Право Рима. Марк Флавий

– Марк, посмотри на карту, – обратился он к офицеру, развернув свиток на столе, – видишь этот выступ между Дакией и Нижней Паннонией.

– Вижу, – ответил Марк, внимательно посмотрев на развёрнутую карту.

– Мы плохо знаем эту местность, сколько там проживает варваров, чем они занимаются, но самое главное, что нам ждать от их соседей с севера. Марк ты хорошо разбираешься в их языках. Необходимо вступить с их правителями в контакт и понять их намерения, а самое главное, в состоянии ли эти племена прикрыть границы империи от нашествия варваров с северо-востока. Здесь, судя по этой карте, сплошные леса и горы, но всё это необходимо уточнить. Видишь, с юга на север течёт река, – спросил он Марка.

– Да.

– Надо провести разведку этого выступа двигаясь вот по этой дороге вдоль русла реки, для этого я и вызвал тебя и центурию из регулярного легиона, мои, сам знаешь, больше строители. Марк внимательно посмотрел на легата, что-то в его словах смущало, но Марк был солдат и поэтому отбросил все сомнения и продолжил изучать карту.

– А кто-нибудь уже ходил туда? – спросил он легата.

– Уже давно туда не ступала нога римского легионера.

– Тогда чья эта карта?

– Мы взяли её у царя Дакии после победы над ним.

– Тогда она должна быть точной.

– Я дам тебе ещё две центурии своих лучших солдат, – произнёс легат, глядя на Марка.

– Когда мне выступать?

– Думаю, дня три тебе на подготовку хватит, – утвердительно сказал легат.

– Хорошо, – ответил Марк, отходя от стола.

– Иди, готовься, вечером я передам под твоё командование ещё две центурии, как и обещал.

– На мой взгляд, пока не следует сообщать солдатам о том, куда и зачем мы пойдём, – обратился Марк к легату.

– В этом я с тобой согласен, – кивнул Сервий Публий.

– Думаю мне надо прогуляться по городу, послушать, что там говорят, – произнёс задумчиво Марк.

– Конечно, конечно, вечером я жду тебя с докладом.

Марк кивнул и вышел из дома легата. Солнце стояло уже высоко. Римский лагерь жил своей жизнью. Назначенные солдаты под руководством квестора подвозили дрова, съестные припасы, где-то достраивали дома и укрепляли стены лагеря. Небольшой отряд возвращался с удачной охоты в окрестных лесах. На длинных шестах они несли туши убитых оленей и кабанов. Солдаты его центурии упражнялись во владении мечом и прицельно метали дротики в установленные щиты. Молодые солдаты под присмотром триариев занимались различными физическими упражнениями, развивая свою силу. Марк вышел за территорию лагеря. Там тоже кипела жизнь. Бойко шла торговля между римскими солдатами и лавочниками в основном продуктами питания, одеждой и всякими безделушками. Марк стал медленно проходить между лавками и внимательно слушать собеседников. Он понимал, о чём говорят местные торговцы. Марк немного поупражнялся в знании языка, поторговавшись в нескольких лавках. Торговые палатки ставились в основном между городком и лагерем. Их становилось всё больше и больше и постепенно они стали заполнять всё это пространство.

Марк решил пройтись по Мурсе. В поселении было несколько улиц, он пошёл по одной из них. Мужчин в городке было мало, но Марк увидел, как молодой римский солдат вышел из дома, и его провожала женщина. Увидев центуриона, солдат смутился и замер на месте, но Марк, кивнув, прошёл мимо. Пройдя дальше, в одном из дворов он увидел ещё одного римского солдата, это был уже триарий. Тот стоял к нему спиной и держал на руках ребёнка, рядом стояла светловолосая женщина, они улыбались и о чём-то разговаривали. Женщина увидела Марка, что-то сказала солдату, и они оба посмотрели на Марка. Марк улыбнулся им и прошёл мимо.

