Но ни завтра, ни через день она к делу не притронулась. На следующий день было совещание при начальнике городского отдела милиции, куда по штатному расписанию пока еще входило их следственное отделение. Началось оно с задержкой. И закончилось уже после обеда.

А потом следователей собрал начальник следственного отделения. Дело шло к окончанию календарного года. Нужны были хорошие, положительные показатели в работе. Вот и настраивало руководство подчиненных на то, чтобы подтянуть «хвосты», улучшить статистику.

К тому же шел отбор в Следственный комитет, который организовывался по инициативе Президента. И каждый хотел попасть в его ряды. А для этого нужно было не ударить лицом в грязь.

Так прошел день.

В течение следующих суток Гаровец дежурила в опергруппе при дежурном по отделу. Дежурство выдалось сумбурным. Несколько раз пришлось выезжать на место происшествия. В основном это были кражи. Выезжала и ночью. Поэтому устала, как собака.

На следующий день был «отсыпной», то есть день отгула.

А там другие дела навалились, уже домашние.

Через некоторое время Гаровец организовала проведение очных ставок между всеми фигурантами по делу. И тут выяснилось, что Жаркевича избивали двое. А именно, Мельникайте начал, а Болотный закончил. Наиболее емкие и точные показания на очных ставках дал Мокрый.

Маханькова и Мельникайте указали на Болотного, как на человека, который не только избивал Ивана, но и прыгал на его голове. Конечно же, они стали так говорить после того, как услышали показания Болотного о том, что это они вдвоем избивали и издевались над Жаркевичем. Болотный же настаивал на своих показаниях.

Все твердили, что они говорят правду, а другая сторона врет и старается оговорить других.

– По крайней мере, круг подозреваемых в совершении преступления, определился, – докладывала Гаровец начальнику отделения. – Все указывает на то, что Мельникайте под предлогом отказа Жаркевича отдать ему якобы похищенные у того часы, избил потерпевшего. Но потом в дело вмешался Болотный. Он также избивал потерпевшего. Никаких доказательств того, что еще кто-либо причастен к избиению Жаркевича, не добыто.

– Ну, что ж. Собирайте на них характеризующий материал. Пусть опера еще раз поработают с ними. А потом определимся с обвинением. Кстати, не вздумайте кого – ни будь задерживать по этому делу. Ведь ничего еще не ясно. Одни только предположения. А оперативники могут подкатываться с вопросом о задержании подозреваемого. Нужно крепко держаться за законность. Незаконное задержание или арест, что еще хуже, нам не нужны, тем более в конце года. После Нового Года посмотрим, посоветуемся.

В конце декабря 2011 года эксперт прислал в следственное отделение заключение дополнительной экспертизы № 224. В нем, в частности, говорилось, что нет конкретной локализации нанесения ударов Мельникайте и Болотным в отдельности.

Кроме этого, экспертом не были установлены клинические проявления черепно – мозговой травмы (ЧМТ) у погибшего после нанесения ударов по его голове, а также, по мнению эксперта, не представляется возможным установить конкретно после чьих ударов образовалась ЧМТ.

Только успела следователь ознакомиться с заключением, которое еще находилось у нее на столе, как вновь в кабинете появилась сестра Жаркевича.

Предчувствие не хороших для нее вопросов у Гаровец появилось сразу же, после появления этой настырной по ее мнению женщины на пороге ее кабинета.

«Неужели она не понимает, что, кроме дела по факту смерти ее брата, у меня есть и другие дела, по которым тоже есть и обвиняемые и потерпевшие? – Подумала она. – Шляется и шляется, как будто ей делать больше нечего. Что я должна заниматься только этим злосчастным делом? И вообще, после такого заключения эксперта ничего не известно, что будет дальше. Но, как бы все это помягче объяснить этой упертой? Может ведь и пожаловаться».

Так думала Гаровец про себя. Но она не была совсем уж дурочкой. Прекрасно понимала, что с самой Жаркевич так разговаривать нельзя. Можно нарваться на неприятности на ровном месте. А они ей были совсем ни к чему. На носу было начала функционирования Следственного комитета, куда она была включена в качестве старшего следователя. Поэтому вслух сказала почти приветливо совсем другое:

– Здравствуйте, что случилось? Какие – то вопросы есть?

