За столом Вовчик ел много и жадно, с удовольствием выпил и первую, и вторую стопку, но Георгий, обычно благосклонный к лихо пьющим, на этот раз почему-то компании не поддержал, и настоящей мужской попойки не состоялось.
А дочь свою Галина просто не узнавала. Ниночка, всегда такая ласковая, покладистая и скромная, держала себя с будущим мужем по-хозяйски: говорила с ним отрывисто, на повышенных тонах, даже грубовато как-то. Под конец ужина она просто отправила его спать, как засидевшегося допоздна ребенка – и Вовчик пошел, покорно встав из-за стола, ни "спасибо", ни "спокойной ночи" не сказав… На кухне, за мытьем посуды, Галина попыталась спросить у дочери… да она и сама не знала, что и как спрашивать… почему этот? откуда он взялся? а может, чем такой вот, лучше одной?.. Но умница Ниночка поняла мать и устало ответила на все незаданные вопросы: успокойся, мама, все будет хорошо. Ты же всегда хотела внука – так вот и будет у тебя внучек, мой ребеночек – это ведь самое главное, правда?
Будущие молодые спали вместе, в Ниночкиной комнате, Галина решила – ладно, чего уж там, раз такие дела, да и тесно в доме… Ночью она встала по нужде, пошла к выходу – туалет был во дворе. Еще из коридора увидела на кухне слабый свет и услышала какие-то звуки. Войдя, она остолбенела. В темной кухне, у открытого холодильника, в одних трусах стоял Вовчик и жрал копченую колбасу, купленную вчера в кооперативном магазине специально к приезду молодых – жрал, откусывая прямо от палки, длинной и красной, похожей на возбужденный конский член. На Галину он даже не обратил внимания.
– Володя, не держи холодильник открытым, испортится, – сказала Галина.
Вовчик обернулся, промычал что-то, жуя, жестами показывая, что сейчас, еще чуть-чуть – и все. Проглотил, засунул обкусанную палку обратно, хлопнул белой дверью.
– Хорошая у вас тут, в Россоши, колбаска, – сказал он и звучно рыгнул.
– На здоровье, – тихо ответила Галина.
* * *
Во дворе перед домом, под самодельным тентом, буквой "П" были накрыты столы, и за ними гуляла свадьба. Вечерело, красный шар летнего солнца опускался в пыльные кроны яблонь. Галина с россошанскими и сельскими родственниками сновали из дома к столам и обратно, наполняя салатницы и блюда с мясным и холодцом, унося пустое, убирая порожние бутылки и выставляя новые. У крыльца, прямо на траве, надрывались черные колонки собранной кем-то из умельцев стереосистемы, медленно вращались бобины допотопного магнитофона, похожего на чемодан. Танцевала в основном молодежь: племянники, троюродные, дети сослуживцев – все одеты нарядно, а девчонки и вовсе красавицы – в коротких юбочках, без колготок… Но и старшее поколение не отставало: под современные ритмы дергались загорелые морщинистые мужики с животами и бессмысленными улыбками изрядно выпивших людей, рядом плясали, поводя оплывшими плечами, их жены с синими от варикозных вен ногами, и над всей этой хмельной толпой витал терпкий мускусный дух свадьбы – почти языческого праздника слияния мужского и женского начал.
