Девять жизней Кота. Книга вторая: «Великое княжество Московское»

– То-то и оно, Олег Георгиевич, что делись. В Москву ведь уезжаете, и неизвестно на сколько. Награждение, там, потом праздновать будете!

– Надеюсь все же вернуться тем же днем, – попытался успокоить его Олег, – а не успеем, запишемся в понедельник, или даже вторник – какие наши годы?!

Очевидно, что именно эти слова Сергей Масалов и ждал; но печальной мины с лица не убрал, разве что сделал ее чуть заискивающей, просящей:

– Тогда, быть может, Олег Георгиевич, озвучите, о чем новый шедевр будет? Чтобы, значит, реквизит подготовить, а может, и массовку.

Олег нахмурился; теперь уже по настоящему:

– Я и сам не знаю, – резко бросил он, заставив продюсера вытянуться – прямо как он сам недавно, перед Иваном Карловичем, – о чем петь буду. Не решил еще. Неизвестно еще, с каким настроением вернусь из Москвы. Погоди ка (теперь несчастный Сергей, кажется, был совсем не рад тому, что рванул сюда, в полк, без приглашения)! А ты откуда вообще узнал о том, что я в Москву собрался, да еще по приглашению Великого князя?!

В этом мире тоже появились мобильные телефоны; пока еще простенькие, без широкого спектра дополнительных функций – только связь, и все. Да и сеть вышек была еще очень редкой. Так что ничего удивительного в том, что кто-то успел позвонить во Владимир, и «обрадовать» Масалова, не было.

– Удивительного нет, а чего-то нехорошего – хоть лопатой греби. Не такие уж и секретные сведения, но кто-то ведь позвонил, да без моего ведома. А в следующий раз что – военную тайну по телефону разболтают?

Он обвел взглядом окружающих, и тех словно впечатало в стены; даже Дамир Ефимович переменился в лице. Однако совсем скоро выяснилось, что никто и никому не звонил, и тайн не выдавал. Отсюда, кстати, из полка, сделать это было невозможно. Пространство было надежно защищено. Но сведения эти, от майора Назаркина (тоже, кстати, достаточно секретные), Олег пока отложил в дальнюю ячейку своей памяти. Сам же кивал, вслед Сергею Федоровичу, лепетавшему почти в ужасе, только теперь по другой причине:

– Так от Наталии Николаевне и узнал, Ваше Сиятельство! А она, от супруга своего, Его Светлости Николая Ефимовича. Он ведь тоже приглашение, подобное вашему, получил. И как опекун будет сопровождать вас в поездке. Так что я еще и с заданием приехал – передать, чтобы к шести часам вы, Ваше Сиятельство, готовы уже были. Николай Ефимович лично за вами заедет.

– Вот так фокус! – едва заметно скривился Олег, – нигде от него не скроешься. А впрочем, почему нет? Машина у него комфортная – самое то сон добрать. Конечно, устроит допрос. Но и в Москве сильно домогаться не будут – при нем. Интересно, здесь законы или правила действуют, насчет того, что малолеток допрашивать нельзя, без ближайших взрослых родственников, или органов опеки. Вот у меня с собой будет – целый князь. Передал?!

Это он уже вслух спросил, Масалова. Тот судорожно кивнул, и Олег махнул ему рукой, отпуская. Вернее, сам себя отпустил прежде – успел выйти на улицу, под холодные, но яростные в своей яркости лучи зимнего солнца. Олег ему порадовался – прежде всего в плане помощи сокрытия тайны Источника.

– Пока заветную полянку в лесу не начнет заметать достаточно сильным снегопадом, можно не беспокоиться, – думал он, заскакивая на высокую подножку военного внедорожника, – до тех пор, пока сюда не наведается дед, Матвей Григорьевич. И что тогда делать? Пока не знаю. Думай, голова, думай – шапку куплю. Впрочем, она уже есть.

На голове парнишки действительно была шапочка – из числа спецназовских, вязанных из настоящей шерсти; с возможностью раскатать ее на все лицо. Но сейчас, на полигоне, никакой маскировки не требовалось. Все было на виду – глядите, наблюдайте. Кроме, конечно, истинных действий юного Мастера Силы.

