Злое дыхание древней гробницы

Глава 5. Волшебная сила электрического тока

Первым благодаря воскрешающему прикосновения Света очнулся Михаил. Он сел и оглянулся. Почти одновременно с ним открыли глаза Мыльников и Кондурова. Анюта встала и пошатываясь побрела к комиссару. Охотник подивился такому внимательному отношению девушки к человеку, к которому она явно питала антипатию. Или тут сыграл свою роль профессиональный долг?

Она машинально сняла с пояса анализатор, задумчиво повертела его и опустила за ремешок на землю рядом с лежащим без сознания Бонго.

– Что это было? – спросил Суриков.

Свет – единственный, кто мог дать исчерпывающий ответ – конечно не понял его. Однако звук командирского голоса вернул к жизни комиссара. Он тяжело сел и помотал головой, разгоняя тяжелый туман. Потом сплюнул себе на ладонь. В кровавом сгустке лежали два зуба. Чемпион тупо уставился на них, словно не мог поверить, что кто-то мог совершить с ним такое. Воспоминания разом вернулись в его курчавую голову, и он резко повернул ее к охотнику, не сдержав болезненного стона. Распухшие губы полицейского сложились в угрожающую гримасу; казалось он сейчас бросится на охотника. Суриков напряг тело, готовясь вклиниться между противниками.

Однако Свету не было никакого дела до Бонго. Как и его псу, кстати, который совсем рядом разинул свою страшную пасть в долгом зевке. Его острые зубы, или наклонившийся к нему Свет заставили комиссара шарахнуться в сторону. А охотнику действительно не было никакого дело до побитого полицейского. Он поднял к глазам анализатор. Свет уже понял, что эта компактная сумочка с красным крестом на боку не зря появляется, лишь только проливается кровь. И коль скоро девушка оставила его без присмотра, он решил полюбопытствовать.

И не зря! Лишь только прибор оказался в ладонях охотника, на панели загорелся маленький зеленый индикатор, показывающий, что прибор готов к работе. Земляне подскочили к Свету, издавая удивленные возгласы, опять не понятые им. Однако они не сразу разглядели то, что сразу отметил остроглазый охотник. Огонек на панели разгорался тем ярче, чем ближе он был к шлему. К шлему, в котором – не забыл Свет – каким-то образом поместилась чудовищная энергия молнии. Именно она, небезосновательно подозревал молодой охотник, и позволяла ему путешествовать по пустыне вполне комфортно. А когда прибор коснулся снятого с головы шлема, огонек разгорелся так ярко, что осветил руку охотника даже в яркий полдень.

Мыльников был уже рядом. Он лихорадочно рылся в другом ящичке – в том самом, который он прихватил после последних слов командира терпящего бедствие космолета. На свет тут же появились длинные разноцветные провода. Получив молчаливое согласие охотника, Володя ловко присоединил два конца проводки к шлему; ее начало терялось в костюме космолетчика – в нагрудной панели управления.

На Света явственно потянуло приятным холодком – чудесный костюм снова стал работоспособным. Бортинженер нажал на другую кнопку; охотник уже ничему не удивился. Даже тому, что откуда-то (а именно из-за плеча парня) выползла трубка, к которой Володя тут же присосался. Впрочем, он тут же спохватился, и достал еще одну трубку – для Света. Тот сосать из трубки не стал; подставил под нее кружку, в которую полилась жидкость оранжевого цвета. На вкус этот прохладный напиток напоминал те плоды, что частенько попадались в продуктовых наборах. Тех самых, что ждали их с Волком в переметных сумах лошадей и так помогли им беспрепятственно добраться до сердца Караханы.

Теперь настала Анютина очередь удивлять и себя, и других. Почти так же ловко она присоединила к шлему анализатор. Брови космобиолога поехали вверх, когда чуткий прибор показал, что меч охотника не несет на своей поверхности ни одного микроорганизма!

– Не может быть, – воскликнула девушка, – этот меч стерильней, чем скальпель хирурга!