Видимо этот ветеран заканчивал службу, и после её окончания намерен был остаться здесь. После двадцати лет службы все ветераны получали земельные участки в выбранной ими провинции Римской империи. Обзаводились семьями с женщинами местных народов и племён, таким образом, шла колонизация провинций и укрепление границ империи. Как правило, даже оставленный римлянами лагерь превращался в посёлок или даже город.* Марк вернулся в лагерь. Вечером легат собрал своих офицеров и передал Марку две центурии под его командование. Марк дал все необходимые указания. Солдаты начали готовиться к походу.

Галерий получив письмо от Константина, в котором тот сообщал о смерти своего отца августа западной части Римской империи, тут же написал ему ответное письмо. В этом письме август восточной части Римской империи сообщал, что ввиду молодости Константина не может признать его августом, но признаёт его цезарем западной части империи и пожелал ему успехов в охране её рубежей. Затем Галерий написал ещё одно письмо своему старинному другу и сослуживцу цезарю Северу Флавию, в котором сообщил о кончине Констанция Хлора и провозгласил теперь уже его, Севера, августом западной части Римской империи. Так же в этом письме Галерий сообщил, что вынужден признать цезарем Константина, ввиду того, что галльские легионы уже провозгласили его своим императором. Отправив письма Галерий задумался, когда основатели тетрархии императоры Диоклетиан и Максимиан по взаимной договорённости отреклись от престола, он и Констанций стали вместо них новыми августами. Именно тогда он и предложил Диоклетиану назначить новыми цезарями Севера и своего племянника Максимина Дазу. Конечно, эти люди не годились для управления государством, но это были его, Галерия, люди. На следующий день Диоклетиан в Никомедии собрал свои легионы и объявил, что отказывается от императорской власти в пользу Галерия. Все ожидали, что одним из цезарей станет сын Констанция Константин, но Диоклетиан объявил цезарями Севера и Максимина. Таким образом, августами стали, он Галерий на востоке, Констанций на западе империи, а цезарями Север на западе и Максимин на востоке и оба цезаря были под его влиянием. Галерий хорошо понимал, что созданная Диоклетианом система управления Римской империей, конечно, облегчала процесс управления, но совершенно при этом не учитывала человеческий фактор. Став императором, было крайне необходимо укреплять свою власть от посягательств ближайших конкурентов.

* Впоследствии, от латинского сastrum (лагерь) возникли французское слово шато (фр. сh; teau) – замок и английские слова castle (англ. замок) и chester (англ. лагерь (устар.)). Своё название от castellum (уменьш. от castrum) получили по чеш. kostel, словацк. kostol в значении храм, церковь, а также испанское Кастилия (буквально «страна замков»). Кёльн и Вена возникли на месте римских лагерей, также в современной Британии существуют города Честер, Манчестер, Ланкастер, Колчестер, Ньюкасл.

Посредством общеиндоевропейских корней родственным латинскому слову castrum является русское слово «костёр» в значении стоянка, лагерь, (взято с сайта Википедии).

Через три дня, рано утром центурии Марка выступили в поход. В последний момент к ним присоединился легат со своей центурией, вызвавшись его проводить на расстояние одного дневного перехода. Марку это показалось странным, но командир легиона подтвердил его полномочия и не вмешивался в управление войсками. Марк перед выходом убедил легата дать ему полсотни лошадей, с тем, чтобы сформировать небольшую подвижную группу разведки. Поэтому сейчас Марк Флавий ехал впереди колонны в окружении своих всадников. В середине с десятком всадников двигался легат Сервий Публий, замыкал колонну небольшой обоз из мулов с палатками и другим хозяйственным инвентарём.