– Я была в бюро судебных экспертиз. Там мне сказали, что готово заключение эксперта по делу об убийстве моего брата. Но, как мне там сказали, ознакомиться с ним я могу только у Вас. Могу ли я это сделать?

– Во-первых, по делу Вы пока никто. Просто сестра умершего брата, иными словами только свидетель по делу.

– Я понимаю это. Только почему умершего? Ведь его убили. Значит, убитого.

– Не придирайтесь к словам. Это, во-первых. Во-вторых, с материалами дела может знакомиться только обвиняемый и его защитник, если таковой есть, а также потерпевший, если таковой есть. Обвиняемого по настоящему делу в настоящее время пока нет ни одного. Как и его защитника, естественно. Нет пока и потерпевшего. Я говорила Вам, что потерпевшим по делу можете быть Вы или Ваша мама. Но Вы до сих пор не определились с этим. Поэтому я не могу предоставить Вам возможность ознакомиться с материалами делу, в частности, с заключение судмедэксперта. Это Вам понятно?

– Понятно. Мы посоветовались с мамой и решили, что, поскольку она уже не молодая и у нее не совсем хорошо со здоровьем, особенно после смерти Ивана, то потерпевшей буду я.

– Хорошо. Сейчас я вынесу соответствующее постановление. Только после этого Вы станете потерпевшей.

После того, как был заполнен бланк постановление о признании потерпевшей, и сестра Жаркевича подписала его, Гаровец коротенько допросила ее, фактически переписав ее же показания в качестве свидетеля.

И только после этого разрешила ей прочитать заключение эксперта, с которым она сама только что бегло ознакомилась.

Прочитав заключение, Жаркевича была ошарашена. Она молча сидела, уставившись в этот документ и размышляла:

«получается, что Ивана избивали двое. Но эти эксперты не могут определить, от чьих ударов наступила смерть. Странно все это! Но ведь били его оба, и Мельникайте и Болотный. Значит, нужно привлекать и садить обоих. Но следователь, видно, не очень – то торопится сделать это. Опять странно! Где же выход?».

По ее лицу было видно, что она из последних сил удерживается, чтобы не разрыдаться прямо здесь и сейчас.

Потом вдруг встрепенулась и, повернувшись к следователю, спросила:

– Насколько я понимаю, никого привлекать за убийство моего брата Вы не будете?

– Ну, я так бы так категорично не говорила. Я доложу руководству. Мы обсудим юридические аспекты дела. И примем решение. Поскольку Вы являетесь потерпевшей, то Вас я уведомлю о принятом решении письменно.

– Я понимаю Вас. Но поймите и Вы нас с мамой. Мы лишились родного для нас человека. Пусть он был не совсем хороший человек. Пусть не работал. Выпивал. Но он не сделал никому ничего плохого. Он никогда никого даже пальцем не тронул. Хотя Вы же видели сами, что он не хилого сложения. Он был очень спокойный, уравновешенный человек. Никогда не скандалил, не дрался. Поговорите с соседями. Кроме того, что к нему ходили разные личности, вроде Мельникате, Болотного и других, никто ничего плохого о брате сказать не может. И вот он убит. Не просто убит. Жестоко убит. Как я понимаю, над ним хорошо поиздевались эти нелюди. Заключение эксперта читать без содрогания невозможно. И все сойдет этим…, – Людмила запнулась.

Даже глаза прикрыла. Перевела дух.

Потом продолжила:

– Этим извергам с рук только потому, что нельзя определить, кто какие удары наносил по голове брату. Но ведь есть же свидетели. В конце концов, эти звери сами что-то говорят. Что они говорят? Вы, я так понимаю, не ознакомите меня с их показаниями?

– Конечно нет. Это можно будет сделать только после того, как закончится предварительное расследование.

– И когда это будет?

– Я не могу сейчас говорить об этом, так как не знаю сама. Все будет зависеть от мнения руководства нашего отделения. Но есть еще и прокурор, точнее его заместитель. Она тоже может давать указания по делу. Поэтому, кроме моего мнения и мнения моего руководства, решение по делу будет приниматься после согласования с заместителем прокурора района. Когда это будет, я не могу сказать.