Датчик тут же переместился на одежду охотника, и показал, что отличия от Земной биосферы несущественны – здесь тоже все было заселено микробами. А сам Свет… Он не стал препятствовать, когда анализатор пополз по его руке, срезая тончайший слой органической материи. Теперь удивление Кондуровой стало беспредельным.

– Да у него тот же генный набор, что и у нас!

– И это значит, – протянул Владимир.

– Это значит, – перебила его Анюта, – что если ты соблазнишь туземочку, у нее родятся нормальные детки… Ну как нормальные – пожалуй, немного страшноватые…

– Это почему? – набычился Мыльников.

– Потому что будут похожи на папочку, – не выдержав прыснула в кулак Кондурова.

Суриков с Мыльниковым, совсем не обидившимся, тоже захохотали.

В разговор неожиданно вмешался комиссар

– Для такого эксперимента совсем не обязательно куда-то ходить, – прошепелявил он, не замечая, как нахмурил брови командир.

Свет с Анютой действительно могли составить красивую пару – только нужно ли было это им? Свету – точно нет. Ведь его ждала самая красивая девушка в подлунном мире. И сын!

Но Кондурова никогда не оставляла без ответа таких выпадов в свой адрес:

– А что, – воскликнула она, поворачиваясь к охотнику, – красивый парень. И зубы все на месте.

Михаил с Мыльниковым опять захохотали, а Бонго зашептал что-то злобное себе под нос. К собственному удивлению Свет разобрал эту скабрезную фразу. Не полностью, конечно – может потому, что сам не любил ругаться, и другим не позволял. Этот удивительный факт молодой охотник отложил в памяти. Его сейчас больше интересовал другой язык – тот, на котором общались вызывавшая симпатию тройка пришельцев. В их речи, будто бы тоже проскальзывали знакомые слова и он даже понял фразу Володи:

– Я почему-то думал, что ты неравнодушна к командиру.

– А я и сейчас.., – начала Анюта и осеклась, взглянув на Михаила.

Тот стремительно покраснел и отошел по несуществующему делу. Теперь негромко засмеялись лишь Мыльников и Свет. Пауза оказалась недолгой. Михаил быстро справился со смущением.

– Володя, – позвал он друга, – не пора доставать твой чудо-комп?

– И как я мог забыть? – хлопнул себя по лбу бортинженер, извлекая из сумки еще одну коробочку. Это была его гордость – маленький, но чудовищно емкий компьютер, в программе которого была вся земная цивилизация – имена, даты, открытия. Вплоть до того дня, когда «Белка» отправилась в злополучный полет. Программа автоматически обновлялась; а предназначалась она первому представителю внеземной цивилизации. Мыльников верил, что настанет тот миг, когда он вытащит комп и торжественно вручит его…

Обстановка была не столь торжественной, как ожидал Володя, но тем не менее он всучил коробочку в руки охотника, не подозревавшего, что первым по очереди среди бесконечной череды файлов в ней стоит самоучитель русского языка. Руки бортинженера сноровисто прикрепили провода к шлему, и готовы были начать первый в этом мире урок русского, когда воздух вокруг них задрожал и на ровном каменном участке совсем рядом с ними появилась картинка внутреннего двора старинного замка. Посреди него замер космолет.

– Толька! – вскрикнули Михаил и Анюта одновременно.

– «Белка», – удивленно вскинул руки Мыльников.

– Такамура, – прорычал комиссар, забывший о ноющей боли во рту.

Но все звуки перекрыл мощный голос Света:

– Весна! – он рванулся вперед, отбрасывая в сторону Володьку, так и не успевшего подсоединить волшебный шлем к компу.

Охотник отметил рывок в руке, но отсоединять провода не было времени. Он лишь откинул их назад, надевая шлем на голову. А его меч уже тянулся к высокому старцу в черном одеянии, закрывшем от него Весну с ребенком. Меч тут же поднялся, чтобы поразить чародея, который раньше вторгался в мозг Света.

– Да, – усмехнулся прямо ему в лицо Горн, – это был я. Четыреста лет я ждал этого мгновения.