Нина с Вовчиком сидели на почетном месте, во главе стола, но на них, к счастью, обращали внимание все реже и реже. Нина чувствовала чудовищную усталость – этот день, который должен был стать самым ярким, самым запоминающимся в ее жизни, на деле оказался невыносимо суетным и тяжелым. Собралась родня со всей Россоши, и из Никольского приехали двоюродные тети и дяди с почти незнакомым Нине молодым поколением, и каждый считал, что именно он точно знает, какие обычаи нужно соблюдать на свадьбе, чтобы потом у молодых жизнь была счастливая и беззаботная. Поэтому до регистрации и венчания Нине не давали есть – примета! – хорошо, хоть перед выходом мать подсунула холодную котлету; молодым швыряли под ноги какие-то молью траченные пальто, заменяющие по скудости жизни меховые шубы, и тут же утягивали назад – рано положили, не время еще; молодых обсыпали рисом и пшеном, которое набивалось за ворот и кололось; жениха не пускали к невесте, дурашливо требуя выкупа, а Вовчик шутки не понял и нахамил тете Тоне и с дядей Валерой чуть не подрался… На венчании Нина стояла уже сама не своя, моля бога, чтобы все это поскорее закончилось. Священник монотонно венчал десяток пар, стоящих полукругом, а когда он стал водить их друг за дружкой вокруг аналоя, то это стало уже напоминать игру в паровозик, а не таинственный обряд…
Потом было возвращение молодых домой, родители на шатком деревянном крыльце с караваем и солонкой в руках, улыбающаяся мать, с трудом произносящая слова приветствия, особенно вот эту фразу: "Володя нам понравился…". Жадные, пожирающие глаза родни и гостей, лицемерные улыбки – Нина прекрасно представляла себе, как они с Вовчиком выглядят со стороны, и ей стоило огромного труда любезно кивать в ответ на комплименты и поздравления. И в то же время в груди у нее поднималось торжество – вы все, все были уверены, что я так и останусь старой девой, а вот вам, выкусите! Но никто так и не узнает, чего ей это стоило…
* * *
В общежитии Нина делила комнату с двумя девушками – Алиной, длинноногой, как из голливудского боевика, блондинкой, и Дашей, невысокой шатенкой с красивой фигуркой и пышной грудью. Все три студентки хорошо подружились, но очень скоро Нина поняла, что в ее личной жизни ничего не изменится. Алина и Даша были девушки порядочные в том смысле, что у них все было по порядку: скажем, сегодня каждая из них встречалась со своим другом, а через какое-то время его уже сменял другой, но одновременно – не больше одного! Из-за общежитской тесноты и пришедших в упадок удобств Нина часто становилась свидетельницей подготовки девушек к веселому времяпрепровождению – мытье, тщательное выбривание всего лишнего, использование диковинной косметики, купленной на последние деньги – все это рождало в маленькой комнате-пенале атмосферу новогодней елки, а в душе Нины – мрачное гудение органных концертов Бетховена, потому что она понимала, что все эти чудо-средства призваны делать из хорошего – прекрасное, а плохое так и останется плохим, как ты его не мой, не брей и не накрашивай… Потом приходили молодые люди – однокурсники, соседи по общежитию или знакомые со стороны, и если веселая компания никуда не уходила, банкет начинался прямо здесь. Здесь же он и продолжался, а Нина, чтобы не мешать подругам, брала книги и уходила в читалку этажом ниже. И сколько бы ребят ни приходило, ни один из них ни разу не обратил на Нину внимания больше, чем "привет-привет" и "а, ну пока", и никому из них и в голову не пришло, что с Ниной можно было бы проделывать те же штуки, что и с ее соседками по комнате. А потом Алина с Дашей лежали в кроватях расслабленные, умиротворенные, как сытые домашние кошечки, и Даша говорила: "Вау, я с этим Ромкой три раза подряд кончила!" "Я слышала" – улыбалась Алина. А Нина, слушая эти разговоры, чувствовала, как уходит водой в песок ее надежда встретить хоть кого-нибудь, полюбить, родить ребенка… Иногда ей даже снилось, будто она держит на руках теплое розовое существо, а кто-то большой и сильный обнимает ее за плечи, и тогда Нина просыпалась в слезах… А однажды Нина случайно подслушала разговор: один из парней спросил другого – в шутку, явно издеваясь: "Ты Нинку не хочешь трахнуть? Целка ведь…", на что тот отреагировал: "Да что я тебе, зоофил? Я с крокодилицами не е…". И жеребячий хохот двух приятелей поставил жирный крест поверх слабенькой Нининой надежды на то, что встретится она хоть с кем-нибудь, хоть когда-нибудь…