Таковы постоянные, любимые темы тех стихотворений г. Некрасова, которые наиболее нравились публике и наиболее содействовали упрочению его литературной репутации. Уровень сатиры, очевидно, весьма невысок и нимало не соответствует грандиозным задачам, которые воображение предписало поэту. Читатель опять встречается здесь с пошловатым отпечатком канцелярского либерализма и водевильно-фельетонной литературы чисто петербургского происхождения. Заимствованность вдохновения не из непосредственного, широкого изучения жизни, а из литературы, точка зрения наблюдателя, обозревающего окружающую его действительность с панелей Невского Проспекта – сказываются в сатирах г. Некрасова так же очевидно и ясно, как и в мнимонародных произведениях. Идея социального протеста, служащая содержанием нашей новой литературы, прошла через журнальную реторту и получила в ней тот водевильно-канцелярский оттенок, которым запечатлена вообще петербургская печать. В этом процессе все, что названная идея заключала в себе грандиозного, общечеловеческого, осело на стенках дистиллирующего снаряда, и осталась маленькая, худосочная идейка, выражающая протест загнанного петербургского чиновника против вылезшего в люди бюрократа. Униженный и оскорбленный, о сочувствии к которому взывала журналистика, найден в лице маленького чиновника, который
В Провиантскую комиссию
Поступивши, например,
Покупал свою провизию —
Вот какой миллионер![19]
Это было очень естественно со стороны поэта, почерпавшего свое вдохновение из миросозерцания «Современника». Когда этой журналистике понадобилось во что бы то ни стало отыскать в русской жизни условия социальной борьбы – нет ничего удивительного, что эти условия найдены в явлениях ближайшей действительности, в петербургской жизни – единственной доступной наблюдениям журнальных деятелей. Этот петербургский букет, составившийся из нищеты и скуки чиновничьего существования и водевильных развлечений уличной и трактирной жизни, отразился всецело в поэзии г. Некрасова и пропитал ее своим крепким запахом. Остроумие Александрийской сцены и развязная ирония, не чуждая разгильдяйства театральных буфетов, окропили обильной струей эту чисто петербургскую сатиру, относительно которой сам автор, очевидно, приходит в заблуждение, подозревая, будто его муза, «плачущая, скорбящая и болящая, всечасно жаждущая, униженно просящая»[20], путем этой водевильной сатиры,
В порыве ярости, с неправдою людской,
Безумная, клялась начать упорный бой.
Бой оказывается не столько упорным, сколько однообразным, и значение этой «безумной» борьбы сатирического поэта с недугами и язвами своего века постепенно умаляется по мере того, как мы от замыслов переходим к исполнению. Нередко содержание некрасовской сатиры замечательным образом совпадает со статьями «Петербургского Листка»[21], обличительное усердие которого так высоко ценится столичными дворниками и лавочниками. Г. Некрасов не брезгует говорить своим «неуклюжим стихом» о неудобстве петербургских мостовых, о цвелой воде в каналах и о дурном воздухе, каким дышат летом обитатели столицы. В стихотворениях подобного содержания, в самом тоне встречается замечательно близкое сходство с благонамеренно-обличительными статьями уличных листков. Вот небольшой пример из сатиры О погоде, где г. Некрасов следующим образом «бичует» недостатки Петербурга летом:
Но кто летом толкается в нем,
Тот ему одного пожелает —
Чистоты, чистоты, чистоты!
Грязны улицы, лавки, мосты,
Каждый дом золотухой страдает;
Штукатурка валится – и бьет
Тротуаром идущий народ,
А для едущих есть мостовая,
Нещадящая бедных боков;
Летом взроют ее, починяя,
Да наставят зловонных костров;
Как дорогой бросаются в очи
На зеленом лугу светляки,
Ты заметишь в туманные ночи
На вершине костров огоньки —
Берегись! В дополнение, с мая,
Не весьма-то чиста, и всегда,
От природы отстать не желая,
Зацветает в каналах вода…
Санитарное содержание этих строк и несвежая острота о петербургских каналах, зацветающих весною чтобы не отстать от природы, прямо указывают что вдохновение поэта заимствовано в настоящем случае из фельетонов весьма не высокого свойства. На поэте отразилось уже понижение уровня петербургского журнализма заметное с шестидесятых годов.
Мы имели уже случай указать в начале этой статьи на близкую связь поэзии г. Некрасова о судьбами петербургской журналистики. Действительно, едва ли есть другой поэт творчество которого находилось бы в такой роковой зависимости от уровня журнальных идей. Лучшим периодом в поэтической деятельности г. Некрасова были сороковые и пятидесятые годы, то есть именно те годы когда петербургская журналистика обнаруживала некоторую жизненность. Хотя и в этот период большая часть стихотворений г. Некрасова представляется весьма слабою в смысле непосредственного художественного творчества, хотя лучшие его произведения носят несомненную печать журнальных веяний, но самые эти веяния были свежее. Журналистика хотя становилась более и более тенденциозною, но тенденциозность еще не противополагалась таланту, не исключала самостоятельной работы мысли. Приток общественных идей в художественную литературу первоначально сообщил ее большую глубину содержания, и один из самых даровитых ревнителей тогдашнего журнализма, Белинский, без сомнения очень бы удивился если б ему сказали что через двадцать лет те живые силы которые он стремился вызвать в литературе замкнутся в заколдованный круг либеральной формалистики и приведут к полному застою и мертвечине.