Переправившись через реку по деревянному мосту, возведённому солдатами Иллирийского легиона, отряд Марка вышел на дорогу. Дорога оказалась достаточно широкой, видимо это был какой-то старый караванный путь. Это позволяло идти солдатам по шесть человек в ряд. Центурии Марка были вооружены стандартным вооружением римских легионов. Красная туника, поверх неё кольчуга с короткими рукавами, пластинчатые наплечники и нагрудники, шлем с красным гребнем, короткий испанский меч для ближнего боя на правом боку, кинжал на левом, прямоугольный выгнутый щит с орлом и название легиона I Adiutrix (с сайта Википедии). В правой руке каждый легионер держал дротик длинной два метра «пилум», для боя в начальной его стадии. Каждый легионер нёс собой трёхдневный запас пищи, топор для заготовки кольев и постройки лагеря. Поскольку это была короткая по времени экспедиция, свои личные вещи солдаты оставили в лагере.

Марк ехал во главе отряда со своими всадниками. Вперёд была выслана разведка, и всё пока было спокойно, варваров они ещё не встречали. Дорога пролегала по долине. Справа и слева высились покрытые зелёным лиственным лесом холмы. Дорога виляла среди этих холмов. На одном из поворотов стали видны горы, судя по всему, центуриям Марка предстояло преодолевать перевал. После того как солнце прошло зенит, дорога стала подниматься всё выше и выше. Идти становилось всё труднее. Приблизительно за четыре часа до захода солнца, Марк, увидев подходящую площадку, остановил колонну и приказал разбивать лагерь. Часть солдат пошла в лес заготавливать колья, другая стала ставить палатки. Работа закипела и часа через три на площадке, выбранной Марком, стал появляться лагерь со всей атрибутикой, только меньших размеров. Скоро частокол и сторожевые вышки в углах были поставлены. Внутри уже устанавливались палатки. Ещё через час солдаты стали на кострах готовить себе ужин. Марк организовал караульную службу и ушёл к себе в палатку. Через некоторое время к нему зашёл легат и сообщил, что он пока продолжит путь вместе с Марком. Поужинав, Марк вышел из палатки проверить караульную службу, но всё было организовано по правилам, и он скоро вернулся к себе. Труба сыграла отбой. Марку не нравилось присутствие легата, ему показалось, что он ему просто не доверяет. Марк заснул. Ему снилась какая-то женщина и это была не Лукреция. Эта женщина что-то ему говорила и улыбалась.

Марка разбудил звук трубы. Солдаты позавтракали и стали снимать палатки. Через час, построившись, двинулись вверх на перевал, оставив за собой частокол их ночного лагеря. По сторонам дороги вздымались отвесные скалы. Марк начал немного нервничать, ведь положение его центурий становилась уязвимой. Растянувшись в ущелье в длинную колону центурии теряли возможность какого-либо наступления и могли только защищаться в неполном строю. Но всё обошлось, дорога пошла на спуск, и ущелье стало расширяться. Вскоре дорога вывела римлян в долину. Справа бурлила перекатами небольшая и мелкая речка. По бокам долины возвышались скалы. Теперь легионеры могли двигаться только по четверо в шеренге, поэтому отряд растянулся на целую милю Марк, по-прежнему со своими всадниками был во главе своих центурий. Впереди, в шагах пятидесяти двигалось шесть разведчиков. Дорога петляла вместе с рекой.

Внезапно на одном из поворотов Марк услышал условный сигнал, а затем сразу увидел трёх мужчин и одну женщину, одетых в одежду из невыделанных шкур, которые судя по всему, мыли золото в реке. Они тоже увидели римлян и с лотками в руках стояли, настороженно глядя на них. Никакой опасности эти люди не представляли, и Марк решил не мешать им. Легионеры продолжали свой путь, с интересом посматривая на варваров. Внезапно из середины отряда к варварам поскакали всадники легата. Подскакав, один из римлян выхватил лоток из рук женщины и повернул обратно. В это время один из мужчин метнул нож в спину обидчика. Нож достиг своей цели, и римлянин упал с лошади. Солдаты бросились к варварам, те побежали прочь. Мужчин догнали, они оказали сопротивление и их убили, а женщине удалось скрыться в расщелине и по ней уйти в глубину скал. Всё произошло очень быстро, Марк остановил центурии и поехал к легату. Тот осматривал лоток и довольно улыбался.

