Осенний Господин и Чрево Земли

– Не спешите, – подал голос алхимик, – закройте глаза и прислушайтесь к себе.

После этого старик добавил что-то совсем непонятное:

Пять в одном и один в пяти. Да будет соединено изначально единое!

Славик зажмурился. Похоже, напиток все-таки начал действовать. Ощущения, надо сказать, были не из самых приятных. Славику казалось, что в нем одновременно рождаются и умирают миллионы крошечных галактик. Вереницы микроскопических солнц проплывали под сомкнутыми веками, слепя глаза. Хвостатые кометы стремительно носились по просторам черепной коробки. Где-то в районе пупка вспухла и тут же опала черная ледяная воронка, с ненасытной алчностью поглощавшая целые звездные скопления. Ее стремительный бесшумный водоворот засасывал все новые и новые миры, постепенно разрастаясь и заполняя своей бездонной пустотой все вокруг.

На Славика обрушился неодолимый холод, жадно высасывающий тепло жизни. С холодом пришёл ужас, настолько глубокий, инстинктивный, всеобъемлющий, что, казалось, в мире уже и нет ничего, кроме него. Славик хотел закричать, но не смог. Только сейчас он до конца понял, как это страшно – умереть. Затем всё объяла тишина, абсолютная и непроницаемая. Пропали те еле слышные, не замечаемые обычно звуки, без которых легко сойти с ума. Шуршание занавесок, раздражающее потрескивание неисправного светильника, собственное дыхание – ничего этого разом не стало.

Спустя вечность где-то далеко-далеко тихо зазвенел крошечный серебряный колокольчик. Звон его, сперва тоненький и чуть слышный, окреп, превращаясь в мощный, гулкий набат гигантского колокола. Тьма рассыпалась в прах, унося с собой холод и ужас. Вместо них из ниоткуда пришли тепло и покой.

Славику стало так хорошо, что не хотелось открывать глаза. Не хотелось делать вообще ничего. Как здорово было бы лежать вот так, не двигаясь, и смаковать каждое мгновение этого неожиданного блаженства, вдыхать сладковатый аромат полевых цветов, слушать разноголосый птичий щебет и стрекот кузнечиков.

– Эй, дурень! Так и будешь валяться посреди дороги или составишь нам компанию?

Славик подскочил от неожиданности, почему-то даже не удивившись вновь обретенной способности двигаться. Едва поднявшись на ноги, он чуть не упал от внезапного головокружения. В глазах стало так темно, точно Славик внезапно ослеп. Он закрыл и вновь открыл веки, жмурясь от нестерпимо яркого света жаркого полуденного солнца. Покой пропал, но все остальное осталось на месте. Так же галдели птахи, едва различимые в неестественно-синем, точно на детских рисунках, небе, едва прикрытом кое-где нежными белесыми облачками, так же надрывались совсем уж неразличимые в густой высокой траве кузнечики. Бирюзовые, ярко-желтые, лиловые и еще Бог знает, каких немыслимых оттенков цветы благоухали изо всех своих цветочных сил. Крохотные, похожие на сорванные лепестки, лазурные бабочки порхали, точно носимые легким ветерком, над маленькой придорожной лужицей, с зеркальной скрупулезностью, отражавшей небо. Дорога, на которой, собственно, и сидел теперь Славик, тянулась немного кривоватой лентой к смутно темневшему у самого горизонта лесу. И совсем рядом, всего в каких-нибудь десяти-двенадцати шагах, на дороге стояла деревянная повозка, крытая полосатой желто-зелёной материей. Она была массивная, грубая, угловатая, но в то же время какая-то по-своему красивая какой-то неуклюжей красотой. В повозку были запряжены два упитанных рыжевато-коричневых мула. На козлах, намотав вожжи на кулак левой руки, сидел коренастый возница и меланхолично пускал изо рта жидкие клубы дыма. В правой руке он держал черную трубку с очень длинным прямым чубуком. Ещё двое, один с громадным сухарём в руках, а другой с колчаном и луком за спиной, ехали верхом по сторонам повозки, а третий всадник держался чуть позади. Тот, что был сзади, похоже, был главным. И, кажется, именно предводитель и окликнул Славика. Он был мало похож на волшебного героя. Широкое лицо с пухлыми румяными щеками, основательный розовый нос, соломенные с обильной проседью усы, уныло свисающие почти до груди, круглые, немного наивные голубые глаза игрушечного пупса. На голове – открытый шлем с козырьком, увенчанный пучком каких-то невзрачных перьев. Грузное тело с изрядным брюшком едва прикрывала бурая кожаная безрукавка, густо усеянная нашитыми на нее толстыми металлическими кольцами, многие из которых были надрублены или покорежены. Под безрукавкой поблескивала кольчуга, доходившая до середины бедра. Толстые, сильные, покрытые многочисленными шрамами руки, похожие на два загорелых поросячьих окорока, смогли бы успешно заменить пару ног человеку средних размеров. На правом плече были наколоты простенькие рисунки, изображавшие битву крохотных охотников с гигантским медведем. Чуть ниже, на предплечье, синело изображение двуглавого пса, державшего в обеих пастях какого-то зверя, похожего на тощего тигра. Длинный меч с роговым черенком покоился у левого бедра в деревянных ножнах, оплетенных полосками черной и красной кожи. Тут же, притороченный к седлу, красовался топорик на длинной рукояти. Круглый плоский щит, похожий на зазубренную крышку пивной бочки, был лихо закинут за спину. Здоровенный вороной конь под всадником глядел на мир не по лошадиному лукаво, – этакий жеребец себе на уме, – но в целом составлял вполне гармоничную пару со своим седоком.

