Za darmo

Автобиография Пирогова Василия Яковлевича. Мемуары сквозь годы войны

Tekst
Oznacz jako przeczytane
Czcionka:Mniejsze АаWiększe Aa

Вот один эпизод из этого случая. Они как-то изловили врача-женщину молодых лет и издевались над ней. Между грудями на теле вырезали звезду и бросили в парке, а у девки-сестры (медсестры) вырезали крест на талии сзади, и ещё ряд издевательств делали и с другими. А у одного солдата обрезали уши и положили ему их в карман, но он был убит.

В бою за это село было подбито два наших танка, они стояли на дороге. Когда немцы вечером поехали восвояси к себе попутно и прицепили себе эти два наших танка. Утащили их. Когда они выехали за село, тогда и давай наша артиллерия сыпать по ним. В той стороне было всё темно – пыль, дым и ничего не видно. Сколько их было подбито неизвестно, но, похоже, ни одного. Так мы и наступали на Запад на последний венгерский город Шопрон на границе с Австрией.

На этом пути мы делали дымовые завесы, то есть ходили копать окопы во весь рост за нашу передовую линию фронта, не доходя примерно такое же расстояние до их передовой или передней части их фронта. Ночами копали и маскировали. Когда всё было готово, ждали ветра в их сторону. Как ветер подул, мы пускали дым завесу – по этому дыму двигалась наша пехота и танки. Так было много раз. Их первые снаряды и бомбы были по химвзводу, то есть по нам. Но окопы делали во весь рост, а у меня он подходящий, и копать мне было чего – два метра. Убить могло только прямым попаданием и тут же похоронило бы. Такая у меня была часть – химвзвод. Дыму нахватался столько, что и сейчас боюсь любого постороннего запаха. А если хотите попробовать такого дыма, возьмите три-четыре спички, чиркните и сразу нюхайте. Бывало много раз за сутки харкаешь от него, а во рту потом дня два-три плохо.

Эпизод второй. После выполнения боевого задания дымовой завесы нам дают отдых. Мы отдыхали в одном подвале. Пришёл лейтенант, командир взвода. Поднял нас по тревоге, говорит: «к нам проникли немецкие танки». Он обеспечил нас бутылками с горючей смесью, гранатами. Развернули нас в боевое положение, а мне дозволили укрыться у дороги у небольшого мостика, под которым водостекающая труба. Сзади меня был помощник командира взвода старший сержант Кувшинов Ник. Мих. И как раз он укрылся в большой воронке от бомбы. А танки шли боевым порядком. Их было пять. Один танк шёл прямо через мостик на меня. Когда стал проходить мостик, я выскочил и кинул в него связку бутылок с горючей смесью, и танк загорелся, но продолжал двигаться. А нам команда была дана другая, то есть встречать их в другом месте, но мы их больше не видели. Нам сказал лейтенант, что из пяти два танка ушли обратно, а три сожги, подорвав их все вместе.

За этот танк меня наградили медалью «За отвагу», которую утерял первый милый сынок Коля. А документ к ней утерялся потому, что по нему пришлось получать деньги за медаль раза два или три, и он был положен отдельно от других (документов). И так же утерялась большая позолоченная благодарность с фронта, подписанная маршалом Коневым Ив. Ст. Но благодарность нашлась у одного ученика. Ею была обёрнута книга, на тот момент уже протёртая. А потом совсем утерялась, но уже в Тирикуле. Утеряли милые детки. Раздали все мои художественные книги, а она, похоже, была в них.

Продвигаясь на запад к Венгеро-Австрийской границе к последнему опорному пункту, за город Шопрон ожесточённый был бой. Смешались наши полки и среди нас оказался молодой паренёк. Я спрашивал его первым фронтовым вопросом – «Откуда родом?» – «Из Сибири, города Новосибирска» – Бойко ответил парень-смельчак. И как раз показались на горизонте три вражеских танка. Он выпросил у нас несколько гранат и только сказал: «Я пойду искать свою часть, попутно брошу их под танк». Вначале мы не поверили. После видели, как получился взрыв и танк стал. Остался этот смельчак живым или нет, но мы сами собой рассудили: мы ни фамилии, ни имя его не знаем, а придёт в свою часть, расскажет, что взорвал танк – никто не поверит. А мало того, может ещё брань получить от командира, что где-то блукал (блуждал, шатался непонятно где). Ведь он не обязательно герой, но хорошо сражавшихся солдат было много, с ними были товарищи, командиры. Солдат чем-то отличился, а товарищи и командиры, видевшие его, были убиты или ранены, и при таких случаях (героических) тоже остаётся человек незамеченный (не получает знак отличия). Самохвальством же не каждый решится сказать, да и не поверят. А те товарищи, которые выйдут из госпиталя вряд ли попадут в свою часть. Да ещё не каждый запомнит и знает его фамилию и имя. Большое спасибо Родине, партии и правительству за их столь большое внимание к участникам войны, наградив их орденами, медалями.

