Злое дыхание древней гробницы

За взрослыми охотниками пробежали женщины и дети; следом едва ковыляли старики. Если племя сегодня добудет слона, эти дряхлые дикари еще поживут. В противном случае многие из них могли не пережить ближайших дней…

Словно в подтвержден6ии его мыслей о засаде впереди раздался громкий рев, полный мучительной боли. В ответ тутси, большая часть которых как раз бежала, пританцовывая, под Светом и его попутчиками, разразилась еще более громкими криками. Их вопли заглушили даже барабаны, которые не переставая задавали ритм травле. А те, что следовали за охотниками, пустились в настоящий пляс. Это был праздник дикой природы, где каждый участник чувствовал себя центром мироздания.

Как не громок был этот радостный шум, Свет расслышал в нем единственный вскрик, заполненный болью. И это был детский крик. Охотник тут же вскочил на ноги, и шум внизу мгновенно прервался. Племя смотрела на странного белокожего незнакомца, а тот протянул руку в их сторону, в то место, где на земле неподвижно лежал темнокожий мальчишка. Казалось, жизнь уже покинула его, уползая между камней серой змейкой.

Раздался еще один громкий крик – горестный и яростный – и на не успевшую скрыться в камнях змею обрушился валун, тяжелый и безжалостный. Широкоплечий негр тут же отбросил камень, и поднял мертвую змею за хвост. Вокруг него уже был образован пустой круг; и сейчас в этот круг ворвалась женщина. Наверное это была мать ребенка, потому что она выхватила малыша из рук негра и запричитала, прижав неподвижное тело к груди.

Рядом со Светом выросла фигура Анюты. Она тронула охотника за рукав:

– Быстрее!

– Что быстрее? – не понял Свет.

– Быстрее туда, – космобиолог протянула руку вниз.

На длинном ремешке свисал анализатор, который – спохватился охотник – мог вылечить все! Он не мог лишь вытащить душу, пересекшую грань смерти, но этот ребенок был еще жив. Кому, как не Свету с его даром было знать это. Поэтому он решительно обхватил девушку за талию. Кондурова не успела испугаться; охотник уже мягко спружинил внизу ногами. Следом и она ощутила подошвами сапожек потрескавшуюся глину речного русла.

Негритянка без слов подала медику ребенка. Впрочем, он остался на руках матери – Анюте хватило его ножки; точнее того места, где вокруг двойного укуса уже наливалась черная шишка. Ее тут же скрыла эластичная повязка. Анна шустро забегала пальцами по кнопкам прибора.

– Все, – откинула она пальцем прядку волос со лба, – будем надеяться что этот парнишка тоже восприимчив к нашим медикаментам.

– Будем надеяться, – буркнул Свет, – прислушиваясь к голосу того самого крепыша, – у местных племен противоядия против песчаной змеи нет. Еще ни один человек не выжил после укуса.

– И откуда ты все знаешь? – немного удивилась Кондурова, вспомнившая, что охотник тоже не местный.

– Знаю, – улыбнулся охотник, не пожелавший раскрывать тайну Узоха, – а еще я знаю немного язык этих людей. И что-то мне в их речах подсказывает, что нас отсюда скоро не отпустят.

– Почему? – это уже вперед сунулся Михаил, нашедший недалеко отсюда пологий спуск.

– Потому что ребенку лучше, – еще шире улыбнулся Свет, показывая на открывшего глаза негритенка, – значит впереди нас ждет праздничный пир.

– Ну и что? – пожал плечами Суриков.

– А то, – показал рукой куда-то далеко Свет, – что пир не кончится, пока не съедят добычу… А добыча сегодня – слон.

Словно в ответ с того направления, куда указывала его рука, донесся еще один мучительный стон. Большая часть негров тут же унеслась туда, а к Свету и космолетчикам подошел вождь племени – им оказался тот самый крепыш. Он, к тому же, был отцом спасенного ребенка. Да – спасенного, потому что малыш уже стоял на своих ногах, не решаясь дотронуться до эластичной повязки на ноге. Анна тут же склонилась над пациентом.