Он протянул вперед невооруженную руку, которая, казалось, была готова ухватиться за лезвие меча.

– Этого мгновения? – не понял Свет.

– Да, именно этого, – чародей был наполнен веселым нетерпением, – теперь ты готов открыть мне тайну заклятия Тагора?

– Нет, – отрезал охотник.

– Ну что ж, – вздохнул притворно Горн, – придется отдать Весну с дитем им.

Он шагнул в сторону, и перед молодым охотником предстали братья Рагоны, походившие сейчас на побитых собак. Однако при виде заклятого врага в их глазах стал разгораться огонек. Казалось еще немного, и заклятье, сковавшее их волю, разлетится в эфире на мелкие куски, но чародей опять шагнул вперед, каким-то образом закрыв своим худым телом сразу всех четверых. Свет лишь успел заметить, как на голове старшего из Рагонов тускло блеснула корона Гельма.

В следующий момент он сделал стремительный выпад вперед. Меч пронзил живот чародея, но тот лишь рассмеялся. Острое орудие бешено кромсало плоть, но та не менее успешно зарастала на глазах. Длинный удар разрезал чародея надвое, но и он не нанес Горну никакого урона. И тогда Свет, оставив в чреве противника меч, прикоснулся к лезвию свисавшим от шлема проводом.

Чародей страшно закричал; его туловище затряслось как в падучей, а сквозь темное одеяние и плоть проступили кости скелета. Горн судорожно рванулся назад, и упал на камни. Свет не подозревал, что этим движением чародей быть может спас себе жизнь. Потому что за мгновение до удара электрическим током последний защитник крепости – тот самый франский командир – спустил скобу арбалета. Мощный болт полетел вперед, а фран упал головой замертво на камень, уверенный, что забрал за собой за грань жизни хоть одного врага.

Увы – острый болт пролетел над корчащимся в судорогах чародеем и пробил незащищенную шею Анатолия Лазаренко. Опомнившийся чародей был в ярости – его колотила дрожь и при воспоминании о страшном оружии Света, и понимание того, что единственный человек, способный поднять в небо стальную птицу, лежал при смерти. Он даже не обратил внимания на топот копыт. Это Нажуддин, принявший раньше страшный удар болта в нагрудник кольчуги, отполз незаметно к лошадям, и сейчас исчезал в заснеженном лесу.

Между тем Горн наложил руку на пробитую насквозь шею Лазаренко и остановил кровь. Но Анатолий не открыл глаз, и чародей понял – организм землянина, чья воля долгое время была подавлена чарами, не хочет сопротивляться смерти. С глубоким вздохом Горн освободил Анатолия от воздействия своей силы. Щеки Лазаренко тут же порозовели, и он погрузился в долгий целебный сон. Его чувства, смертельно уставшие от гипноза Такамуры, а потом и чар Горна, даже не отреагировали на грубые прикосновения воинов, которые перенесли его в замок – на кровать, еще помнящую тепло Весны.

А несколько успокоившийся Горн подступил к Весне с ребенком и Би Рослану, опять попытавшемуся закрыть девушку своим телом. Он совсем не зло усмехнулся и заговорил с рагистанцем.

– Кто ты?

– Мое имя Би Рослан, – с достоинством склонил голову старик, – я изучаю историю минувших дней и пишу о событиях нынешних.

– Хорошо, – решил чародей, – теперь ты будешь писать мою историю.

Би Рослан промолчал, и Горн принял это за согласие. Он даже не стал подчинять старого историка своей воле, поскольку считал, что его подвиги достойны восхваления в летописях без всяких прикрас.

Иное дело Весна. Вместо матери, готовой ради ребенка порвать любого голыми руками, и любящей женщины ему нужна была послушная кукла. Черный пронзительный взгляд вонзился в глаза Весны, и та побледнела, прижав к груди спокойно воспринявшего этот взгляд ребенка. Казалось, малышу совсем не было страшно видеть рядом лицо похожего на лысого грифа чародея. Рука Весны под завернутым в шелковое одеяло малышом поползла за ворот, и нащупала там ожерелье. Бесчисленные поколения Предводительниц парсов закружились перед ней, невидимые никем иным, и позвали ее за собой – туда, где не мог достать никакой чародей.

