Однозначные истории

Вся правда обо всем
глубоко психологический детектив

– Just say when.

– Now.

– Just say where.

– Here.

– Just say whom.

– Him.

(из разговора киллера и заказчика в присутствии жертвы)

1

– Расскажите всю правду о том, как вы убили комиссара полиции Муксона, – предложил мне инспектор Кукерс и чуть было заодно не предложил сигарету, но передумал и закурил ее сам.

– Глупости это все, – сказал я. – Никого я не убивал.

Инспектор сделал очень длинную затяжку, выдохнул дым, примерился и ловким ударом правой выбил мне два передних зуба.

– Ладно-ладно, – сказал я, – раз на то пошло…

И я рассказал ему всю правду о том, как я убил Мэри Попкинс. Инспектора это нисколько не заинтересовало. Он даже демонстративно выключил лежавший на столе диктофон, а потом загасил окурок, примерился и, не дослушав мой правдивый рассказ, ловким ударом левой выбил мне еще пару зубов.

– Мне нужна вся правда о том, как ты убил комиссара Муксона! – сказал он.

Языком я вытолкнул изо рта зубные осколки (руки были скреплены наручниками за спинкой стула), собрался с мыслями и рассказал всю правду о том, как я убил Джека Попрошателя. Инспектор выглядел расстроенным, он взял со стола диктофон и в сердцах швырнул его в мусорную корзину, а потом начал делать приседания, очевидно разминаясь для удара ногой. Я понял, что тюремному дантисту (надеюсь, у них там толковый дантист) будет со мной много возни. Инспектор меж тем доразминался до того, что попробовал сесть на шпагат, но вышло не так чтобы очень, и он со стоном завалился набок. Спортивные люди, однако, работают в нашей полиции.

– Так и быть, – сказал я. – Раз на то пошло, я расскажу всю правду о том, как я убил инспектора Кукерса.

Инспектор Кукерс заинтересовался, вытащил диктофон из мусорной корзины, положил его на стол, нажал кнопку и снова закурил, почесывая в растянутом паху.

– Это произошло в его рабочем кабинете, – сказал я. – Во время допроса. Он проникся ко мне доверием, угостил сигаретой, снял наручники…

– На, затянись.

Инспектор сунул мне в рот свой осклизлый чинарик. Я затянулся, подавляя тошноту.

– И что дальше? – спросил Кукерс.

Мне было трудно говорить с разбитым ртом и торчащей из него сигаретой.

– Разве вы еще не прониклись ко мне доверием? – промычал я.

Инспектор начал проникаться. Он достал из кармана ключ и отомкнул наручники. Я уселся поудобнее.

– Что дальше? – нетерпеливо повторил он.

– Дальше я начал рассказывать всю правду о комиссаре Муксоне. Кстати, как его здоровье?

– Не жалуется, – сказал инспектор.

Я погасил в пепельнице догоревший до фильтра окурок.

– Потом вы предъявили мне орудие убийства.

– Что это было?

Я минуту-другую подумал.

– Винтовка. Снайперская винтовка. Скорострельная снайперская винтовка с лазерным прицелом и магазином на двадцать патронов. Она должна быть у вас в вещдоках.

– Впервые об этом слышу, – засомневался инспектор, подошел к оружейному сейфу в углу кабинета, открыл его и вытащил винтовку.

– Нет, – сказал я, – это не то. Она же не снайперская.

– Действительно, не снайперская. – Он критически осмотрел орудие убийства. – И вообще, это кавалерийский карабин. Старинная работа. Как он тут очутился?

– Тогда сдайте эту хрень в музей, а мне найдите хорошую снайперку.

– Может, не будешь привередничать? Где я сейчас ее найду? Таких у нас отродясь не водилось. Мы же муниципалы, а не спецназ.

– Так и быть, – вздохнул я. – Скажу всю правду как на духу. Я совершил убийство из старинного карабина, который накануне попался мне под руку при ограблении исторического музея.