– Так ты с нами или нет? – переспросил воин и назидательно добавил: – Учти, в одиночку тебе вон тот лес не пройти. В последнее время здесь развелось немало лихих оборванцев. За дырявые штаны отца родного прирежут.

Славик невольно улыбнулся, подумав, что встреченная им компания как нельзя больше напоминает этих пресловутых лихих оборванцев. Если предводитель мог еще худо-бедно сойти за бродячего воина, то его спутники, чумазые длинноусые дядьки в грязных овчинных жилетах и косматых шапках, надвинутых, несмотря на жару, по самые брови, подозрительно смахивали на разбойников с большой дороги.

Здоровяк, заметив улыбку Славика, на удивление верно истолковал ее.

– Похоже, ты думаешь, будто мы нарочно тебя заманиваем в чащу, чтобы обобрать до нитки, а то и прирезать, – хохотнул он, – только скажи на милость, что с тебя взять? Твоим кафтаном разве что пол мыть, да и то не в каждой избе.

Славик, на котором была только старая больничная пижама, по древности лет уже напрочь лишившаяся первоначального цвета, не мог не признать правоты своего собеседника.

– Да и раб из тебя, должен заметить, получится никудышный. Ты, парень, не в обиду тебе будет сказано, прямо заморыш какой-то. На невольничьем рынке тебя и не купит никто.

И снова он был прав. После трех месяцев болезни Славик выглядел сущим скелетом.

– Наконец, я, без бахвальства говоря, в этих краях человек известный. Зовут меня Лис, кличут еще Большим, хотя вернее было бы Толстым, а это – вроде как дружина моя: Угрюм, Хлуд и Грын. Мы вольные наемники, везем груз соли из Букатика в Туленар. Когда приедем, получим денежки за охрану и доставку. Купцы тамошние меня знают и доверяют товар без залога. А уж купец-то кому попало добро свое не поручит. Так что, если уж они выказывают мне полное доверие, то и тебе не зазорно. Вот, собственно, и все. Так ты едешь?

– Почему бы и нет? – подумал Славик и согласился.

Возничий, которого Лис назвал Хлудом, дружелюбно предложил Славику место рядом с собой. Славик, не особо привередничая, согласился, но быстро пожалел об этом. Повозку самым немилосердным образом трясло на многочисленных ямах и ухабах и Славика с непривычки слегка укачало. К тому же он совершенно отвык сидеть. Заныла спина и те места, которые находятся ниже неё.

Двигались они вполне резво и очень скоро достигли опушки того самого леса, которым Лис стращал Славика.

