В тени трона

Пары самозабвенно кружились в убаюкивающем вальсе; степенная мазурка привлекала меньше любителей. Полковые дамы оживленно переговаривались, успевая при этом бросать взгляды по сторонам.

Михаил, стоя у стола рядом с виновником торжества – командиром полка и его друзьями, приехавшими на именины из Санкт-Петербурга, рассеянно оглядывал зал. Многих из офицерских жен он знал в лицо, других видел впервые. И, оглядывая, отметил про себя, что некоторые из них – хорошенькие.

И вдруг… его взгляд набрел в толпе гостей на лицо молодой женщины – той самой, встреченной в манеже на прошлой неделе. Со своего места рядом с именинником он мог незаметно за нею наблюдать: выразительное, тщательной лепки, светящееся молочной белизной лицо над узким воротом зеленого, с изумрудным отливом, шелкового платья, темно-золотистые, медового оттенка, волосы собраны высоким узлом на затылке. Она примостилась на мягком подлокотнике глубокого французского кресла, в котором сидел офицер с бокалом шампанского в руке, неотрывно наблюдавший за танцующими. В свободной позе женщины угадывались грация и гибкость дикой кошки. Взгляд ее ореховых глаз в конце концов пересекся с замершим на ней взглядом Михаила; ему почудилось, что сама судьба призывно глядит на него из глубины зала. И всем своим существом он мгновенно ощутил близость счастья, вот оно… рядом.

– Кто это? – шепотом спросил он у генерала Бернова.

– Кто? Эта? – переспросил генерал. – Наталья Сергеевна, супруга поручика Вульферта. А вон он и сам, в кресле.

В первую же смену танцев Михаил подошел к жене поручика и пригласил ее на вальс. Наталья Сергеевна с расположением приняла приглашение; она отлично знала, кто этот высокий незнакомец с ищущими ее взгляд глазами. Знал это и поручик Вульферт.

О той случайной встрече в манеже, над раненым корнетом, ни он, ни она не проронили ни слова – это была их тайна. Их первая тайна.

Влеченье бывает одинаковым и неодолимым для обоих, а в счастье одна половина всегда хоть на вершок счастливее другой: тут равновесие не предусмотрено природой. Пылкий и впечатлительный Михаил безоглядно влюбился в Наталью и был переполнен своим счастьем; говорят, любить важней, чем быть любимым, и это правда.

Начало было положено, а конец… перспективы романа весьма туманны. Между влюбленными стояла не только царская семья, но и поручик Вульферт, не говоря уже о кодексе чести Синих кирасиров, запрещающем посягать на жену товарища. Такое посягательство прямиком вело к дуэли или позорному изгнанию из полка: тут уж как сложится.

Наталья Сергеевна не была писаной красавицей, но и дурнушкой ни у кого язык бы не повернулся ее назвать. Она обладала привлекательной внешностью и приковывала восторженное внимание мужчин и завистливое – женщин. Редко кто проходил мимо нее не обернувшись. Она каким-то образом очаровывала, и ее чарам никто не мог противостоять.

Не всегда Наталья Сергеевна в роли полковой дамы украшала офицерское собрание Синих кирасиров. За поручиком Вульфертом, недавно зачисленным в полк, она была замужем вторым браком, которому предшествовало трехлетнее скучное проживание с музыкальным человеком по фамилии Мамонтов, родственником знаменитого богача Саввы Морозова, принесшее ей разочарование в поспешных ранних браках и дочку Наталью, или, как ее называли в семье, Тату. Главным увлечением дирижера Большого театра Сергея Мамонтова была музыка, прочно занимавшая первое место в его жизни, а юной Наташе хотелось нескончаемого веселого праздника в светском обществе или в кругу знаменитостей – друзей и театральных сослуживцев мужа, например Рахманинова и Шаляпина. Но Сергей с утра до ночи пропадал в театре или уезжал на долгие гастроли за границу. И праздничная жизнь обходила стороной Наталью Мамонтову, урожденную Шереметьевскую.

