оказалась пустой. Вспомнив про раненую женщину, Влад оглянулся на Егора, уверенный, что тот ее бросил, но Горбачев с красной от усилия рожей тащил девицу на плече. Вангерман кивнул своим мыслям – хороший парень, спину прикроет.

– Я сяду за руль, – забрав у Егора ключи и не спрашивая у него разрешения, Влад направился к дверце водителя. Тот не возражал. Устроив девицу в салоне, он с облегчением вытянул ноги на пассажирском кресле рядом с водителем, потом спохватился и принялся проверять подняты ли везде стекла.

– А, все равно не поможет, – сказал сам себе Горбачев, уныло взирая на фигуры, хаотично мечущиеся по пляжу. Тучки рассеялись, полуденное солнышко светило ярко и беззаботно. Шторм прошел, волны присмирели, песок высох, вода заблестела, маня свежестью и теплотой августа. Только вот в море не осталось ни одного человека. Людям было не до купания.

– Кажется, это зомби апокалипсис, – прошептал Егор, наблюдая, как в соседней машине скрежещет по стеклам острыми зубами-пластинами девчонка лет десяти. Она еще напоминала человека, хотя отвалившийся нос и выпученные глаза указывали на те же признаки безумия-заражения, что охватило всю толпу отдыхающих. Увидев их, девчушка оживилась и принялась с новой силой колотить и без того окровавленной башкой по стеклу. В конце концов, окно не выдержало и дало трещину.

– Ты уверен, что у тебя нет могущественных и богатых друзей, которые могли бы нас разыграть? – спросил он Вангермана. – Шутки ради, например. Нанять актеров, арендовать Шамору, загримировать всех под зомби. Не? Нет таких? А может, фильм какой снимают, да мы случайно в массовку затесались?

Влад молча вдавил педаль газа.

Глава 3

Леньке не было так страшно даже, когда он один ночью играл во вторую часть «Сайлент Хилл». Руки вспотели, пот катил градом, сердце колотилось о ребра, пытаясь пробить грудную клетку, кожу и новенькую куртку, чтобы выпрыгнуть на асфальт. Леньке хотелось поступить также.

Древняя Тойота, точное название которой он уже забыл, то ускорялась, то тормозила, потому что инструктор, сидевший рядом, постоянно нажимал на свою педаль тормоза, недовольный тем, что ученик разгонялся. Леонид не хотел – получалось само. Он откатался уйму часов в автошколе и по городу, но выезд на трассу в пригород стал для Леньки настоящим вызовом. Он уже успел полюбить городские пробки и черепашье движение, которое позволяло новичкам сориентироваться и чувствовать себя комфортно. Но за городом все мчались, будто на ракетах, и то, что Ленька помнил из ПДД и уроков вождения, уносилось из его головы вместе с проклятой скоростью. А Михаил Иванович и вовсе давал бесполезные инструкции, которые, по мнению его ученика, лишь мешали:

– Че ты ползешь, будто на пузотерке, давай жми.

– Это была яма, тормоз, сам за ремонт платить будешь.

– Ехай скорее, че по сторонам пялишься, дави на газ!

– Что это за знак был, у тебя глаза есть? Черт, я с тобой и сам уже забыл, как он называется.

К счастью, участок дороги, который Михаил Иванович называл серпантином, а Ленька просто адовым, закончился, и пробка, собравшаяся позади учебной Тойоты, стала рассасываться. Однако без происшествий не обошлось, так как скоро все снова уткнулись в затор, вызванный на этот раз не Леонидом, а ДТП. Через тридцать минут Ленька дополз до двух «поцеловавшихся» джипов и вздрогнул от неожиданности, когда Михаил Иванович прокряхтел на ухо:

– Вот она твоя смерть, так ты и убьешься, если меня слушать не будешь.

В аварии никаких признаков летального исхода не наблюдалось, оба водителя лишь орали друг друга, размахивая страховками, и Леонид только пожелал, чтобы аварийный комиссар подъехал быстрее. Но он уже привык к тому, что инструктор любил преувеличивать. Как и понял, что Михаил Иванович, собственно, правила соблюдает с трудом.

– А давай на Шамору за чебуреком сгоняем? – заявил ему сегодня утром инструктор, грузно плюхаясь на пассажирское сиденье рядом. – Погода хорошая, че в городе пылью дышать? Есть такая кафешка, «Орхидея» называется, там мой знакомый работает, приезжий, по-русски не бельмеса, зато какие у него чебуреки! Если не пробовал стряпню Азизбека, значит, вообще ничего в этой жизни хорошего не ел. Короче, погнали.

