Литература и коробка из-под утюга
эссе
Дети, умеющие себя занять в полном одиночестве, представляются автору сего текста талантливыми людьми. За занятие ни в коем случае не берется забава с собственным писюном или наличие в свободном доступе компьютера, а то и телеящика на худой конец. Новые игрушки тоже не рассматриваются.
Привезли, скажем, родители своего ребенка повидаться с бабушкой. У бабушки игрушек нет – возраст уже не тот. Бабушка внука помусолила, накормила, да и остался он на время наедине с самим собой и древними портретами на стенах бабушкиной светёлки. Огляделся. И начал придумывать игру – с нуля, сочиняя на ходу. Надел на голову коробку от нового утюга, только что подаренного бабушке родителями. Прикинул что-то, снял, проделал пару отверстий. Снова надел. И вот уже скучная бабушкина комната превращается в космический звездолет. И за окном не гастроном и дорожные работы, а неведомая планета, набитая жуткими зверюгами. И пошла потеха… И, играя, ребенку его затея представляется очень интересной – ну как же не поделиться таковой с родителями, а то и другими детьми?
Думается, многие писатели были когда-то такими детьми, с коробками на головах. Писатель вполне способен создать новый мир, населить его необходимыми героями и негодяями и заставить всё вертеться и видоизменяться. И показать все это другим людям: читателям.
Поставить спектакль (даже если он школьный), снять фильм (пусть и в домашних условиях) одному не просто. Необходима целая толпа народу: этот лампу держит, этот камеру направляет, этот кривляется в кадре. И так далее. Процесс, к тому же, требуется организовать. Дело, в общем, долгое и кропотливое.
То ли дело книга. Писателю, чтобы создать свой мир, необходима всего лишь собственная фантазия. Если масштаб произведения велик, иногда приходится самому почитать книги, а то и встретиться с некоторыми людьми, дабы расспросить о всяком. А потом раздобыть ручку и писчую бумагу и затаиться где-нибудь в укромном уголке. В наше время и того проще: включил ноутбук или компьютер и давай шлепать по клавишам.
Вот Александру Сергеевичу Пушкину было труднее. Чернильницу добудь, наполни чернилами, из гуся выдерни перо, заточи с помощью перочинного ножика особым образом. Бумагой запасись. А бумага во времена Пушкина была не то, что нынче. Листы были плотные, сродни нынешнему ватману. И марать эти листы долгими зимними вечерами необходимо было при свете свечи.
И все это не говоря об отсутствии таких действий, как «Ctrl+z», «Backspace» и иже с ними.
С компьютером все обстояло куда проще. Всего один предмет. Правда, если вдуматься, то сто́ит он как цистерна с чернилами, стая гусей и небольшой свечной заводик, о коем мечтал один из персонажей превосходно созданного литературного мира Ильфа и Петрова.
Но если Пушкин один из первых начал зарабатывать литературным трудом, то сегодня, спустя двести с лишним лет, это практически невозможно. Даже если писатель талантлив, но не известен, сделать это чрезвычайно трудно. Но даже если писатель знаменит, то и тут его подстерегает закавыка. Акунин, Улицкая и Пелевин сегодня могут зарабатывать от издания собственных книг немного. Много больше достается им от экранизаций и театральных постановок по их произведениям. Так как читатели их книг люди более-менее молодые, продвинутые. Вместо того, чтобы пойти в книжный магазин, такой читатель посидит минут пять-десять в интернете, выудит нужный текст того же Пелевина, запихает на раз-два в свой электронный девайс типа покетбука или даже телефона и приступит к ознакомлению, ни копейки товарищу Пелевину не заплатив.
Возможно, дела́ в этом плане у другого писателя, такого, как Дарья Донцова, лучше. Ибо читают ее произведения люди, мягко говоря, специфического склада ума. Техникой не интересующиеся. Для них проще именно что пойти в книжный магазин и отдать свои деньги Донцовой и издателю. И книжному магазину. Которые потом на эти деньги наймут десяток быстро бьющих по клавишам людей и будут продолжать гнать цветистый поток ироничных детективов в промышленных масштабах.
Впрочем, есть среди людей с фантазией категория, лишенная упомянутых проблем. Люди эти зачастую неизвестны широким массам, изучающих изобретенные ими миры. Люди эти – сценаристы кино. К тому же писать сценарий много проще целостного литературного произведения. Рассмотрим пример.