– Уже теплее, – оживился инспектор. – Заодно и музей прошерстим в ходе следствия. При таком пофигизме оттуда и пушку могут стащить какие-нибудь террористы – с них станется, а нам зашквар… Опиши, как все происходило. С самого начала.

– Ну, вначале был бордель «Сюр-лямур». Вы его, конечно, знаете – на углу Кайзерштрассе и Рю-Рояль. Там есть одна рыженькая штучка по прозвищу Жанет-Тушите-Свет…

– Знаю-знаю, она красит хной не только голову, но и рабочее место.

– Головой она тоже иногда работает.

Примерно четверть часа мы с инспектором обсуждали достоинства и недостатки сотрудниц этого заведения. Знаток знатока видит издалека. Он угостил меня целой сигаретой, достал из сейфа початую бутылку водки, и я смог продезинфицировать полость рта.

– Все это чертовски занимательно, – сказал наконец инспектор, – но как ты выследил комиссара Муксона? Подстерег его в борделе?

– Я вообще ни разу не видел комиссара Муксона в борделе, – сказал я, – и это меня удивляет.

– Меня тоже, – сказал инспектор. – Что было дальше?

– Потом я завернул в бар на углу Авенида-Реал и Кингс-Роуд. Вы его знаете? Бармена зовут Хулио.

– Хулио Херонимо, – уточнил он, наливая по третьей.

Еще четверть часа мы говорили о завсегдатаях бара. Приятно иной раз перемыть косточки общим знакомым. Последним инспектор вспомнил комиссара Муксона.

– Итак, вы с ним встретились в этом баре?

– Не уверен. Я, к сожалению, не знаю его в лицо.

– Очень странно, – сказал инспектор.

На него было жалко смотреть.

– Может, вы сами расскажете, как я его убил? – предложил я.

– Попробую. – Он порылся в ящике стола, достал и показал фотографию убитого мною Муксона. – Запомни это лицо. Ты застрелил комиссара через окно в его собственной квартире. Тремя пулями: две в грудь и одна в голову. Он скончался через два дня в психиатрической клинике.

– Причина смерти?

– Это тебя уже не касается.

– Откуда я стрелял?

– С чердака дома напротив.

– Допустим. А мои мотивы?

– Ты его люто ненавидел.

– Мотив что надо, – согласился я. – Лютая ненависть это не шутки.

– Осталось провести следственный эксперимент. Комиссар жил недалеко отсюда, всего в паре кварталов. Держи. – Инспектор протянул мне карабин. – Осторожно, он заряжен.

– Может, не надо? – засомневался я. – Не умею я обращаться с такими штуковинами, да и вообще боюсь огнестрельного оружия. Обычно я работаю ножом, топором и кастетом.

– Держи! – приказал он. – На нем должны быть твои отпечатки.

– Ладно-ладно, – сказал я. – Раз на то пошло.