– У меня сегодня два часа по городу, – промямлил Ленька, которого личность Михаила Ивановича порой подавляла.

– Будет тебе бонус – дополнительный час в пробке, – хохотнул инструктор. – В машине я царь и командир, как сказал, так и будет. Жми на газ, либо топай обратно на автобус. У тебя ж тачки еще нет, верно я понял? Когда брать будешь? Только на Зеленку не ходи, там одни лохи покупают. Хорошую авто надо заказывать прямо из Японии. У меня знакомый один возит, дам тебе потом телефон. Эх, учить тебя да учить.

Михаил Иванович был сегодня в ударе, и Ленька понимал, что вполне может на инструктора нажаловаться, но так как он был полон решимости избавиться от статуса «ботана» хотя бы внешне, то, вздохнув, молча повиновался.

И вот он оказался там, куда в своей привычной жизни никогда бы не сунулся. Леонид был исключительно городским обитателем, и все, что начиналось за Второй Речкой, казалось ему едва ли не тайгой. Но, записываясь в автошколу, он дал себе слово не пасовать перед препятствиями, как это у него часто случалось. Ленька собирался дать бой трусости и привычке прятаться от житейских проблем в виртуальных мирах. Думать о том, что ему необходимо исправить, было приятно, планы окрыляли и дарили редкую для него уверенность в себя. Пойти подписать контракт с автошколой было уже сложнее, однако на уроках вождения он застрял, чувствуя с каким усилием приходиться тянуть себя за волосы. Дело было не в лени, не в отсутствии реакции и не в тугодумие – все эти грехи Михаил Иванович ему упорно приписывал.

Ленька вызубрил ПДД еще до уроков, в школе на полигоне тоже все было отлично. Он освоил принципы управления машиной, научился плавно двигаться и тормозить, контролировать скорость, выполнять маневры. Даже почитал устройство авто и двигателя в интернете, хотя и без особого интереса. Но когда начались уроки на городских дорогах, тут Леньку и накрыло. Совмещать теорию с практикой оказалось труднее, чем сдавать этнографию у Сердюковой.

Леонид учился на третьем курсе истфака, но тянул учебу с трудом, так как в конце первого года обучения неожиданно открыл для себя цифровое рисование, куда и погрузился с головой, да так глубоко, что уже на втором курсе получил первые заказы. Пошли деньги – и намного больше стипендии. А потом знакомый подсказал про летсплеи на Ютубе, и Ленька стал стримить игры на собственном канале, полностью переселившись из реальной жизни в интернет.

Наверное, он бы так и прописался в сети, когда-нибудь в ней исчезнув, но однажды случилась беда. Родители разбились на самолете, добавив к многочисленным фобиям Леньки еще одну – страх перед воздушным транспортом. То несчастье потянуло за собой другие. До страшных событий Леонид считал себя умным и современным молодым человеком с кучей любящих родственников, которые, конечно, не оставят в беде. Правда всегда жестока, а снимать маску, приросшую к коже с детства, больно.

Во-первых, со всей своей компьютерной грамотностью Леонид вдруг понял, что ничего не знает о том, как жить в этом мире, когда тебя никто не прикрывает. Нет, позаботиться о себе он, конечно, умел: сварить пельмени, закинуть белье в стиралку, сходить постричься. Но вдруг выяснилось, что мир состоял из сотни бытовых мелочей, которые запомнить было нереально. Одни показания счетчика могли свести с ума. Сдавать цифры по горячей воде нужно было до пятнадцатого числа, а по электроэнергии – в промежуток с двадцатого до двадцать пятого каждого месяца, а каждую последнюю пятницу – собрание ТСЖ… К счастью или несчастью для Леньки он быстро всего этого лишился, потому что случилось «во-вторых».

Огромная семья Наботовых, которая докучала его своими ритуалами и назойливым вниманием по праздникам, после смерти родителей оказалась разворошенным осиным гнездом. С трудом пережив похороны, которые пронеслись в голове одним кадром, как кошмарный сон, Ленька со всего размаху врезался в маховик судьбы, называемый «дележом наследства». И это колесо его раздавило и перемололо.

Родственники не церемонились. На следующий день после похорон в опустевшую квартиру Леонида, в которой он остался один, нагрянула тетя Катя, старшая сестра отца, которая вдруг резко стала Екатериной Юрьевной. Она привела с собой адвоката, зачитавшего завещание Наботова-старшего. Оказывается, незадолго до смерти отец провел детективное-медицинское расследование, доказавшее, что Леонид его сыном не являлся, а потому квартиру и все имущество он завещал любимой сестре – тете Кате. С матерью отец собирался разводиться, о чем ему тоже любезно сообщила Екатерина Юрьевна.

