– Ты всё ещё там, мой мальчик? – прозвучал заискивающий низкий голос. Незнакомец по-прежнему был за дверью. – Не хочешь меня впускать? Тогда взгляни хотя бы в глаза… Их так много в этом доме. Десятки глаз, таких юных, таких невинных. Они так долго живут в этих стенах. Такие чистые, такие печальные. Они ничего не могут сказать, они немы, и им остаётся только с тоской и грустью наблюдать. Взгляни в этот сонм печальных глаз!
Удар в дверь вновь повторился с нечеловеческой силой. Огромный кусок штукатурки отвалился у стены над дверным проёмом, и из-под неё на Костю пристально смотрели десятки пар плачущих карих глаз.
– Кто ты, блядь, такой?! – в истерике прокричал Костя, тщетно пытаясь сбросить очередной входящий вызов от бывшей жены.
После долгой паузы во внезапно повисшей мёртвой тишине, нарушаемой лишь тяжёлым, прерывистым дыханием испуганного мужчины, незнакомец просипел:
– Я – никто и кто угодно.
***
Костя пришёл в себя на полу собственной прихожей. Кто-то настойчиво барабанил в дверь. Сердце мужчины вновь наполнилось тревогой, а первобытный страх сковал по рукам и ногам. Было раннее утро. Первые лучи солнца лениво прокрадывались в квартиру через пыльные окна. Стук не прекращался.
– Костик, мой мальчик, с тобой всё в порядке? – послышалось из-за двери. Голос принадлежал тёте Маше.
К Косте понемногу возвращалась ясность ума. Взгляд упал на входную дверь. Нет, это был не кошмар. Куски штукатурки валялись у порога, над дверным проёмом виднелась обрешётка стены. Глаз не было.
Заставив себя подняться, Костя проковылял к входной двери и, предварительно взглянув в дверной глазок, боясь увидеть в нём всё того же ужасного незнакомца, открыл дверь.
На пороге стояла взволнованная соседка снизу. Поверх античной сорочки был наброшен такой же древний фиолетовый халат.
– Тебе письмо, мой мальчик, – с порога начала она.
«Мой мальчик, – подумал Костя. – От кого я мог слышать эту фразу?» Ответ родился в сознании в ту же секунду. Мужчина сделал шаг назад, не сводя глаз с желтоватого конверта в руках старухи.
– Могу я войти? – спросила пенсионерка.
Поняв, что получит отказ от хозяина квартиры, лишь тот приоткрыл рот, продолжила:
– Я знаю, что случилось ночью.
***
Они сидели за кухонным столом. Костя и Мария Леонидовна. Был уже полдень. Кофе не лез в глотку, и Костя отдавал предпочтение бутылке бренди, так любезно предоставленной его пожилой соседкой. Не утруждая себя культурой употребления спиртного, Костя пил прямо из горлышка. Мужчина сделал очередной глоток. Дно бутылки становилось всё отчётливей.
– Я не верю в полтергейстов, призраков и прочую херню, – с уже слегка заплетающимся языком говорил Костя.
– Эта, как ты выразился, «прочая херня» состоит из плоти и крови, – парировала тётя Маша. – Ну, или когда-то состояла. Прокоптив небо с моё и не в такое поверишь.
На столе лежало скомканное Костей письмо. На сей раз от реально существующего человека – его почти бывшей жены. В нём говорилось, что их восьмилетняя дочь, тяжело болея с рождения, на днях прекратила свою борьбу за жизнь. Костя был разбит.
– Это ли не повод свалить отсюда, мой мальчик? – спросила Мария Леонидовна. Старуха была непреклонна в вопросе отъезда Кости и всеми силами пыталась убедить молодого мужчину как можно скорее покинуть этот дом.
– Позвольте, тётя Маша, я резюмирую. Вы, как мне видится, будучи окончательно выжившей из ума, ёбнутой, если хотите, утверждаете, что по ночам в двери жильцов этого дома, которые имели неосторожность проверить ночью почту, ломится ваш покойный муж с гробом на плече. Верно? – женщина попыталась возразить, но запал подвыпившего мужчины было уже не сдержать. – Затем, получив отказ в просьбе открыть дверь, он не находит лучшего решения проблемы, как вынести её всё тем же гробом. А дальше что? Засовывает меня в гроб, как всем известный персонаж сказок засовывал непослушных детей в короб, и уносит с собой, чтобы сожрать? Таков финал?
Тётя Маша в отчаянии опустила голову, тяжело уронив руки на колени:
– Он не всегда был таким. Я была уверена, что этот выродок сдох. Я своими руками надела на его голову мусорный пакет. Он даже не успел понять, что происходит. Воздух слишком быстро закончился. Я держала его до самой последней вспышки агонии. Клянусь, я видела, как он обмочился. Чувства шока и какого-то нездорового облегчения были слишком сильны. Я словно скинула с плеч невероятно тяжёлую ношу и просто оставила его тело гнить на чердаке, не забыв запереть дверь на тяжёлый навесной замок. Ключ смыла в унитаз. А затем…
– А затем, – перебил Костя, – маньяк чудесным образом воскрес и начал, простите, продолжил кошмарить местных и после смерти. Охуительная история!
Хозяин квартиры хохотнул и сделал очередной солидный глоток бренди, поставил незакрытую бутылку на стол, закурил.
– Долбоёб! – не в силах сдерживать эмоции, крикнула на него пожилая соседка. – Когда мимолётная эйфория прошла, и пришло осознание того, что я натворила, моё облегчение сменилось паникой. Я была убийцей! В страхе быть пойманной и наказанной, я решила избавиться от тела и на утро следующего дня поднялась на чердак. Долго провозилась с замком, но всё-таки спилила. Трупа там не было. Там ничего и никого не было, понимаешь? Не было даже мусорного пакета, который я надела на голову этого монстра! А что мне оставалось делать?! – у старухи начиналась истерика. – Костик, мой мальчик, он убивал людей! Детей! Мой муж был безумен. Он снял скальп с наших дочерей, а тела привязал к трубам отопления в подвале, как будто мои девочки могли куда-то сбежать. Он сказал, что крысы больше любят вареное мясо. Быстрей съедят тёплые туши.
– А в нашу доблестную обратиться не судьба? – ехидничал Костя.
Вопрос остался без ответа. Всхлипывания старухи переходили в рыдания:
– Запах из подвала быстро распространялся по дому. Вскоре соседи начали задавать неудобные вопросы: почему наши девочки давно не выходят гулять в сквер, почему подвал, с вечно настежь распахнутой дверью, уже которую неделю заперт на амбарный замок? Тогда мой муж переключился и на них. Двух семей не стало за одну ночь. По возрасту они нам в родители годились. Никто не хватится стариков. В этом мой муж был уверен. Твою мамашу, кстати, от его загребущих лап спасли только её больные ноги. Она почти не выходила на улицу. Нелюдимой была. Продукты ей, по возможности, приносила я. Сына то у неё не было! – укоризненный взгляд тёти Маши пробуравил Костю.