Дом 70 по ул. Володарского до войны (рисунок).
Разрушенный дом номер 70 по ул. Володарского в годы войны.
Квартира наша в семидесятом доме была на третьем этаже, трехкомнатная, жилой площадью 42 м2. Родители получили доплату за утраченные метры (они пожертвовали площадью в обмен на устроившее их местоположение – тихий зелёный центр), к тому же в доме был затеян капитальный ремонт, поэтому деньги пошли на паркет в комнатах и прочие благоустройства. Конечно, для трех взрослых и двух детей такая квартира была, по мировым стандартам, мягко говоря, тесновата, но в целом это было добротное жильё, не сравнимое с прошлыми частными квартирами, и уж тем более – с жуткими печорскими бараками. История квартирного вопроса семьи моих родителей завершилась именно по этому адресу.
Дом 70 по ул. Володарского, вид со двора.
Вид на "семидесятку" с ул. Орджоникидзе.
Башня "семидесятки", фото примерно
конца 90-х гг. ХХ в.
Башня "семидесятки", современный вид. Фото 2013 г.
Как получить жильё?
Описывая историю семьи в свете квартирного вопроса, недурно бы вспомнить, какие в целом были порядки на рынке жилья в те времена – если, конечно, можно назвать рынком практически абсолютную монополию государства на обеспечение жильём своих подданных.
Существовали следующие основные способы решения квартирного вопроса: получение квартиры от государства; приобретение кооперативной квартиры; постройка собственного дома; получение жилья по наследству (при наличии прописки); обмен. Ниже мы так или иначе отыщем в прошлом примеры всех вариантов приобретения жилья, но сразу отметим, что подавляющее большинство людей квартиры получали – либо непосредственно от государства (и тогда на учёт нужно было вставать в райисполком – районная администрация, по-нынешнему), либо от предприятия, где гражданин работал. Сразу сделаем важную сноску: термин "получали" – это всего лишь дань исторической традиции (так было принято говорить в советские времена), но его никак нельзя назвать правильным – разумеется, государство не передавало жильё гражданам в собственность, а лишь сдавало в аренду. Да, аренду недорогую (потому как субсидированную), бессрочную (такое жильё можно даже было передать по наследству – правда, лишь прописанному в квартире родственнику) – но аренду. Свободно продать такую квартиру было нельзя. Практически нельзя было продать и кооперативную квартиру – только внутри кооператива и при согласии всех членов оного. И уж конечно, не являлось собственностью служебное жильё. Частные, собственноручно построенные дома – да. Но были они в основном в сельской местности, а в городах – мало кому доступны. (Кстати, ещё о терминах – слово "частный" всегда использовалось в прямом смысле, то есть – чей-то личный, собственный. Но вот в г. Калач Воронежской области "частным" домом называли почему-то дом, полученный от государства, аналог квартиры в большом городе – но именно отдельный дом (или полдома) сельского типа, из каковых Калач в основном и состоит). Недавно я узнал совершенно поразивший меня факт – оказывается, служебное жильё для советской элиты в знаменитом московском "Доме на набережной" давали не просто так, а на весьма жёстких условиях: квартира предоставлялась полностью меблированная, но – менять было ничего нельзя, даже шкаф передвинуть. Вроде как в гостинице. Кроме того, в каждой квартире было что-то вроде чёрного хода, через который входил специальный человек и забирал мусор – так вот, этот вход изнутри не закрывался. То есть в твою квартиру в любой момент могли войти люди в штатском. И, судя по всему, входили – жильцов того дома ГБ постреляла изрядно.