Надо заметить, не без сожаления, что отец Натальи, процветающий московский адвокат Сергей Шереметьевский, не имел никакого отношения к знатному роду графов Шереметевых, как и вообще к российской родовой знати. Весьма завидное материальное положение позволило ему дать дочери прекрасное домашнее образование – она хорошо разбиралась в литературе и музыке, знала историю и языки. Обеспеченная жизнь открывалась перед Натальей, но об аристократических салонах она могла только мечтать. И она мечтала.

Ни музыкальный Мамонтов, ни подтянутый Вульферт в кавалерийских сапогах помочь ей в осуществлении этой мечты не могли. А не спускающий с нее влюбленных глаз Михаил Александрович – мог! Он один мог – из всех, с кем сводила Наталью Сергеевну судьба на своем извилистом пути. И увлекшаяся великим князем Наталья с усердием раздувала в своем сердце огонек надежды на законный брак с великим князем, его высочеством, почти царем, какой бы неосуществимой на первый взгляд она ни казалась. Так или иначе, Наталье Шереметьевской-Вульферт предстояла тяжелейшая борьба за собственное счастье, и она была к ней готова. Она и прежде, с отроческих лет, употребляя свое умение очаровывать и силу воли, боролась за успех – и всегда выигрывала. И вот настал час самой главной битвы в жизни.

Вскоре после того именинного вечера в офицерском собрании, после знакомства и первого танца Михаил и дня не пропускал, чтобы не попытаться устроить встречу с Наташей. Чем дальше, тем чаще становились свидания. Михаил сделался другом семьи Вульфертов: он получал от поручика и его жены приглашения на семейные обеды или хотя бы на вечерний чай, он устраивал прогулки на автомобилях и пикники – всегда втроем. Время от времени к ним присоединялась сестра, великая княгиня Ольга, с влюбленным в нее без памяти капитаном Синих кирасиров Куликовским. Михаил сам управлял авто, а на лесных лужайках, с загодя накрытым для дорожной пирушки столом, не выпускал из рук фотоаппарат – увлекаясь фотографией, не упускал возможности поснимать. Иногда он передавал Вульферту свой «Кодак», и тогда на снимке появлялся рядом с Натальей и сам. Эта сердечная дружба и совместные прогулки на глазах у всего полка не оставались, разумеется, незамеченными, как и повышенный интерес, проявляемый великим князем к жене поручика: шила в мешке не утаишь. Видел все это и командир полка генерал Бернов. Будь на месте Михаила другой офицер, генерал со всей решительностью пресек бы скандальное амурное похождение, но вмешиваться в личную жизнь царева брата и не думал: до выхода в отставку по возрасту ему оставалось совсем немного, а сделай он один опрометчивый шаг, и вся карьера псу под хвост. Вот командир Синих кирасиров и решил: пусть все идет как идет, будь что будет.

И скандальная развязка для классического треугольника приближалась неотвратимо.

Умная и прозорливая Наталья Сергеевна с тревогой, нарастающей день ото дня, отдавала себе отчет в том, что после сокрушительного финала перед нею разверзнется губительная пропасть, а Мишу для спасения репутации Семьи срочно женят на первой подходящей принцессе. Для того чтобы удержаться на краю пропасти, Наталье следовало предпринять тактический ход, и она решилась: перестала посылать письма Мише, отправившемуся с мама Александрой Федоровной навестить венценосных родственников в Данию и Норвегию. Не получая весточек от любимой, Михаил загрустил и погрузился в несвойственную ему меланхолию: он предположил, что Наташа разорвала с ним всякие отношения, и был близок к отчаянию. Уезжая по королевскому приглашению на несколько дней в Лондон, он отправил Наташе последнее письмо с материка. В нем он просил свою любимую обязательно ему написать по немудреному адресу: Англия, Лондон, Букингемский дворец.