Ничейный лес

Лес встретил путников приятной прохладой и густым смолистым ароматом. Ничего зловещего в нем не было, по крайней мере, на первый взгляд. Лис не проявлял особого беспокойства, и Славик решил, что повода для тревоги пока нет. Хлуд тихонько дремал, не выпуская поводьев из рук, Угрюм громко хрустел чем-то съестным, а Грын, вооружившийся луком, бдительно вглядывался в плотно обступившие дорогу колючие заросли. Либо Лис слегка преувеличил опасность путешествия по лесу, либо неведомые злодеи не решались напасть на вооруженный отряд, но до самого вечера так ничего не произошло. Когда небо над головами начало темнеть, путники остановились на ночевку. Угрюм, исполнявший обязанности повара, накрошил сухарей с салом в пузатенький котелок и заварил неаппетитную на вид тюрю, в которую густо нарубил пахучего лука. Ели из того же котелка деревянными ложками на длинных ручках. Славику, не имевшему собственной ложки, пришлось дожидаться, пока насытившийся Лис не дал ему свою.

– Можешь оставить ее себе, я завтра новую вырежу.

Угрюмово варево оказалось вовсе не таким уж противным. Можно сказать, оно было даже вкусным. После ужина Лис, весь день деликатно терпевший, начал донимать Славика расспросами. Как мог, Славик рассказал ему обо всем. Вопреки ожиданиям, Лис не слишком удивился.

– Знаешь, парень, в наших землях случается и не такое. До того, как на Совете Всех Королей приняли решение изгнать Верховных магов, тут вообще, чего только не творилось! Эти Верховные были те еще выдумщики по части всяких диковинок. По лесам и полям шастали наколдованные ими самые невиданные твари, и далеко не все они были безобидны. А уж во время чародейских поединков чего только не насмотришься! Всякие там духи, чудища, молнии да огненные столбы. В один прекрасный день эти маги так всем надоели своими волшебными выходками, что их просто-напросто заставили уйти. С тех пор колдовать разрешено только придворным заклинателям и прочим кудесникам средней руки, чьи чары не имеют той разрушительной мощи, которой славились Девять Верховных. Да и то сказать, даже те, что остались, умудряются иногда такое отчебучить! Вот лет пять назад был в наших краях один колдун, не из местных. Притащился откуда-то из земель герцога Пормера. Так он на свой день рождения превратил всю воду в озере в пиво. Ему, конечно, это было только в радость, да и мужикам окрестным, понятно, тоже. А чем скотину поить, из чего похлебку варить, в чем белье стирать? Словом, отколошматили его тогда наши бабенки так, что не всякий молодец сумеет. Заставили пиво обратно в воду превратить. Но он опять малость перестарался – в корчме всё пиво тоже водой стало. Опять его побили. На этот раз мужики. После такого случая он из тех мест подался еще куда подальше.

– А у нас волшебников и вовсе нет, – пожаловался Славик.

– Ну, это тоже не дело. Без них хоть и спокойнее, но не так интересно. Опять же и польза иногда бывает. Вот, к примеру, мы с тобой сейчас говорим и прекрасно друг друга понимаем. А лет триста назад был такой кавардак! Чтобы с эльстенцем или, скажем, мохнатиком каким потолковать, надо было сперва их язык выучить. Очень, скажу тебе, неудобно. Вот один лентяй из магов и соорудил такое волшебство, чтобы все в Ноахуне могли понимать речь друг друга. Красотища, да и только! Или вот взять тех же клопов. Их подчистую извёл Гастан Неженка, когда эти самые клопы ему сон сладкий прервали, в котором, говорят, обнимал он первую красавицу тех времён. Проснулся он, злой, как жабин, да и сочинил Великое заклятье, клопов истребляющее. Сейчас о них вживую только бабки помнят, да и те из числа самых старых. А раньше, говорят, они людей поедом ели. Ещё эти, как их там… маленькие, скакучие…

– Блохи? – подсказал Славик.

– Они самые. Были, говорят, ещё какие-то клещи, пиявки и всякие мерзкие червяки, что во чреве людском заводились и все соки из людей высасывали.

– А тараканы?

– Про этих даже не слыхивал. Видать, твой мир совсем запаршивел, раз даже такая погань, о которой у нас и не знают ничего, там водится.

Потолковав еще маленько о магах и магии Лис начал сонно позевывать. Неуклюже извинившись, он отправился спать. Славик, у которого после всего пережитого за последние сутки слегка кружилась голова, тоже не стал засиживаться допоздна. Свежий лесной воздух и усталость совместными усилиями быстро сморили его, и он уснул, закутавшись в любезно предложенную Хлудом лохматую шкуру какой-то крупной зверюги.