– Понятно. Скажите, я могу обратиться к этому заместителю прокурора?

– Сейчас это бессмысленно. Ведь она не читала дело. Она это сможет сделать, когда я доложу ей о ходе следствия, и она прочитает дело.

– Хорошо. Мы подождем, – Людмила, нервно перебирая пальцами носовой платок, едва сдерживала слезы. – Я Вас только прошу, примите правильное и справедливое решение. Пожалуйста.

Она умоляюще посмотрела на следователя. Казалось, что от мнения сидевшей напротив нее Гаровец зависела вся дальнейшая ее жизнь.

– Это решение должно быть еще и законным. Мы постараемся принять такое решение, которое устроит всех.

– Тогда я пойду. До свидания.

– Всего хорошего.

Когда за потерпевшей закрылась дверь, Гаровец перевела дух.

«Наконец-то, ушла. Подавай ей решение по делу и все тут! Ишь, ты, какая шустрая. Не все так быстро делается, как нам бы хотелось. Быстро сказка сказывается, да не скоро дело делается. Но какое – то решение нужно принимать. Это очно. И она в этом права. Так, прежде всего, нужно систематизировать все материалы дела. Потом пойду к начальнику. Хотя заранее знаю, что он сразу же направит меня к Селезневой. А та непредсказуемая. Может такое решение принять, что хоть стой, хоть падай. Но ее не обойти и не объехать. Иначе потом не слезет».

Так и произошло. После того, как Гаровец представила Ясинскому материалы дела и доложила устно о результатах расследования, тот сразу отреагировал:

– Ты, же понимаешь? Дело не простое. Поэтому и решение по нему не простое. Нужна поддержка прокуратуры. Получим прокурорское «добро», тогда у нас будут развязаны руки. Тем более, что мне начальником осталось побыть не долго. Надеюсь, что для тебя не секрет что с 1 января нашим общим начальником будет Чудный?

– Конечно, знаю. Об этом все уже знают. Но решение по делу можно принять уже в этом году, не перенося дело на следующий.

– Так – то это так, – глубокомысленно произнес начальник следственного отделения, – но ты ведь захочешь, чтобы на постановлении о прекращении расследования стояла, кроме твоей, еще и моя подпись. Другими словами, что я должен буду принимать решение по делу, практически уже не занимая пост руководителя. А зачем это мне, скажем прямо, нужно? Правильно, ответ на такой вопрос однозначный: не зачем. Поэтому пока согласовывай решение с Надеждой Ивановной. А потом уже с новым начальником отдела. Понятно?

– Чего уж здесь не понять. Не хотите брать на себя ответственность, вот и все.

– Правильно. Глубоко мыслишь. Далеко пойдешь, если не остановят. На этом по этому делу все. По другим делам как, справляешься? Вопросы есть?

– Вопросов нет.

– Иди, работай. Не мешай мне дорабатывать свой срок начальствования.

«Ну, и скотина! Перестраховщик хреновый! – Мысленно возмущалась Гаровец, покидая кабинет начальника. – Но теперь понятно, что он подписывать постановления по делам не станет. Все сбросит на нового начальника создающегося районного отдела Следственной Комитета. А сам уже в мыслях на новой должности в другом районе. Ему не до наших дел. А как быть мне? Я же остаюсь на месте. Хотя частично он прав. Все равно придется ехать к зампрокурора для согласования. Нужно же и мне прикрыть свой зад от порки».

С такими, в общем – то, не веселыми мыслями, Гаровец поехала к заместителю районного прокурора Селезневой Надежде Ивановне.

***

Что она знала о Селезневой? Да, в общем-то, не мало. И в то же время не много. После окончания юридического факультета Белгосуниверситета та по направлению Генеральной прокуратуры сразу поступила на работу помощником прокурора района. Видимо, показала себя с положительной стороны. А может, еще какие-то связи сработали. Это тоже не следует отрицать. Но через пару лет она стала старшим помощником, а потом и заместителем прокурора района. Надзирала за предварительным следствием и дознанием. Это при том, что сама следователем никогда не была. Тем не менее, именно с ней следователи согласовывали все важные решения по делам.