Мысли Леньки ворочались тяжело, слабо реагируя на внешние раздражители. Хотелось нырнуть в привычный виртуал и не выбираться оттуда никогда, но тут тетя Катя, то есть, уже Екатерина Юрьевна, заявила, что Леониду нужно в течение недели освободить занимаемую им квартиру, так как собственником он не является, а выпишут его принудительно.

– В общежитие, – безапелляционно заявила добрейшая тетя Катя, которая всегда на день рождения дарила ему конверт с деньгами и коробку птичьего молока.

Ленька по привычке полез в интернет, начитался форумов и понял, что без собственного адвоката прав ему не отстоять. Очень уж сложно все было, если ты прописан, но собственником не являешься. К тому же, он уже был совершеннолетним. Так как родства с Наботовым-старшим у него, как выяснилось, не имелось, местные юридические конторы просили за услуги какие-то немыслимые деньги, а дочь тети Кати, улыбчивая Женя, работала помощником прокурора, Ленька, сложив все это в уме, пришел к неутешительному выводу, что шансы на победу в суде у него мизерные. И неважно, что они с этой Женькой вместе участвовали в косплеях на городских гик-фестивалях. Развлечение – одно, а квартира – другое. Тем более, что Жене квартира, похоже, и должна была достаться. Очень уж по-хозяйски она ее осматривала, пока обалдевший от новостей Леонид слушал завещание, звучавшее приговором.

Потом он долго копался в себе, пытаясь понять, что болит сильнее. Выяснил не с первого раза, но все-таки определился. Проблемы с родителями у него начались, как у всех – в подростковом возрасте, да и то – больше с матерью, которая доставала его опекой. Но конфликт закончился быстро после покупки компьютера. Мать была довольна, что сын сидит дома, а не шляется по улицам, что же отец… Леонид только тогда понял, что родитель отстранился от него еще лет шесть назад – то ли что-то заподозрил, то ли у них тогда уже начинался разлад с матерью.

И все-таки отец ведь его вырастил, а в памяти Леньки сохранилось много теплых, радостных моментов, когда у них все было хорошо. Или то были очередные иллюзии? Он пытался вспомнить свое детство в деталях, но они поблекли, угасли по сравнению с яркими ощущениями, которыми подарил ему интернет. Почему мать не рассказала о том, что у него был другой отец? Может, Наботов-старший и был обижен, но сердце Леониду подсказывало: человек, которого он считал и будет всегда считать отцом, поступил неправильно. Его смерть ничего не оправдывала. Наботов-старший и Ленька расстались плохо, и теперь Леониду с этим жить. Что до матери, то обида на отца перенеслась и на нее. Леньку вырвали из его уютного виртуального мира, бросив в ледяную прорубь, на дне которой плескался кипяток: он чувствовал себя так, будто обморозился и обварился одновременно.

Ждать недели Леонид не стал и съехал быстро, оставив все родительские вещи Жене, которая уже не скрывала, что будет новой хозяйкой квартиры. С собой он забрал только старого доброго друга – компьютер.

А потом вернулся дед, Никодим Борисович, который каждый год на лето уезжал на рыбалку на реку Бикин, пребывая несколько месяцев без связи с миром. Деда много раз предупреждали, что так поступать нельзя, мало ли что, но своенравный пенсионер никого не слушал. На этот раз по возвращении его ожидали печальные новости, которые Никодим Борисович принял стойко: его сын погиб, а внук оказался не родным. Дед был самым старшим и уважаемым Наботовым в семье, и родственники постарались приукрасить ситуацию в выгодном для себя свете.

Чего Ленька не ожидал, так это того, что дед вдруг примет его сторону, устроит грандиозный семейный скандал, а своего погибшего сына, тетю Катю и Женю проклянет. Даром что Никодим Борисович называл себя коммунистом и советским человеком. Дьявола он поминал беспричинно, а сыпать проклятия на головы неугодных было любимым делом старика.

В общежитии Ленька оставался недолго, так как дед уговорил его переехать к нему. Квартиру было не вернуть, хотя Никодим Борисович и собирался нанять адвоката на гробовые, да Леонид отговорил. Прижились они быстро, хотя дедово мировоззрение Ленька порой и не понимал. Чужды ему были все эти дедовы прибаутки типа «Сталина на вас нет», но старик был мировой, душевный.

И вдруг дед заболел и попал в больницу, отчего Ленькин устоявшийся было мир чуть снова не перевернулся. Он и не подозревал, что так крепко привязался к старику. Когда врачи сказали, что Никодиму Борисовичу нужно долго ездить на реабилитацию в клинику, которая находилось в другой части города, и тогда у него все будет снова хорошо, Ленька долго не думал. Дед категорически отказывался ездить на такси, собираясь пересаживаться по автобусам, так как прямого рейса не было, но Леонид уже все решил.