Сердце женщины дрогнуло: ведь и она была влюблена в Михаила, правда, не так пылко, как он в нее. Карантин на письма был снят, переписка возобновилась. В Лондоне, где наследника престола общими усилиями Семьи пытались сосватать за очередную принцессу, Михаил с трудом высидел всего несколько дней. Всеми силами души он рвался домой, в Гатчину, к Наташе Вульферт.

Получив сообщение о визите брата в Англию, Николай встревожился: царь заподозрил, что непокорный Миша отправляется в туманный Альбион, чтобы устроить там тайную встречу с Диной, поселившейся в Лондоне после выдворения из России. Того же мнения придерживалась и Аликс и тем самым подливала масла в огонь. О новой угрозе, исходящей от Натальи Сергеевны, никто в Семье не догадывался, хотя переписка пары, разумеется, перлюстрировалась, – но письма и открытки не содержали ничего, кроме любезного обмена общеизвестными новостями и носили чисто приятельский характер; о долгосрочных планах речь там не заходила.

Николай напрасно беспокоился: умную Дину Михаил почти забыл, писал ей все реже, и письма его смахивали на вежливые отписки. Любовь зла, с этим приходится мириться, хотя бы одной из сторон… Наташа была не глупее Дины, но жену полкового сослуживца Михаил желал до дрожи в теле и перехвата дыхания. Так желал, как, он был в этом уверен, не желал никого прежде. Вынужденная задержка в осуществлении желаемого, а такое может случиться с каждым – хоть с царем, хоть с псарем, лишь распаляла страсть влюбленного. Но всему когда-то приходит конец, и навязанная обстоятельствами задержка обязательно закончится полным триумфом плоти.

5
Царедворец Фредерикс

Царедворцами не рождаются, царедворцами становятся.

Недостаточно оказаться статистом на сцене царского двора, чтобы в дальнейшем получить роль царедворца: статистов много, а царедворцев раз-два и обчелся. На театральной сцене статист носит стул, а взгляды зрителей приковывает герой-любовник. Но с героя-любовника и зрительский спрос больший, и зависть труппы к нему жгучей. Царедворец, выступающий в этой роли долгое время, умеет копить и хранить в себе множество слухов и секретов, точно зная при этом, что, кому и когда можно говорить, а когда нужно держать язык за зубами. Хотя царедворец и занимает высокое положение, но любая, даже незначительная ошибка или оговорка может привести к падению с высоты. Так что опасна должность царедворца, возвышающая человека над прочими. Но если царедворец не профессия, а призвание, то преимущества нынешнего затмевают возможные неприятности в будущем.

Министр императорского двора барон Владимир Борисович Фредерикс был истинным царедворцем при Николае Втором и пользовался исключительным доверием монарха. Никто из вельмож царского окружения, по свидетельствам современников, не мог похвастаться такой близостью к недоверчивому и мнительному Николаю. Осыпанный с ног до головы, как рождественская елка, орденами за верную службу, Фредерикс, отменных деловых качеств человек, управлявший, помимо прочего, гигантской царской недвижимостью – дворцами и угодьями, никогда не вмешивался в государственные дела. Зато он знал обо всех пертурбациях в людском круговороте при дворце, был посвящен в кое-какие житейские тайны Романовых и оказывался полезен в разрешении некоторых щекотливых ситуаций, затрагивавших интересы Семьи.

Барон, а затем и граф Фредерикс, выходец из обрусевшей лютеранской семьи, лишь на шестом десятке начал восхождение на дворцовые высоты и, облеченный на подъеме доверием Государя, в полной мере проявил свои незаурядные способности: ум, исключительную проницательность, деловую хватку и умение держать рот на замке. До пятидесяти трех лет Фредерикс служил в армии, и успешно: к окончанию службы командовал конной гвардией, куда входили и гатчинские Синие кирасиры. Умение ориентироваться в боевой обстановке и отдавать приказы сослужило ему хорошую службу в должности министра двора. Прекрасно зная, по долгу службы, обстановку при дворце, свои знания он предпочитал держать при себе.