– Зачем вы это сделали, – спросил его Марк, – теперь наше продвижение будет весьма опасным и непредсказуемым.

– С каких пор центурион Марк Флавий стал бояться варваров?

– Вы прекрасно знаете, что это не так, – воскликнул Марк.

– Они убили римского солдата, ты лучше посмотри, – протянул легат руку, в которой лежало несколько небольших слитков золота.

– И что теперь Первый Иллирийский легион будет мыть вам золото? – с сарказмом спросил Марк.

– Не мне Марк, Сенату, а значит и всему римскому народу!

Марк пристально посмотрел на легата, тот тоже смотрел ему прямо в глаза.

– Хорошо, тогда я продолжу выполнение задачи, сказал Марк и поскакал на своё место во главе колонны.

Через некоторое время центурии двинулись дальше. Легат занял своё место в середине колонны. Сервий Публий Квинт думал о том, что всё равно Марк быстро бы обо всём догадался и теперь придётся каким-то образом уговорить его стать компаньоном.

Марк ехал и размышлял о том, что наступают времена, когда легаты начинают рисковать жизнями солдат ради крупинок золота, а не для покорения новых земель. Между тем рельеф местности начал меняться. Река начала опускаться в овраг, и дорога пошла вдоль скалы. Марка это стало сильно тревожить. Его центурии опять вытягивались, теперь солдаты двигались в колонну по два и снова становились уязвимы. Он оглянулся, но легат никак на это не реагировал, а сам он к нему обращаться сейчас не хотел, поэтому центурион продолжил свой путь. Проехав полмили, Марк сначала услышал шум одиноко падающих сверху камней, затем на его группу обрушился камнепад. Он увидел, как камни обрушились на ехавших впереди всадников и они стали падать в реку. В это время крупный камень, попав ему в шлем, выбил Марка из седла, и он стал падать, и уже теряя сознание, Марк увидел, что ему в голову летит большой камень. Он инстинктивно прикрылся руками и почувствовал сильный удар в голову. Свет в глазах Марка погас, и наступила полная тишина.

Легат Сервий Публий увидел, как камнепад накрыл всадников Марка Флавия. Из поднятого облака пыли выскочило несколько уцелевших легионеров, и в тот же миг в римлян полетели стрелы. Некоторые из них достигли цели, пока римские солдаты пребывали в растерянности, но затем, прикрывшись щитами, они быстро построились в черепахи и стрелы стали барабанить по щитам. Стреляли откуда-то сверху. Под градом стрел к отряду легата смогли добраться только пять солдат из центурии Флавия. Римляне стали отходить и вскоре стрелы перестали их беспокоить и обстрел прекратился. Римляне так и не увидели, кто в них стрелял. Отойдя на пять сотен шагов от злополучного места, Сервий Публий решил разобраться в обстановке. Вскоре он выяснил, что под камнями почти полностью погибла центурия Марка Флавия. Самому же Марку, по свидетельству одного из уцелевших триариев, не суждено было выжить. Он видел своими глазами, как огромный камень попал в голову Марку, и центурион упал в реку. Потеря центурии Марка Флавия и его самого сделало бессмысленным дальнейшее продолжение экспедиции, тем более, что дорога была полностью засыпана камнями. Сервий Публий никогда не был слишком храбрым воином. В Сенат он попал только благодаря своему происхождению из древнего патрицианского рода. Поэтому немного подумав, легат приказал оставшимся центуриям следовать в место их ночёвки. Легионеры, молча, с мрачными лицами двинулись в обратный путь.

Сервий Публий не был готов к такому повороту событий и теперь обдумывал, как лучше сообщить в Сенат, что результатом этой экспедиции должно стать решение о начале работ по возведению на границе Нижней Паннонии пограничных защитных сооружений от внешней угрозы. Проезжая мимо того места, в котором варвары мыли золото, легат с сожалением подумал, что скоро вернуться сюда не представляется возможным, но ничего он обязательно что-нибудь придумает. Только теперь придётся задействовать своих сенаторов, а блеск золота был им дороже всего.