– Точнее, подмастерья, или вообще ученика, если такие градации тут существуют, – думал Олег, доставая из рюкзачка мешочек, а потом и Ножик – этот уже без ножен, – вот ведь гад московский, Поклонский – на эту тему даже не заикнулся. А я и не подумал. Где бы еще найти учителя, чтобы поопытней был, да язык за зубами держать умел.

Может, последнее – про язык за зубами – он подумал вслух, а четверо бойцов приняли эти слова на свой счет? Почему-то они отступили еще дальше, к самому краю леса, и уже оттуда осуществляли контроль. За окрестностями, но никак не за действом, что учинил Олег. Незатейливым таким, внешне совсем не эффектным действом. Почти три часа он пробовал определить, чем же, какими Силами и в какой мере он владеет? Научной, академической, принятой здесь классификацией он не владел. Потому за единицу Силы взял полный заряд золотого.

– Кстати, не удивлюсь, что такая единица есть, – подумал он, доставая первую монету, – не могли ребята, изучающие Силу фундаментально, не отметить тот факт, что полный заряд этих «аккумуляторов» идентичен. Не готов утверждать с точностью до долей процентов, но по личным ощущения это так и есть. Кстати, это можно и по часам проверить. Где вы, мои хорошие?

Он закатал повыше рукав на левой руке, на запястье которой тускло поблескивало стекло часиков – небольших, по размеру детской ручки. Хронометр этот, с секундной стрелкой, но без функции мгновенной остановки последней, привезли с оказией от князя (или княгини Бельской?); вместе с партией одежды – взамен той, из которой Кот вырос. Вот сейчас они и пригодились. Олег, отойдя на середину полигона, пока еще покрытого снегом, проводил одновременно, по сути два эксперимента. Выпускал прямо в землю, приложив к ней ладошку, попеременно все стихии, засекая на это время. В объеме, как раз равном емкости золотого. А потом заряжал его от Ножика, засекая время зарядки раз за разом. Наконец негромко проговорил:

– Ну, вот – за доли процента не ручаюсь, а за секунду разницы готов поспорить на что угодно. Определенно, монеты эти создал кто-то, любящий точность не меньше французских королей. Насчет последних, кстати, не уверен. А вот в этих монетах, безусловно. А что касается стихий, Силы, что командуют ими… какую тут градацию придумать? Вопрос…

На этот вопрос к окончанию тренировки он все же ответил. Сбился от счета, сколько раз он заряжался от Ножика и монет, направляя эту Силу вглубь земли. Теперь на полигоне снега не было, от слова совсем. Зато хватало ям – сухих, и полных грязи; высушенной до состояния золы участков, и самых настоящих барханов. Невысоких, но вполне зыбучих.

Олег, осмотревшись по окончании этих часов, впечатлился. Новики, кажется, еще сильнее. А Котов наметил уже программу и на следующий день. Отъезжая от полигона, в уверенности, что к следующему утру поле будет ровным, словно выглаженным утюгом, он подвел некоторые итоги:

– Итак – самым слабым у меня, если принимать во внимание время, за которое полностью расходуется на проявление стихии заряд золотого, Земля. Чего, конечно, не скажешь по тому, в каком состоянии я оставил полигон. Ну, над ним и другие стихии поработали. Примерно в полтора раза сильнее Вода. А она, в свою очередь, процентов на сорок слабее Воздуха. Самым же сильным у меня оказался Огонь. Ну, это я и так знал. Теперь же с небольшой точностью, готов утверждать, что он у меня в пять раз сильнее той же Земли. Что касается завтрашнего дня… Как проверить Чувство с Разумом, просто не представляю. Как и пару Зрение-Защита. А из последней пары Смерть даже не хочу трогать без крайней необходимости. И эту вон проплешину (он еще раз вспомнил про свой нечаянный удар по лесу) желательно как-то замаскировать. Остается Жизнь. Вот с ней и попробую завтра поработать. Интересно, на майора Назаркина мои усилия подействовали?