2

Я сидел на чердаке старого пятиэтажного дома в паре кварталов от полицейского управления. Здесь все было загажено голубями, и рама окошка, из которого я застрелил комиссара Муксона, буквально вросла в многолетние наслоения помета. Отворить окошко я не смог, так что пришлось выдавливать стекло, рискуя наделать шуму, но полицейские были поблизости, контролируя ситуацию, и я понадеялся, что у них хватит ума успокоить жильцов и случайных прохожих. Наконец все было готово. Я отсчитал четвертое окно справа на пятом этаже противоположного здания и с удовлетворением обнаружил в нем свет. Значит, Муксон был дома. Вскоре я заметил нижнюю половину его тела, когда он прошел через комнату, мимоходом поставив на журнальный столик бутыль с желтой этикеткой. Что было в ней, сказать не могу, с такого расстояния без оптики разглядеть невозможно. Позиция для стрельбы была неудачной, поскольку чердак находился значительно выше квартиры убитого. Пришлось мне по пояс высунуться из окошка в ожидании момента, когда Муксон сядет в кресло рядом со столиком – только в этом случае его голова и грудь могли оказаться на линии моего огня. Муксон, однако, не спешил попасть на эту линию. Он то ли принимал душ, то ли готовил на кухне закуску, тогда как я мерз и мок под непрестанным косым дождем. Ноги затекли, спина ныла, а Муксон издевательски игнорировал уютное кресло по соседству с бутылкой не знаю чего. Я чувствовал, как во мне начинает расти лютая ненависть к этому человеку; палец на спусковом крючке яростно чесался, но оставаться в положении наизготовку было все труднее. Я уже было решил на время покинуть свой пост, чтобы немного размяться, когда он соизволил-таки явить себя в виде мишени. Плюхнувшись в кресло, он на два пальца наполнил стакан чем-то из бутыли с желтой этикеткой, смачно выпил и посмотрел сквозь оконное стекло в мою сторону. Я тщательно прицелился и нажал на спуск. Выстрел прозвучал гораздо громче, а отдача карабина оказалась гораздо сильнее, чем я ожидал. Удивительно, как эти кавалеристы стреляли из них на всем скаку? Лихие парни, однако, служили тогда в кавалерии. Потеряв равновесие, я провалился внутрь чердака и попал в заполнивший его голубиный вихрь. Эти твари заляпали меня поносом, вырвали из рук оружие, исцарапали лицо и бесновались еще минут пять, прежде чем покинуть помещение частью через проделанное мною отверстие, частью через прорехи под скатами крыши.

Когда я наконец смог снова выглянуть в окошко, комната комиссара Муксона была пуста. Я увидел след моей пули, отколовшей край журнального столика, но трупа убитого мною Муксона там не было. Наспех почистив одежду и оставив карабин на месте преступления, я попытался спуститься с чердака через подъезд, но верхняя лестничная площадка уже была забита высыпавшими из квартир жильцами, которые сразу начали приставать ко мне с дурацкими вопросами. Говорить с ними не хотелось, успокаивать их тем более, поэтому я снова влез на чердак и спустился вниз по пожарной лестнице. У подъезда дома напротив стояла карета «скорой помощи», окруженная полицейскими. Я подошел к одному из них и спросил, кивнув на «скорую»:

– Как он?

– Плох, – сказал полисмен. – Две пули в грудь и одна в голову.

– А где инспектор Кукерс?

– Его здесь нет, – сказал полисмен. – Идите-ка своей дорогой, не мешайте контролировать ситуацию.

– Но мне нужен инспектор Кукерс!

– А кто вы такой?

– Я его знакомый.

– Как это знакомый?

– Очень просто: он меня знает, и я его тоже знаю. Получается так, что мы с ним знакомы.

– Его здесь нет, – повторил блюститель. – Если приспичило с ним повидаться, отправляйтесь в морг. Два часа назад инспектор был убит в своем рабочем кабинете.

– Как убит?!

– Застрелен в упор. Из какого-то старинного ружья.

В морг я решил не ехать, посчитав это не совсем тактичным, но как-то развеяться было необходимо. Я прикинул свои финансы: на поход в бордель не хватало, но пропустить пару рюмочек в баре – почему бы нет? И я отправился на перекресток Авенида-Реал и Кингс-Роуд.

– Как жизнь? – спросил, наливая мне первую, бармен Хулио Херонимо.

– Помаленьку, – сказал я.

Он окинул взглядом мой костюм.

– Трудный денек?

– Голубиное дерьмо, – пояснил я.

– А что с зубами?

– Собираюсь к дантисту, – сказал я. – Такие дела.

Хулио хотел продолжить расспросы (он любознателен, как и положено стукачу), но тут сидевший у дальнего конца стойки мужчина слез с табурета и, прихватив недопитый бокал пива, направился ко мне.

– Давно вас жду, – сказал он.

Я пригляделся – лицо вроде смутно знакомо.

– Комиссар Муксон, – представился мужчина. – К вам есть пара вопросов.

– Здесь?

– Нет, поедем в участок. Но сперва допьем.

Он протянул свой бокал, и мы чокнулись.

3

– Расскажите всю правду о том, как вы убили инспектора Кукерса, – сказал комиссар Муксон, направляя мне в лицо яркую лампу.