Римляне вернулись в свой лагерь и стали устанавливать палатки. Часть палаток осталась лежать на земле не развёрнутыми. Поужинав легионеры, за исключением караульных пошли отдыхать. В палатках то тут, то там пошли разговоры о том, что легат трусливый человек, ведь надо было отбить атаку варваров и вернуться за своими раненными товарищами. Так всегда поступали римские воины, ведь они были настоящие «коммилито»* и просто были обязаны это сделать.

Ночью у ворот лагеря раздались громкие крики. Все легионеры выскочили с оружием из своих палаток. Ворота открыли, и в свете факелов в лагерь зашло десять раненных солдат из центурии Марка Флавия и ещё двоих они несли на носилках. В тот же миг две стрелы слева и справа от ворот воткнулись в частокол. Ворота быстро закрыли, легионеры бросились на настилы возле частокола, для отражения атаки, но больше ничего не происходило.

Легионеры спустились к своим товарищам, они понуро сидели на траве возле своих палаток. Два лекаря, которые были в составе иллирийских центурий, осмотрев раненных, развели руками. Римляне были уже хорошо перебинтованы и их помощь им не требовалась. Лекари забрали двух тяжело раненных и унесли их вглубь лагеря.

Сервий Публий спустился с настилов к раненным, те встали, и один из триариев доложил легату о том, что их подобрали в реке варвары, перевязали их раны и привели к стенам лагеря. Легат, молча, выслушал солдат, затем спросил:

– Видел ли кто-нибудь Марка Флавия живым или мёртвым?

– Нет, из нас никто его не видел, – ответил угрюмо триарий, – нам не показали убитых. Они их всех сложили на берегу, в кучу хвороста и сожгли, – затем опустив голову, подал ему свой плащ.

– Что это, – спросил его легат.

– Они заставили меня это написать.

Легат развернул плащ, на нём было написано: «Убирайтесь с нашей земли!»

Отпустив раненных, легат приказал усилить караулы. Над лагерем нависла угрюмая тишина. Римские воины иногда терпели поражения и от варваров, но в этот раз их победили, даже не дав им возможности вступить в сражение.

Рано утром центурии покинули лагерь и направились к месту постоянной дислокации. Вечером они входили в главные ворота своего лагеря. Об их поражении их товарищи уже знали. Легионеры встречали своих товарищей, поддерживали их морально, помогли быстрее раздеться, и кормили их из своих запасов.

Сервий Публий прошёл к себе в дом, сбросил снаряжение и сел писать письмо в Сенат, затем он написал ещё несколько писем уже непосредственно своим сенаторам. Вызвав к себе своего порученца, легат отдал ему письма, плащ с надписью и подробно его проинструктировал. Тот не теряя времени, направился в Рим.

*«коммилито» – термин в римской армии, означающий – товарищ по службе – был, вероятно, самым объединяющим термином, поскольку выражал связь, существующую между всеми солдатами, начиная с рядовых и заканчивая не только офицерами, но, что ещё более важно, самим императором. «Коммилито» означало единство армии и уважение к товарищам по службе, вне зависимости от их звания. Это было основой силы морального духа римской армии и одной из причин её многочисленных побед (с сайта Википедии).

Все восемь дней отпущенных ритуалом до кремации останков отца Константин вникал в дела его легионов, теперь уже своего войска. Сразу после кремации, прихватив с собой урну с прахом отца, Константин в сопровождении преторианцев отправился в Тревир.