А Свет принялся слушать вождя.

– Ну вот, – рассмеялся он, вольно переводя слова негра, – как я и говорил. Анна Ивановна – вождь дарит вам слона.

– Что же мне с ним делать? – ахнула девушка.

– Не переживай, – подмигнул охотник, показывая на племя, – ребята помогут.

– А слону нельзя помочь? – робко поинтересовалась девушка, – раз уж он мой.

– Ему уже ничто не поможет, – покачал головой Свет.

Он уже покопался в памяти колдуна, и теперь знал, почему так мучительно ревет зверь. Он попал в ловушку, прикрытую длинными листьями – в яму, чьи стены круто сходились вниз; словно в воронке. И сейчас слон своим гигантским весом и яростными попытками выбраться сам вбивал тушу в эту гигантскую воронку. Может, будь сейчас здесь неведомый пятисотсильный трактор, который так красочно описывался в миникомпе, слона можно было спасти. А так его вытащат вручную – по частям.

Последнего Свет объяснять не стал; он увлек попутчиков вслед за тутси, чтобы принять участие в завершающей части охоты. Больно уж ему не понравилось, как радуются негры стонам серого исполина.

Бонго шел по верху русла. Свет, оглянувшись назад, поразился тому, как преобразился комиссар. Ярость в его груди наверняка никуда не делась. Но сейчас на первый план выступило неуемное любопытство и нетерпение, которые выдавали каждое нервное движение. Огромный негр словно спешил навстречу судьбе, и явно ждал от нее многого.

Берега засохшей реки неуклонно сближались, а потом – едва не сомкнувшись – резко разошлись и практически пропали – в этом месте река когда-то широко разливалась. Именно здесь тутси устроили ловушку.

– Понятно, – кивнул Свет, – слоны увидели впереди простор и ринулись, не глядя под ноги. Хоть один, да должен был попасться.

Свет первым оказался у ловушки. Оказалось, в глубине еще был толстый заостренный столб, который должен был сразу прервать мучения исполина. Увы – слон упал так неудачно, что деревянное острие лишь прочертило кровавую полосу на боку слона. Эта рана не добавляла слону оптимизма. Исполин уже едва трубил в свой хобот, но Свет, оценивший рану, понял – его мучения будут долгими и страшными. Потому что все вооружение тутси состояло из тонких дротиков, одно из которых сейчас как раз нацелилось в глаз слону.

– Стой! – повелительно крикнул охотник, и чернокожий мучитель в изумлении отступил.

В изумлении, потому что охотник выкрикнул на языке тутси.

Позади него земляне (кроме застывшей на месте с гримасой сострадания на лице Анюты) обсуждали перипетии охоты.

– Странно, – рассуждал Владимир, – что же они не разбежались раньше, дали загнать себя в ловушку. Я бы на месте этой громадины повернул назад и задал бы жару этим ребятам.

Он показал на тутси, весело скачущих вокруг ямы с дротиками в руках.

– Ритм, – ответил вдруг комиссар отрешенным голосом, – звери боятся определенного ритма. Все упорядоченное несет с собой смерть. Природа не повторяется ни в чем, а здесь ритмичное: «Бум… Бум… Бум…»…

Тутси присоединили свои голоса; тут же в дело вступили барабаны. Слон тоже замолчал, уверившись наверное, что сопротивляться бесполезно. Он тяжело дышал, вытянув хобот по всей длине на земле, и даже не вздрогнул, когда Свет запрыгнул ему на спину – со стороны хвоста. Свет вспомнил сейчас еще одну картину из памяти Узоха – как мелкие охотники почти полдня убивали такого слона.

– Нет, – решил он, перебирая ногами по хребту слона, словно по широкой тропе, – если уж вам, ребята, нужен результат, вы получите его прямо сейчас.