Адьютант встретил его, как обычно, в холле; вместе с Дамиром Ефимовичем, и управляющим. Олег свой последний Удар стихией, направленный в землю, компенсировать заемной энергией полностью не стал. Потому вид, наверное, имел достаточно изнуренный. Потому, наверное, никто к нему приставать не стал. Разве что одарили взглядами – целым спектром их, от жалостливого в глазах Ивана Васильевича Кудрявцева, до одобрительного у Витязя. Ну, а адьютант посмотрел как-то задумчиво, потерев машинально палец на левой ладони, на котором Олег не углядел даже царапины. Он кивнул – всем сразу, и побежал таки наверх, хотя ноги действительно переставлял с трудом. А там, в апартаментах, все по заведенному уже графику – баня, то есть ванная («А есть ли тут баня? Пожалуй, надо напроситься»): потом плотный обед, прошедший на «ура», учитывая, что в ванне Олег еще поработал Силой, так и не восполнив ее до нормы. Ну, и перед компьютером посидел достаточно долго.

Первым делом открыл в местной «Википедии» раздел про награды Московского княжества. Они имели здесь общие названия – «Звезды», и делились на три категории: Золотые, Серебряные, и Стальные. Делились, естественно, в соответствие с сословным разделением общества. Стальными награждались простолюдины – и за воинские подвиги, и за трудовые свершения. Серебряными, соответственно, офицерский состав, и гражданские чиновники, не имевших в роду благородных предков, и сами не заслужившие титула. Ну, а Золотыми Звездами отмечали дворян – не важно, какой длины была их родословная. Хоть один день, по получению благородного титула за заслуги. Интересным было, что существовала и теоретическая, и даже практическая (приводились примеры) вероятность, что человек за свою службу в княжестве мог получить награды всех трех металлов. Судя по снимкам на экране, обильно сдобренных драгоценными камнями; особенно Золотые Звезды. Так, простолюдин, к примеру рядовой, или сержант, мог получить Стальную звезду определенного ранга, в зависимости от подвига, конечно; или как его понимал командир, представлявший к награде. Уж в последнем старший лейтенант Котов хорошо разбирался. Такой вот кавалер имел преимущества при поступлении в офицерское училище, по окончании которого выходил уже кандидатом в кавалеры Серебряной Звезды. Ну, а за особо важный подвиг мог получить и личное дворянство, продолжив службу на благо отечества уже в золотом ореоле. В качестве яркого примера такого служения Московскому княжеству приводился один из ближних соратников Рюриковых – Кутепов Юрий Сергеевич. Граф в первом поколении, чей портрет в «Интернете» впечатлял, особенно количество наград всех металлов. Но Олег больше впечатлился должностью этого человека при князе Московском – Старший Мастер Силы. Вот именно так, все три слова с заглавной буквы!

Награды, Звезды, делились еще по важности. Самыми главными в Москве считались Звезды Рюрика, считавшегося основателем княжеского Рода. Кстати, Стальных среди них не было. Так же, как и в следующих по ранжиру. В порядке убывания; очевидно, ценности подвига, за который вручались награды, шли ордена… то есть, Звезды Александра Ярославовича Невского, Дмитрия Ивановича Донского, Ивана Третьего Великого. Звезда основателя Москвы, Юрия Долгорукого, шла следом, пятой, и вот тут уже присутствовал и стальной ее образец. Этой наградой, как понял Олег, пролистав еще несколько страниц «Википедии», в основном награждались лица гражданские, служившие материальному и духовному процветанию княжества. Как и Звезда Ивана Калиты. В общем, список наград начинался, за исключением самой главной, от основателя Москвы, и вплоть до Ивана Четвертого, Грозного. А потом… Потом каждый из правящих Рюриковых учреждал свои Звезды, именные. Сейчас это были, естественно, Георгиевские.

– Вот на такую, предполагаю, я и мог бы претендовать, – решил Олег, переключаясь на другой сайт, – как никакая другая Звезда подходит – за спасение семьи князя. Или так никто не считает? Ну, и пусть, «я не гордый», и так далее. Но сам церемониал нужно на всякий случай посмотреть. А красиво, чертяка подходит.