«До рассвета еще оставалось немного времени. Над нейтральной полосой висела гулкая тишина, подмываемая плотным слоем сырого тумана, в котором захлебывалась надежда Ивана добраться до своих. Он лежал на мокрой холодной траве, вслушиваясь всем своим существом в эту тишину, и собирался с силами для последнего рывка. Может быть, действительно последнего…» Так опишет ситуацию писатель, ведь средство достижения необходимого эффекта у него один: слова, несущие то или иное настроение, вызывающие те или иные эмоции у читателя.
Сценарист поступает следующим образом.
«Мизансцена: предрассветное поле, туман. Вдалеке виден лес. В мокрой траве лежит Иван, готовясь к последнему рывку…»
Четыре с лишним строки против полутора. Комментарии излишни. Ведь за сценаристом стоит режиссер, художник-постановщик, оператор. И актер, который будет играть Ивана, готовящегося перейти линию фронта. А еще перед тем, как попасть в сеть, фильм таки посмотрят люди, пришедшие в кинотеатр. И каждый участник процесса – режиссер, художник, актеры и сценарист – получит свои деньги.
Сценарии в последнее время делают специально обученные люди (безусловно, талантливые и не обделенные фантазией). То есть один придумывает сюжет, второй изобретает персонажей, наделяя каждого необходимым характером, а третий мастерски пишет диалоги, где, безусловно, не будет фраз типа «мы сделали это» и «ты в порядке?» Мы не станем также вспоминать сценаристов-упырей, пишущих сюжет для такого фильма, как «Трансформеры» – не каждый умеет делать фильмы, подобные «Титанику».
Но не все идут в сценаристы или делают себе имя, удачно издавшись. Станет ли написанный сценарий фильмом неизвестно. А человеку, придумавшему замечательный сюжет, скучно строить мизансцены и излагать драгоценный материал скупыми фразами сценария. И он начинает свой рассказ – так, как умеет, как хочет, как знает.
Вот и автор этого текста снова подумывает над тем, чтобы нахлобучить на свою буйную головушку очередную коробку из-под утюга, с умело проделанными в ней отверстиями…
Девять жизней Василия Бугрова
Подвигу Ленинграда и его жителей во время блокады города 1941 – 1944гг посвящается
рассказ
…Подвиг свой ежедневный
Вы свершали достойно и просто…
Ольга Берггольц
Комочек солнца
Над головой весело шумели сосны, а по пруду, то в одном месте, то в другом, будто играя в прятки, пробегала рябь.
– Похоже на стиральную доску, – вслух сказала Женя, вскочила с пригорка и побежала к дому, задевая босоножками верхушки травы. – Мама! Там вода в пруду…
Мама выглянула из окна террасы.
– Неужели? А я думала компот, – она вытирала руки полотенцем и весело щурилась на солнце.
Женя звонко рассмеялась:
– Мама, ты такая смешная! Я хотела сказать, что вода в пруду на доску похожа, на которой ты белье стираешь.
– Ах, вот оно что, – мама откинула с лица челку и призывно махнула рукой: – А ну-ка, мыть руки и быстро за стол.
– Я не хочу есть, мама, – Жене хотелось снова пойти к пруду.
– Никаких «не хочу», – тон мамы сделался строгим и не терпящим пререканий. – Чтобы через три минуты была за столом.
Женя обернулась на стиральную доску пруда, вздохнула и отправилась на задворки, где висел жестяной рукомойник. Пока Женя мылила ладони куском коричневого хозяйственного мыла, со стороны щелястого сарайки неподалеку раздался голос тети Маши:
– Ну, Мурка, ну, потаскуха! – такого слова Женя еще никогда не слышала и принялась смывать мыльную пену с рук, чтобы узнать, в чем дело. Тут же появилась мама, на ходу спрашивая:
– Ты это что, Маша? При ребенке такие слова!
Из сарайки вышла тетя Маша, держа на ладонях крошечного котенка рыжей масти.
– Да Мурка учудила, забрюхатела. А где окотилась, непонятно. Только сейчас объявилась, потас…
– Тсс! – грозно и предостерегающе прижала палец к губам мама, а Женя и не слышала: она наскоро вытерла руки полотенцем, висевшим у рукомойника, и уже бежала навстречу тете Маше, желая хорошенько разглядеть рыжее чудо.