И Весна решительно шагнула в страну Ургиляй, где ее и ребенка ждал Свет. Би Рослан едва успел подхватить два бесчувственных тела. Он не ощутил дыхания ни матери, ни ребенка и обратил взгляд, полный отчаяния, к чародею.

– Жива, – успокоил своего летописца Горн, – и проснется, когда захочет, или…

Он не стал признаваться старому историку, что не в состоянии прервать волшебного сна матери и дитя. Что это может сделать кто-то, наделенный гораздо большей силой. Но этот человек очень далеко…

Два бывших воина Рагона – ныне рабы чародея – приняли тела у Би Рослана, и унесли их в космолет. Там Весна, все так же прижимавшая к себе сына, непроизвольно приняла удобное положение в кресле. А Горн, бросивший на нее мрачный взгляд, вышел из корабля. В этом кресле Весна и ребенок должны были дожидаться возлюбленного и отца. Сколько? Даже Горн не мог сказать этого. Его силы не иссякли, и чародей мог заглянуть за полмира, что бы узнать – как быстро спешит на помощь охотник. Но он – впервые в жизни – до судорог боялся того ощущения, что принес ему волшебный меч Света. Он не мог забыть унижения и беспомощности, которые испытывал, когда дергался на лезвии меча, словно поросенок, живьем нанизанный на вертел.

– Нет, – подумал чародей, – пусть он сам придет сюда. К тому времени я буду готов встретить его.

Боковая дверца корабля, служившая экипажу одновременно трапом, благодаря скрытым пружинам захлопнулась. На корпус легла рука Горна, закрывшая почти неразличимую глазом линию, разделявшую сам корабль и дверцу. Он чуть нажал ладонью, и на сверхпрочной композитной броне «Стрелки» остался отпечаток. Теперь никто, кроме самого чародея, не смог бы попасть в корабль, в котором волшебным сном забылась Весна.

Глава 6. На просторах Караханы

Свет – единственный, кто мог объяснить землянам, что за поразительную сцену они сейчас наблюдали, не мог сделать этого по вполне понятной причине. Он не знал ни одного земного языка. Те немногие выражения, что в запальчивости процедил сквозь зубы Бонго, вряд ли были общепринятыми. Ведь экипаж «Белки» не понял ни слова. Так что Мыльников не зря опять подступил к Свету. Теперь в его руках были наушники.

Но охотник остановил его мягким прикосновением к груди. В его руках оказался меч, уже лишенный проводов, и необычное стило начало чертить на камне поначалу не очень понятные знаки. Вот внутри двух окружностей появились две неправильной формы фигуры, в центре одной из которых Свет с незаурядным мастерством изобразил все, что видел вокруг себя – землян, волка, огромное соляное озеро. В другой окружности так же стремительно выросла картинка, только что увиденная зрителями – двор замка Гардена.

И Михаил вдруг догадался – человек, только недавно почти голыми руками убивший свирепых хищников, рисовал карту мира. Мира, который они видели с небес. Даже очертания двух материков были узнаваемы. Свет словно понял, о чем думает сейчас командир «Белки». Он показал ладонью на себя, потом всех остальных, и ткнул острием меча прямо в один материк. Суриков догадался:

– Мы здесь.

А Свет кивнул, увидев его понимающий взгляд, и перешел ко второй части карты местных полушарий. От пяти шести крошечных фигурок – пяти человеческих и одной собачьей – через полмира протянулась линия – прямо к «Стрелке» во дворе замка. Свет еще раз выразительно глянул на космолетчика, ткнул себя пальцем в грудь, и решительно остановил острие меча. Всем своим видом он показывал сейчас: «Я нужен там, и я иду туда!». Земляне не удивились бы, если бы он сейчас поставил знак вопроса перед из фигурами на камне.