Это она после изучения направляла уголовные дела, поступавшие от следователей, для рассмотрения в районный суд. С ней согласовывались решения по делам о преступлениях подсудности областного суда, которые затем ею же направлялись в областную прокуратуру для передачи в областной суд для рассмотрения по существу. В общем, забот и ответственности у нее хватает. Но, в таких случаях говорят: кто на что учился, там и пригодился.

Надо сказать, что со своими обязанностями, не смотря на довольно молодой возраст, и не очень большой по длительности работы опыт, она справлялась не плохо. До нее были на этой должности мужики. Но и им приходилось временами затруднительно. А эта разруливает дела умело и быстро. Если чего – то не понимает или не знает, не стесняется спросить у более опытных работников не только районной, но и областной прокуратуры. Такова была Селезнева в работе.

И начальство замечало ее старание. Не раз поощряло передового заместителя прокурора района. Дважды она признавалась лучшей по области.

Некоторое время ей не везло в лично – семейной жизни. А годы пролетали, как дни. Такое случается у деловых, занятых людей.

Наконец, и на ее улице наступил праздник. Появился человек, с которым она связала свою дальнейшую жизнь. Кстати, следователь из местных.

***

– Погоди, – встрепенулся Иван Николаевич. – А как же тогда она сможет официально контролировать его работу, решать судьбу его уголовных дел, которые он будет оканчивать? А жалобы на него?

– Я думаю, что разберутся и без нас. Тем более, что есть и сам прокурор района, и еще два его боевых заместителя.

***

Вот к такому руководителю ехала Гаровец для консультации по делу.

Но, видно, в это утро она не с той ноги встала, с которой нужно было. Или Луна ночью повернулась к Земле не тем боком.

Первая осечка произошла со своим непосредственным начальником. А вторая – с заместителем прокурора. Вот чего бы, кажется, позвонить, согласовать встречу. Так ведь нет, она отправилась прямо в прокуратуру без звонка. Благо еще, что у нее был автомобиль. Не новый РЕНО. Но все-таки лучше на нем, чем на общественном транспорте добираться куда надо. А путь до прокуратуры был не близкий. Чуть не через весь город. Да и на работу и с работы ездить удобнее и быстрее.

Наверное, в данном случае все-таки сработал рефлекс: Селезнева всегда на месте. Всегда, да. Но не в этот злополучный день.

Только по приезду в прокуратуру Гаровец узнала, что Селезневу вызвали в облпрокуратуру. Туда она уехала, не заезжая в контору. Секретарша сообщила по секрету, что ее позвали по серьезному вопросу. И сегодня она, скорее всего, уже на работе не появится.

Да, дела. Откладывать уже практически некуда. А тут еще праздники. То Рождество католическое. То Новый Год. И нет им никакого дела до того, что у следователя кончается срок предварительного расследования.

«Прав оказался Ясинский. Придется согласовывать все с новым начальством. А как не хочется. Решить бы все по делу до Нового Года! Отряхнуть руки. И все. Но видно не судьба так быстро расстаться с ним», – горестно со вздохом подумала Гаровец.

С такими, прямо скажем невеселыми мыслями, она вернулась к себе в кабинет. В сердцах бросила дело в сейф. И занялась другим делом, срок по которому также уже почти закончился. Но там все было уже согласовано, проверено. Оставалось только оформить все правильно. Сшить на специальном следовательском станке. И с помощью начальника отделения направить его в суд через ту же Селезневу.

Заканчивался 2011 год. Год, когда следствие в последний раз было разобщено по разным ведомствам. Когда под новое образование созданы условия, материальная база, внесены соответствующие изменения и дополнения в законодательство. При этом значительно расширены права начальника следственного подразделения.

Кстати, этим воспользовалась Гаровец, когда 1 января уже 2012 года продлила срок следствия до 3 февраля 2012 г. у начальника РОСК. Основанием для продления срока предварительного расследования в основном послужило то обстоятельство, что ни следователь, ни его непосредственное руководство не смогли определить виновного в смерти Жаркевича.

Может, кто-то удивился дате принятия такого решения. Праздничный нерабочий день. Как же тогда начальник новоиспеченного районно отдела Следственного комитета (РО СК) подписал постановление, вынесенное Гаровец. Но фактически ничего удивительного в этом не было. В тот день Гаровец дежурила в суточном режиме вместе с еще двумя следователями из других отделений. А начальник вновь созданного отдела был ответственным по этому самому отделу.