Проснулся Славик от непонятной тряски. Оказалось, попутчики, встав рано поутру, решили не будить парня и тихонько переложили его в повозку поверх мешков. Открыв глаза, Славик минуту-другую лежал неподвижно, сладко жмурясь от всеобъемлющего восторга. Он не только может ходить, но и живет отныне в мире, попасть в который стремился с самого детства! Мир, где, похоже, полным-полно приключений и волшебства. Дигалук не зря тосковал по этому самому Ноахуну. Было по чему.

И вдруг тряска прекратилась. Славик, удивленный внезапной остановкой, высунул наружу голову и охнул.

Поперек дороги громоздилась неряшливая, напоминающая полуразрушенную бобровую плотину баррикада из разномастных бревен, огромных сучьев, похожих на скрюченные артрозом старческие руки и прочего лесного мусора. Прямо посреди всего этого навала красовалась кривая пика, увенчанная полуразложившейся головой, чем-то странно и неуловимо отличавшейся от человеческой.

– Надо же, – восхитился Лис, едва заметно сделав знак рукой Грыну, который тут же нырнул куда-то в сторону, – отрубленная кукушонская башка! Такое зрелище всегда радует глаз. Но кто натащил сюда все эти дрова?

– Стойте, где стоите! – неожиданно проверещал противный скрипучий голос откуда-то из глубин завала, – дюжина добрых луков держит вас на прицеле. Если пошевелитесь – вам крышка. Что у вас в повозке?

– Соль, – честно ответил Лис, – а тебе-то какое дело до нашего груза, глас незримый?

– Теперь это мой, то есть наш груз, – продолжал каркать невидимка, а вам лучше убираться отсюда подобру-поздорову, пока я не передумал и не решил забрать еще и ваши жалкие жизни.

– А кто ты такой, чтобы приказывать мне, Лису Большому?

– Кровавый Пилюк, властелин Ничейного Леса и прилегающих чащоб! Грозный атаман Пилюк, жестокий разбойник и знаменитый душегуб!

Тут хвастливая речь невидимого лиходея была прервана какой-то возней по ту сторону завала. На вершине баррикады показался Грын, тащивший за шкирку обтрепанного пожилого бродягу, безуспешно пытавшегося вырваться.

– Так ты и есть Пилюк? – грозно вопросил Лис.

– Он самый, – поник знаменитый душегуб.

– Значит, тебе был нужен наш груз? – продолжал Лис еще более сурово.

– Нужен, батюшка, – признал грозный атаман.

– Ну, мы люди не жадные. Нужен, так нужен. Хот, насыпь ему в глотку мешок соли. Может, наестся на всю жизнь?

– Пощади, родимый, – взвыл Пилюк, – век благодарен буду!

– Знаю я твою благодарность. Пойдешь за нами следом и попытаешься прирезать первой же ночью, чтобы завладеть товаром. Лучше я тебя повешу или отрублю голову и добавлю вон к той, что на пике. Не люблю я лишних хлопот.

– Не губи старика, добрый Лис! Я откуплюсь.

– Добрый! Ты первый, кто так меня оскорбил. За одно это тебя можно повесить. А о каком выкупе ты говоришь?

– Прекрасный камень, драгоценный камень, волшебный камень!

– Что, сразу три?

– Нет, один, но такой, что стоит не трех, а доброй дюжины любых других камней. В нем скрыта какая-то магия, я это чувствовал каждый раз, когда держал его в руках. И к тому же он светится в темноте. Свет неяркий, но так радует глаз, что и описать невозможно.

Лис довольно ухмыльнулся и протянул лопатовидную ладонь: – Договорились. Я тебя милую. Давай свой камень.

Пилюк смущенно пожал плечами:

–У меня его нет. То есть, я хотел сказать, нет с собой, – поспешно добавил он, увидев, как резко изменилось выражение Лисова лица. – Я закопал камень в укромном местечке возле Туленара.

– Ну что же, на твое счастье, нам по пути. Но если ты вздумаешь попытаться надуть меня, то сто раз успеешь пожалеть, что я не прибил тебя здесь.

– Ну что Вы, доблестный Лис, – засуетился разбойник, – и в мыслях не было Вас обманывать.

– Увидим, – отрезал Лис, трогая поводья, – Угрюм, приглядывай за ним. Если что-то тебе не понравится или покажется подозрительным, можешь пришибить его.