У Михаила меча не было, поэтому он нагнулся за головней из костра, и рядом с царапиной через океан пролегли еще три черные линии. Он выразительно посмотрел на Бонго, но тот лишь пожал плечами, мол: «Посмотрим, как дело пойдет».

Вслух же он воскликнул:

– Это же полмира надо пройти – без автомобиля… даже без лошадей!

– А что мы будем делать здесь? – возразил ему Суриков, – корабль сами не поднимем. Единственная возможность вернуться домой там, где Толька Лазаренко, где «Стрелка». Наконец там Такамура – разве не за ним ты прилетел.

Негр ничего не ответил. Михаил вдруг понял – будь дело на Земле, в той же Африке – комиссар уже бросил бы их.

– К тому же, – поддержал командира Володя, – долго мы продержимся тут без него? А он, по-моему, своих решений не меняет, – бортинженер похлопал по могучему плечу охотника.

Теперь все смотрели на комиссара. И тот, как бы не желал обратного, все же согласился. Свою дугу он прочертил подошвой ботинка, встав после этого на маленькую фигурку с мечом за спиной. Он с вызовом посмотрел на спокойно взиравшего на эту сцену охотника, провел языком по острым сколам зубов и обратился сразу ко всем:

– Раз мы начинаем экспедицию, надо выбрать начальника. А поскольку корабля у нас нет…

– То я предлагаю избрать командиром Света, – закончил за него Суриков.

– Как?! – поразился комиссар, – этого дикаря, который не понимает ни одного нашего слова?..

– Ну, это дело поправимое, – Мыльников шагнул к охотнику уже в третий раз и теперь никто и ничто не помешало пристроить на охотнике наушнике.

Бортинженер щелкнул кнопкой на панели управления и брови молодого охотника вздернулись вверх – от изумления или от восторга. Первый на этой планете урок русского языка начался.

Солнце между тем клонилось к вечеру. Об охоте речи не шло, но запасов в космокостюмах вполне хватило и землянам, и Свету, и даже Волку. А потом Мыльников обеспечил всем достаточно комфортную ночевку. Герметичные костюмы были присоединены к шлему, о скоро над опустившейся на каменистую пустыню ночью воцарилась тишина. Испуганные заревом залпа орудий «Стрелки» звери не мешали охотнику рассуждать под мерное бормотание из наушников.

Наутро в дальний путь выступил никогда не виданный в этих местах караван. Впереди, не снимая с головы ни шлема, ни наушников, шел Свет, внимательно обозревавший окрестности. Следом тянулась недлинная цепочка землян, последовательно соединенных проводами. Последним вышагивал Бонго. Он злобно щурил на идущих впереди глаза и шептал слова, непонятные не только экипажу «Белки», но и большинству граждан федерации…

Отец Бонго, как и его дед, и прадед, и другие бесчисленные предки, был колдуном африканского племени, которое давно исчезло с лица Земли. Последние поколения Бонго не проводили колдовских обрядов, но бережно хранили древние секреты. Комиссар, в котором рано проснулся кровожадный характер предков, был достаточно хитер, чтобы скрывать его от окружающих. Он был скромным, приятным в общении и прилежным в учебе. А учился он в полицейской академии. Никто из его однокашников не поверил бы, что в академию его привела не жажда справедливости, а другая страсть, сжигавшая его изнутри. Это была жажда власти над людьми – власти абсолютной и безраздельной. Воплотить такую мечту в двадцать третьем веке от рождества Христова было трудно, практически невозможно. Но только не для наследника африканских колдунов.

На ком он мог пробовать силу магических заклятий и обрядов? Бонго нашел таких людей. Он брался за допросы отъявленных злодеев, от которых отступались самые опытные следователи. Его успехи были очевидны; Бонго быстро поднимался по карьерной лестнице. И никому не пришло в голову проверить судьбу тех злоумышленников, у которых он вырвал признание. Такие люди долго не жили – накладывали на себя руки или оказывались в самых закрытых психиатрических лечебницах. Таких, из которых не было выхода даже в двадцать третьем веке.