Для постановки на очередь (получение квартиры – это потом, когда-нибудь, бог даст! А пока – в очередь, сукины дети, в очередь!) нужно было отвечать двум основным критериям – во-первых, прописка, во-вторых – определённое количество квадратных метров существующего жилья на человека (интернет-источники подсказывают цифру от 3 до 8 м2, а в программе радио "Свобода" "Мы за границей" от 12 декабря 1976 г. её автор Мария Розанова упоминает следующие нормы, действовавшие в те времена в Москве – 9 м2 на человека плюс ещё 3 на семью). То есть вы уже поняли, да? – для того, чтобы жильё получить, его сперва нужно было уже иметь! Точнее, не жильё даже, а некий легальный статус. Например – родиться у имеющих постоянную прописку и автоматически таковую получить. Это – самый простой и самый распространённый способ легализации. Другой вариант – лимитчики, жители сельской местности, завербованные индустриализацией в города, на стройки социализма. Среди моих ровесников-воронежцев было много таких ребят, горожан в первом поколении со стандартным набором: родители работают на заводе, бабушка-дедушка живут в области, в деревне, сами же они – в спальных районах города, в безликих многоэтажках. Ну и ещё один, немножко маргинальный, вариант – жениться (выйти замуж). Это, конечно, голубая мечта всех покорителей и покорительниц столиц, но сбывалась она в реальности вовсе не так часто, как в фильмах – помните, как в "Покровских воротах" Костик невзначай, исподволь, за кадром, я бы сказал, женится на девушке из сталинской высотки? Ага, щас! – воскликнем мы, прожжённые циники, и будем правы. Да что там Москва, даже в скромном областном центре стоило мальчику из хорошей семьи привести в гости свою однокурсницу из общаги, как тут же мама с папой подозрительно прищуривались: не иначе, на жилплощадь метит, сучка крашена! Студенты в общежитиях, кстати, получали временную прописку, даже и те, кому по первости не хватало места в общагах и кто вынужден был снимать жильё – прописка давала право легально находиться в данном городе, не нарушая паспортный режим. По окончании учёбы, разумеется, прописку отбирали. Теоретически, временно прописать на своей площади мог и квартиросдатчик, но в здравом уме и твёрдой памяти этого практически никто не делал, потому что после определённого количества лет, прожитых на частной квартире с пропиской, жилец мог предъявить какие-то права и на саму жилплощадь, ну а если у него рождался ребёнок – тем более. Мне известен только один такой случай – моя довольно дальняя родственница, штурмуя ещё в юности столицу, обосновалась на съёмной квартире, где добрые хозяева по какой-то причине её прописали, что и дало ей возможности невозбранно жить и трудиться по окончании МГУ в Москве. Она и сейчас, уже построив свою квартиру в Подмосковье, живёт там же, на съёме, в мегаполисе, поближе к работе.
Так что, ещё до всякого жилья, повоевать следовало только за прописку. Потому что – где родился, там и сгодился, и нечего шляться по стране. Прописка намертво привязывала человека к месту рождения, и по своей инициативе переехать куда-либо было практически невозможно. Ну а если заветный штамп в паспорте стоял – милости просим в очередь. Как было сказано выше, мои родители стояли в ней 10 лет, и всё это время перед ними маячила надежда на скорое решение вопроса: вот уже почти приняли решение о строительстве дома, вот уже вырыли котлован, вот уже чуть ли не ключи раздают… но в последний момент что-то срывалось, списки перетасовывались, и начинались волнения по поводу следующего дома, который вот уж теперь – точно наш! И всё это, заметим, в проектном институте, строительной организации, находившейся во много лучшем положении в смысле снабжения сотрудников жильём, чем, скажем, Министерство культуры, в системе которого работала мама – там, понятное дело, питались исключительно остатками жилого фонда других организаций, и ни о каких реальных перспективах речи и быть не могло.
Родители моей жены, чья борьба за жилплощадь протекала примерно в те же годы, но в Белоруссии (что в данном случае совсем неважно) проявляли несколько большую житейскую активность – так, тесть, инженер-конструктор машиностроения, на каком-то этапе перешёл на другую работу только потому, что в новой организации перспективы получить жильё были более реальны. После шести примерно лет скитаний по минским частным квартирам они наконец получили – нет, не квартиру ещё, а пока только семейное общежитие (дочка эти годы жила у бабушки в Бобруйске – решение неоднозначное, но довольно-таки распространённое среди советских молодых семей, покорявших большие города. Не выходя за скобки, припомню, что именно этот вариант предложили мне мои родители, когда мы с первой женой и маленьким сыном Митей в 1996 году уезжали в Израиль – может, оставить ребенка у них, пока мы не обустроимся на новом месте? Я тогда однозначно отказался, но не стану судить согласившихся: по себе знаю, что расти в сырых полуподвалах – занятие не самое полезное). Общежитие было большим шагом вперёд – жена вспоминает, что заселившиеся в него молодые семьи с одним ребенком тут же принялись заводить второго, ведь люди получили уверенность в завтрашнем дне за символическую плату и какие-никакие, а бытовые условия! Так и у моей жены появилась младшая сестрёнка, и на этом примере хорошо виден механизм демографического саморегулирования советского общества.