Меч сверкнул на солнце, когда руки Света высоко подняли его, и обрушился на шею слона. Меч пронзил шкуру, жилы и кость. Хобот безвольно распластался на земле – больше ни одной команды мозга не поступало в тело. По нему пробежала крупная дрожь, но охотник уже не ощутил ее: он стоял рядом с вождем. А тот с восхищением смотрел на оружие, лишившее жизни исполина, и не испачкавшееся в его крови – настолько молниеносным был удар. Суриков с Мыльниковым кивнули – они тоже отметили великолепный удар.

На спину слона ринулись тутси – уже с ножами в руках. Охотнику было неинтересно смотреть, как негры с азартом кромсают тушу. Он перевел взгляд на комиссара, который стоял недалеко с глубоким удовлетворением на лице. Может, он радовался за тутси, своих мелких копий? А может, он предвкушал обильный ужин, который уже начинали готовить?

Племени очевидно не в первый раз выпадала такая задача, потому что все работали сноровисто, не мешая друг другу. Вот уже длинные куски мяса понесли к костру; другие, нарезанные потоньше, тут же стали развешивать на кустах, приставив вместо – охранником мальчишек. Укушенного змеей, кстати, тоже.

– Бельтонг, – вспомнил вдруг Бонго слово практически забытого языка предков.

И Горо, вождь, согласно кивнул:

– Балтон!

А комиссар словно не поразился такому совпадению, только кивнул собственным мыслям. Он уже заметил, как сильно походит окружающий мир на тот, о котором ему когда-то рассказывал дед.

– Только он еще не испорчен белой цивилизацией, – отметил он, злобно подчеркнув слово «белой».

А чуть в стороне готовили яму для главного блюда пиршества. Здесь работами руководил негр с бесстрастным лицом, резко отличавшимся от физиономий жизнерадостных тутси.

– Не в замке ли Узоха он провел последние годы? – подумал Свет, вспомнив подобные лица адептов черного замка, – впрочем, их там было тысячи, и куда-то же они делись. В свои племена вернулись, наверное. А этот – сюда…

Его больше удивляла быстрота, с которой яма избавлялась от плоти слона. Солнце еще не коснулось краем земли, а последние его части – четыре толстые ноги – уже волокли к яме. Рядом уже бушевал огонь, а двое негров ногами месили глину. Способ готовки был аналогичным тому, что уже применял охотник. Только масштаб были неизмеримо большим.

Догадка Света была верной. Негр – его звали Аронго – действительно два года прислуживал Узоху. И даже кое-чему научился у чародея. А еще – смог припрятать на собственном теле по нескольку щепоток снадобий, что применял Повелитель. И сейчас его глаза не случайно задумчиво останавливались на пришельцах. Точнее на одном – том, кто поверг Узоха и его замок. Ученик колдуна подозревал, что вся, или часть колдовской силы перешла к победителю. А раз так – почему бы не попробовать отобрать ее. Разве он – Аронго – не достоин? Разве пришелец не чужой? А с чужим один разговор – дубинкой по голове.

Впрочем, Аронго был достаточно благоразумным; силу и сноровку охотника он оценил. К тому же рядом всегда были его друзья в блестящих одеждах.

– Значит, – решил Аронго, – будем кончать со всеми разом!

Женщины принесли пахучих листьев. Ученик чародея сам и натирал деликатес, и обмазывал слоновьи ноги глиной. Только перенести в яму он позволил остальным. А зачем лишний раз напрягаться, если нужный порошок уже подмешан к мясу. Толстые глиняные колоды бережно опустили в яму и засыпали песком. А уже на него передвинули жаркий костер.

Аронго довольно огляделся, и наткнулся взглядом на черного здоровяка, пришедшего вместе с победителем Узоха. Тот усмехнулся, едва кивнув понимающе головой. Аронго понял – этот незнакомец видел все его тайные манипуляции; более того – одобряет их.

– Ага, – подумал недовольно злоумышленник, – еще один желающий получить наследство Повелителя.

Ну с этим то Аронго надеялся справиться позже. Главное, чтобы он не помешал сейчас. А незнакомец перевел взгляд на попутчиков и недовольно скривился. Аронго не видел сейчас выражения его глаз, но был уверен, что ничего доброго в них сейчас нет.

– Не помешает, – понял он.