– Никого я не убивал, – сказал я устало. – Это все ваши смешные фантазии.

Муксон вылез из-за стола, подошел ко мне, примерился…

– Так и быть, – сказал я поспешно и поведал ему всю правду о том, как я убил этого… черт, все время забываю имя… Румпельшпенделя. По ходу рассказа мой голос звучал все менее уверенно, потому что комиссар Муксон продолжал примеряться то так, то этак, а когда я дошел до ножа, топора и кастета, он вдруг подпрыгнул и ловким ударом ноги высадил мне сразу четыре зуба. При этом сам он потерял равновесие и сильно ударился спиной о край столешницы. Я даже испугался, не сломал ли он позвоночник, но Муксон, повалявшись немного на полу, встал на ноги как ни в чем не бывало. Крепкие люди, однако, работают в нашей полиции.

– Вернемся к инспектору Кукерсу, – сказал он, потирая поясницу. – Где находится орудие убийства?

– Точно не знаю, – сказал я, – но зато я уверен, что у вас в сейфе найдется хорошая снайперская винтовка.

– Откуда ей там взяться? – с сомнением пробормотал комиссар и, открыв сейф, извлек на свет упомянутое оружие.

– И впрямь недурно, – пробормотал он, внимательно изучая находку. – Самозарядная, с цейсовской оптикой, лазерным целеуказателем…

– И магазином на двадцать патронов, – добавил я. – Из такой, например, грамотный снайпер успеет всадить пару пуль в грудь и контрольную в голову еще до падения цели.

Примерно четверть часа мы с ним обсуждали достоинства и недостатки этой модели. Приятно иной раз потолковать со знатоком.

– Так это и есть орудие убийства? – под конец спросил Муксон.

– Да, но убийства не инспектора Кукерса.

– Кого же тогда?

– Дали бы закурить, – сказал я.

Комиссар сунул мне в рот осклизлый чинарик, но держать его размочаленными беззубыми деснами было трудно.

– Теперь вы убедились, что мне можно доверять, – прохлюпал я. – Раз на то пошло, сняли бы наручники.

Муксон задумчиво побренчал в кармане связкой ключей, но все же пустил один из них в ход, после чего достал из сейфа початую бутыль с желтой этикеткой. Сейчас, вблизи, я разглядел, что это был джин…

4

Я определил эту историю как «глубоко психологический детектив», но на самом деле для детектива здесь маловато игры ума и чересчур много будничной правды жизни. Что же касается психологизма, то вы имеете полное право спросить: где же тут, к черту, психологизм? И я вам на это отвечу: он глубоко в глубине. Если же вы этим не удовольствуетесь и захотите узнать точную глубину, я вам снова отвечу, хотя имею полное право хранить молчание, ибо наш разговор начнет уже походить на допрос. Я вам отвечу, будьте покойны. Раз на то пошло.

Голубой вагон
сказка для самых-самых

«Каждому-каждому в лучшее верится…»

/из детской песенки/

Деревня Дундуки всегда лежала вдали от столбовых дорог цивилизации. Спокон веков здешние обитатели сажали капусту и репку, разводили розово-пестрых свиней, собирали в лесу полезные травы-коренья и варили из них особого свойства и крепости дундуковскую брагу. Жизнь в Дундуках текла размеренно и тихо, ничем, кроме смены сезонов, не выдавая факта собственного течения.

Так оно и продолжалось до тех пор, пока однажды в высоких руководящих сферах не занялись обсуждением проблем не столь уж отдаленного будущего, решив с предельной точностью рассчитать направление хода научного и технического Прогресса. Расчеты были поручены специальной Электронной Машине, которая вдруг возьми да и вычисли, что этот, значит, Прогресс самым что ни на есть прямым образом движется по направлению к затерявшейся в таежной глуши и давным-давно позабытой всеми инстанциями деревушке под названием Дундуки.

Что тут за переполох поднялся! Ведь Лучшие-то Умы предполагали совсем иначе, нежели Электронная Машина, и они попытались отстоять свою теперь уже сомнительную точку зрения.