К периоду жизни семьи Местман на частных квартирах относится одна трогательная история. На последней для них частной квартире они жили уже вместе с пятилетней дочерью Дариной, теперь моей супругой. Квартира была трёхкомнатная, в двух комнатах размещались хозяева – бабушка и мама с дочерью-школьницей, а третью, стало быть, сдавали. Дарина знала, что отдельную квартиру им должен дать некий Госстрой, и вот однажды она нашла на столе бумажку с телефоном этого самого Госстроя. Ну, что ж – ребенок взял и позвонил. В Госстрой. А там ответили. Дарина их и спросила: когда же, наконец, вы нам дадите отдельную квартиру? На том конце провода поинтересовались – а кто, собственно, звонит? Дарина им всё объяснила: как фамилия, где папа работает… На дворе стоял 1981 год, и родители были весьма встревожены этим звонком – кто знает, какие могли бы быть последствия? Но всё закончилось хорошо – менее чем через год семья получила общежитие. Конечно, после того – не обязательно вследствие того. Но, может быть, чудеса всё же случаются и в области квартирного вопроса?
Цитата в тему
– Вот. Член жилищного товарищества, и жилплощадь мне полагается определенно в квартире номер пять у ответственного съемщика Преображенского, в шестнадцать квадратных аршин <…>
Булгаков М., "Собачье сердце"
Лет через несколько, в 1988, семья получила, наконец, долгожданную квартиру (благодаря тому самому переходу на другую работу), но пожили в ней всего-ничего, так как в 1990 уехали в Израиль. Эпоха приватизации ещё не наступила, и квартиру пришлось оставить, зато продали довоенный ещё родительский дом в Бобруйске.
Второй упомянутый вариант – кооператив. Стоимость советских кооперативов (при нормализации по месячной зарплате) была намного ниже, чем стоимость жилья сегодня, но всё же непринужденно достать из кармана взнос могли немногие. Чаще всего построение кооператива для молодой семьи было связано либо с мощным вливанием из родительского бюджета, либо с поездкой на заработки на Север. Но главное – кооперативы могли обеспечить не более 7-10 % нуждающихся по всей стране, и поэтому решающей роли в квартирном вопросе не сыграли. И снова – даже кооперативная квартира не становилась собственностью в полном смысле этого слова. Среди знакомых и родственников нашей семьи бывали случаи построения кооператива – чаще всего это была самая обычная хрущёвка с минимумом жилплощади, и таковое решение оставалось единственным на поколения вперед. Ресурсов семьи хватало только на один рывок, затем лоскутное одеяло приходилось резать: обмены, а позднее и продажи делили скудное наследство. Ниже будут приведены примеры того, как полученные так или иначе в 60-х годах квадратные метры составили основу благополучия нового поколения уже в следующем веке, в нулевых…
Построение собственного дома – привилегия жителей сельской местности и небольших городков. В мегаполисах же таковое строительство было весьма ограничено, и пик в основном пришёлся на послевоенное восстановление, когда государство стимулировало инициативу граждан. Так построили свой дом в Воронеже хозяйка нашей первой съёмной квартиры Алексеевна (о ней речь ниже) и её муж, которым было сказано так: стройте частный дом, половина его – ваша. Второй наш хозяин, Николаич (и о нём будет далее рассказано, и немало!) вспоминал, как выбирали из разбомбленных развалин годные ещё в дело кирпичи, и из них строили новое жильё… Мой же бывший тесть проживал с матерью в упомянутом уже городе Калаче – небольшом райцентре, в маленьком однокомнатном домике, туда же после службы в армии привёл жену, там родилась первая дочка, а уж потом начал он строить рядом (благо участок был по-сельски большой) новый дом, уже основательный – четыре комнаты вокруг печки, кухня, веранда… Старый домик остался во дворе в качестве летней кухни, и, бывая в нём, я с ужасом представлял себе, как на таком пятачке можно жить тремя поколениями одновременно. Был частный дом в Воронеже и у наших не очень далёких родственников, и, как нередко бывает, на каком-то этапе он стал яблоком раздора, и много лет отец судился с сыном из-за квадратных метров и незадолго до смерти своей в весьма почтенном возрасте – победил, отняв площадь у сына с внуком…