– Ой, какой хорошенький! – она взяла ладонь тети Маши в свои руки и принялась рассматривать котенка. Он уже не был слепым, и на ладони ему было тесновато. Лежа на спине, он пытался перевернуться, громко и жалобно мяукая.
– Надо мешок найти, – сказала тетя Маша.
– Зачем мешок? – заподозрив неладное, спросила Женя, осторожно гладя котенка пальцем.
– В пруду топить, зачем еще, – недовольно фыркнула тетя Маша. Женя ахнула:
– Не надо топить, он же живой!
– Там еще трое таких же, – кивнула тетя Маша головой в сторону сарайки. Из распахнутой дощатой двери выходила Мурка, вертя головой и пытаясь отыскать своего детёныша.
– Маша, в самом деле… – покачала мама головой. – Не бери грех на душу.
– А куда мне их девать? – пожала плечами тетя Маша. – Расплодятся – лови их потом по огородам.
Женя осмелела и выпростала котенка из ладоней тети Маши, прижала к груди.
– Можно дачникам раздать, – предложила она. Котенок перестал мяукать и принялся карабкаться на плечо Жени. Она присела на корточки перед Муркой и сказала:
– Вот твой сыночек, Мурка, не волнуйся!
– Дачникам? Нужны они им, – уперла руки в бока тетя Маша.
– Ну, тетя Маша? – посмотрела на нее Женя снизу вверх. – Нельзя их топить!
– А раз нельзя, вот и раздай их дачникам, – сказала тетя Маша. – А не раздашь – себе забирай. Вот мама обрадуется, – и она подмигнула маме. Та улыбнулась:
– Раздаст, никуда не денется. Защитница сирых и убогих.
Женя вернула котенка Мурке и та тут же принялась его вылизывать, а Женя стала прыгать и кричать:
– Я юннат, мама! Я обязательно их раздам!
– После обеда раздашь, – кивнула мама. – А сейчас марш снова мыть руки.
– Мама, я же их уже мыла! – перестала прыгать Женя, но мама была непреклонна:
– А котейку кто тискал? Марш немедленно! Юннат.
После обеда Женя нашла в сарайке небольшое лукошко, с которым год назад ходила по грибы, выстлала дно свежесорванной травой, постелила сверху платок, усадила на подстилку котят и отправилась по поселку в поисках дачников. Мурка тревожно ходила по двору, мяукала – искала детей. Мама присела возле нее на корточки, погладила и виновато сказала:
– Ах, Мурка, а ведь котята к тебе больше не вернутся. Извини, но лучше так, чем в мешок и в пруд…
С крыльца отозвалась тетя Маша:
– Да никому они не нужны, пискуны эти. Женька всех обратно принесет, вот увидишь. Кому нынче мышеловы нужны?
– И что же, ты их в мешок посадишь? И к пруду понесешь?
Тетя Маша махнула рукой:
– Да никуда я их сажать не стану. Пусть бегают. А то мне их топить хочется…
– Раздаст их Женька. Нипочем назад не принесет. Больно ты ее мешком напугала.
– Не напугаешь – не раздашь! – рассмеялась тетя Маша. – Ничего, Мурка через год еще в подоле принесет, так ее растак… Что, Мурка, мужиков тебе не хватает? Все бы по котам шляться.
– Эх, сестра… Детей ей не хватает. Вон как ищет. Потому и по котам ходит.
Тетя Маша невесело усмехнулась:
– И верно. Всё как у людей…
Солнце уже начало падать за крыши соседских домов, когда Женя вернулась.
– Мама, давай оставим рыжего себе! – горячо попросила Женя, подняв руки с лукошком к груди. На дне барахтался пушистый комок, будто осколок солнца, заплутавший среди веток.
– Что, никто не позарился? – спросила тетя Маша. Женя посерьезнела:
– Не в этом дело. Я сразу захотела его оставить, – она подняла глаза на маму: – Можно, мама?
Мама прищурилась:
– А учиться будешь прилежно?
– А разве я не прилежно до сих пор училась? – удивилась Женя. Мама рассмеялась:
– Ладно, возьмем твоего рыжика.
Женя запрыгала от радости, и котенок в корзинке замяукал, пытаясь удержаться на месте.