Может со временем кого-то и насторожила бы печальная статистика комиссара Бонго, точнее его подопечных. Но очень вовремя для него на всю федерацию прогремело дело Такамуры. Комиссар был одним из первых, кто предложил себя для погони за беглецом.

Теперь он шел последним в связке, наливаясь злобой на окружающий мир и прежде всего на молодого охотника, который уверенно возглавлял шествие. Он помнил удар, которым его наградил Свет, и даже выращенные благодаря чудесам земной медицины зубы не успокаивали его. Наоборот – это тоже произошло при содействии охотника; точнее энергии его шлема. Бонго был достаточно умным и самокритичным человеком. Он понимал, что своим успехам в криминалистике обязан больше наследию предков, чем собственному таланту. А вот олимпийскую медаль он заслужил только благодаря своему труду и упорству. И сейчас он, облизывая языком новые зубы, с ненавистью смотрел в спину того, кто в одно мгновение сокрушил эту гордость.

Вместе с тем в комиссаре зрело какое-то непонятное чувство – словно он после долгой отлучки вернулся домой. Не в свою шикарную квартиру в Нью-Йорке, а туда, где по ночам стучали там-тамы и лилась кровь на жертвенник. Вокруг него сейчас был мир, где он полностью мог раскрыть свои способности. И окружающие по достоинству оценили бы их. Конечно не те, что идут сейчас впереди, соединенные в цепь разноцветными проводами…

– Веди, – думал он, глядя в спину охотника так, словно пытался пробуравить ее насквозь, – веди меня к людям, которые будут повиноваться мне и трепетать при одном имени Бонго.

Он копил злобу восемь дней, а на девятое утро неожиданно для всех первым протянул Свету конец провода. Судя по всему ему надоело плестись в конце каравана и прислушиваться к обрывкам разговоров, которые вели между собой космолетчики. Комиссар подсоединил свой костюм к шлему и вытянул из кобуры энергобластер. Рычаг мощности был уже в положении максимального залпа. Он повел длинным дулом в сторону небольшой куртины деревьев и нажал на спуск. Из бластера вырвался тонкий белый луч, в одно мгновение перерезавший ствол дерева. Зашуршав кроной о соседние, оно медленно завалилось набок.

– Не боишься, белая собака, – воскликнул злобно комиссар, – что я влеплю тебе в спину полный заряд?

– Нет, не боюсь, – покачал головой Свет, – ведь это моя энергия, а не твоя. Не забывай, что ты пользуешься ею, пока я позволяю.

Бонго сначала вник в смысл слов, и только потом сообразил, что тот отвечает комиссару на техноанглике. Даже не так! На сухом пресном языке технократов говорил сам Бонго, а охотник строил фразы так, что мог позавидовать самый консервативный диктор британского телевидения.

В руках Света оказался меч; Бонго лишь мигнул, а охотник стоял рядом – вооруженный. Огромный негр даже немного отпрыгнул в сторону, в отчаянии понимая, что ничего не сможет противопоставить воину. Но Свет даже не смотрел в его сторону. Он протянул оружие все к тем же деревьям, и зашептал что-то негромко – так, что темнокожий колдун не смог разобрать ни слова, как ни старался. С лезвия к кронам протянулась нить – гораздо более яркая, чем из бластера. Второе дерево с шумом упало на первое. В этот момент к ним подошли остальные путн6ики.

А Свет не забыл о «белой собаке», хотя особого оскорбления не видел – все было в том презрении, с которым ему в лицо процедил эти слова комиссар. Поэтому он встретил землян улыбкой, непроизвольно перейдя на язык Пушкина:

– Скажи, Михаил, ты ведь специалист по двадцатому веку?

Суриков машинально кивнул, подумав, что «специалист» звучит слишком громко. Затем он, вслед за Володей и Анютой, удивленно уставился на охотника.

– Ты говоришь по-русски? – первым воскликнул Владимир.

Теперь удивленное лицо сделал Свет.