Остаток дня маленький отряд двигался без приключений. Вечером, на привале, Лис спеленал Пилюка замысловатыми путами.

– Будет немного неловко, но, думаю, ты скоро привыкнешь.

Пилюк, приличия ради попричитав самую малость, вскоре угомонился и заснул тихим младенческим сном. Лис, напротив, спал – громче некуда. Его храп долго мешал уснуть Славику, пока Грын, очевидно, уже имевший некоторый опыт, не пнул беззащитного командира в мощный зад. Лис, не просыпаясь, пробормотал что-то неразборчивое, шумно вздохнул, перевалился набок и затих. В наступившей тишине было слышно, как тихонько потрескивают в затухающем костре смолистые сучья, еле слышно скребется неподалеку мелкая лесная живность и шелестят листья обступивших дорогу необхватных деревьев. Славик заснул легко и незаметно.

Утро выдалось холодное и росистое. Славик, привыкший к больничному теплу, изрядно озяб и теперь с удовольствием прыгал вокруг потухшего костра. Пилюк продолжал мирно спать, съежившись, насколько позволяли веревки. Хлуд сидел, поджав под себя ноги и, не выпуская трубки из зубов, осовело таращился куда-то вдаль. Грын, тихонько насвистывая, смазывал куском сала массивный железный горжет, который он зачем-то носил под безрукавкой. Угрюм флегматично грыз сухую лепешку, запивая ее водой из помятой оловянной фляги. Лис, вооружившись маленьким ножиком, выстругивал нечто, отдаленно напоминавшее грубую ложку из деревянной чурочки. Трудился он самозабвенно, с упоением, тихонечко напевая что-то себе под нос. Согревшись, Славик подсел к Лису.

– Ты и правда отпустишь Пилюка, когда он отдаст тебе свой камень?

– Не когда, а если. Сдается мне, этот малый горазд врать. Скорее всего, у него и камня-то нет. Так, наплел с три короба, чтобы я его не зашиб сгоряча. Вполне возможно, он специально заманивает нас в Туленар. Кто знает, может там нас уже поджидают его дружки? Правда, если подумать, то Туленар не самое лучшее место для нападения. Их воевода куда как строг и скор на расправу с разными там ворами и разбойниками.

–Так значит, ты не веришь Пилюку?

–Хорош бы я был, если бы верил любой дурацкой болтовне.

–Тогда зачем мы тащим его с собой?

–Знаешь, малец, я – старый рубака, и на своем веку пролил немало крови. Но я убиваю врагов в честном бою. Я – не палач какой-нибудь. У меня просто рука не поднимется подвесить пленного, даже если это разбойник с большой дороги. Да и не с руки честному рыцарю заниматься такими вещами. Не смотри на меня так. Хоть я и выгляжу, как деревенский мясник, у себя дома, в Яровеже, я благородный дворянин. Правда, благородный еще не значит – богатый. Но и бедный ещё не значит не имеющий рыцарской чести. Так что я не могу просто так прирезать этого бедолагу. А отпустить его сейчас, посреди леса я тоже не могу. Больно уж рожа у него пакостная. Такой непременно захочет отомстить и учинит нам какую-нибудь гадость. Так что придется везти его в Туленар, а там посмотрим. Одно из трех: или он даст нам камень, что маловероятно, или придется отпустить его просто так, безо всякого выкупа, или сдадим его туленарскому воеводе.

– Только не ему! – завопил Пилюк так громко и неожиданно, что Лис едва не выронил свой ножик. Все это время старый мошенник, притворяясь спящим, бдительно вслушивался в разговор. – Только не туленарскому воеводе! Благородный Лис, после всего того, что я сейчас услышал, позволь мне служить тебе. Ты прав, камня у меня нет, то есть, сейчас нет, но я отплачу тебе за то, что ты сохранил мне жизнь, долгой и верной службой. Я отлично готовлю, умею перевязывать и зашивать раны, латать кольчуги, прекрасно обращаюсь с пращой и коротким луком, сносно владею кинжалом, умею метко бросать сулицы. Я буду заботиться о тебе, как мать о родном чадушке.

– Ну да, так я тебе и поверил. Стоит мне развязать тебя…

– Добрый Лис! Я уже развязан!

