Сердце всё так же рвалось наружу через горло, но пришло понимание ситуации. К Косте вернулось самообладание, и на мгновение ему показалось, что уголки губ его соседки слегка приподнялись вверх. Всего на секунду ему почудилось, что безумная старуха лукаво улыбнулась, словно была рада предынфарктному состоянию своего соседа. Не имея ни малейшего желания вступать в полуночную светскую беседу с не самым приятным человеком на планете, Костя просеменил мимо квартиры тёти Маши и начал подниматься на второй этаж, игнорируя бессвязные речи своей соседки, но чувствуя при этом пристальный, буравящий взгляд в спину.

– …не ищи ночью пи́сьма, – вторила старуха. – Не ищи, не бери, не то сдохнешь, как твоя мамаша.

– Доброй ночи, тётя Маша. Не забудьте принять лекарства, – не оборачиваясь и ища ключи в кармане пальто, произнёс Костя.

– Ночью почты нет! – сорвалась на визг старуха и, вернувшись в свою квартиру, захлопнула дверь.

Мужчина вернулся в холодную квартиру. Небрежно сбросил пальто, кое-как стянул ботинки и без сил упал на кровать. А затем, ещё несколько часов, ворочаясь в мокрой от пота постели, Костя слышал сквозь зыбкую дрёму монотонные завывания старухи из квартиры под ним. Иногда они сменялись всхлипываниями, временами прерывались лихорадочным хохотом, а ближе к рассвету, когда небо на востоке начало сереть и на небосводе осталась лишь одна яркая звезда, Костя мог поклясться, что слышал на чердаке звук печатной машинки, сопровождающийся сдавленным детским плачем. Он был уверен, что отчётливо слышал скрип почтового ящика на первом этаже, и уж тем более ни на секунду не усомнился в своём рассудке, когда его выбросил из чуткого сна скрип поворачивающейся ручки входной двери, за которой последовал металлический скрежет в замочной скважине. Кто-то подбирал ключ к его квартире.

***

Утро началось не с кофе. Что такое зима по-белорусски? Это батон, запиваемый «Терафлю».

Проснувшись от звуков возни в замке своей квартиры, Костя, разумеется, позвонил в милицию, где сонный голос диспетчера объявил ему, что беспокоится не о чем и, на всякий случай, участковый зайдёт побеседовать с соседями.

Попустительство? Возможно, но с другой стороны, а что Костя видел? Никаких свидетелей, кроме него самого? Объективно, Костя не тянул на достоверный источник, а милиция в этом городе работала по принципу «не пойман – не вор».

Не услышав ничего адекватного от ментов, Костя решил проверить почту. Минуту спустя он уже стоял у двери тёти Маши, держа в руках разорванный конверт, сложенный из пищевой бумаги, и ритмично стуча в ветхую дверь.

– Если это шутка, то неудачная, – с неприкрытым гневом сказал Костя, когда дверь отворилась, всё ещё оставаясь застёгнутой на цепочку, и на пороге появилась его соседка, облачённая во всё ту же ночную сорочку.

– Ты плохо спал, мой мальчик? Вид у тебя болезненный, – не обращая внимания на слова своего соседа, проскрипела старуха. Она бросила на молодого человека оценивающий взгляд, который остановился на пожелтевшем рукотворном конверте. Выцветшие глаза женщины наполнились слезами. В голосе читалась тревога.

– Что это? – просипела она. – Где ты это взял, мой мальчик?

– Вообще-то, это мой вопрос, – парировал Костя. Он достал из пожелтевшего конверта такой же пожелтевший лист и протянул его старухе. Та, словно чёрт от ладана, отпрянула на полшага назад, попытавшись захлопнуть дверь перед незваным гостем. Костя успел просунуть нос ботинка между дверью и проёмом. Старуха перекрестилась. На старом листе бумаги маркими чернилами было напечатано всего два слова. Два совершенно обычных, но почему-то таких тревожных слова.

– Я дома… – судорожно сглатывая слюну, прочла тётя Маша. – Я дома…

Лицо старухи посерело. Она сделала глубокий вдох, словно собирала в старый дряблый кулак остаток мужества, и назидательным, слегка дрожащим голосом, продолжила:

– Вот что я тебе скажу, мальчик мой: бери свои нехитрые пожитки, запирай дверь на замок, садись в свою развалюху и поезжай к жене. Проще говоря – уёбывай, пока есть возможность, и забудь про это место. Забудь, что ты здесь жил, что твоя мать…

– Я развожусь, – перебил её Костя, – и, как я думаю вам известно, я здесь именно по этой причине. Лера, моя формальная жена, пришлёт мне документы на развод именно на этот адрес, поэтому…

– Твоя жена раньше станет вдовой, чем ты поставишь свою закорючку в документах! – прервала его старуха, а её тон приобрёл угрожающий оттенок. – Садись в машину и уматывай, мой мальчик. Поезжай к жене, падай на колени, клянись в верности или что там у вас? Делай что хочешь, только подальше от этого дома.

– Но вы можете… – начал было Костя.

– Бери ноги в руки, пока они у тебя ещё есть, и проваливай, не то сдохнешь, так же как и твоя мать!

Дверь захлопнулась, щёлкнул замок. Костя в очередной раз постучал в квартиру своей соседки и, не получив ответа, поднялся к себе с ещё большим количеством вопросов.

***

Находясь на больничном, чувствуя себя всё так же отвратительно, Костя читал книгу, допивая очередную кружку национального лекарства – кипячёного пива с мёдом. Был четвёртый час утра. Бессонница мучила его уже несколько ночей. Сон приходил с рассветом и был короток и тревожен, как у алкоголика. А может, таким необычным образом работал его инстинкт самосохранения? Может, какая-то часть его сознания просто отказывалась спать? Может, она боялась?

Из мира печатного слова Костю вырвал звук распахнувшейся форточки, с грохотом ударившейся об откос. Буквально подпрыгнув от неожиданности, Костя, переведя дух, подошёл к окну, выходящему на граничащий со сквером двор. На улице завывала метель. Совершенно типичная погода для этой поры года в этих краях.

Внимание молодого человека привлекла фигура незнакомца, которую Костя вначале принял за тень, отбрасываемую одним из деревьев в свете фонарного столба. Тень двигалась. Сомнений не осталось – это был человек. Фигура двигалась по нерасчищенной тополиной аллее, утопая по колено в снегу, и, как показалось Косте, что-то за собой волокла. Приняв незнакомца за бездомного, Костя захлопнул форточку. Звук дрожащего стекла в старой деревянной раме звоном разнёсся в тишине ночного сквера, нарушаемой лишь завываниями ветра. Фигура остановилась. Незнакомец стоял под жёлтым светом фонаря и явно смотрел на Костю, чей силуэт виднелся между штор в окне второго этажа. Только сейчас, скованный страхом, молодой человек смог разглядеть ночного гостя. Незнакомец был около двух метров ростом и был одет в некое подобие камзола. Голову венчал нелепый ночной колпак. Костя не мог разглядеть лица. Вся та область, где очевидно оно должно было находиться, отливала в свете фонаря сырой нефтью, словно лицо было замотано чёрным влажным полиэтиленом. Фигура, явно прилагая не малые усилия, сделала шаг вперёд. На смену Костиному любопытству пришла паника. Теперь он мог различить, что именно волок по снегу ночной гость. Фонарь осветил тяжёлую ношу за спиной человека.