По счастью, нашлись в нашей стране Еще Более Лучшие Умы, которые активно поддержали электронику, обвинили оппонентов в ретроградстве и мигом повышибали их изо всех мало-мальски ответственных кабинетов. Сделав дело, Умы стали смело гулять за большим круглым столом, сочиняя такие проекты, чтобы этот своенравный Прогресс не застал их врасплох. Догулялись они до того, что в конце концов постановили развернуть в Дундуках строительство метрополитена, дабы к тому моменту, когда деревню захлестнет волна научно-технической эволюции, превратив ее в гигантский индустриально-культурный центр, как раз это метро и открыть, тем самым сразу сняв с повестки дня неизбежную в таких случаях транспортную проблему.

Пару месяцев спустя после принятия этого исторического решения в Дундуки на вертолетах прилетели рабочие в темно-зеленых брезентовых робах и оранжевых касках, посверлили там и сям землю, угостили мужиков городскими сигаретами и улетели обратно. А чуть погодя нагрянула целая толпа народу, в центре деревни соорудили трибуну, обшили ее кумачовой материей, а вокруг на улицах развесили всякие плакаты и лозунги. На трибуну стали один за другим подниматься мужчины в галстуках и шляпах и что-то громко кричать. Все прочие люди хлопали в ладоши и тоже кричали; самый пузатый мужчина неловко ковырнул землю лопатой, его сфотографировали, заиграла музыка, а потом все приезжие поголовно перепились дундуковской брагой и поутру отбыли восвояси.

Вскоре, однако, обнаружилось, что отбыли не все. Многие люди надолго задержались в Дундуках. Они огородили две большие площадки на северном и южном концах деревни и еще несколько подобных площадок в окрестных лесах, и начало там что-то гудеть, свистеть и ухать.

Деревенские дивились на всю эту суету, а мальчишки первое время только и делали, что лазали через зеленые заборы с намалеванной на них оранжевой буквой «М», но постепенно жизнь в Дундуках вернулась в привычную колею. Дощатую трибуну растаскали на хозяйственные нужды, к странным шумам привыкли, а деревенские бабы, собирая в тайге грибы, ягоды и полезные травы, перестали обращать внимание на всякие ящики и мудреные железяки, попадавшиеся чуть не на каждом шагу.

Прошло несколько лет, но больше ничего в деревне не менялось, лишь иногда откуда-то из-под земли вылезали пыльные люди в касках с фонарями на лбу и стреляли у местных мужиков самокрутки.

Научно-техническая эволюция между тем не спешила захлестывать Дундуки. В высоких сферах уже начали поговаривать, что Прогресс непозволительно запаздывает, тогда как строительство Дундуковского метрополитена медленно, но верно приближалось к концу.

И вот в один прекрасный день в Дундуки снова понаехала куча народу. В центре деревни воздвигли трибуну вдвое больше прежней, а поперек улицы протянули кумачовую ленточку. Мужчины в галстуках опять что-то кричали и махали шляпами, прочая публика громко била в ладоши, самый лысый мужчина ловко разрезал ленточку, его сфотографировали, заиграла музыка, забор на стройке опрокинули, и все полезли под землю кататься в метро, а после накачались брагой до степени безобразного неприличия, так что вечером некоторые селяне будто бы видели городских дядек пляшущими на лужайке как есть голышом – в одних только галстуках и шляпах.

Поутру всех их увезли, но прежнего уюта и тишины в деревне уже не было. Поначалу дундуковцам очень даже понравился метрополитен, и все, стар и млад, катались в нем с утра до ночи, но потом это занятие прискучило, да и подоспела пора сажать капусту и репку, так что метро осталось в полном распоряжении приезжих туристов.

Эта братия сперва валила толпами. Всем хотелось своими глазами увидеть чудо: современное комфортабельное метро под непролазными дебрями первозданной тайги. Но со временем люди смекнули, что им нет смысла тащиться в такую даль только ради того, чтоб увидеть метро, которое есть и в городе, а что касается леса, то по нему гораздо интереснее ходить пешком, чем гонять взад-вперед на подземке. Через несколько месяцев туристический бум схлынул.

