И опять, я увидел дозорного в зелёном мундире, который шёл по берегу. А с другой стороны Москвы-реки шёл маленький, сухопарый старичок, тоже в зелёном мундире, с винтовкой на плече. Шёл он навстречу моему великану. Когда они поравнялись, старичок приподнял фуражку и помахал ею в воздухе.
– Эй, Потапыч! Хорош бережок топтать, присядь, покурим!
Потапыч снял с плеча свой вертолётный пулемёт и сел на берегу. А я, с удивлением поймал себя на том, что прекрасно понимаю речь этого деда. Впрочем, ничего странного в этом не было, ведь речь его была простой. Да и характер этой речи был мне понятен, это была самая обычная перебранка, которой и мы, Вороны, вполне себе так «коротаем время».
– Потапыч! А я смотрю, чё-т у тебя носок-то короток! Поди, и всё остальное коротенько, а?
Потапыч взревел медведем, вскочил на ноги, схватил пулёмёт и дал очередь вверх. После очереди он ещё какое-то время топотал своими лапищами по берегу, тряс пулемётом и ревел что-то нечленораздельное. А когда он запыхался и перестал реветь, старичок покачал головой и прокричал:
– Э-э-э-э, Михайло Потапыч, видимо у тебя и в голове коротко! Пойду я, недосуг мне с твоим коротким умом разговоры разговаривать!
Дедок накинул винтовку и пошёл дальше по берегу. И на какой-то момент (СОВСЕМ короткий), я увидел свой мир немножко другим, живым, весёлым, с какой-то совершенно нездешней задоринкой… Но там, за Коломенским, над моим миром клубился густой смрад лжи, который отравлял жизнь людей, живущих ТАМ. Когда-то и я считал это нормой, но теперь я знал, что это – патология. Но что я мог один сделать с этим миром, ЧТО? Впрочем, решение было уже принято, и я полетел к Валере. Дитя Фогельвейде, говоришь…. Будут у Фогельвейде и другие дети. Да и есть уже. Видел. Только что.
– Эх, нифига себе ты оброс! И давно ты летаешь уже?
– Каррр!!! Каррр!!!!
– Ты это… что же, остаёшься?
– Нет, Валера, не остаюсь.
Я сбросил с себя перья и наблюдал, как руки мои выпрямляются и принимают привычный мне вид.
– Ухожу. Сегодня. Я подумал, и решил, что ворон из меня неважный выйдет. Буду человеком, раз уж родился так.
– Хорошее решение, верное. Я знал, что ты примешь его. Проводим тебя.
***
Шли мы по лесу молча. Я понимал, что происходит вещь насколько страшная – настолько и естественная, я просто возвращался в свой мир. Белоречье уже давно было за спиной, и вот, сквозь ветви начали проступать высокие, покатые крыши Курьянова. Мои ноги подкосились, и я сел на пень. Для последнего шага мне нужно было собраться с силами.
– Валер, Наташ… Скажите мне… Ведь наши миры находятся совсем рядом, они так похожи… Ну почему же мы живём как в аду?! Почему мы не можем жить как вы?!
Валера и Наташа взяли в свои лапы по одной моей руке, я не помню, кто взял какую. И когда силы начали возвращаться ко мне, Наташа сказала:
– Вы можете. Можете, не сомневайся. Вы просто забыли, как. Но ты-то понял?
– Понял, Наташ, понял. Потому и возвращаюсь, что понял.
Я встал с пенька, но Валера с Наташей продолжали держать меня своими лапами. И когда моя голова перестала кружиться, Валера сказал:
– Василий, я не хочу, чтобы уходя отсюда, ты чувствовал себя оставленным. Мы ВСЕГДА будем помнить о тебе. Никогда тебя не забудем и… никогда не оставим. Каждый раз, когда ты будешь вспоминать о нас – мы почувствуем это и вспомним о тебе. Каждый, кто видел тебя здесь, каждый, кто разговаривал с тобою. И когда мы будем вспоминать и говорить о тебе – ты почувствуешь это. Теперь ты связан с нами, а мы – с тобой.
– Мы, собаки, никогда не забываем тех, кто полюбил нас. И никогда не перестаём любить. Вспоминай о нас. Нам это также нужно, как и тебе. Нам очень нужно чувствовать, как ты помнишь о нас. А если забудешь – мы будем ждать, пока не вспомнишь. Сколь угодно долго, потому что по другому – не можем.
– Это – правда, Вась, как и всё, что ты здесь слышал. Не думай о том, как плохо, что ты уходишь из Белоречья, думай о том, как хорошо, что ты у нас побывал. Сохрани Белоречье в себе. И будь человеком Белоречья ТАМ. Пойдём, Василий, не давай слабости захватить тебя.
И мы пошли дальше. Лес Пограничья остался позади, и мы вошли в Курьяново. Встречные люди не обращали на нас никакого внимания, видимо они видели псов-людей уже не впервые. А может, просто не приглядывались к нам. Не смотрели на нас люди и когда мы пришли на платформу. Я купил билет и пошли последние минуты, когда я ещё мог быть вместе со своими друзьями-собаками. Все эти минуты, мы стояли держась за лапы, и когда вдали появился поезд идущий от Москворечья – мы обнялись, и стояли так до того самого момента, пока остановившийся поезд не открыл двери. Валера помог закатить мне тележку внутрь и двери закрылись, отделяя меня навсегда от лучшего из мест на Земле, где мне довелось побывать. Они ещё какое-то время шли, потом бежали за вагоном, но потом отстали, а потом кончилась и платформа.