Доходили до него и слухи из Гатчины о новом увлечении великого князя Михаила Александровича. Осмотрительный барон не спешил делиться этими взрывоопасными слухами ни с вдовствующей императрицей Марией Федоровной, ни тем более с ее венценосным сыном. От Михаила можно было ожидать чего угодно, и коли суждено грянуть скандалу, надо держаться от него подальше, раз нет никаких возможностей его предотвратить. А какие тут придумаешь возможности?

О романе между великим князем и офицерской женой знал, по слухам, весь полк Синих кирасиров. Обстановка накалялась; потенциально рогатый поручик пока что молча сносил позор и не вызывал соблазнителя на дуэль – а ведь это было само собой разумеющимся в офицерской среде. Честь прежде всего! К барьеру!

Дуэли, вопреки строгому запрету властей, нередко случались в верхах общества, и всего прежде – в армии: дуэлянтов было во множестве во всех командирских чинах – от поручиков до генералов. Только пуля, по их представлению, служила ответом на оскорбленье; бесчестье хуже смерти – это же всякому понятно. Но дуэль Владимира Вульферта с Михаилом Романовым – такое могло привидеться Семье только в самом кошмарном сне. А если поручик убьет великого князя? Ведь это будет выстрелом в династию!

Дуэль! Завезенное из Франции варварство, совершенно не характерное для православного народа-богоносца! Не среди городских обывателей и крестьянских мужиков плодились заносчивые дуэлянты, а среди чистокровных дворян – станового хребта царской власти! И царь настрого запрещает дуэли, а эти смутьяны из дворян бросают вызов не обидчику, а самой монаршей воле. Это – расшатывание основ, это – бунт! С простым народом куда проще и приятней: подерутся на кулачках, огуляют друг друга оглоблями, а потом в кабак – выпить в знак примирения. И никакого смутьянства. Ни-ка-кого!

А скандал тем временем наливался соком и созревал, как яблоко на ветке. Семейные отношения между Натальей и ее терпеливым мужем дали наконец глубокую трещину: поручик обвинял жену в недопустимом поведении и однажды, в пылу ссоры, даже поднял на нее руку. Ей пришлось скрыться от побоев, запершись в детской комнате, где пятилетняя дочка Тата в голос ревела от страха. Наталья Сергеевна заявила Владимиру о разрыве супружеских отношений, но рассвирепевший Вульферт не обратил на это ни малейшего внимания и, употребив силу, получил от женщины то, что причиталось ему по закону. Тогда униженная женщина решила, в ожидании развития событий, отправиться за границу, забрав с собою дочку. На вокзал как ни в чем не бывало явился проводить жену поручик Вульферт; туда же приехал и Михаил Александрович. Не успел берлинский поезд тронуться, как сдержанный обычно поручик поднял крик на весь перрон, запруженный провожающими. Вульферт, мгновенно привлекши глаза и уши любопытных, проклинал якобы неверную жену, грозил ей судом, а соблазнителю – дуэлью. Не исключал он, на худой конец, и самоубийства, о котором, призывая к возмездию, намеревался сообщить государю в предсмертном объяснительном письме. Шило, что называется, вылезло из мешка…

Эти потрясающие новости не могли по агентурным каналам миновать барона Фредерикса. Поэтому он не слишком удивился, увидев великого князя Михаила Александровича на пороге своего кабинета. Гатчинский инцидент набирал обороты, пришло время закулисных комбинаций, коих министр двора был выдающимся мастером.

– Барон, я нуждаюсь в вашем совете, – сказал Михаил, изложив основные факты драмы, уже известные, впрочем, Фредериксу.

– Чего бы вы хотели добиться, ваше высочество? – вкрадчиво спросил Фредерикс.

– Я хочу, чтобы Вульферт дал развод и оставил госпожу Шереметьевскую в покое, – сказал Михаил. – И как можно скорее.

– Понятно, понятно… – молвил министр, в раздумье потирая обтянутые старческой кожей ладони. – Мой богатый жизненный опыт, – барону уже перевалило за семьдесят, – подсказывает мне, что означенный поручик просто желает получить компенсацию за нанесенный ему моральный ущерб. Это можно устроить. Инцидент будет исчерпан, скандал улажен.