Посреди площадки разводили другой костер – большой, праздничный. На взявшихся невесть откуда циновках уже была разложены немудреная снедь, в основном состоящая все из того же несчастного слона, приготовленная самыми различными способами. Главное блюдо томилось под толстым слоем пышащих жаром углей, и Горо – вождь – оглянулся, не послать ли кого из мальчишек за угольком. Но нет, видимо он решил показать свое мастерство и затрещал кресалом, выгоняя из него в сгустившуюся тьму целые снопы искр. Дрова никак не желали заняться огнем и тогда руку поднял Свет.

А что вы хотите – несмотря на всю тяжесть ответственности, которую он взвалил на свои плечи; несмотря на громкие победы над сильными врагами он оставался двадцатилетним парнем, еще недавно даже не помышлявшем ни о какой цивилизации. Поэтому тонкий жгут огня, вырвавшийся из его указательного пальца на глазах изумленных зрителей, легко можно было объяснить. Толпа в восхищении взвыла; вокруг костра, моментально разогнавшую темноту далеко вокруг, тут же заплясали тутси. Земляне вместе со Светом присели на почетное место – длинную колоду, которую негры приволокли по приказу Горо.

Аронго между тем командовал выемкой готового деликатеса. Он, кстати, был родным братом вождя. Так что к землянам у него был еще один счет – не вылечи сегодня Анюта наследника Горо, до желанного прежде почетного места в кругу соплеменников оставался всего один шаг. Но все сейчас померкло перед другой целью. Наследие Повелителя могло поставить под его руку всех тутси, а там и остальные племена континента.

Столбик спекшейся глины торжественно уложили на небольшом пригорке – так, чтобы гостям была видна вся процедура священнодействия. Танцы, которые до того не останавливались, захватив концентрическими окружностями всю площадь, не надолго прекратились. Веселая песнь, в которой, как объяснил космолетчикам Свет, рассказывалось во всех подробностях о сегодняшней охоте, умолкла с первым стуком камня об эту колоду.

Аронго аккуратно обстучал ее, и перекатил явившееся взглядом блюдо на огромный поднос. Последний представлял собой скрепленные между собой не струганные доски, и служил для подобных целей не первый раз. Но прежде, чем блюдо с чудовищно разбухшей ногой слона поставили перед вождем и гостями племени, на них горячей волной обрушился умопомрачительный запах – Аронго действительно был великим кулинаром. Он тоже присел рядом с землянами и – к неудовольствию вождя – первым отхватил кусок от деликатеса.

Вообще-то это было прерогативой Горо – он уже наметил, какой кусок преподнесет великому охотнику белых людей, а какой – не менее великой целительнице. Сейчас на его лице кроме досады легко читалась еще одна мысль: «Ну что возьмешь с братца? Шлялся неведомо где целых два сезона, нахватался чужих привычек..». А у Аронго была своя цель – показать незнакомцам, что мясо, приготовленное им, можно было есть без всякой опаски. А о том, что перед этим будущий колдун проглотил другой порошок – противоядие – никому знать не обязательно.

И они действительно отдали должное его кулинарному таланту! Огромная нога была быстро разделана на множество кусочков; блюдцами теперь выступали огромные кожистые листья, на этот раз свежесобранные. Они опустели так же стремительно. Владимир, отваливаясь от костра с довольным видом, погладил себя по животу и повернулся к Бонго. Комиссар сидел со скучным видом, и рисовал что-то прутиком на песке.

– А ты что не ешь? Вкусно же.

– Нельзя, – выпрямился Бонго, – слон – тотемный зверь моих предков.

Космолетчики с изумлением уставились на Бонго. Такую дремучесть взглядов от современника они не ожидали. Но тот ничего объяснять не захотел; опять принялся что-то чертить на песке. Может он не поднимал взгляда, чтобы охотник не прочел в нем злорадного предвкушения. Рядом недовольно засопел Аронго. Он не предвидел такого поведения огромного собрата. А копье было так далеко… Впрочем, время еще не пришло – снотворное действовало незаметно, усыпляя людей почти естественно.