– А разве не для этого ты дал мне это? – он показал черную коробочку, в которой прятался микрокомп.

– Для этого, – кивнул потрясенный бортинженер, – но ведь прошло только восемь дней!

Свет поджал плечами. Он не стал говорить сейчас, что русский язык это не все, что было надежно зафиксировано в памяти охотника. Впрочем, еще больше нового его ждало впереди, и Свет поспешил спрятать коробочку.

– Да, – вспомнил Суриков, – а зачем тебе понадобился двадцатый век?

– Просто я не совсем понял, кого тогда называли черномазыми обезьянами?

Охотник не смотрел на Бонго, но прекрасно представлял себе, как посерел от гнева комиссар. А тут еще и Володька влез со своим вопросом некстати (а может, наоборот – кстати?):

– И кого же так называли? – он тоже уставился в лицо Сурикову.

По этому лицу Свет прекрасно видел, что Михаил лихорадочно формулирует ответ – который бы не сильно обидел комиссара. Но тот уже что-то беззвучно шептал и в ярости рвал провод со своего костюма.

– Сегодня я буду идти первым, – прохрипел он в бешенстве, и резво зашагал, не дожидаясь, когда остальные подсоединятся к шлему.

Свет не стал объяснять, что за словесная перепалка состоялась здесь недавно; он поспешил за буйным комиссаром, стараясь не выпускать его из виду. Лишь Волк сунулся было вперед, попытавшись обогнать Бонго, но тут же вернулся к хозяину.

В таком порядке они прошли почти до полудня. Комиссар не сделал ни одной остановки, подгоняемый клокотавшей в груди яростью. Он даже не остановился, чтобы освежиться глотком воды. Космолетчики могли выпить по глотку освежающей жидкости прямо на ходу, а Свет, казалось, никогда не испытывал потребности в отдыхе.

Между тем пейзаж постепенно менялся. Редкие рощицы исчезли, зато появились невысокие холмы. Между ними петляло русло пересохшей реки. Видно было, что когда-то она была глубокой и полноводной – на это указывала высота осыпавшихся берегов.

Комиссар дважды пересек эти берега по прямой; потом они стали такими обрывистыми, что спрыгнув в третий раз, он уже не стал подниматься наверх. Тем более, что речка когда-то текла в нужном им направлении. Свет прибавил ходу, чтобы не потерять его из виду совсем. Впереди, за крутым поворотом русла он вдруг услышал громкие непонятные звуки. Он крикнул, останавливая Бонго, но тот уже повернул за поворот.

Буквально через мгновение он появился опять – улепетывающий со всех ног от неведомой опасности. Лук тут же появился в руках охотника; стрела тоже ждала, когда тугая тетива натянет мощные дуги из остролиста. Но оперенная смерть так и не полетела вперед, потому что добыча была ей не под силу. Из за поворота выскочил, быстро набирая скорость, и стремительно догоняя Бонго, огромный серый зверь.

– Слон, – вспомнил охотник гравюру из подвала Обители, – действительно размером с небольшой дом.

Вспоминать еще что-то не было времени – огромное животное уже подняло хобот, готовое обрушить его на комиссара. А за первой живой горой выбежала вторая, третья… Этим громадинам больше пристало неспешно передвигаться по равнине, наслаждаясь сочной травой, а не бежать, словно спасаясь от… Свет быстро огляделся. На высокий обрывистый берег засохшей реки сам он мог взлететь за пару мгновений; даже прихватить кого-то из космолетчиков с собой – хотя бы девушку. Но как быть с остальными; особенно с Бонго, который уже ощущал на затылке горячее дыхание слона?

И тогда Свет принял совсем другое решение. Он пошел навстречу комиссару, высоко воздев руки и бросая в горячий воздух напевные слова. Эти слова он выудил из памяти покойного колдуна, и не понимал их смысла. Но именно после них он сам когда-то забарахтался в воздухе, как муха в паутине, или пчела в тягучем меде.