И снова в Дундуках наступила тишина. Вопреки всем прогнозам, научный и технический Прогресс так и не пришел в деревню, свернув где-то на полпути. Как выяснилось, Электронная Машина допустила-таки грубую ошибку в своих расчетах, вследствие чего моментально объявившиеся Наилучшие Умы обвинили своих предшественников в бездарности, головотяпстве и растрате казенных средств, списали их вместе с Машиной в расход, а за границей купили другую Машину – по слухам, куда более сообразительную.

Таким образом Дундуковский Метрополитен оказался никому не нужен, хотя и продолжал исправно функционировать. На красивых, отделанных бронзой и полированным камнем подземных станциях через каждые пять минут останавливались аккуратные голубые вагоны, двери открывались и закрывались, время от времени механический голос возглашал: «Уважаемые пассажиры, у нас принято уступать места инвалидам, пожилым людям, пассажирам с детьми и беременным женщинам!», но никто его не слышал, – разве что любопытные деревенские крысы иногда забегали в распахнувшиеся перед ними двери, чтобы потом выскочить на следующей остановке, да еще розово-пестрые свиньи повадились в жаркие летние дни спускаться под землю и валяться на прохладных мраморных полах. По осени случалось так, что медведи залезали в теплые вагоны и катались в них до весны, засунув в пасть лапу. Последнее обстоятельство окончательно отпугнуло местных жителей от метро, и они завалили оба выхода из него, находившихся в пределах деревни – мало ли что оттуда вылезет? – а прочие станции сами по себе заросли и в конечном счете совсем затерялись в чащобе.

Лишь изредка в метро из любопытства проникали какие-нибудь приезжие чудаки. Они-то и сообщали, что поезда ходят с прежней исправностью, но все реже делают остановки, а потом они стали ходить вообще без остановок, с воем и свистом проносясь мимо поросших бесцветным мхом и шампиньонами платформ.

Но вот настал день, когда один из чудаков вылез из-под земли и объявил, что все поезда куда-то уехали и метро совершенно опустело.

Как только эта новость достигла высоких руководящих сфер, в Дундуки для разбирательства на месте была направлена компетентная комиссия, сопровождаемая группой журналистов. Комиссия спустилась в метро, прошла его из конца в конец, но не установила никаких научно объяснимых и подлежащих официальной констатации фактов. Уже на обратном пути, проходя мимо одной из станций, члены комиссии увидели на перроне человека в необычном, но вполне элегантном и даже щеголеватом костюме. Сидя на скамеечке у подножия массивной колонны, он ел мороженое и бегло просматривал какой-то иллюстрированный журнал. На вопрос, что он тут делает, человек удивленно ответил: «Как это что? Жду поезда, разумеется». Когда ему попытались втолковать, что поезда давно уже не ходят, он лишь досадливо отмахнулся и снова раскрыл свой журнал. Сочтя этого типа психически ненормальным, комиссия оставила его в покое и двинулась дальше; только самый младший научный сотрудник Тошняев ненадолго задержался, чтобы перешнуровать ботинок и заодно узнать у незнакомца результаты последнего тура футбольного чемпионата.

Между тем в тоннеле перед изумленной комиссией бесшумно возник сверкающий огнями поезд и в один миг передавил всех компетентных лиц вкупе с их сопровождением. Уцелел только оставшийся на перроне самый младший научный сотрудник Тошняев.

Он увидел, как из глубины тоннеля вдруг появился поезд и плавно затормозил у пассажирской платформы. Приглашающе распахнулись голубые двери, и ненормальный человек спокойно вошел внутрь. Тошняев, не вдаваясь в размышления, последовал за ним.

В вагоне было весьма многолюдно; одни пассажиры читали газеты и книжки, другие смотрели кино на огромных экранах, установленных в противоположных концах салона. Неожиданно к Тошняеву приблизился мужчина в униформе и строго спросил: «Ваш билет, гражданин?»