Новый начальник Гаровец подполковник юстиции Чудный Яков Самвелович, подписывая постановление, предложил провести в течение дополнительного срока комиссионную судебно- медицинскую экспертизу.

Надо отметить, что Чудный не новичок в следствии. До этого он в течение более, двадцати лет проработал следователем прокуратуры. Несколько лет работал заместителем прокурора на той же должности, что сейчас и Селезнева. Потом работал прокурором другого района. А с созданием Следственного комитета вернулся на родину.

Поэтому работу следователя знал во всех ее тонкостях не понаслышке, а изнутри.

Разное было в его карьере. Были взлеты, были падения. Была даже так называемая «ссылка» за какой-то там проступок, в отдаленную прокуратуру другой области. Но он вставал с колен и работал дальше. И добился своего.

К тому же он обладал неплохими способностями организатора. Именно по этим причинам его и назначили на этот ответственный пост в такое не простое для следствия время. И он оправдывал такое доверие.

Признавая справедливое предложение начальника, несмотря на то, что она – то была из недр, так сказать, милицейских (а представители прокуратуры и милиции по понятным причинам не совсем дружески относятся друг к другу, – от автора), Гаровец и сама уже подумывала про эту экспертизу. Думала, думала, начиная с 1 января, да и назначила ее проведение аж в середине января! А куда спешить? Производство этой самой экспертизы поручила экспертам все того же бюро судебно – медицинской экспертизы, где выносились уже заключения первоначальное и дополнительное.

Одновременно она направляет отдельное поручение начальнику РУВД о проведении оперативно – розыскных мероприятий по установлению виновного или виновных.

Забегая вперед, скажу, что и начальник милиции и оперативники уголовного розыска просто онемели от такого поручения. Ведь по их материалам и отчетам все уже было известно и установлено. Они – то были уверены, что преступление раскрыто. Виновные установлены. Теперь, по их мнению, все сводилось только к правильной квалификации действий Болотного и Мельникайте.

А тут вдруг оказывается, что самостоятельное следствие не может предъявить ни одному из них обвинение ни по одной статье уголовного кодекса. Кошмар!

Тем не менее, поручение исполнили. А куда они денутся, против закона не попрешь. Были опрошены уже в который раз одни и те же свидетели – очевидцы. Ничего нового не прибавилось к тому, что уже было известно.

Были составлены формальные рапорта о проведении оперативно – розыскных мероприятий.

Поэтому формально поручение исполнили.

Естественно до 30 января 2012 года экспертиза, довольно поздновато назначенная, еще не была готова.

Поэтому Гаровец в очередной раз с чистой совестью выносит постановление о приостановлении предварительного расследования в связи с невозможностью проведения следственных действий, без которых не может быть принято решение об окончании предварительного расследования.

***

– Да, пункт 5 части 1 статьи 246 Уголовно-процессуального кодекса Республики Беларусь в новой редакции предоставляет следователю право приостановить следствие по этому основанию, – сделал отступление от повествования Адам Александрович. – Раньше такого не было. Ты же помнишь, что было так: проводится расследование. И приостанавливается оно только при розыске подозреваемого или обвиняемого, а также в связи с не установлением лица, подлежащего привлечению в качестве обвиняемого. В иных случаях нужно было продлевать срок расследования вплоть до Генеральной прокуратуры.

Теперь же этой процедуры можно избежать. И все законно. Правда, если по делу нет никого, в отношении которого избрана мера пресечения в виде заключения под стражу. Законодатель предоставил следователю дополнительное право. Многие недобросовестные следователи стали пользоваться этим, как заблагорассудиться. Без всяких на то особых оснований. И все шито – крыто. Все довольны. Всё законно. А расследование не движется. Виновные к ответственности не привлечены.

Только в конце февраля эксперты выносят свое заключение. В нем черным по белому написано, что черепно-мозговая травма у Жаркевича является единым комплексом повреждений, включающим в себя повреждения мягких тканей головы, костей черепа, оболочек и вещества головного мозга. Каждое из травматических воздействий в области головы может само по себе привести к внутричерепным повреждениям, либо усугубить повреждения, которые развились от предыдущих травматических воздействий.

– Что – то очень уж больно мудрено, – удивился вслух Иван Николаевич.

– Да, замысловато и не совсем понятно. Ты прав, – согласился рассказчик. – Такие выводы делались по одной причине, когда эксперты не хотели брать на себя ответственность за будущее развитие событий по делу. А зачем? Можно ведь вот так замысловато все описать с использованием медицинских терминов, а следователь пусть сам думает и принимает решение, за которое, по идее, только он будет отвечать. Хотя мы – то знаем, что отвечать он не будет никогда. По причине того, что он – следователь. Но, слушай дальше. Будет не менее интересно и занимательно. И в то же время жутковато как-то.

***

Прочитав заключение, Гаровец, как и наш ветеран, не совсем поняла мысль экспертов. Но, в таком случае естественно, если чего-то не понимаешь, то нужно спросить у кого-то, кто понимает. В частности, у тех же экспертов. И закон предоставляет следователю право допросить в качестве специалиста или эксперта тех экспертов, которые давали то или иное заключение.

Гаровец прекрасно знала о таком ее праве. Но при этом она рассуждала так:

– Это же мое право, а не обязанность. Значит, если я не стану никого допрашивать, а приму решение якобы в соответствии с таким заключением, то никто меня ругать за это не станет.

Правда, рассуждала она так спустя почти месяц после получения заключения эксперта. Прямо скажем, не спешила она работать по этому делу.

В течение этого времени она закончила расследование по другому делу и направила его прокурору для передачи в суд. Таким образом, не принимая никакого решения о возобновлении расследования по этому делу, работала по другому делу. Ведь от нее требовали выполнение плана по направлению дел в суд.

Не сведущие люди могут возразить, что никаких планов об этом нет.

Да. Как таковых планов нет. Никто их не составляет и не доводит до подчиненных. Но работа следователя, как впрочем, и всего следственного отдела, оценивалась раньше, оценивается сейчас, и, скорее всего, будет оцениваться в ближайшем будущем именно по количеству дел, направленных в суд, и прекращенных. Если один следователь направил за месяц в суд только одно дело, то это одно. А другой следователь в это же время направил в суд два дела. Вот его поощрят за такую работу. Он будет в передовиках со всеми вытекающими из этого последствиями.

А то, что какое-то там одно дело приостановлено из-за того, что нужно провести экспертизу, и после проведения ее расследование длительное время не возобновлялось, ничего страшного. В конце концов, Гаровец же все – таки 26 марта (чуть не через месяц после получения заключения СМЭ) возобновила расследование.

Принимать решение по делу самостоятельно как обычно она не решилась. Поэтому, со всеми материалами дела снова пошла к Карташову. Тот теперь занимал пост заместителя начальника этого самого РОСК. Но уже готовился возглавить другой райотдел, так сказать, шел не повышение. Пока что-то с переводом получилась заминка.

Постучав в дверь, спросила:

– Можно?

– Конечно. Проходи, садись. Что у тебя?

К этому времени Карташов ко всем следователям обращался на «ТЫ». Считал, что так проще.

– Пришло заключение по делу по факту смерти Жаркевича. Помните, я докладывала Вам это дело. Там есть два человека, которые, якобы, избивали потерпевшего. Но вот эксперты не дают заключение от чьих ударов он умер.

Она не стала обращать внимание руководителя на то, что уже почти месяц прошел, как она получила заключение экспертов, а расследование по делу возобновлено только что.

А он и не поинтересовался такими «мелкими» подробностями расследования.

– Так, оставь мне это дело. Я посмотрю. А ты через часок зайди ко мне.

– Хорошо.

Выйдя от Карташова, Гаровец прошла в свой кабинет и занялась текущей работой по очередному делу. Хотя их у нее было всего два, но заниматься ими она должна была постоянно.

Через полтора часа она снова была в кабинете Карташова и ожидала его указания по делу.

– Посмотрел я дело и заключение. Действительно, нельзя точно определить, кто причинил смерть… как его?

– Жаркевичу.

– Да, да, Жаркевичу. Из двух подозреваемых я не смог определить, кому можно предъявить обвинение. А ты как считаешь?