Слон наконец настиг комиссара. Его гибкая «рука», торчащая вперед меж огромных бивней, обвила туловище человека, и в один миг подняла его высоко вверх, очевидно готовясь швырнуть его себе под ноги. Комиссар на удивление тонко заверещал, прощаясь и с жизнью, и со своей так и не свершившейся мечтой. Но движения слона вдруг замедлились; он едва успел опустить на высохшую глину четвертую ногу, что позволило ему не упасть вместе с живой ношей. А ноша – комиссар – тоже мог лишь бешено вращать зрачками – заклятие достало и его.

Теперь только Свет мог двигаться в округе. Предчувствие не обмануло его. Однажды преодолев чары, Свет стал над ними; они больше не были властны над охотником. Однако времени оценить новые ощущения тоже не было. Издали накатывали ритмичные звуки, больше всего похожие на гром барабанов. Охотник не знал, как далеко простираются чары. А ведь из за его пределов могли прилететь стрелы, или копья. Да даже одного камня, сброшенного с кручи, хватило бы, чтобы размозжить кому-нибудь голову. Ведь то, что гремело, кричало, вопило и стучало уже совсем недалеко, было здешними охотниками. Сам Свет никогда не сталкивался с такой загонной охотой, но услужливая память Узоха подсказала ему; точнее показала коренастых чернокожих людей, пляшущих вокруг добычи.

Свет поспешил первым освободить комиссара. С трудом расправляя толстый хобот слона, он встретился взглядом с Бонго, и был поражен. Столько ненависти плескалось сейчас в глазах комиссара! Словно Свет сейчас не спасал его, а бросал на произвол судьбы. Дальше охотник уже не церемонился. Он буквально зашвырнул тяжеленного негра на край берега, и склонился над комолетчиками. Здесь он действовал гораздо бережней, хотя так же быстро. Разноцветные провода оказались на удивление прочными. За них Свет и вытянул друзей наверх; словно рыбу – которой когда-то здесь было полным-полно. Слабая улыбка обозначилась на его губах – это действительно было похоже на рыбалку.

Свет непроизвольно вспомнил о людях, которых оставил на Белом материке; в их числе были жители рыбацкой деревушки. Дождались ли они весны…

Спрыгнув вниз, он поднял на высокий берег Волка. Для пса провода не понадобились; его бережно подхватили на плечо.

Обратившись к небу, Свет пропел еще несколько слов. Их он тоже не понял, но действие они произвели именно то, которое ждал охотник. Разрушить заклятие оказалось намного быстрее, чем его создать. Земля под охотником ощутимо дрогнула; на дно высохшего русла посыпались камешки – это сразу несколько слонов опустили ноги. Огромные животные словно не заметили, что незримая сила держала их в неподвижности долгие мгновения. Вожак громко затрубил и стадо ринулась туда, куда когда-то давно несла свои воды река.

Люди тоже не испытали никаких неудобств при переходе к подвижному состоянию. Комиссар вскочил первым; остальные не успели. Услышав властный голос охотника, а за ним грозный рык Волка, космолетчики предпочли лежа вслушиваться в шум, волной накатывающий на них. Рядом ворча опустился на землю Бонго.

Наконец крики, леденящие кровь завывания и несмолкаемый грохот барабанов выплеснулся из за поворота, и путники увидели целую толпу низкорослых чернокожих охотников. Все дружно посмотрели на Бонго, словно сравнивая его с людьми, беснующимися внизу. Тот скрипнул зубами. А вот Свету не было никакого дела до комиссара. Он сейчас сравнивал свои впечатления с теми, что наградила его память погибшего чародея. Внизу живой волной неслось что было сил бродячее племя тутси. На его родном континенте тоже было племя перекати-поле. Они называли себя парсами и жили торговлей и случайными заработками.

А эти чернокожие дикари были прирожденными охотниками. Их дом был там, где наземь замертво падала добыча. Ну хотя бы тот же слон.

– Хотя, – молодой охотник оценил оружие дикарей, – как они смогут завалить его? Значит, впереди слонов ждет ловушка.