На экране к князю – высокому, мощному, куда моложе того, кого видел перед собой Олег – выходил еще более громадный офицер. Кот буквально впитывал в себя каждый шаг, развороты, наклон головы при награждении… Тут он невольно фыркнул:

– Мне, скорее, тянуть ее, голову, придется кверху. А вот это интересней – ответное слово награжденного. Не «Служу России!», конечно – Единой и Неделимой тут нет, как уже не раз отмечалось. Будем надеяться, что только пока. Ага – вот как: «Служу Великому князю и Московскому княжеству!». Интересно, а для наследников Свободных Родов какие-то преференции имеются?

Поискал; с трудом, но нашел. Оказалось, что Котовы, как и любой другой свободный род в Великом Московском княжестве, служили только ему, государству. Слова про Великого князя Рюрикова можно было опустить.

– Ну, вот, – усмехнулся Олег, – первый признак свободы налицо. Надо запомнить.

Пятница, да и суббота выдались хлопотными. Такими Олег считал дни, в которых помимо привычных уже тренировок, и других действ, включенных в график, появлялись другие. Такие, как примерки, без которых не обошлись оба этих предпраздничный дня; порадовал и поход к мастеру на все руки, старшему сержанту Собакевичу – неизвестно, фамилия такая у него была, или прозвище. Олег не поинтересовался. У этого шустрого мужичка, с фартуком и нарукавниками поверх форменного обмундирования, была даже собственная кузня. Которая, впрочем, не понадобилась. Собакевич (дал же господь, или сослуживцы прозвище!) достал откуда-то сломанный на половине лезвия кортик; вздохнул как-то горько: «Никак руки не доходят», – и включил станки – сначала, как понял Олег, отрезной, затем сверлильный, а потом и токарный.

– Или фрезерный, – пожал Кот плечами, – по барабану. Главное, чтобы результат был.

Сержант скоро продемонстрировал рукоять без обломка клинка, в которой, как кариесное дупло в больном зубе, темнела здоровенная дыра.

– На клей сажать будем? – как-то равнодушно спросил Собакевич, ни разу не назвав Кота ни Сиятельством, ни Превосходительством.

Олег не обиделся. Главное, как он уже говорил, результат. А он превзошел все ожидания. Артефакт наделся на рукоять с короткой гардой как влитой. Без единой видимой трещинки в месте соединения.

– А насчет клея…, – чуть усмехнулся Кот; рядом так же разулыбался майор, которого Высокоблагородием тоже обнесли, – давай, пробуй.

На лице сержанта впервые проявилась какая-то эмоция. Поначалу удивление – когда он дернул артефакт, и тот не поддался; потом какое-то ожесточение – мастер никак не мог признать поражения от куска железки. Олег вынул Ножик из рук сержанта, и показал на самый рукояти, что скрывала собой часть артефакта:

– Вот тут сточи. Хочу, чтобы нож мой сверху виден был.

И опять мастер не удивился. Может, привык уже к причудам господ в погонах. Впрочем, на камуфляже Олега сейчас никаких погон не было. Вместо них у него был майор Назаркин, который и подчеркивал своей персоной высокий статус Витязя на службе. Теперь звонко запел-завизжал точильный станок. Резать там было особо нечего – настолько тонкими оказались стенки обманки. Но Коту все равно хотелось, чтобы возможность прикоснуться к артефакту была постоянной. А вот теперь сержант изумился сильнее – когда станок сменил свое радостное пение на какое-то подобие обиды: скрежет, а потом и вовсе треск ломаемого камня.

– Чертова железяка, – процедил мастер сквозь зубы, явно имея в виду Ножик, за которым осталась безоговорочная победа в «битве» с наждаком.

– Вообще-то золото, – поправил себя в мыслях Кот, – и не простое. А это вот, мастер, за работу. Спасибо.

Он вынул из ладоней сержанта клинок, который тот доводил до полного глянца уже вручную, а взамен всунул сотенную бумажку; теперь Кот всегда носил с собой немного денег – на всякий случай.