Минервину Константин встретил в доме у одного вельможи в Никомедии, она была подружкой дочери хозяина дома. Минервина сразу поразила его своей красотой, но более всего своим независимым, почти вздорным характером. Она была незнатного происхождения, но весьма воспитана, начитана и умна. В сочетании с её небесно голубыми глазами, тёмными волнистыми волосами, правильными чертами лица, хрупкой, но весьма соблазнительной фигурой, Минервина сделалась для молодого Константина настоящей фурией, в которую он без памяти влюбился. Со стороны это конечно смотрелось очень трогательно. Большой, сильный, уже не раз, доказавший своё бесстрашие в сражениях, первый трибун римского войска был просто котёнком рядом со своей возлюбленной. Возможно, эту способность быть нежным, заботливым и оценила Минервина, во всяком случае, через полгода она сдалась и вышла замуж за Константина. Обо всём этом Константин вспоминал с глуповатой улыбкой на лице, в своей резиденции, в Тревире ожидая приезда самых близких ему людей.

Дочь вождя племени свевов Скора, бродила с острогой по воде. Увидев рыбу, она подкрадывалась к ней и била её острогой, но сегодня ей не везло, она всё время промахивалась. «Что-то рыба сегодня какая-то беспокойная, не стоит на месте» – только подумала она, как мимо неё проплыл мертвец, судя по одежде, это был римский солдат. Скора замерла, теперь стало понятно, почему рыба нервничала. Она глянула вниз по течению, мертвеца прибило к камням. Скоре было восемнадцать лет и ей уже давно было пора выйти замуж, но она этого совсем не хотела. А отец не настаивал, к тому же колдунья ей сказала, что мужа она себе сама найдёт, поэтому пусть, мол, всем сватам отказывает. Конечно, Скоре иногда снились непонятные ей сны, которые её волновали, а в остальном, присутствие в её жизни мужчин было лишним, кроме отца, конечно, она его очень любила. Девушка продолжала охотиться, но ей по-прежнему ужасно не везло.

Скора ещё раз глянула на мертвеца, он никуда ещё не уплыл. Она с острогой в руках, на всякий случай, стала тихонько подходить к нему. Мертвец лежал на камнях лицом вверх. Скора подошла ещё ближе. Из раны на голове у него сочилась кровь. Это был молодой и очень красивый мужчина. Девушка подошла к нему вплотную и склонилась над ним. Она увидела, что ресницы у него дрожат, значит, он был ещё жив. Скора бросила острогу подхватила его и с трудом вытащила на берег. Даже не понимая зачем, она это делает Скора набрала полную грудь воздуха, затем прильнула к его губам своими и сильно выдохнула воздух в его рот. Потом ещё раз, и ещё. Мужчина закашлял, изо рта у него хлынула вода. Девушка быстро перевернула его лицом вниз, из лёгких римлянина выливалась вода. Когда вода перестала литься, мужчина продолжал лежать. Скора перевернула его на спину, он был без сознания, и тяжело дышал, кровь продолжала сочиться из глубокой раны на голове. Девушка ещё раз внимательно посмотрела ему в лицо. Да, определённо он, как мужчина был очень красив. Тёмные волосы, прямой нос, тонкие губы, волевой подбородок. Скоре не нравились её бородатые соплеменники. Она оглянулась, никого не было и, вздохнув, попыталась поднять мужчину.

Скора была сильной девушкой, но этот красавчик, она так решила его пока называть, был очень тяжёлым. Она сообразила и стала снимать с него снаряжение. Провозившись, некоторое время Скора, освободила красавчика от всей его амуниции, и взяв его под руки, потащила в лес. Здесь недалеко в шагах ста от берега у неё был свой маленький тайник, где она любила уединяться. Это была небольшая пещера, вход в которую девушка закрыла от посторонних глаз, пересадив несколько деревьев. Деревья прижились, и теперь вход в пещеру стал невидим. Красавчик, пока она его тащила, несколько раз сильно застонал, но в сознание так и не пришёл. Она сильно устала, пока тащила этого здоровяка.