– Тише ты! – остановила дочь мама. – А назовем его как?
– Васькой!
– А вдруг это Василиса? – хохотнула тетя Маша. Женя пожала плечами:
– Ну, значит, будет Василиса. Когда разберемся.
А мама вдруг посмотрела за спину Жени, и лицо ее сразу стало серьезным. Женя и тетя Маша обернулись: в калитку входил отец. Он был хмур и сосредоточен.
– Саша, что случилось? Почему ты приехал?
Папа снял кепку и пригладил волосы на голове.
– Война началась, – сказал он негромко и торжественно. – Придется возвращаться в Ленинград.
Прощальный подарок
Бабушка всплеснула руками и опустилась на стул.
– И надолго ли?
Мама, деловито орудуя в шкафу, пожала плечами:
– Может, на неделю, а может и на месяц.
Женя стала рядом с мамой и решительно сказала:
– Мама, я тоже хочу строить укрепрайон!
Мама достала из шкафа потертую блузу и улыбнулась:
– Без тебя обойдемся. А ты за бабушкой присмотришь, и к школе надо готовиться.
– До школы еще целых два месяца!
– Вот и хорошо, значит, лучше подготовишься.
Из коридора донесся звонкий голос тети Капы:
– Бугровы, смотрите, что ваш Васька притащил!
Женя тут же выскочила вон.
У входной двери сидел Васька и держал в зубах крошечную серую мышь. Увидев хозяйку, не спеша подошел к ней и положил добычу у ног.
– Ишь ты, – восхитилась тетя Капа. – Хвастается!
– Мама, посмотри скорей! – крикнула Женя и из комнаты вышли мама и бабушка.
– Что стряслось? – спросила мама, увидела трупик мыши и пронзительно взвизгнула. – Фу, какая мерзость! Немедленно выкинь!
Женя присела на корточки и погладила Ваську.
– Мама, ну как ты не понимаешь! Он же пришел показать, что он не дармоед какой-нибудь, а честный кот.
– Выбрось сейчас же, чтобы я эту дрянь здесь не видела! – сказала мама и поспешно вернулась в комнату. Бабушка покачала головой и тоже ушла. Жене было жутко смотреть на мертвую мышь, но она пересилила себя, погладила Ваську по голове и сказала:
– Молодец, Вася! Ты настоящий охотник. Можешь съесть свою мышку.
Но Васька есть мышь не торопился и, даже, кажется, вовсе не собирался. Тогда Женя быстренько сбегала в комнату, оторвала от старой газеты «Ленинградская правда» кусочек и вернулась в коридор. Поборов страх, она завернула мышь в газету и отнесла в мусорное ведро. Потом снова подошла к Ваське и принялась гладить и чесать за ухом. Васька блаженно жмурился и замурлыкал.
– А мама уезжает строить укрепрайон, – сказала она коту. И тут дверь распахнулась и в кухню вошел отец. В руках он держал какой-то сверток.
– Папа, а мама уезжает строить укрепрайон!
Папа погладил Женю по голове и прошел в комнату. Женя подхватила Ваську и поспешила за отцом.
– Иду добровольцем, – сказал он. Бабушка заплакала и папа обнял ее: – Не надо, мама.
Мама печально смотрела на них, потом отложила юбку, которую держала в руках. Папа подошел к ней и они крепко обнялись.
– Папа, – позвала Женя отца, – ты уходишь на войну?
Папа поцеловал маму, вернулся к свертку и снял с него серую упаковочную бумагу. Это оказалась книга. Папа протянул ее Жене и сказал:
– Держи, дочь. Это тебе на память.
Книга была большая. Женя перехватила кота одной рукой, другой взяла книгу.
– Жюль Верн. Таинственный остров, – прочитала она. – Спасибо, папа. А ты надолго на войну?
– Конечно, нет, – улыбнулся папа. – Вот разобьем фашистов и вернусь.
Он отобрал у Жени Ваську, потрепал по рыжей шерсти и сказал ему:
– А ты остаешься за мужчину. Береги моих девочек, разбойник.
– Он мышь сегодня принес, – добавила Женя. Папа рассмеялся:
– Да? Вот молодчина. Добытчик! – он отпустил Ваську, взял Женю на руки, подбросил к потолку, словно она была маленькой и прижал к себе. – Прощай, дочь. Будь умницей.