Еще из интересного за эти дни было – три попытки поработать с золотой монетой, когда он изображал себя сидящим на Источнике. Теперь он всеми силами, чувствами, внушал золотой заготовке свои воспоминания о музыкальных инструментах. Конкретно для этой монеты – духовом оркестре. Кот не знал всех инструментов в этом сложном организме; разные там валторны, или тромбоны для него были чем-то эфемерным, переплетением блестящих медных труб. Но главным было – сама музыка; волнующая, режущая воздух партия труб; буханье огромного барабана; неистовый звон литавр; громадный ухающий бас-геликон… А в общем – настроение юного воина – курсанта, лейтенанта, а потом старшего лейтенанта Котова, который, можно сказать, большую часть сознательной жизни, передвигался под бравурные марши. Ничего нового Олег сочинить не мог, но даже однажды слышанное новый артефакт просто обязан был исполнить – по первому требованию шестилетнего дирижера.

Еще одной отдушиной, отвлекающей от ожидания грядущего события, от которого все вокруг, включая Ольгу, ходили с одухотворенными лицами, конечно же стали тренировки на полигоне. Их было две, по паре часов, и все эти часы Олег отдал испытанию Силы Жизни в себе. На своей полянке, садясь в привычную позу, он поморщился, и вытащил из-под ягодиц длинную и колючую еловую шишку. Не выбросил; зачем-то сунул в карман, в пару уже хранившейся там монете. А вспомнил о ней на полигоне – у того самого черного, мертвого пятна диаметром в пять метров, которое и создал когда-то, сам не желая того. Теперь он захотел вернуть этому пятачку жизнь.

– Ну, а заодно и следы замести – пока Матвей Григорьевич не нагрянул, – думал он, доставая из кармана монету, а потом и шишку, – приедет ведь дед. Как только сил наберется, сразу сюда и рванет.

Сначала он Воздухом смел подальше в лес и снег, и черную пыль под ним. Земля под ней тоже была черной. Не спекшейся, просто мертвой. Олег как-то это определил. Присел, положил ладонь на эту черноту и, не ощутив ровно никаких эмоций, подал наружу то самое чувство, которое испытывал, заряжая артефакт для Наталии Николаевны, а потом и «накладывая ладонь» на рану майора Назаркина. И так десять раз – каждый раз до полного истощения в Силе. Ножик работал без единой осечки. Только тогда Кот сковырнул с шишки несколько клейких чешуек, и высыпал себе на ладонь семечко. Единственное, светло-серое, с длинным прозрачным крылышком. Он сунул его в землю – так, что эта крылатка торчала сверху подобно парусу. От почвы теперь не несло смертью. Кот медленно, словно поливая росток, начал вливать Силу жизни в это крошечное семя. Долго «поливал», куда дольше, чем оживлял весь этот участок. Почему-то не считал, сколько же Силы вбухал в крошечный, меньше квадратного сантиметра, участок почвы. И ведь она куда-то девалась?!

В какой-то момент Олег едва не закричал от беспричинного, на первый взгляд, счастья. Ну что такого было в том, что серая скорлупка едва слышно треснула, и наверх потянулся тоненький, но живой, светло-зеленый росток. Кот в своем усердии остановился; для него главным было убедиться, что такая Сила в нем действительно есть.

– Сколько? – улыбнулся он темному, затянутому тучами небу, – а сколько есть, все мое.

3. Дважды кавалер Золотой Звезды

Князя Бельского встречали внушительной командой. Больше всех, кажется, волновался полковник Харитонов.

– Будь твоя воля, – улыбался Олег, ежась на холодном ветру, на широкой площадке у дверей – где он стоял в гордом одиночестве, – ты бы сюда весь полк вывел. Хорошо, Дамир Ефимович тебя ограничил.