Он бросил кусок слоновьей шкуры огромному псу незнакомцев – этот зверь тоже мог доставить немало неприятностей. Волк поймал кусок на лету, и практически мгновенно проглотил его.

По изменившемуся шуму в остальной части становища Свет понял, что с остальными ногами слона тоже покончили. Тутси опять встали в круг. Теперь в центре его стоял вождь. Негромко прошептал первый слог там-там; тут же его подхватили остальные инструменты – и вот рассказ об охоте прозвучал еще раз. Теперь уже на языке танца. Долго; очень долго тутси гнали слона в ловушку. Ненадолго отвлеклись на песчаную змею и появление незнакомцев. Наконец вождь высоко поднял руки – это отважный белый охотник единственным ударом убивал серого исполина.

Довольный Горо плюхнулся рядом с Суриковым, задев рукой гитару – единственное, что прихватил с собой Михаил из «Белки». Гитара была очень старой, на ней играл еще основатель династии, Михаил Тихонович Суриков. А жил он все в том же двадцатом веке. Инструмент жалобно застонал, и на поляне мгновенно установилась тишина. Наделенные исключительной мелодичностью и тонким слухом тутси отреагировали на незнакомый звук. Сотни глаз уставились на командира «Белки», и Суриков понял – концерт придется продолжать ему.

Он взял гитару в руки, ласково погладил ее по лакированному боку, и не задумываясь запел песню, с которой всегда начинал. Это был гимн его семьи, многих поколений лесников:

– Ведь мы лесные жители – лесоустроители,

Летом нам в Воронеже тесно.

Вдали от вытрезвителей наши представители,

И нам тайга как крепкое вино…

Он допел до конца, с улыбкой замечая, как собираются, окружая их «стол», тутси.

– Да-а-а.., – протянула Анюта, глядя на первую зажегшуюся в небе звезду – когда Суриков замолчал, прижав струны к грифу, – не знаю, что такое вытрезвитель, но я не отказалась бы сейчас оказаться там. Только бы увидеть опять наше небо, Большую медведицу, Полярную звезду…

Суриков усмехнулся; он один в этом мире знал, что такое вытрезвитель, и какие звезды там можно увидеть. Его пальцы опять забегали по струнам, и над чужой пустыней зажигательно разнеслись первые аккорды аргентинского танго. Местные барабанщики тут же подхватили ритм, и тутси снова ринулись в пляс. А потом были и русские романсы, и опять что-то в стиле диско, и… Михаил сам не заметил, как начал засыпать сидя.

А Свет уже встревожился, увидев, как прямо в танце рухнул на землю Горо. И как в отблеске костра вспыхнули торжеством глаза Аронго, вооруженного копьем, и как выпрямился в полный рост Бонго, сжимавжий огромные кулаки. Охотник попытался тоже подняться, но ноги не повиновались ему; они первые поддались снадобью. Но руки еще действовали и голова соображала, хотя и казалось, что в нее запихали что-то тяжелое. С трудом вспоминая последнее заклятие, которое он уже сегодня применял, Свет заплетающимся языком пропел волшебные глаза, с удовлетворением отмечая, как меняется выражение лиц и Аронго, и комиссара. Еще недавно торжествующие, они вдруг заполнились отчаянием. Бонго тоже рухнул на камни, едва не угодив ногами в костер, а Аронго, потрясая копьем, очень медленно подскочил к охотнику.

Это было последней, и самой большой ошибкой негра в жизни. У Света хватило сил не только для того, чтобы сжать в правой ладони огромную кость слоновьей ноги, но и обрушить ее на курчавую голову Аронго. Обе кости – и человеческая, и слоновья – разлетелись на куски. Негр упал у вытянутых вперед ног охотника, который как раз прошептал последнее слово заклятия…

Глава 7. На просторах Караханы. Продолжение

Горн ходил по замку Гардена с непроницаемым лицом, и это было страшнее, чем если бы он рвал и метал. Великие битвы, низложенные короли, вереницы послушных красавиц – все это откладывалось на неопределенный срок. И бессмертие Тагора тоже. Он ждал этого четыреста лет, и теперь эти кружившие голову планы разлетелись вдребезги. По очень простой причине – единственный человек, который мог поднять в небо стальную птицу, бежал. Бежал, пролежав неподвижно восемь суток.