Деньги на авто у него были, он копил на обучение в интернете, собирался изучать 3D графику, но решил, что Блендер подождет. А можно было, вообще, взять себя в руки и освоить программу самостоятельно по бесплатным онлайн урокам. Так что вождение и машина нужны были Леониду не для того, чтобы ездить на дачу или в кино, как поступал Макс, с которым он вместе учился. Этот Максим жил на Семеновской, но для того чтобы посмотреть кино в кинотеатре «Океан», находившемся буквально в паре шагов от его дома, Максу требовалась машина. На сеанс он всегда опаздывал, потому что Семеновская стояла в пробках круглосуточно, а потом еще нужно было куда-то свою машину на общей парковке кинотеатра пихнуть.

– Девчонку свою катать будешь? – в мысли Леньки вклинился Михаил Иванович, вернув его на дорогу. Леонид, вроде как, и не отключался, но после того как пробка закончилась, монотонное движение на одной скорости его расслабило, и он сделал еще один неутешительный вывод: трасса не для него. Дед ездил на свои уколы на автобусах, Ленька же мечтал о том дне, когда сможет возить упрямого старика. Судя по прогнозам врачей, подобная поддерживающая терапия требовалась деду постоянно, а значит, простаивать на стоянке будущей машине Леонида не придется. Других целей он для нее пока не придумал. И уж, конечно, Ленька не собирался заказывать авто из Японии. Для таких целей имелся авторынок «Зеленый угол», в простонародье – «Зеленка», чтобы прийти, выбрать и в тот же день уехать. Все эти мнимые выгоды в пару тысяч рублей Леонид не понимал, считая, что там, где сэкономишь, в другом месте переплатишь.

Решив вопрос инструктора про девушку проигнорировать, Ленька сделал только хуже, потому что Михаил Иванович читал его, как открытую книгу.

– А, нет девушки, так я по твоему виду сразу и понял, – хохотнул он. – Ничего, когда под жопой четыре колеса, девахи обычно сговорчивые. Одну на море свозишь, другую, глядишь, и выберешь нужную.

Михаил Иванович рассуждал о женщинах, будто о продуктах в супермаркете, что оскорбляло романтичную натуру Леонида. Он верил в единственную любовь до гроба, а потому с девушками не торопился, хотя, если не лукавить, с ними ему, определенно, не везло. Те, которые казались теми единственными, обычно на него даже не смотрели. Дед, обладающий тонким психологическим чутьем, советовал планку снизить и поглядеть на дурнушек и толстушек – мол, из них хорошие жены и матери, но до сих пор Леньку удавалось с ним эту скользкую тему обходить.

– О, смотри, какие роллы крутецкие, – инструктор высунулся из окна, едва ли не по пояс, заглядевшись на рекламный баннер. – Че ты опять газанул, когда не нужно? Я название не разглядел. Роллы люблю даже больше, чем чебурек. На прошлой неделе мы с дружками в «Трех самураях» хорошо так посидели, роллов наелись – от пуза. Я бы еще повторил.

Леонид уже напрягся, приготовившись к очередным тошнотворным байкам из жизни Михаила Ивановича, но инструктор вдруг замолк и как-то осел в кресле, будто решил вздремнуть. Ленька выдохнул от облегчения – вести авто без болтовни Ивановича было куда легче.

Вдали уже показалась лазурная полоска моря, огороженная ресторанами, кафе, летними домиками и дешевыми мотелями. Пляжа с дороги видно не было, но Ленька был наслышан от друзей о необычном мелком песке знаменитой Шаморы. Он бы, конечно, никому не признался, что сам ни разу на этом пляже, как и на других, не купался. Разве, может, в детстве, когда его возили родители. Сердцу выросшего Леонида был милее игровой джойстик и монитор.

Из открытых окон пахнуло шашлыком, арбузами, горячей кукурузой, свежей выпечкой из тандыра и неповторимым запахом моря. Шамора принимала гостей душевно, угощая самым лучшим. Август – сезон арбузов в Приморье, и фермерские грузовики с крупными ягодами, как местными, так и завозными, стояли рядами вдоль обочин. Ленька решил, что на обратном пути непременно купит деду арбуз, и пусть Михаил Иванович не ворчит, они и так вон сколько времени на его чебурек потратили. Недавно прошла гроза, и воздух еще таил в себе свежесть, но яркое солнце обещало изгнать ее в самое ближайшее время, потому что облака разбежались, забрав с собой и ветер.