В результате на площадке выстроились только новики во главе с самим Витязем, ну и один взвод егерей, которые ни ростом, ни статью не уступали воспитанникам Дамира Ефимовича. «Взводным» у них сегодня выступал комбат-два. Олег не погнушался, сбежал по ступеням, и поручкался с ним, в очередной раз удивившись размерам этого офицера, а особенно его ладони. Теперь же он оттянул рукав парадной шинели оливкового цвета. Под ним были те самые часы, без которых Олег не появлялся на полигоне, да и нигде еще. Минутная стрелка не добежала до нужной отметки всего на два деления.

А еще под шинелью у него был китель насыщенного зеленого оттенка, такие же бриджи без единой складки. Которых, впрочем, сейчас, под шинелью не было видно. Как и погон с золотыми львами Владимирского княжества на них вместо звездочек, и петлиц, по которым знающий человек мог определить принадлежность Витязя к Судогодскому егерскому полку. Были видны лишь сапожки, каких Кот не видел даже у самых отъявленных франтов в своей воинской юности. Там, кстати, голенища для придания лакового блеска буквально гладили утюгами. Каким образом добилась здесь идеального блеска Ольга, Коту никто не поведал. Но его озадачили – та же служанка, сообщив, что в чемоданчике под детскую руку, который Кот и держал сейчас в левой ладошке, кроме всего прочего находится и набор, с помощью которого необходимо будет поддерживать такое состояние обувки.

– Бархотка там еще, – сообщила она, – вы уж, Олег Георгиевич, не сочтите за труд, махните там ею по сапогам, перед тем, как к Великому князю нашему явиться… Ну, или кто поможет…

Никого из близких, хотя бы пару новиков, брать не было велено. Впрочем, Олег по этому поводу не переживал – знал, что в свите Владимирского князя людей хватит; и на него тоже. Главное – с ним был его верный Ножик, что висел по левую сторону, на ремне; в ножнах, естественно. Противовесом ему, с правой стороны, висела кобура с подаренным револьвером. А всю эту тяжесть поддерживала на нужном уровне портупея, протянутая через оба погона, и снимаемая без всякой помощи, вместе с шинелью. Ну, и без шапки, конечно, не обошлось, из неизвестного Коту меха, идентичного воротнику. В общем, наряд был поистине генеральским. Не хватало лишь парадного ремня, что был подогнан по размеру кителя. Но эта, самая пожалуй, интересная деталь полного парадного набора хранилась пока в том же саквояжике.

– Чем интересная? – в который раз задал себе вопрос Олег, – да тем, что это самый настоящий артефакт! Первый камень с плетением, что подарили мне. Витязь подарил, Дамир Ефимович. Спасибо ему за это.

Вчерашним вечером Котов, не особо любивший разглядывать себя в зеркале, провел перед ростовым необычно много времени. Все пытался разглядеть, за счет чего артефакт, прозрачный камушек, что крепился изнутри пряжки, позволяет ремню поддерживать идеально ровную линию на талии мальчика? Почему не отвешиваться с достаточно тяжелым Ножиком в ножнах, который и так достигал почти середины голени – до самого пола? В камне были видны какие-то линии, но что именно они обозначали; как работали? Единственное, что сумел понять для себя Олег за целый вечер, так это то, что кристалл действительно содержит в себе малую толику Силы. Ну, так об этом предупредил его и сам Дамир Ефимович. Пообещал еще посодействовать с зарядкой, в последующем. Но Олег не вытерпел – попробовал обойтись своими силами. Осторожно подал в кристалл свою Силу, выдавив из себя единственную «каплю». Результат? Линии в артефакте буквально засияли; стали контрастней и ярче. А позолоченный ремень, только что гибкий, приобрел жесткость и прочность стали.

– Наверное, приобрел, – поправил себя тогда Олег; проверять на разрыв и разлом подарок он не стал.