Как понял теперь Горн, все это время он искусно притворялся. А чародей, упиваясь открывающимися возможностями, и рисуя в голове одну картину торжественней другой, забыл, что сам освободил Анатолия от незримых пут.

А Лазаренко действительно дожидался – не полного исцеления, а теплой погоды. Ведь его еще там, во дворе замка, раздели до исподнего (это было термобелье, никак не годившееся для зимних прогулок), а серебристый костюм унесли в «Стрелку».

Весна стремительно надвигалась на континент. В несколько дней стаял почти весь снег. Жалкие сугробы оставались лишь в самых недоступных солнечным лучам углах. Но и они продержались недолго. На пятый день, после того, как умолк ветер, на землю обрушился благодатный ливень. Он словно смыл остатки зла, привнесенного в эти земли колдуном. Окрестности начали оживать. Неведомо откуда появились птицы. Только вот радоваться их пению в старом замке было некому. Разве что Анатолию, который дожидался темной ночи. Стражников в замке было немного. Ведь Горн, в услужении которого оказались всего-то (какое унижение!) жалкие пять десятков человек, большую часть их отправил по окрестностям – собирать выживших.

Сам Горн спал в покоях погибшего хозяина, беспокойно ворочаясь. Может потому, что в эти минуты на одного подданного у него стало меньше?

Лазаренко прислушался к мерному сопению охранника за дверью и резко распахнул ее. Единственное, что успел сделать стражник, вооруженный копьем и коротким мечом, это широко распахнуть глаза. К его горлу метнулась ладонь, и почти ласковое прикосновение адепта боевых искусств отправило немолодого охранника в долгий сон. Тут – у двери, громко храпевшего – его и обнаружил сменщик. А Анатолий, вооруженный и одетый в непривычную одежду, исчез из замка.

Сменщик даже не стал будить несчастного – сразу побежал к Горну. Тому тоже не нужен был бодрствующий воин. Грубо обшарив мозг несчастного, и не обнаружив никакой полезной информации, чародей приказал:

– Усни… навсегда!

Неподвижное тело дернулось, выгнувшись немыслимой дугой, и снова замерло. А Горн уже не смотрел на него. Он стремительно шагнул в комнату, где его встретила только разобранная постель. Она давно остыла, и «допрашивать» ее было бесполезно. Ее Горн не мог ни допросить, ни наказать. Тогда он велел привести Такамуру. Бледный японец встал перед своим господином. Неизвестно, успел ли он ощутить, как липкие щупальца чужой воли заползли в его мозг. И вспомнил ли он при этом тех несчастных, которых сам подвергал такой страшной пытке.

Чародей грубо ворвался в мозг, разрушая остатки воли и разума Такамуры. Он старался добраться до самых глубин его памяти, отбрасывая никому не нужную шелуху. Он должен был сделать это раньше! Но не наказывать же себя. Только теперь он узнал, что в «Стрелке» находился чудо-прибор, при помощи которого он мог вылечить Анатолия на считанные мгновения; что длинная трубка, свисавшая с поясного ремня Такамуры, является грозным оружием, подвластным его энергии. Наконец он убедился, что никто, кроме беглеца, не сможет поднять в воздух «Стрелку». Потому что для этого нужны были какие-то коды, и некоторые из них можно было ввести, имея при себе ладони и глаза Лазаренко.

Наконец он взломал последний, самый крепкий бастион памяти маленького японца и прочел древний обряд Человека-без-имени.

– Ну что ж, – усмехнулся он, – пока обойдемся и этим.

Единственное, о чем он жалел сейчас – о бесполезной смерти стражника, который мог принести ему целый год жизни. Впрочем, для этих целей подданных хватало. Да хоть взять того же Такамуру.

Нет, – отказался чародей от мысли немедленно принести японца в жертву, – не хватало еще заразиться от него безумием.