– Деньги? – с облегчением спросил Миша.

– Деньги тоже, – утвердительно кивнул многоопытный Фредерикс. – Но не только. Поручика нужно перевести из полка в другой город, с глаз долой. С существенным продвижением по службе. И он уймется… Я постараюсь все уладить, ваше высочество.

При выполнении намеченных конфиденциальных задач министр двора умел развивать исключительную скорость. Уже назавтра после разговора с Михаилом барон получил известие о том, что Вульферт может отправляться в Москву для вступления в новую должность – адъютанта князя Одоевского-Маслова, с повышением в звании и прекрасным окладом в три тысячи рублей годовых. О таких отступных оскорбленный в лучших чувствах Владимир мог только мечтать.

Предложение было доверительно передано Вульферту через командира полка, но поручик неожиданно заартачился. «Я должен согласовать переезд в Москву с супругой, – заявил он, – а Наталья Сергеевна сейчас отдыхает за границей. Вот вернется, тогда и решим». Фредерикс был слегка обескуражен отпором поручика, но, поразмыслив, пришел к выводу, что Вульферт хочет поторговаться. Что ж, это так по-человечески, это его шанс – другой такой ему не представится! Но повышать ставку в игре барон не спешил.

Не спешил сдавать свои выигрышные позиции и поручик: он тянул время, требовал от жены письменных подтверждений о греховном ее поведении и, не добившись желаемого, решил объясниться с великим князем тет-а-тет. Михаил уклонялся от такого свидания, полагая не без оснований, что, завидев его, распалившийся Вульферт выхватит пистолет, в упор выстрелит в соперника, а потом застрелится и сам. На миру и смерть красна.

Михаил уклонялся, но Вульферт продолжал ему досаждать: звонил беспрерывно по телефону и слонялся под окнами дворца. В Гатчине над ним посмеивались уже почти в открытую, насмешки жгли душу кирасира и настраивали на боевой лад. Наконец Михаил уступил и согласился на встречу.

Поручик был настроен агрессивно, но стрелять, похоже, не собирался. Едва переступив порог дворцового кабинета, он выкрикнул, что отпустил жену за границу на том условии, что, вернувшись домой, она вернется и к семейной жизни с мужем.

– Это невозможно! – возразил Михаил. – Я знаю от нее, что между вами все кончено. Вы вели себя возмутительно, ее решение бесповоротно.

К удивлению Михаила, оскорбленный муж не зашелся от гнева, а снизил тон и перешел к делу:

– Вы хотите, чтобы я дал ей развод, – сказал Вульферт.

– Да, это мое желание, – подтвердил Михаил. – Наше общее – мое и Натальи Сергеевны.

– Она его получит, если вы пообещаете мне выполнить одно из двух условий, – сказал поручик. – Либо вы на ней женитесь, либо расстанетесь раз и навсегда и оставите ее в покое. Итак, какое условие вы принимаете?

– Никакое, – сказал Михаил. – Она освободится от вас, и я буду жить с ней долго и счастливо. Это всё.

– Как человек чести и офицер я этого не допущу, – подвел итог разговору Владимир Вульферт. – Я вызываю вас на дуэль! Выбор оружия предоставляю вам. Мой секундант свяжется с вами, соблаговолите от него не прятаться.

И, довольный собою, поручик, не прощаясь, вышел из кабинета.

Весть о предстоящей дуэли поручика Владимира Вульферта с великим князем Михаилом Романовым грянула подобно грому небесному. Тонкий знаток человеческих слабостей и пороков, барон Фредерикс не допускал возможность поединка: Вульферт шантажирует и торгуется насчет выкупа. Поручик не может не понимать, что Семья ни при каких обстоятельствах не допустит дуэли Михаила с каким-то офицеришкой и предпочтет откупиться и избежать скандала. И как только Вульферт увидит, что ставку никто не собирается повышать, он, вместо того чтобы подставлять себя под пулю соперника, примет предложение Фредерикса и уедет в Москву. Так что нужно только выждать день-другой, и поручик отступит.