«Черт, какие еще билеты в метро?» – растерянно подумал сотрудник и на всякий случай показал свое служебное удостоверение. Контролер кивнул и, пробив удостоверение компостером, пошел дальше.

Поезд замедлил ход и остановился. Двери раскрылись, Тошняев поспешил выйти и очутился на совершенно незнакомой ему станции. Признаков запустения не было и в помине: полы блистали чистотой, а стены и потолок излучали мягкое сияние, заменявшее обычный электрический свет. Прямо с эскалатора его вынесло на широкий проспект, застроенный небоскребами самых причудливых модернистских конфигураций.

– Простите, это что за город? – обратился он к первому встречному.

– То есть как? Дундуки, разумеется, – прозвучало в ответ. – Э-э… да ты, парень, никак, того…

Первый встречный – а им оказался красноносый небритый мужик в сверкающем золотистом комбинезоне и стоптанных кирзовых сапогах – посмотрел куда-то поверх плеча сотрудника и, понимающе хмыкнув, косолапо вскочил на ползущую вдоль шоссе самоходную ленту тротуара.

Оглянувшись, Тошняев увидел позади себя агрегат, похожий на те, что разливают газированную воду. Во рту у него было сухо после пережитых волнений, и, не найдя щели для монеты, он попробовал просто нажать кнопку в передней панели автомата, из недр которого тотчас возникла объемистая кружка с мутноватой жидкостью. Попробовав, Тошняев распознал незабываемый вкус дундуковской браги. После второй кружки он почувствовал себя значительно бодрее, а после пятой очнулся с шампиньоном во рту на поросшем бесцветным мхом перроне подземной станции…

По возвращении из служебной командировки Тошняев предстал перед специальными работниками особых органов и несколько раз подробно, в устной и письменной формах, изложил все, что с ним приключилось. По итогам тщательного анализа его показаний (а также дырок от компостера в служебном удостоверении) экспертиза признала наличие у бедняги стойких антинаучных галлюцинаций, предположительно возникших на почве съеденного им поганого гриба. Подорвавший свое душевное здоровье Тошняев был отправлен в профильную лечебницу, где очень скоро при попустительстве санитаров объявил себя «самым старшим и самым научным сотрудником».

Что же касается факта поголовного истребления компетентной комиссии, то он был надлежащим порядком установлен и зафиксирован. В конечном счете, на самом верху сложилось мнение о возможной причастности к этому делу секретных служб одной из иностранных держав, и, дабы ликвидировать осиное гнездо врага, Дундуковский метрополитен решено было взорвать.

С двух концов в тоннель заложили несколько десятков тонн взрывчатки, и вскоре оглушительный гром потряс окрестности. Однако, вопреки расчетам новейшей Электронной Машины, своды метро рухнули не там, где это планировалось, а как раз в том месте, где оно проходило под злополучными Дундуками. Земная твердь разверзлась, и в образовавшуюся громадную расселину провалилась вся деревня вместе с мужиками, бабами, детьми, дворами, огородами, свиньями, крысами и бочонками браги.

Нерасчетливой заграничной Машиной вплотную занялись специальные работники особых органов и в два счета тяжелыми сапогами отбили ей все электронные мозги, но дундуковцам это уже не могло послужить утешением – после взрыва от них самих и их малой родины на поверхности земли не осталось ничего, кроме глубокого оврага, со временем заросшего чертополохом. Могло не остаться и самого названия Дундуки, поскольку во всех официальных документах оно оказалось кем-то тщательно вымаранным, однако ситуация, по счастью, вновь переменилась: Сверхнаилучшие Умы подняли на дыбы общественное мнение и стали добиваться увековечения памяти исчезнувшей деревни, что по зрелому размышлению решено было сделать в наименовании строящегося сейчас на ее месте Дундуковского Телецентра – элегантной башни со смотровой площадкой для туристов и вращающимся рестораном на высоте двухсот шестидесяти пяти метров над уровнем первозданной тайги.

1987