Скора подтащила его к самому входу в пещеру и теперь лежала рядом с ним совершенно обессилевшая и смотрела в голубое небо. Красавчик по-прежнему был без сознания. Отдышавшись, девушка, собралась силами и затащила его в свою пещеру. Там она положила его на охапку сухой травы, затем Скора вернулась на берег и стала собирать амуницию римлянина. Откуда-то выпал свиток. Она подобрала его, и всё отнесла в пещеру, спрятав в укромном уголке за камнями, а плащ повесила сушиться в её глубине. Римлянин по-прежнему не приходил в сознание. Из раны на голове продолжала сочиться кровь. Скора вышла из пещеры, нарвала травы, которую ей показывала колдунья. Вернувшись, Скора оторвала от своей рубашки лоскут, и немного пожевала траву, чтобы та дала сок, приложила кашицу к ране и перевязала лоскутом голову красавчика.

Выйдя из пещеры Скора, направилась к колдунье за советом, она жила недалеко. Ноги почему-то несли её сами. Поэтому в избушку к колдунье Скора уже влетела и, запыхавшись всё ей рассказала.

– Погоди, погоди не части, – сказала колдунья, дайка я погляжу, – и взяв какой-то кувшин с водой, помешала его куриной лапкой и шепча себе что-то под нос заглянула в него, потом улыбнувшись взяла с полки маленький берёзовый туесок подала его Скоре, – на смажь его.

– Бабушка, голову смазать? – спросила девушка, явно собираясь уже бежать обратно.

– Всего надо смазать.

– Как это всего?

– Снимешь всю одежду и смажешь, – улыбнулась колдунья, – ну чего покраснела, мужиков голых не видела.

– Видеть, то видела, но никогда не смазывала.

– Не бойся, этот пока не кусается, – усмехнулась колдунья, – ладно дочка иди, его по реке несло, всего побило, поэтому и смазывать надо всего, и ещё возьми этой травы, заваришь и три раза в день по три глотка.

– Спасибо бабушка, я побежала, – уже с порога крикнула Скора.

– Лети, лети горлица, – и глядя ей вслед, добавила, – знать душа уже почуяла, ишь, как порхает.

Скора шла быстрым шагом и думала. Мужчину она познала в прошлом году на празднике Купалы. В сравнении со своими подружками, Скора, явно задержалась с этим делом. Те уже давно хвастались своими похождениями с мужчинами и парнями на всех праздниках. А тут они уговорили её попробовать медовухи. Сначала было весело прыгать через костёр, задирая подол. Потом ей стало плохо, и Скора ушла в кусты. Земля сильно кружилась, она стояла на четвереньках и её рвало. Скору взял сзади какой-то бородатый мужик, сильно схватив её за бёдра, у неё совершенно не было сил сопротивляться. Он был во хмелю, поэтому видимо даже и не понял кто она такая. Мужик ушёл. Скоре было больно, противно и плохо. Она просто сидела на траве и ревела. Мимо проходила колдунья. Она присела к ней, обняла и Скора, рыдая, всё ей рассказала. Та взяла её за руку и отвела в свою избушку. Там она нагрела воды, бросила туда какой-то травы и заставила Скору хорошенько вымыть себя, потом дала ещё травы, рассказала, как её надо заварить и приказала пить очень горький отвар на восходе и на заходе Солнца. Всё обошлось и Скора никому, ничего не сказала, но с тех пор она отдалилась от своих подружек и стала общаться с колдуньей. Вообще-то её звали Митуса, но она называла её бабушкой. Это была очень добрая и умная женщина. Они подружились и Скору стали сторониться, так же как и колдунью.

Скора пришла к себе в пещеру. Красавчик по-прежнему был без сознания. Она склонилась над ним. Дыхание его успокоилось. В пещере был полумрак. Свет падал сверху из небольшой расщелины под её сводами. Постелив высохший плащ, Скора решительно стала стаскивать с римлянина одежду. Затем повернув его на живот, смазала шею, спину, ягодицы и ноги. Перевернув его на плащ, она смазала его всего спереди, вначале пропустив его достоинства, потом вспомнив слова колдуньи, смазала и их, а то мало ли что, всего же било об камни. На теле у римлянина было много ссадин и синяков, но с достоинством у него был полный порядок. Накрыв красавчика своим одеялом, Скора поднесла ковшик с водой к его рту. Губы он не разжимал, вода полилась мимо, но всё же несколько капель попали ему в рот. Затем Скора развела костёр и сделала отвар из травы, которую дала колдунья. У неё было припрятано немного съестных припасов, и она поужинала, пожевав соты с мёдом. Начинало темнеть, и Скора стала устраиваться на ночлег. Отец уехал к своему брату на три дня, а больше ни перед кем она отчитываться не собиралась. Девушка легла рядом с римлянином, накрывшись одним одеялом.