Рассудок Такамуры действительно не выдержал грубого вмешательства. Теперь Горн не был властен над ним. Какие грезы сейчас ворочались в голове бессмысленно улыбавшегося пришельца, не мог сказать никто – даже он сам. Но Горн не пожалел о содеянном. Он вообще не жалел ни о чем в прошлом. Все его мысли стремились только в будущее.

В глубокой задумчивости Горн вышел во двор замка. Внезапно его глаза широко раскрылись в изумлении. Солнце, за несколько дней преобразившее окружающий мир, внезапно померкло. С губ чародея с проклятием слетело имя:

– Тагор…

Старый мастер Дамир и Зохра привыкли встречать рассвет вместе. Нет, спали они в разных кельях, понимая, что время безвозвратно ушло. Но вот так стоять на стене Обители, купаясь в ласковых лучах восходившего светила… – кто им мог запретить? Сегодня они вышли даже раньше, словно предчувствуя что-то невиданное. И оно случилось!

Солнце, едва поднявшееся над горизонтом, вдруг потемнело. Кто-то, или что-то, словно откачивал энергию звезды. Материк опять погрузился в полутьму.

Зохра невольно вцепилась в рукав мастера Дао:

– Мне кажется, что это Свет подает нам знак.

Дамир недоверчиво покачал головой, но спорить не стал:

– Он может…

Столица Рагистана сильно опустела к концу зимы. Но главное – она выжила. Запасы продовольствия в сильном государстве позволили многим дождаться весны. Только шахиншах у них теперь был другой…

…Разъяренный Нусрат едва дождался стражников, присланных вслед первым преследователям Света. Увы – ни дерзкий незнакомец, ни капитан Фарад с остатками полусотни так и не были обнаружены.

Эту весть шахиншаху принес Журивой.

Они стояли посреди тронного зала – тучный, багроволицый от ярости Нусрат и тощий, весь в черном, начальник тайной стражи. На его лице, как всегда, были приклеены покорность и почтительность. Но загляни сейчас шахиншах в его глаза – он тотчас бы забыл об охотнике и капитане Фараде. Потому что в скрытых веками глазах Журивона полыхало пламя ярости. А вызывать ярость этого господина не рекомендовалось не кому – даже шахиншаху.

– Я обещал отправить тебя на Ристалище, – прошептал Нусрат, брызгая слюной в лицо начальника стражи.

Журивой открыл глаза, и шахиншах попытался отшатнуться – он вдруг испугался еще сильнее, чем рядом с голубоглазым незнакомцем. Но Журивой не дал ему отступить. Холодные костлявые пальцы больно сжали голову Нусрата, а его глаза так и не отпустили взгляд рагистанского властителя. Глаза Нусрата не закрывались, и словно через них истекала к колдуну его жизнь. Противостояние длилось всего несколько мгновений. Несколько самых страшных мгновений в жизни шахиншаха. Вот он упал на толстый ковер, и корона покатилась по толстому ворсу.

Журивой наклонился за ней, и нацепил на голову, слегка поморщившись – на его вытянутом лысом черепе она смотрелась нелепо. Другое дело та, что унес с собой голубоглазый незнакомец.

– Ничего, – подумал он, – и ты, дерзкий, и моя корона вернутся в Шахрихан.

Его слабенькие чары не делали его провидцем. Лучше бы они не сработали и сейчас…

Журивой проснулся рано – как всегда. Он стоял на балконе дворца и наблюдал, как померкло внезапно солнце. Его мало интересовали причины, ввергшие светило в этот катаклизм. Еще меньше – тот, кто смог свершить такое. Главное сейчас было – к Журивою вернулись те крохи колдовской силы, что пропали внезапно несколько дней назад. Точнее – в тот самый день, когда стих ураганный ветер. Его силы были не велики, но и их хватало, чтобы держать в страхе целое государство.