Одно мороженое на двоих
– Мама, бабушка, у нас Нина! – возвестила Женя, ворвавшись в комнату. Нина поздоровалась и скромно стала у двери, держа школьный портфель обеими руками спереди.
– Обедать будете? – спросила бабушка, но Женя замотала головой, размахивая косичками:
– Что ты, бабушка, мы же с Ниной на день рождения к ее двоюродной сестре! А там сладкий пирог!
Мама спустила ноги с дивана, но Женя подскочила, удержала:
– Лежи, лежи! Что я, сама платье не надену?
Мама снова легла, спросила:
– Далеко живет сестра-то?
– На проспекте Стачек, – сказала Нина. – Дядя Витя с тетей Леной на Кировском заводе работают.
Из-за ширмы выскочила Женя. На ней было новое платье, белое в синий горох.
– Ну, как? – спросила Женя и закружилась на месте.
Мама кивнула, улыбнулась:
– Хорошо. Антонина Ивановна, повяжите Жене банты, пожалуйста.
Бабушка принялась за дело. Откуда-то вылез Васька, потерся о ноги Нины, она наклонилась к нему, погладила рыжую спинку.
– Какой он у вас яркий, – сказала она. Мама спросила:
– Вы сразу к сестре?
Нина помотала головой:
– Нет, что вы! Мы еще ко мне зайдем, у меня тоже красивое платье есть. Не могу же я в форме идти!
– Мама, я готова! – встала перед диваном Женя. Два белых огромных банта парили у нее над головой.
– Вот теперь другое дело, – сказала мама. – Ступайте. Женя, чтобы не позднее шести вечера дома.
– Хорошо! – Женя подхватила Ваську, покружилась с ним по комнате. – А ты остаешься за мужчину! – сказала она, отдала кота бабушке и они с Ниной выпорхнули за дверь.
Когда спускались по лестнице, Нина спросила:
– А мама у тебя болеет?
– Да, спину сорвала. Когда Лужский рубеж строила. Две недели как вернулась. Устала, там же много копать нужно было. А еще их бомбили фашисты. Хорошо, что всё кончилось!
Несмотря на то, что уже начался сентябрь, солнце припекало совсем как летом. Подруги сошли с трамвая на проспекте Стачек. Теперь предстояло пройти пешком. На углу в тени дома стояла тележка с мороженым. Тетка-продавщица в белом халате и чепце обмахивалась картонкой. Рядом вилась длинная очередь за пивом.
– Жень, вот бы мороженого сейчас! – сказала Нина, глядя на заветную тележку. Женя вздохнула и поправила банты на голове:
– Мне мама не разрешает без нее мороженое покупать.
– И мне… – согласилась Нина, но тут же хитро улыбнулась и добавила: – Зато папа разрешает. Гляди!
И она как фокусник достала откуда-то пару монет.
– На одно хватит.
Женя глядела на деньги в руке Нины и думала лишь о том, что, съев мороженое, она обманет маму, а маму обманывать она не умела и не хотела. И потому даже пломбир, съеденный вот так, тайком, был бы не таким вкусным, как если бы его разрешила съесть мама.
Женя тяжело вздохнула и собралась уже сказать об этом Нине, как вдруг что-то случилось.
Нестерпимо громко треснуло на другой стороне улицы, блеснула жуткая вспышка, и вокруг засвистело и засекло по булыжной мостовой каким-то крошевом. Тут же треснуло еще чуть дальше по улице, еще и еще, а Женя стояла и не понимала, что происходит. Всё было как в мутном непонятном сне. Она вдруг отчетливо и во всех подробностях увидела, как белый халат мороженщицы окрасился красным и та, прямо со своей картонкой, без единого звука, навзничь валится прямо на тротуар и лежит, неподвижно уставившись на очередь за пивом. А в очереди провалы: вот только что все стояли плотно друг за другом, и уже то тут, то там не хватает людей. Грохнуло еще, и Женя увидела, как мужчина в белом костюме и шляпе, роняет полную кружку и нелепо оседает прямо под ларек и его брюки темнеют от разлитого пива. Снова громко треснуло, и на другой стороне улицы медленно и нехотя обрушился кирпичный дом и стекла брызнули из разбитых окон прямо на мостовую. Кажется, кричали люди, но Жене казалось, что она оглохла, в уши будто набили ваты, она потрясла головой и увидела, как неподалеку лежит мужчина в военной форме и отчаянно машет ей рукой. Она вгляделась в его лицо и вдруг поняла, что он кричит ей два простых слова: «Девочка, ложись!» Но Женя помотала в ответ головой и сказала, не слыша своего голоса:
– Я не могу, у меня платье… Мама заругает.