Но гром докатился и до ушей царя, не ведавшего о закулисных комбинациях министра своего двора. Узнав о кошмарной ситуации в Гатчине, о новой любви Миши и вызове на дуэль, царь вышел из себя, кровь ударила ему в голову, и он приказал брату прибыть немедленно.

– В Орел! – прокричал взбешенный Николай в лицо Михаилу. – К черниговским гусарам! Сейчас же!

Это означало, что Михаил Александрович назначен командиром Черниговского 17-го гусарского полка, расквартированного в Орле.

И Михаил был отправлен в Орел, а присмиревший Вульферт – в Москву. Оба они были вычеркнуты из списков полка Синих кирасиров по причине перехода на новое место службы.

Ну что ж! Как говорится, все к лучшему в этом лучшем из миров. Хотя бы до поры до времени…

6
Медовая ночь

Едва ли кто-нибудь из серьезных наблюдателей рискнул бы назвать императора Николая Второго мудрым стратегом. Тактиком – да, пожалуй, с грехом пополам… Высочайшее положение вкупе с досадными жизненными неурядицами обязывали несчастного царя принимать сиюминутные решения, не приносившие ему успеха и зачастую ошибочные.

Обернулась промахом и скоропалительная высылка Михаила в Орел: его высочество великого князя никто не сможет приковать цепями к черниговским гусарам и заставить сидеть на месте. За Михаилом сохранялись все его представительские обязанности: встречаться с посланниками европейских королевских династий, принимать участие в торжественных церемониях, празднествах, военных учениях и смотрах. Командуя полком, он таким образом не лишался свободы передвижения и мог ехать из Орла, куда и когда ему заблагорассудится. А это открывало перед ним и путь к встречам с Наташей – дома или за границей.

За границей, подальше от нескромных глаз, конечно, предпочтительней.

Но тайные соглядатаи – агенты жандармского управления брата Ники – не спускали глаз с великого князя, куда бы он ни отправился. Поэтому самой надежной попыткой избавиться от слежки было поехать с мама, вдовствующей императрицей Марией Федоровной, навестить монарших родственников в Данию. Вместе с мама в заграничный вояж к родне собиралась и сестра Михаила, его верная подруга и хранительница всех его сердечных тайн великая княгиня Ольга с мужем, принцем Ольденбургским, пламенно преданным карточному столу, но совершенно равнодушным к противоположному полу. Эта острая проблема была благополучно разрешена на высшем семейном совете с участием многоопытного Фредерикса: взаимно влюбленный в Ольгу капитан Николай Куликовский, бывший сослуживец Михаила по полку Синих кирасиров, был переведен из Гатчины в столицу, назначен адъютантом принца Ольденбургского, поселен в его с Ольгой огромном особняке на Дворцовой набережной, и он сопровождал супругов во всех их поездках. То есть куда иголка, туда и нитка.

Измотанный беспрестанной слежкой Михаил решил было поселить Наталью не в самом Копенгагене, а в получасе езды от него, в маленьком тихом городишке Скодсборге, куда он собирался приезжать незамеченным на велосипеде. Но Наташу, хоть и мечтавшую наконец-то остаться с любимым без помех наедине, такой конспиративный план не устроил: ей не улыбалось с утра до ночи сидеть в провинциальном отеле у окошка и выглядывать на улицу – не едет ли велосипедист. Тогда Михаил пошел на риск и поменял решение: он заказал для Наташи апартаменты в лучшем копенгагенском отеле «Англетер», в самом центре города. Пусть их первая медовая ночь пройдет в волшебной роскоши.

Михаил прибыл в столицу датского королевства на борту яхты «Зарница», а мама с Ольгой, ее бесполезным принцем и неотлучным Куликовским – на императорской яхте «Полярная звезда». Наталья приехала двумя днями позже поездом, через Берлин, инкогнито. Все передвижения были влюбленными оговорены и согласованы заранее; оба ждали этого райского, выстраданного дня встречи – и следом за ним ночи – в предвкушении начала новой жизни.