С этими словами Пилюк картинно взмахнул руками и стряхнул с себя ремешки, которыми Лис так заботливо и старательно оплетал его.

– Если бы я замыслил недоброе, то нашел бы способ, как расправиться с вами.

Лис громко хлопнул себя по лбу и оглушительно расхохотался: – Ну я и дубина! Связать тебя кожаными ремнями! Утренняя роса, чтобы размочить их – и ты на свободе. А ты хитрее, чем я думал. Будем считать, что ты меня убедил – можешь проваливать на все четыре стороны. Я отпускаю тебя. Уходи, пока я не передумал.

Но Пилюк, похоже, не особо торопился. Он неторопливо потянулся, разминая узенькие плечи, по-собачьи встряхнул головой и задумчиво поскреб заросший серой щетиной подбородок.

– Пожалуй, я останусь с вами еще малость, хотя бы до выхода из леса. В одиночку мне по здешним дорогам не пройти. Враз ограбят и, не ровен час, убьют.

– Да как же тебя ограбят, когда ты сам у нас разбойник хоть куда? – Лис даже не пытался скрыть издевательскую улыбку, – да и чего там у тебя грабить, кроме грязного тряпья?

– Какой уж там разбойник, – горько посетовал Пилюк, – так, одно название. А ограбить и убить нынче могут даже самого что ни на есть распоследнего нищего. В лесах стало совсем неспокойно. Так и шныряют разные твари из Чу Ваата и Эльстена. Я тут давеча видал даже банду из Хурака. Все честь по чести, даже гербы на щитах не замазаны. И одеты, как благородные господа. На свой манер, конечно.

– Из Хурака? Да их здесь на моей памяти отродясь не бывало. Земля тут, конечно, ничейная, но не до такой же степени, чтобы позволять разъезжать всяким хураканам. Ты, наверное, перепутал их с какой-нибудь шайкой из Дикой степи. Рожи-то у них одинаковые, да и кони, что твои собаки – мелкие да косматые.

– Рожи-то может и одинаковые, вот только я ни в жизнь не спутаю Желтую кобру на гербе Хурака с Кровавым копытом Дикой степи. И в отряде были сплошь люди, да пара мохнатиков. Ни тебе шуллов, ни жабинов, а уж в Дикой степи-то и тех, и других навалом.

– А помнишь большой альсиорский отряд, что повстречался нам в прошлый понедельник? – поддержал Пилюка Грын, – и патруль из Эльстена, тоже не маленький? Сюда стекаются головорезы отовсюду, как будто их что-то манит.

– Странно, – призадумался Лис,– не нравится мне все это. Альсиорцы и эльстенцы – еще куда ни шло, их земли вплотную примыкают к Ничейному лесу, но хураканы без веской причины в такую даль не сунутся, тем более – при полном параде. Да и мохнатики в Хураке встречаются не чаще, чем кикиморы в Докотане. Похоже, в этих местах затевается большая буча, про которую мы ничего не знаем. Надо поскорее уносить отсюда ноги. С сегодняшнего дня делаем только два привала в сутки и караулить ночью будем по двое. Ты, Пилюк, так и быть, можешь идти с нами, но кормить тебя я не намерен. Есть тебе придется только то, что сам добудешь.

– Да когда же я добуду – на ночном привале, что ли?

– Это не моя забота, – отрезал Лис, – захочешь, так найдешь что-нибудь. Зверья здесь навалом, а пращой ты владеешь в совершенстве, если не треплешься. У нас в повозке валялась где-то одна. Камни, думаю, раздобудешь сам.

Пилюк и впрямь совершенно непостижимым образом умудрялся набить достаточно живности, чтобы не отощать в пути. Каждый вечер на привале он пек на углях очередной трофей, не без злорадства поглядывая на Лиса, уныло жующего сухари. Лис втихомолку бросал завистливые взгляды на Пилюка, смачно поглощавшего сочную дичь, но никак не решался попросить хоть кусочек. Грын, которому, похоже, было абсолютно все равно, что есть, равнодушно поедал свой ужин, даже не глядя на пилюковы деликатесы, а вот Угрюм и Хот, подобно своему командиру дружно давились слюной. На шестой день совместного путешествия Лис не утерпел-таки и, взяв небольшой лук, казавшийся совсем несерьезным в его огромных ручищах, отправился на охоту.