А сейчас я вспомнил эпизод. Ещё в 1941 году было, когда мы отступали. Шли двое суток не спавши. Прошли по селу «Глинное». В нём живут немцы и русские. На краю села свинарник, справа от свинарника тянется большой массив кукурузы. Враз по нам застрочил пулемёт, и мы в кукурузу залегли. Прошли её, а за ней полоска пшеницы шириной метров 200-250, пшеница созрелая, белая. За ней большая полоса подсолнуха, а в подсолнухах передовая немцев. Мы лёжа окопались на опушке кукурузы и между нами оказалась эта полоса пшеницы. Всё затихло, прошёл небольшой дождь, выглянуло солнце. После двух суток не спавши, все дремнули, в том числе и я. Когда я очнулся рядом никого не было. Только один казах со станковым пулеметом лежит не так далеко от меня. Посмотрел назад, а там всё смешано, ничего не видно, и над головой ж-ж-ж-ж. А немцы только подыматься будут – казах даст, и они залягут. По пшенице всё видно. Он мне говорит: «Стреляй, бросай гранаты и беги пока я стрелять буду». Я так и сделал, и побежал по кукурузе. А пули визжат да хлопают, а снаряды всё рвутся впереди меня да сзади изредка. Их кукурузы выбежал в степь, а наши солдаты уже далеко драпают. По степи протекал когда-то ручей, теперь он сухой. Я в него и по нему. Меня заметил немецкий самолёт и начал преследовать, стреляя по мне. Я пробежал степь, а дальше полоса, на которой растут тыквы. Как маленькие бочата торчат да много, а листья большие. Я под них забрался. Самолёт по ним раза три прострелял и улетел. Тогда я вылез и побежал дальше. У опушки леса наши занимали оборону. Ребята увидели, что у меня оба кармана (карманы-бутылки особой формы) простреляны по много раз, а тело не задето моё. Вещмешок, вернее сумку из-под противогаза, и гимнастёрки край ниже пояса тоже задело. Значит от пуль ушёл и от самолёта скрылся – он потерял меня в этих громадных тыквах.

Продолжаю движение на Запад с боями. Как взяли город Шопрон, в апреле 1945 года перешли австрийскую границу и двинулись с боями освобождать австрийские города Винер-Нойштадт, Айзенштадт, Нойнкирхен – важнейшие опорные пункты немцев на подступах к столице Австрии городу Вена. За каждый город имею благодарность от генералиссимуса И. В. Сталина.

На подступах к Вене происходили ожесточённые бои. Особенно запомнился танковый бой. Бой был действительно танковый, потому что на поле боя было подбито наших танков около сотни, в самом селе было много подбитых немецких танков, а за селом ещё больше, чем наших подбитых – вот это бой был. Много валялось разорванных по частям танкистов, а больше всего – сгоревших полностью около танков. Много попадалось: руки, ноги, куски мяса и тому подобное. Такое обычно бывает на передовой в боях, многие стали калеками.

Апрель месяц 1945 года. Всё покрылось зеленью: земля и деревья, большой сад. Местность косогористая, очень красивая. Но когда смотришь туда-сюда, везде лежат убитые солдаты, офицеры и сад изрыт снарядами нашими «Катюшами», гвардейскими миномётами. Когда это видишь, невольно вспоминается уже далёкий 1941 год. Год, когда он (немец) гад рыл нашу землю и убивал наших солдат и командиров и даже гражданское население. Теперь начатый им огонь пришёл в Австрию, соседнее с ним государство, и движется ближе к самой Германии.