Наталья вселилась в свои апартаменты на втором этаже белоснежного отеля вскоре после полудня. Роскошный трехкомнатный номер был подготовлен к приему знатной постоялицы: палевые шелковые занавеси на окнах слегка отдернуты, на круглом столе в гостиной – вино, фрукты, шоколад. Орхидеи в высоких саксонских вазах сияли неземной красотой, словно в эдемском саду. Изысканная мягкая мебель в номере, да и во всем отеле, ковры и обитые муаром стены были выдержаны в светлых тонах; это радовало глаз.

Не успела Наташа оглядеться в новом для нее сказочном мире, как в дверь раздался деликатный, почти робкий стук. На пороге возник администратор в черном смокинге:

– Велено передать, госпожа…

Сказка продолжалась. Из-за спины администратора бесшумно выскользнул служащий отеля в белой униформе и протянул Наташе большущий букет белоснежных голландских тюльпанов.

Администратор отвесил поклон. Затворилась дверь.

Держа букет, как ребенка, на руках, Наташа опустилась в кресло у громадного окна, выходившего на площадь перед отелем. День был в разгаре, за ним придет вечер, наступит ночь. А что будет завтра и дальше, до конца? Она свободная женщина, ну, почти свободная: в обмен на отступные Вульферт обещал дать развод. Но Миша не свободен и никогда не станет свободным в тисках своей семьи; великому князю голубых кровей не позволят пойти под венец с женщиной родом из мелкопоместных дворян, да к тому же и разведенной. Единственный выход – заставить его порвать с Семьей; другого не дано. Но раздумывать об этом, сидя у широкого окна «Англетера», с цветами на коленях, глядя на безукоризненно чистую копенгагенскую площадь, по которой датчане степенно идут куда-то по своим делам, – думать о том, как устроить разрыв Миши с царственной родней, было страшно… А вдруг Миша не придет? Вдруг встреча сорвется?

Романовы жили на своих яхтах: Михаил – на «Зарнице», мама с Ольгой – на «Полярной звезде». Мария Федоровна большую часть времени проводила на борту, принимая гостей или по-семейному беседуя с дочерью. Лишь раз в день, ненадолго, она сходила на берег и отправлялась в королевский дворец навестить монаршую родню. По приезде, на первую встречу, вдовствующую императрицу сопровождали во дворец дети – Оля и Миша, а потом мама освободила их от этой унылой обязанности: сидение с венценосными стариками не приносило молодым никакой радости. В Копенгагене они найдут для себя занятие поинтересней.

Единственное правило, которое мама ввела и которого строго придерживалась, – это трапеза всей семьей, да и с гостями, на «Полярной звезде»; Михаил должен был являться к позднему завтраку (ланчу) со своей «Зарницы» к двенадцати часам. Завтрак был основательным, с короткой молитвой, с переменой традиционных русских деликатесов, с обязательными закусками, супом, блюдами из отборной рыбы и дичи. В зависимости от подаваемых яств менялись и вина – от бокала шампанского (или рюмки водки для мужчин) через легкие белые и ароматные красные вина до сладких десертных вин. Приглашенные высокородные гости совершали «кулинарный тур» в Россию и вели неспешные разговоры. Михаил изнывал в ожидании встречи, но не подавал виду под зоркими взглядами Марии Федоровны, брошенными на него как бы невзначай. Наконец поднявшись из-за стола, каждый чувствовал себя освободившимся от семейных обязательств и готовым заняться, чем пожелает. Теперь нужно было попрощаться со всеми и спокойно, без спешки, перейти на борт катера с бравыми матросами-усачами в белоснежной форме. Нетрудно догадаться, что маршрут сошедшего на набережную Михаила был им давно определен: сев на велосипед, он направлялся прямиком к отелю «Англетер», к черному ходу со стороны боковой улицы. Консьерж, молчаливый и с каменным лицом, распахивал перед ним дверь и получал щедрые чаевые. А Михаил взлетал на один пролет лестницы, толкал тяжелую полированную дверь королевских апартаментов – и райские врата пред ним открывались. Такую репетицию, а точнее, тренировку своей стоической выдержки Михаил проделал в первые два дня – до приезда Наташи.