Автомобили появились в видимости, когда до шести часов утра осталось секунд тридцать. Очевидно, ритуал этот был отработан ранее. Ну, или так удачно получилось, что князь Николай Ефимович Бельский ступил на камни площадки, тщательно расчищенные еще с вечера, когда полковник Харитонов поднял ногу для первого, самого высокого, пожалуй, шага. Ну, и Кот не сплоховал – подал команду в монету, которую готовил целых два дня; в том числе для этого вот мгновения. Вообще-то таких монет, заряженных Силой дополна, было ровно столько, сколько в одежде было карманов. А именно, десять; по одной в каждом. Но сейчас Олег сжал в кулачке ту, что ждала своего часа в правом кармане шинели. И полковник опустил свой начищенный сапог на камни площадки уже под торжественные звуки «Встречного марша». Этот шедевр духового, «медного» искусства старший лейтенант Котов в своей жизни слышал больше, чем какую-то другую мелодию. Именно с него начинался рабочий день воинской части; с доклада заместителя командира по строевой части полковнику. И сейчас, кажется, никто не удивился, что пространство перед усадьбой, и за ее пределами; от камней площадки и до низких снеговых туч заполнили ритмичные, строгие и одновременно торжественные звуки, под которые Харитонову не пришлось подстраиваться – барабан гулко отмерял шаги, словно усиливая четкие удары подошв о камень.

И растворился марш без следа, в тех же тучах, наверное, как раз в то мгновение, когда командир Судогодского полка открыл рот для доклада:

– Ваше Высокопревосходительство! Вверенный мне Четвертый Судогодский горно-егерский полк гвардии…

Олег и сам не заметил, что выпустил чемодан на площадку, и стоит сейчас навытяжку, непроизвольно вскинув ладонь к шапке; сначала привычно, к правому виску, а потом сместив ее вперед и чуть вверх. Так свои ладони держали и полковник Харитонов, и князь Бельский, и комбат-два с майором Назаркиным. Рядовым, оказалось, полагалось просто стоять смирно, и пожирать глазами начальство. Только вот – в какой-то момент осознал Олег – большая часть гвардии и новиков почему-то смотрят именно на него, занявшего самую выигрышную позицию.

– Ну, да ладно, – мысленно махнул рукой мальчик, – может, князь не обидится. Если вообще принял такой казус во внимание. Ага – можно отмереть.

Князь, к некоторому удивлению Олега, шагнул вперед, и на краткий миг обнял полковника. А потом сказал вроде негромко, но Кот вполне расслышал его слова:

– Командуй «Вольно», Иван Ильич. Я не с инспекцией сюда приехал. Витязя от вас забрать на время – вон того. Как он, не замучил?

– Никак нет, Ваше Высокопревосходительство, – Харитонов сделал шаг в сторону, пропуская мимо себя князя, – за Витязя полк благодарствует. Ощутимая польза от его присутствия есть.

– Вот как?!

Князь, уже улыбнувшийся было кому-то в строю гвардейцев, резко повернулся к Харитонову:

– Не ожидал… Ну, позже расскажешь. Сейчас спешим, нельзя опаздывать.

Он все же прошел вдоль строя; даже остановился, поговорил с кем-то из гвардейцев постарше. Поздоровался за руку с двумя майорами, комбатом и адьютантом. Потом пошептался о чем-то с Дамиром Ефимовичем. И только потом повернулся к Котову, который уже стоял внизу, сменив теперь позицию на самую проигрышную, с учетом роста. Впрочем, вниманием он и теперь не был обделен – особенно когда пошел вперед, к князю, чеканя шаг не хуже полковника Харитонова. Вспомнился почему-то один старый фильм, «Офицеры». Тот его эпизод, когда вот так же, с чемоданом в руке шагал, волнуясь, к генералу другой мальчик в форме, суворовец. Аналогия была почти полной; если бы не смазал конец князь Бельский. Он один тут улыбался, и не дал Коту отрапортовать.

– Молодец, ценю, – махнул он рукой, превращаясь в один миг из подтянутого, хоть и не в форме, воина, в барина, хозяина обширных земель и миллионов человеческих судеб, – а сейчас давай в машину, Олег Георгиевич.

Олег, кстати, и сам опомнился: «Чего это я?». В некоторой растерянности повернулся к автомобилю, где кто-то из сопровождавших князя уже открыл дверцу салона. Ну никак он не ожидал, что так захватит его парадная эйфория воинского ритуала, от которой, думалось, избавился еще в училище.