Шахиншах негромко хлопнул в ладоши. Он знал, что прислужники всегда ловят ушами этот сигнал. Поэтому не сомневался, что его приказ тут же разнесут по городу:

– Пусть каждый в Шахрихане узнает – завтра праздник. Чтобы все были на ристалище. Таких боев Рагистан еще не видел…

Командор Булгаков вторую неделю не покидал Курский космодром. В эту минуту что-то заставило его выйти из здания и остановиться на краю огромной площадки.

Солнце, заблиставшее после нескольких дней ненастья так, как и положено в середине лета, вдруг потемнело. Словно внутри его заработал огромный насос, перегоняющий энергию неведомо куда. Неожиданное затмение посреди дня наблюдало вместе с Булгаковым множество людей. На Луне-2 было получено множество отличных снимков катаклизма, ничего, впрочем, не объяснивших. Позже стали поступать еще более невероятные сообщения. Синхронно с Солнцем ненадолго померкли другие звезды. Это стало известно, когда их свет достиг телескопов. Астрономы и простые люди обсуждали это невероятное событие несколько дней. Потом их внимание переключилось на новую сенсацию. Тем более, что звезды снова мерцали в полную силу.

И лишь один человек во всей федерации был уверен, что начало катаклизму дало событие в той части безбрежного космоса, где затерялись его товарищи. Звали этого человека командор Владимир Булгаков…

Первый из Мудрейших ожидал этого визита. Главный Наблюдатель не мог не придти после того, как их родное светило моргнуло вопреки всем законам Бытия. Моргнуло в третий раз за последние три тысячи Кругов. В первые два раза энергия вернулась к звездам. Что принесет искусственный катаклизм на этот раз? Главное – что он принесет их древнему миру, в котором все было предопределено вперед на долгие сотни Кругов?

– Опять там же? – встретил он Главного Наблюдателя вопросом, не вставая с кресла. Хоть в этом он мог сейчас не нарушать Бытия. Этим знаком он освободил Наблюдателя от церемоний. Но тот все таки ненадолго склонил голову, прикрыв огромные фасетчатые глаза, и только потом ответил:

– Да, опять. Две тысячи лет некто Тагор, – начало перечислять существо, больше всего напоминавшее гигантского кузнечика; оно уже в те годы, когда случился первый катаклизм, занимало свой высокий пост, – затем, совсем недавно, Узох. Этот владел энергией звезд совсем недолго. Индексы опасности у них были совсем невеликими – не больше ноль десяти; теперь же человек, имя которому Свет.

– Какой индекс у него? – склонился в кресле вперед Первый из Мудрейших.

– Но, Мудрейший! Очередь на определение индекса как никогда велика…

– Свей властью разрешаю проверить этого Света вне очереди.

– Хорошо, – опять склонился Наблюдатель, – тем более, что…

– Тем более что?! – еще резче, чем в первый раз вскочил с кресла гигантский кузнечик.

– В его руках больше сталенита, чем наберется во всех наших мирах!

– Иди! – теперь уже не разрешил, а повелел Первый из Мудрейших, закрывая огромные глаза.

Он единственный в мирах Древних мог позволить себе чудовищную мысль – природа зло пошутила над этой расой, дав разум насекомым. Ни умом, ни силой эта раса ни в чем не уступала теплокровным, но Первый из Мудрейших не сомневался – увидь кто из тех же землян Древнего в его истинном обличье, он бы расхохотался. И пусть сами Древние считали себя образцом совершенства – с первого мгновения, как очередной из них расправлял крылья, появляясь из кокона – Первый знал: будущее принадлежит другим. Тем, у кого энергия завоевателей сильнее, чем все знания, собранные Мудрейшими из живущих в известном космосе. А если еще в руки им попадет сталенит…

Свет открыл глаза, когда звезды показывали на полночь. Вокруг царила тишина. Ведь даже мельчайшие букашки засыпали, когда попадали в круг, очерченный заклятием колдуна. Он с удивлением, а больше с одобрением глянул на Волка, которого сонные чары настигли, когда его ужасная пасть сомкнулась на запястье комиссара земной полиции. Бонго так и не успел вытащить бластер, машинально схватившись за оружие, которое без энергии Света было совершенно бесполезным.