– Точно так же. Поэтому я к Вам и пришла за советом и помощью.

Карташов задумался на минуту, а потом сказал:

– Значит, сделаем так: прекращай преследование против обоих за недоказанностью их участия в преступлении. А расследование по делу приостанови за не установлением лица, подлежащего привлечению в качестве обвиняемого.

– Милиция поднимет вой. Они – то давно считают, что преступление раскрыто.

– Милиция не будет отвечать, если их оправдают за недоказанностью. А ответим мы.

– Хорошо. Я могу забрать дело?

– Конечно. Действуй. Я утвержу постановления.

26 марта Гаровец возобновила расследование по делу.

Буквально через 2 дня (это же надо, какая прыть!), то есть 28 марта она вынесла постановление о прекращении уголовного преследования в отношении Болотного и Мельникайте, указав в нем, что исчерпаны все возможности для собирания дополнительных доказательств.

А еще через день, то есть 30 марта, она же выносит постановление о приостановлении предварительного расследования в связи с неустановлением лица, подлежащего привлечению в качестве обвиняемого.

И все бы ничего. Если бы не одно «но».

Дело в том, что и Гаровец и ее куратор уже не первый год в следствии. И уголовно – процессуальный кодекс должны были не только знать, но и выполнять его требования. Они – то должны были прекрасно знать о том, что приостановить по такому основанию предварительное расследование возможно только после истечения срока расследования. А при возобновлении расследования тот же Карташов установил ей срок расследования в течение месяца со дна возобновления расследование, т.е. до 26 апреля. Тем не менее, Гаровец выносит постановление через 4 дня после возобновления расследования, и Карташов соглашается с ней. Чудны твои дела следователь! Если не сказать больше.

У кого – либо может возникнуть законный вопрос: а куда смотрела прокуратура? Прокурор, его заместитель, курирующий следствие. Они – то должны были контролировать дела, которые приостанавливались за не установлением виновного.

Должны были. Но такой уж, значит, контроль был в этой районной прокуратуре.

Следователь сообщила о принятом решении прокурору и сестре Жаркевича. Когда она еще только печатала такое уведомление, то почему – то подумала:

«Наверняка, опять заявится и начнет требовать привлечения обоих фигурантов к уголовной ответственности. Но теперь я ее сразу же пошлю к Карташову. Он умеет запудрить мозги таким просительницам. Так и сделаю. Не обной же мне отдуваться перед ней. Решено».

Действительно, получив такое уведомление, Людмила опешила. Вначале она вообще не могла понять, что написано в этой бумаге. Потом поняла, что виновные, вроде бы как есть, но привлечь их к ответственности нельзя.

Вот и делу конец. А кто слушал молодец.

То, что брата не вернуть и его убийц не станут привлекать к ответственности, так это все пустое.

«Что делать? Как рассказать все это маме? Она же не переживет такого. К кому обратиться за помощью? Постой, есть же еще прокурор. Нужно идти к нему. Если он не поможет, поеду в Минск. Но правду найду. Есть же и на этих следователей управа! Не сошелся клином свет только на этом следователе (разговорное, не сошелся клином белый свет: кто – либо или что –либо не является единственным, исключительным – есть и другие или другое для выбора,– от автора)».

С такими мыслями она подалась в районную прокуратуру. Там на первом этаже женщина – охранник записала ее данные в какую-то тетрадь, как посетителя. И пропустила к прокурору.

«Это надо же, так забаррикадироваться от народа! Охрану выставили. Хотя, может и правильно. Всякое может случиться. Вон, по телевизору показывают, как взрывают везде, стреляют. Террористы-смертники творят что хотят. А тут хоть кто-то будет. Только, неужели начальство не понимает, что навряд ли эта тетенька средней упитанности сможет помешать или тем более остановить подготовленного террориста – смертника».

До души прокурора Кондакова она не достучалась. Хотя встретил он ее внимательно:

– Здравствуйте. Проходите. Присаживайтесь.

И когда Людмила уселась на предложенном стуле, продолжил:

– Какой у Вас ко мне вопрос?

– Понимаете, у меня был брат Иван. Его убили двое мерзавцев.

– Ну, ну! Не стоит так выражаться. Тем более в этом кабинете.