Так что в салон – тот самый, в котором совершил свою первую поездку в новой жизни – он уже запрыгнул вполне расслабленным, готовым к новым открытиям в этом мире. Расслабленность, впрочем, прошла практически сразу, как только хлопнула дверца за князем, расположившимся напротив Олега, и поползло вверх звуконепроницаемое стекло, отделявшее салон от водителя и охранника рядом с ним.

Бельский дождался, когда автомобиль мягко качнулся, набирая ход, кивнул каким-то своим мыслям, и спросил; поначалу все же поздоровавшись:

– Ну, здравствуй… господин Витязь. Не расскажешь, чем это ты так гвардии приглянулся?

– Здравствуйте, Николай Ефимович, – Олег не выпрямился в кресле; напротив – заерзал в нем, пытаясь устроиться поудобнее, – прямо и не знаю, что сказать. Польщен, конечно, но…

– Что – «но»?

– Думаю, главным для полка, и его командира стало то, что я стараюсь не мешать. Ивана Ильича за этот месяц видел не больше пяти раз. Это считаю с сегодняшним.

– Да?! – изобразил удивление князь, – а вот мне докладывают, что гвардия моя тебя чуть ли не на руках тут носит.

– Было пару раз, – хитро улыбнулся Олег, – но это когда сил уже не оставалось ходить. Один раз, так даже без сознания валялся.

Мальчик с князем поулыбались друг другу, а потом Бельский вдруг резко нахмурился, построжел, и хлопнул ладонью по колену – словно проводя черту между двумя частями беседы.

– Вторая, надо полагать…, – подумал было Олег.

– А теперь о серьезном, – перебил его мысль Николай Ефимович, – о том, что ты, Олег, будешь говорить там, в Москве, когда спрашивать будут.

– Правду, и только правду, – с готовностью воскликнул Котов, представив на секунду мрачные тюремные казематы.

– Правда, Олег Георгиевич, – тяжело вздохнул князь, теперь разваливаясь крупным телом в кресле, – она разная бывает. Полезная или, к примеру, смертельно опасная. Вот я и хочу, чтобы ты не сказал последнего… опасного…

– Для кого, Николай Ефимович?

– Ну, ты парень умный, и сам понимаешь. Но если нужно, скажу – для себя, для меня, для всех Бельских, для княжества Владимирского…

– А для Московского, Великого?

– Обычно, Олег, польза эта и для Москвы, и для Владимира одна. Но, чтобы утвердиться в этом, я бы хотел послушать, что ты увидел в том склепе, у Черного из ковена. О чем он говорил, что с княжатами Рюриковыми делал?

Олег паузы на раздумывание брать не стал. К этому разговору он готовился. Не именно с Николаем Ефимовичем Бельским; скорее, в другим князем, Рюриковым, из Тайного Приказа.

– Мало там говорил Черный, – чуть приукрасил истину Олег (колдун как раз не замолкал на минуту), – да и не со мной а, скорее, с самим собой. И сказал немного понятного…

– И что же? – чуть подался к нему вперед князь.

– Главное, что говорил он по-британски.

– Вот, значит, как! – Бельский опять откинулся на спинку кресла; а потом опять вперед, уже резко, – а как понял… про британский?

– Так я же говорю на нем, – пожал плечами Кот, – с трех лет учить начали. Еще и германскому немного…

Бельский не стал славословить или, напротив, ругать тех, кто пичкал Олега знаниями и умениями с младенческих лет. Потребовал подробностей. Ну, Олег их ему и дал. В основном, про княжичей, про то, как Черный хвалился выпить их досуха, и тем самым вобрать в себя Силу малышей. Так и перечислил – с кого какую Силу выпьет.

– А что, так можно?

Князь его вопрос оставил без внимания, потребовал продолжения.

– Да это, пожалуй, и все, – опять пожал плечиками мальчик, – потом он рычал что-то и пел. Но этот язык я уже не понял. Если он вообще человеческим был. Жутко стало мне тогда. Особенно когда лицо вот тут напротив (он подвигал ладонями перед своими глазами) чернеть начало и усыхать. А потом боль в груди, и все – больше ничего не помню.