Тем временем Мария Федоровна отдыхала сердцем: поездка в Данию пришлась как нельзя более вовремя, ее младший сын наконец-то разлучен хотя бы на время, вырван из лап этой авантюристки! Даст Бог, разлука приведет к разрыву, Копенгаген с его развлечениями и соблазнами этому поспособствует, и мальчик наконец-то освободится от опасных пут. Подумать только: Миша, наивная душа, задумал жениться на безродной разведенке! Дважды разведенке! Он на всех, в кого влюбляется, хочет жениться, это его слабость. Но теперь, слава богу, угроза осталась в Гатчине, а спортивный сын Миша катается на велосипеде по всему Копенгагену… Разговор на эту жгучую тему мама заводила и с Олей, но дочь предпочитала отмалчиваться – она кое-что знала о велосипедных прогулках брата, а о чем не знала, о том догадывалась, а принц Ольденбургский – тот вообще не проявлял к любовным похождениям шурина ни малейшего интереса.

В день приезда в Копенгаген Наталье казалось, что время не движется, увязло, словно муравей в смоле, лишь паруса облаков продолжают скользить по нежному северному небу. Она переоделась, привела себя в порядок, прислушиваясь к каждому звуку за дверями. Потом, присев у окна, смотрела на площадь, по которой шли люди и ехали экипажи. Нет ничего мучительней, чем сидеть а ожидании счастья: придет, не придет? Ожидание выматывает нервы, точит душу и причиняет тупую боль. Полной противоположностью тягостному ожиданию может быть разве что погоня, но Наталье некого догонять: она уже у финишной черты, завершение ее гонки за счастьем – здесь, в королевских покоях копенгагенского отеля. Придет, не придет? Может, он пытается оторваться от слежки, как какой-нибудь злоумышленник, за которым крадутся по пятам агенты охранки, спущенные с цепи по приказу его родного брата? Все может быть!

Каждую четверть часа отбивали большие часы в углу гостиной, и радостный настрой Наташи постепенно сходил на нет вместе с боем этих часов…

Дверь отворилась внезапно, Михаил стоял на пороге. Они бросились навстречу друг другу – молча, не говоря ни слова – их губам было не до разговоров.

И наступила ночь без берегов и сладкая, как мед…

А Мария Федоровна в салоне своей яхты в тот волшебный для влюбленных час встречи раскладывала пасьянс «Защитник крепости». Закончив с картами, она собрала их в аккуратную стопку и принялась за изучение меню на завтра: лососина, икра, ростбиф под брусничным соусом, жульен из дичи, горячие булочки с тмином, кофе. Минувший день прошел отменно, даст Бог, и завтрашний выдастся не хуже. Дожидаться возвращения Оли с принцем из театра нет никакой охоты; пора ложиться спать.

Назавтра Миша не явился к ланчу на яхту «Полярная звезда» в условленный час. Это нарушало заведенный порядок и вызвало удивление с тревогой пополам. Мама была расстроена, день был испорчен. Вскоре выяснилось, что Миша не ночевал на своей «Зарнице».

Энергичное расследование с привлечением местных специалистов по сыску открыло правду; история с Диной меркла перед произошедшим в «Англетере». Визит в Копенгаген для свидания с коронованными родственниками, велосипедные прогулки – все оказалось спланированным трюком. Миша не думает ни о матери, ни о Семье – только о себе и об этой полковой нахалке! В кого он такой уродился, младший сынок? По датской линии в родне никогда не бывало ничего подобного. Видимо, пошел в Великого Петра, склонного к шокирующим поступкам и женившегося, прости господи, на какой-то подзаборной чухонке… Пора принимать самые решительные меры! Какой стыд! И все это в чужом городе, на глазах у родни!