Я вошёл в салон и стал смотреть в окно. Мне очень хотелось увидеть снова лес Белоречья, но я видел только корпуса вагоноремонтных мастерских. И когда поезд остановился на платформе Депо, я видел не лес, а обычные московские девятиэтажки. Мир Белоречья снова закрылся от меня. Но пребывание в том Мире, изменило меня навсегда. Поезд закрыл двери и тронулся в сторону Люблино. Я смотрел в окна и думал о том, что этот мир больше никогда не будет иметь надо мною той власти, которую он имел до того момента, как моя нога ступила на Благословенную Землю. Потому что теперь я понял – моя душа не имеет ничего общего с душами тех, кто ещё пока пытается меня обмануть, а может быть даже и обманет. Ведь если мне даже и приходится иметь с ними дело, то лишь временно. Придёт время – и они уйдут навсегда, в свой мир, куда я не пойду. Не пойду, потому что моего там ничего нет, и делать мне там – нечего. А в тот мир куда я пойду, в СВОЙ мир – никогда не пойдут они. Пойду в свой мир, в мир, где меня ждут, будут ждать сколь угодно долго, и встретят с Радостью. А Радость, которую испытаю я – мало с чем можно сравнить, и эта Радость – обетованна мне. И даже лишь память об этой, предстоящей Радости, греет моё сердце, и не даст мне замёрзнуть даже в самую холодную из зим. И эту Радость у меня не отнимет никто. И пусть я ещё не захватил этот несчастный мир, чтобы освободить его от тирании Лжецов, но принадлежать этому погибающему миру – я перестал. Перестал навсегда. Перестал, потому что с этих пор, я стал человеком другого мира. Я стал Человеком Белоречья.
Эпилог.
Рассказ мой окончен, но не сказать ещё хотя бы пару слов (например о том, как сложилась моя жизнь дальше) – было бы категорически неправильно. Во-первых, я перестал хвататься за разные сомнительные объекты, и такие досадные факты, как кидалово и увязалово без доплаты – ушли из моей жизни, и больше не появлялись в ней. С тех пор, я всегда с достоинством отказывался от любого объекта, который по тем, или иным причинам не устраивал меня. А когда у меня кончались деньги, мои заказчики по монтажу водосточных труб в Белоречье немедленно присылали мне посылку, где всегда была превосходная белореченская тушёнка, их же сыр, и их же малиновое варенье. Денег у них по-прежнему нет, но и Слава Богу, потому что ТАКИЕ тушёнку и сыр, я не купил бы ни за какие деньги. Не говоря уже о том, что каждая частичка Белоречья для меня бесценна. Валера писал, что трубы мои стоят, и что с учётом частоты посылок мне провианта, последнего, скорее всего, хватит мне до конца дней, а может, и ещё останется. В крайнем случае, едой они меня готовы снабжать и сверх нормы, ну а в крайнем случае, найдут мне доп. работы (да и по водосточке работы хватает). Для меня такой крайний случай был бы бесценным подарком, ведь это повод ещё раз побывать ТАМ!
Однажды, гуляя по Коломенскому, я встретил патрулирующего берег старого маленького дедушку с винтовкой за плечом. Я справился о здоровье Михаила Потапыча, на что дедок предложил мне справиться у него самого. Я посмотрел на тот берег, и на какой-то момент, увидел там пастбища Белоречья и Михаила Потапыча, охранявшего берег. Я хотел крикнуть что-то вроде «привет и салют бессменному стражу Белоречья, Михаилу Потапычу», но вместо этого у меня получилось какое-то покаркиванье. Потапыч что-то проревел мне в ответ, и на каком-то, трансментальном уровне, я его понял, но перевести не могу. Когда дед убрал свою руку с моего плеча, я снова увидел Курьяновскую станцию аэрации.
Ещё одна интересная встреча ждала меня в Курьянове. Когда я сидел на Курьяновском бульваре с баклажкой пива в руке, я увидел, что напротив меня сидит старик, которого, как мне показалось, я где-то видел. И да, действительно, этого солдата я видел на фотографии в коллекции Валеры. Мы разговорились с этим старым орлом, и он рассказал мне, что живёт здесь, в Курьянове, но и в Белоречье иногда ходит погостить, да и раньше бывало ходил на танцы и получал там люлей, пока не женился. Ну как получал, сам конечно, тоже клевал, да всех псов переклюёшь, разве? Ещё он рассказал, что совсем недавно был в гостях у Валеры и они там вспоминали обо мне, а врач-орнитолог справлялся о моём здоровье. При этом, старый орёл пихнул меня крылом в бок и подмигнул. Но когда я просил передать коту, что рецидивов не наблюдается, орёл немного приуныл.
А этой весной, мой знакомый уличный музыкант из Нагатинского Затона, случайно забрёл в Белоречье, играл там на улице, и гостил у Валеры. И один местный музыкант, специально для меня, передал ему свой авторский комбик*2. Так я вышел на стрит*3 со своей блокфлейтой, и существенно поправил свои дела. А когда тоска начинает давить меня, я вспоминаю о своих друзьях из Белоречья, а они это слышат, и тоже, вспоминают обо мне. Может быть, кому-то это покажется странным, но в такие моменты – я счастлив.
Чего, впрочем, и вам, ото всей души желаю. Ну а если будете в Белоречье, то от Васи Муравьёва там всем поклоны передавайте, только к Михайло Потапычу лучше не подходите, а то он временами вспыльчивый бывает…
Осень 2018
*2Комбоусилитель – используется для игры на электрогитаре, либо через микрофон. Для игры на улице – вещь незаменимая.
*3Стрит – игра на улице
Это – первая часть романа «Теплоэлектросказка». Вторая часть называется «Дракон». Если хотите получить оповещение о публикации – подписывайтесь на меня в ЛитРес.
https://vk.com/vasiliy_muravyov