А военный уже подскочил, и грубо и сильно повалил прямо на усыпанную каменной крошкой мостовую и горячие булыжники под ладонями напомнили о лете, безнадежно потерянном в этот невозможный и жуткий день.
И тут Женя вспомнила о Нине. Лёжа, она покрутила головой, отыскивая ее, и тут же увидела. Она лежала совсем рядом, не мигая смотрела запорошенными песком глазами в небо, а в уроненной руке между пальцами блестели монеты.
И тут Женя закричала.
Зарево над городом
Вот уже четвертый день Женя не ходила в школу. После обстрела у Кировского завода она была невредима, ни одной царапины не было на ней, но врач, делавший осмотр, велел несколько дней не пускать ее на занятия. Наверно, еще неделю назад Женя обрадовалась бы этому, но только не сейчас. Она вспоминала Нину и никак не могла поверить, что ее больше нет, и они никогда больше не увидятся в школе, и никогда уже подруга не предложит ей съесть одно мороженое на двоих тайком от их мам. Немного отвлечься от этих страшных мыслей ей помогал Васька, который сидел у нее на коленях и подаренная папой книжка. В книжке помимо повествования были чудесные картинки. Всё это уносило Женю на далекий остров, полный интересных приключений и таинственных происшествий. К тому же в субботу после уроков к ней зашел весь ее класс вместе с учительницей, но веселиться девочки не могли, будто боясь потревожить память погибшей одноклассницы. Они немного поиграли с Васькой, посмотрели картинки в книге «Таинственный остров», потом попили чаю и ушли.
Мама запретила бабушке причитать, но та забывала, то и дело начинала вздыхать, креститься и всхлипывать. Потом обрывала себя, подходила к Жене, и прижимала ее голову к своей груди. Гладила, повторяла: «Ну, ничего, ничего, всё образуется» и оставляла ее в покое. Что могло образоваться, Жене было непонятно, но расспрашивать бабушку она не хотела, и все это так и повторялось раз за разом.
…Женя ждала своей очереди в уборную, стоя в большой кухне – кухня служила одновременно и прихожей, сюда вела общая дверь с черной лестницы, в кухне же сходились все двери комнат их коммунальной квартиры. У своего керогаза возилась тетя Капа и делилась с мамой, моющей посуду, новостями:
– …У Исаакия пушки зенитные вчера стреляли. Говорят, немецкие разведчики летали. На стенах малюют надписи «бомбоубежище». У нас одно рядом, через несколько домов, во дворе. Ой, что-то будет…
– Известно, что, – отвечала мама, гремя посудой в мойке, – война идет.
– Ты-то, что ли, оклемалась? – спросила тетя Капа.
– Что мне сделается, – будто бы равнодушно пожала плечами мама. – На работу завтра выхожу, насиделась дома.
– И как там у вас, на почте? Много писем?
– Хватает.
– А твой пишет?
Мама не успела ответить: с улицы раздался вой сирен.
Из уборной, сопровождаемый грохотом спущенной воды, вышел Аарон Моисеевич.
– Что случилось? – спросил он. Мама бросила недомытую посуду и скомандовала:
– Быстро одеваться. Это воздушная тревога.
– А как же… – Женя кивнула на дверь в уборную, но мама перебила:
– В бомбоубежище сходишь. Живо одеваться!
Из двух своих комнат выглянули Чижовы. Мама скомандовала:
– Берите только документы и живо во двор!
Все засуетились – маме доверяли все жильцы коммунальной квартиры, уж она-то повидала всякого во время работ под Лугой.
По лестнице спускались все вместе, по-соседски, стараясь не отрываться и не отставать. Женя несла Ваську на руках. Во дворе пришлось немного постоять, дожидаясь Аарона Моисеевича. Сирены выли волнами, то затихая, то ревя в полную мощь и тут же, перекрывая эту какофонию, стало слышно в небе гул моторов.