Скоре не спалось. Она стала вспоминать маму. Мама умерла, когда ей было пять лет. Она хорошо помнила её, красивую, очень добрую, с ласковыми тёплыми руками и с грустными глазами. Однажды, перед самой её смертью, Скора играясь, неожиданно забежала в их дом и увидела, как мама плачет. Тогда она подошла к ней погладила маму по волосам и пообещала, что всегда будет её слушаться, и тогда она больше не будет плакать. Мама обняла её и зарыдала ещё сильнее, Скора заплакала тоже. Через два дня мамы не стало.

Ей снилась мама, она улыбалась и что-то ей говорила, но Скора никак не могла понять что. Скора хотела подойти к ней ближе, но мама покачала головой и сказала: «Не ходи ко мне, я за тебя очень рада дочка, будь счастлива» улыбнулась, помахала рукой и исчезла. Девушка проснулась со слезами на глазах, которые стали стекать по её щекам, и вдруг она услышала какой-то стук. Скора прислушалась, потом дотронувшись до тела римлянина, она почувствовала, что он весь дрожит, а звук был клацаньем его зубов. Скора подхватилась, красавчик весь трясся. Она прижалась к нему, пытаясь его согреть, но римлянин продолжал трястись. Тогда Скора встала и сбросила с себя всю одежду. Нагая, она прижалась к его телу, обняла и положила на него свою ногу. Через некоторое время дрожь прекратилась и она уснула.

Скора услышала пение птиц и открыла глаза. Солнечный зайчик из расщелины притаился на стене пещеры. Она улыбнулась ему и сказала вслух: «Привет!». Рядом так же тихо лежал римлянин. Скора села и посмотрев на него спросила: «Когда ты уже очнёшься?», но тот молчал. Быстро одевшись, девушка сбегала к речке, умылась её прохладой и, зачерпнув котелок воды, вернулась в пещеру. «Так, давай ка, тоже умоемся, но сначала натрёмся и попьём отвара». С этого момента Скора стала разговаривать с красавчиком вслух. Откинув одеяло, она натёрла его мазью, уже ничего не пропуская, затем слегка разжав ему пальцем зубы, влила в него ложку отвара и накрыла одеялом. Немного посидев возле больного, Скора взяла лук и стрелы и пошла на охоту. Подстрелив пару куропаток, она вернулась, развела костёр и стала готовить обед. Теперь всё, что она делала, Скора рассказывала своему красавчику. Вечером девушка напоила его отваром и опять нагая легла к нему, тесно прижимаясь к обнажённому мужчине. Так продолжалось три дня. Она ухаживала за больным, охотилась, рыбачила, а вечером обнажённая ложилась к нему в постель. Утром четвёртого дня, когда Скора натирала римлянина мазью, она почувствовала, что в его неподвижном теле, кое что начало двигаться и даже очень. Она улыбнулась, закрыла это одеялом и вышла. Значит всё будет хорошо, от этого на душе у неё стало светло. В это время она увидела, что по берегу кто-то ходит. Скора осторожно пошла на берег. Это был молодой парень, его звали Буса из их деревни, видимо парня послал её отец. Он её не видел, и она подкралась к нему, потом внезапно прошептала ему на ухо:

– Буса, кого ищешь?

– Ой, чёртова колдунья, – шарахнулся от неё парень.

– Да я такая, – прошипела Скора и засмеялась.

Буса, держась от неё на почтительном расстоянии, сказал: