Резидент

Глава XXV. В плену

Прослужив в Советской армии целый год, в один из погожих октябрьских дней мы, со старшиной Ворошиловым, находились по служебным делам в одном из Карабахских селений. Ненадолго остановились в центральной харчевне, чтобы спокойно поужинать. Заказав отменный шашлык, Александр решил, кроме прочего, угостить меня крепенькой выпивкой. Он заказал местного вина, какого-то дешёвого пойла, после чего, смачно его потягивая да заедая вкусным мясцом, мы принялись рассуждать о послеармейской судьбе.

– Ты кем планируешь сделаться после военной службы? – спросил меня близкий друг, одновременно непосредственный командир.

– Не знаю?.. Пойду, наверно, учится, – выдвинул я теоретическое предположение, – а может, работать, но высшее образование получу обязательно, пусть даже заочно.

– Я в армии останусь, сначала на «сверхсрочной», после выучусь на бравого прапорщика, а дальше… на цело-о-ого офицера. На гражданке делать особо нечего, работы нормальной нет, а людям военным дела хватит всегда… тем более бывалым спецназовцам, особенно когда советское государство «трещит по швам» да напрочь разваливается.

Я полностью согласился, но посвящать молодую жизнь вооруженным силам не очень-то и хотелось. По натуре я слыл человеком свободолюбивым и мне претило выполнять строго поставленные приказы. Об истинных предпочтениях я рассказал приятному собеседнику:

– Я вольную волю люблю; мне очень не нравится, когда ограничивают собственную свободу.

– Всё это никчёмные мелочи – к ним можно привыкнуть, а тем более на жуткой войне. Потеряться в мирной жизни вовсе не сложно. Попадёшь в плохую компанию – вот и всё… считай, жизнь нормальная поломана навсегда, – выдал мудрое суждение задумчивый «замкомвзвод».

– Всё вроде правильно, – продолжал отстаивать я личную точку зрения, – но нам даётся смышлёная голова, чтобы принимать по чести правильные решения.

– Знать бы только, где они – эти правильные решения. Чаще всего случается всё спонтанно, а потом… исправить уже ничего нельзя. Здесь же всё делают за тебя: и думают, и рассуждают, и на истинный путь наставляют – все решения принимаются за тебя, оставляя лишь чётко обозначенные приказы.

– В армии девчонок хороших мало, – попытался я найти другой аргумент.

– Это пока на «срочной», – уверенно заключил Ворошилов, – на «сверхсрочной» намного проще: времени свободного больше, а девчонки красивые, поверь, к военным сами собою липнут, потому что за ними реальная сила, а главное, сплошная надёжность.

Бывалый командир напрочь разбил, казалось бы, неопровержимое утверждение. Пришлось согласится, однако я всё же задал закономерный вопрос:

– Надеюсь, Саня, ты не агитируешь меня остаться служить? Сразу скажу, я на гражданку хочу… мне и служить-то пришлось идти, только чтобы в унылую тюрячку случайно не загреметь.

– Вот, а я тебе толкую – про что? – заметил смышлёный «замок». – Дьявольские соблазны рано или поздно всё едино приведут на прямую дорожку – в «места не столь отдаленные». Хотя жить тебе – смотри сам; сам же и выбирай, что лучше… вот только не ошибись.

Постепенно, за назидательным разговором, мы допили хмельное вино, и я вдруг почувствовал, что ноги как будто наливаются тяжёлым свинцом, обмякшее тело безвольно деревенеет, а свинцовые веки слипаются. Сначала я подумал, что случилось нормальное опьянение, но, когда попробовал встать да не смог, начал осознавать, что меня «накачали» каким-то сильным снотворным. То́-то вино показалось немного странным – отдавало противным вкусом. Окружавшие предметы поплыли кругом, ворошиловский голос раздавался издалека, откуда-то глухо-глухо, как будто из ржавой бочки. Постепенно я провалился в принудительный сон.

Очнулся я в затхлой яме. Глубина представлялась метров около трёх; округлый диаметр достигал до двух с половиной; сверху, сквозь круглое зарешечённое отверстие, пробивался сумрачный свет (очевидно, спустился кавказский вечер?). Рядом полусидел полуживой командир: синюшное лицо выглядело опухшим; правая нога безжизненно лежала «петлёй»; левая согнулась в распухшем колене и притянулась к избитому туловищу.

– Ага, очнулся, – произнёс жизнелюбивый «замок». – Эх, и здо́рово же мы влипли.

– Что?.. Что случилось? – спросил я, ничего ещё толком не понимая. – Где мы находимся?

– На второй вопрос я бы и сам хотел услышать определённый ответ, а первый попробую прояснить, в чём, конечно, смогу. Когда поганое пойло распространилось по нашей крови, я почувствовал – чего-то не ладно; но было, так же как в твоём случае, сравнительно поздно.

– То есть, получается, нас попросту опоили? – выразил я страшное подозрение.

– Видимо, так, – продолжал Александр, – только ты отрубился сразу, а я чуть-чуть погодя. Пробуя тебя, беспробудного, приподнять, я понимал, что оставшихся сил никак не хватает. И тут! Я краем глаза заметил, что к нам приближаются пятеро самодовольных кавказцев. Один из них грубо схватил мою руку и попытался осуществить приёмный бросок.

– Ну и врезал бы ему, – вставил я разумное замечание, – а остальных пострелял.

– Так же подумал и я, – рассказывал посуровевший «замок», – вот, правда, ударных сил у меня тогда не нашлось – руки словно разом одеревенели – но я всё одно пытался чего-то предпринимать, создавая им немалых хлопот. В результате они взяли мой же, представь, автомат, показавшийся мне очень тяжёлым; понимаешь, какая беда – я не смог его оторвать от лавки. «Калашниковым» прикладом мне перебили правую ногу. Бедренная кость, я уверен, напрочь поломана – силы в ней я вовсе не ощущаю, она неимоверно болит – и вряд ли я смогу теперь нормально ходить.

– Что происходило дальше?

– Как только я оказался, распластанный, на земле, один из кавказских молодчиков так смачно съездил армейским ботинком по неприкрытой физиономии, что я не замедлил лишиться сознания. Потом я очнулся здесь, немногим раньше тебя. Вот и всё, что мне хоть как-то известно.

– Что же нам теперь делать, – начал я продумывать, как бы нам выбраться, – и чего от нас, вообще, хотят.

– Что поделать, я не знаю, так скажем, совсем, – натужно разъяснял Ворошилов, не забывая язвительно улыбаться, – а хотят от нас, скорее всего, валютного выкупа. Ты, наверное, слышал, что в последнее время пошла устойчивая тенденция «похищать ротозеев-солдат», а потом требовать за них немалые деньги. За кого заплатят, они возвращают.

– А остальных? – не удержался я от риторического вопроса.

– Тех никто уже больше не видел, – высказал категоричное заключение израненный командир.

Невольно я передёрнулся, а тревожные мысли не давали уснуть до утра. Я всё подумывал: «Где, интересно, смогу найти немаленький выкуп? Семья у меня небогатая – остаётся надеяться только на доброе советское государство». Тем более что именно так советовал Ворошилов; он сказал, что за таких боевых спецов, какими являемся мы, благодарная Родина непременно заплатит любые деньги. Его святая уверенность чутка́ успокаивала, но было, однако, не по себе.

Утром, едва забрезжил туманный рассвет, решётчатый люк отворился, и я увидел безликую девушку, одетую во всё чёрное. Хотя лицо её и закрывалось плотной вуалью, но всё равно угадывалось, что оно необычайно красивое. Как лишнее подтверждение, на меня смотрели чёрные, но добрые очи. Я попытался заговорить:

– Девушка, простите, пожалуйста, мою настойчивую навязчивость – но Вы должны нас понять! Оказавшись в сложной жизненной ситуации, нам бы очень хотелось знать, что вокруг происходит?

Она ничего не ответила, а молча, с помощью тонкой веревки, спустила плетённую корзину, наполненную несытной едой. Мы вынули бутылку холодной воды, две пресные лепёшки да какую-то съедобную травку – вот и весь рацион, каким нас попотчевали бесславные похитители. Пока пустое лукошко поднималось обратно, я ещё разок попробовал втереться в девичье доверие:

– Послушайте, не уходите! Поговорите с нами, пожалуйста. Судя по добрым глазам, Вы просто не можете являться ни злой, ни жестокой. Сбросьте хотя бы короткую доску да каких-нибудь нетолстых верёвок: моему командиру необходимо зафиксировать сломанную конечность.

Однако и на сердобольную просьбу не поступило никакого ответа. Закрыв верхний люк, молчаливая девушка надёжно его заперла, а после быстро ушла. По прошествии минут десяти, сквозь железные прутья пролетела узенькая доска, очень напоминавшая медицинскую шину; за ней последовал порванный на ситцевые ленты женский платок. С помощью нехитрых приспособлений я обработал Алексанрову повреждённую ногу, чтобы хоть как-то облегчить нечеловеческие страдания.

Через три часа люк снова открылся; правда, сейчас в него заглядывал бородатый армянин, который спустил нам самодельную лестницу и приказал немедленно выбираться. Я помог Ворошилову, после чего вскарабкался сам. Невольничье углубление вырывалось посередине сплошного двора, окружённого каменными строениями. На улице нас ожидали четверо вооружённых людей; они составили неотступный конвой и сопроводили до дома, где находился преступный военачальник. Я помогал Александру идти, поддерживая со стороны болевшей ноги.

Бандитский полководец оказался человеком лысым, с округлым черепом; нахмуренное лицо выделялось мощными надбровными дугами и украшалось орлиным носом да чёрными густыми усами; однотонные зенки светились нескончаемой злобой; тонкие губы плотно сжимались и выдавали непреклонный, излишне суровый, характер. Оделся он в модную, чисто кавказскую, кожанку и широкие шаровары. По всему его ожесточённому виду становилось больше чем очевидно, что церемониться он особо не станет.

Как только мы вошли, он сразу поставил нас в курс неприятного дела:

– Зовут меня Арсен. Я захватил вас в позорный плен и надеюсь получить хорошенький выкуп. Я послал откупное предложение в вашу военную часть, но вот чего мне в ответ отписали.

Кавказский лидер передал нам помятый листок бумаги. На форменном бланке Министерства обороны отчётливо значилось:

«Граждане, так называемые жители свободной Армении, на Вашу просьбу о выплате денежных средств, в сумме сорока тысяч долларов, необходимых для возвращения в строй двух наших бойцов, сообщаю: пленных солдат Советское государство не выкупает».

Далее стояла знакомая полковничья подпись.

Последние надежды, к прискорбию, рухнули. Становилось понятно, что теперь нас, точно, убьют – это лишь вопрос недолгого времени. Моя небогатая мать затребованных денег, понятно, не соберет; да, если честно, не особенно-то хотелось ей сообщать о произошедших со мной печальных событиях. Ворошилов тоже был сплошной сирота; воспитывался он в детском приюте, так что шансы выжить у него проглядывались нисколько не большие. Чтобы оттянуть роковой момент, я, толкнув помрачневшего командира, резонно заметил:

– Мы можем написать ближайшим друзьям и попросить откупные деньги у них.

– Именно то же самое, – подхватив рациональную мысль, промолвил Арсен, – я собирался вам сейчас предложить. Садитесь пишите душевные письма, но предварительно хорошенько подумайте, кому их адресовать. Второго шанса у вас не будет, то есть, если через пару месяцев положенные деньги, все полностью, не прибудут, кому-то придётся скоропостижно скончаться. Сами понимаете, бизнес есть бизнес.

Глава XXVI. В плену у бандитов

Очнулся я далеко за полночь. Полная луна, яркая и кровавая, освещала близ расположенные окрестности, так что я без труда определил, где именно нахожусь. Первым делом пришлось подивиться, что зачем-то меня оставили жить? Вторым рассмотреть, что нахожусь я в самолётном ангаре, в пятидесяти метрах от стены боковой, посередине продольных, и что меня надёжно пристегнули к металлическим поручням (посадили в недвижимое кресло и приковали стальными наручниками); безвольные ноги фиксировались внизу – приматывались к железным ножкам с помощью обычного «скотча». Невдалеке, в удобненьких, мягких креслах, мирно посапывали беспечные стражники. Очевидно, Олежек серьёзно заботился о моей ничуть не скромной персоне?

Утром, после нерадостного рассвета часа через три, он соизволил явиться сам. Оделся преступный лидер в чёрный, с синими отливами, шикарный костюм. Поблёскивая золотыми зубами, злорадный бандит подошёл поближе. Отобрав одно из кресел у спавшего соучастника, Туркаев поставил его напротив меня, бесцеремонно развалился и завёл ознакомительную беседу:

– Что, Барон, ловко мы тебя, а… сегодня переиграли? – позлорадствовал, а просмеявшись, продолжил: – Я очень удивлен, что ты до сих пор живой.

«Съездить бы тебе по наглой-то роже?» – подумал я, а вслух произнёс:

– Не думаю, что вы окончательно победите в затеянной опасной игре. Короче, предлагаю собрать всю криминальную «шоблу», выстроить её вот в этом ангаре, предварительно меня развязать и убедительно попросить всемилостивого прощения. Затем, внимательно слушая отдаваемые команды, отправиться в ближний американский аэропорт, зафрахтовать пассажирский лайнер и быстренько, всем скопом, отправиться назад, на милую Родину. Обещаю похлопотать, чтобы вас не ликвидировали, а ограничились пожизненным заключением.

– Что будет в противном случае? – отдавая дань неслыханной наглости, осведомился ошеломлённый Туркаев.

– Уже к завтрашнему утру никого из вас в живых не останется.

Заразительно рассмеявшись, Олежек привстал, смачно заехал по резидентской физиономии, после чего уселся обратно и грубо продолжил:

– Тебе что, «дебильный болван», не интересно, почему тебя до сих пор не убили?

– Если честно, я удивляюсь, ну! просто безмерно, – ограничился я язвительным замечанием, – очень хотелось бы выяснить истинную причину злодейского милосердия?

– Всё очень просто! Если ты смог добраться досюда и не отдал по пути Богу душу, то я считаю долгом бандитской чести позволить тебе насладиться моим грядущим триумфом.

«Эк тебя понесло» – подумал я, вслух же сказал, «подливая масла» в самовлюблённую откровенность:

– Серьёзно?! И это единственная причина?..

– Нет, – продолжал наслаждаться самодовольный преступник, – я думаю, ещё один заложник нам лишним не будет.

«Значит, мои первичные опасения – насчёт Катеньки Ветровой – оказались совсем небеспочвенными…» – снова промелькнула ядрёная мысль. Туркаеву предложилось излить душу дальше рациональным вопросом:

– Как ты планируешь похитить российские деньги?

– Их уже украли, и они направляются прямо сюда, – расцвёл он в слащавой улыбке.

– Не может быть?! – я искренне удивился. – Как же вы это так ловко обтяпали да отбили американские доллары у до зубов вооружённых военных.

– Зачем сражаться, если можно сделать, чтобы их сами к тебе привезли.

– Как так?

– Очень просто и «вааще» незатейливо. Ты ведь не знаешь про моего близнеца, про родного брата, про Глеба?

– Нет! Совершенно… – честно признался я.

– Так вот, Глеб держит в заложниках семью пилота грузового военного судна; а оно, между прочим, направляется в Америку вместе с транспортируемыми деньгами. Ты как думаешь: какую посадочную полосу он выберет в заокеанской стране?

– В десяти милях от Порта-Артура, – озарился я несомненной догадкой.

– Правильно. Оказывается, ты понятливый, а то уж я начал подумывать, что полный дебил.

– Почему?

– Да всё потому, что мы тебя, как последнего лоха, обвели вокруг пальца, и ты сам пришёл в бандитскую мышеловку.

Возразить было нечем, да и не особо хотелось. Поэтому я допытывал дальше:

– Как вам удалось найти удобную посадочную площадку?

– И тут «вааще» несложно, Барон, – Туркаев просто сиял, – международная преступность в настоящее время выходит на самый высокий уровень. Мы заключаем взаимовыгодную сделку с американскими гангстерами, высказываем им разработанную идею и находим их полное понимание. Естественно, они любезно согласились помочь, рассчитывая на должную долю денежных ассигнаций, немаленького вознаграждения. «Баксов» настолько много, что хватит на всех.

– Как пришла резонная мысль заставить на вас работать пилота военного самолёта.

Туркаев упивался личным величием и, лоснясь, вовсю посвящал:

– Дураку тупому понятно, что в России, да ещё на твёрдой земле, вы бы не дали стащить такие огромные капитала; а вот в воздухе – милое дело. Почему? Деньги из нашей страны уже улетели, а в Америку покамест не прибыли. Одно государство сняло мучительную ответственность, а другое ещё не приняло. В общем, нетрадиционная мысль, что стрёмные «баксы» сопрутся во время полёта, никому и в голову не пришла.

Действительно, о заявленных событиях ни я, ни кто-то другой даже и не подумали; казалось бы, проникнуть на грузовой военный самолёт – это дело непостижимое. Другой факт «склонить ответственного пилота к предательскому поступку» во внимание принят не был. С точки зрения непроницательной тупости стоило отдать предприимчивым бандитам должное: план был хорош!

– Но на летящем борту ведь будут обученные солдаты, – задавался резонный вопрос, – с ними вы как поступите? Они ведь, наверное, станут усиленно защищаться?

– Их там всего-то двадцать сверхсрочных десантников, а нас двести лихих молодцов, да и с несчётным оружием. Ты как думаешь: на чьей стороне окажется огневой перевес?

Неожиданно в ангарный отсек забежал коротенький паренёк и, нервно задыхаясь, сказал:

– Олег Игоревич, грузовой самолёт запрашивает немедленную посадку.

– Кажется, началось, – торжественно пробурчал Туркаев и поспешно отправился к выходу.

Оставшись под зоркой опекой двух «сказочных» остолопов, я принялся размышлять над непростым положением. Если всё обстояло так сложно, как рассказал самодовольный главарь, то «российские доллары» пропадут для федерации навсегда и перейдут к международной преступности. Положение вещей чисто провальное – оно нисколько не устроит верховное руководство. Попутно я начал прикидывать, куда мне пойти работать. Хотя, если честно, навряд ли удастся мне выбраться невредимым. Но! Как говорится, надежда всегда умирает последней. Поэтому я сильно напрягал измученный мозг, пробуя найти приемлемый выход; простите, как любому нормальному человеку, очень хотелось выбраться из крайне незавидного положения.

Меньше чем через пять минут послышался характерный звук «заходившего на посадку военного самолета». Невероятно?! Всё действительно шло по разработанному Туркаевым коварному плану и близилось к логичному завершению. Я слышал, как летательный аппарат коснулся старенькой полосы, а далее заскрипели натужные тормоза. Когда он остановился, послышался шум короткого боя, длившегося не долее четверти часа, – времени, вполне достаточного, чтобы неисчислимой «шоблой» ликвидировать всего лишь двадцать десантников. Потом последовал многоголосый радостный возглас; он оказался настолько громким, что спёртый ангарный воздух заколебался от редкой, едва ли не ураганной волны.

Предприимчивые бандиты во всём победили и праздновали целиком заслуженную победу. Постепенно часть внутреннего пространства, где находился ваш покорный слуга, заполнилось квадратными упаковками; они содержали американские ассигнации, наблюдаемые из целлофановой оболочки. Их аккуратно складировали как раз позади меня. Когда они окончательно кончили, я повернулся назад и чуть с ума не сошёл – сколько увидел неисчислимой валюты. Она находилась в равносторонних кубиках, по полметра каждый; они расставлялись на деревянной площадке, равной четырём сотням метрам квадратным, а в высоту доходили до взрослого человека. Ради сорванного куша можно организовать такое количество преступного люду: здесь, и действительно, было чем поживиться.

Глава XXVII. Пиршество

Закончив разгрузочные мероприятия, довольные бандиты принялись расставлять в ангаре обеденные столы; их заносили, пока не получился своеобразный овал. Затем кинулись заставлять полученное произведение вкусными яствами да крепенькой выпивкой. По старой русской традиции удачное завершение великого дела требовалось обмыть, и как следует. Когда всё посчиталось готовым, счастливые обладатели миллиардного состояния расселись по вакантным местам; их набралось не менее двухсот человек. Туркаев занял главенствующую позицию. Меня, очевидно, оставили наблюдать? Олежек, наверное, думал, что доставит мне злодейским триумфом личную неприятность. Отчасти он оказался прав: мне, и правда, было не по себе.

Самодовольный главарь поднялся, взял полный гранённый стакан и, радостный, молвил:

– Поздравляю Вас, дорогие братья, с успешным окончанием международного предприятия, крупномасштабного воровства. Все мы, здесь собравшиеся, обеспечились в достаточной мере на всю остальную жизнь. Я думаю, мы получили приличную награду за тягостные лишения, какие нам приходилось волей или неволей терпеть. Ничто не сравнится с тяжёлой босяцкой жизнью. Скольких верных соратников, отдавших драгоценные жизни, нет среди нас! Так давайте же, перед тем как отпраздновать, помянем – ТЕХ! – кого уже нет, и воздадим им по всем их достойным заслугам.

После последних слов все остальные головорезы, как один, поднялись. Какое-то время, по-тихому помолчав, постояли. Не сговариваясь, одновременно, не чокаясь, осушили наполненные приборы. «Ух!!!» – выдохнули все разом и опустились на занимаемые места. Дальше потекло общее лихое веселье. Со всех концов посыпались простецкие шутки, дикий хохот, стаканный звон да другие, принятые при застольных мероприятиях, звуки.

В самый разгар злодейского пиршества завели пленённого, точнее завербованного, пилота; его подвели лично к Туркаеву. Обращаясь к преступному гению, смущённый лётчик жалостливо промолвил:

– Господин бандитский главарь, я ваши инструкции выполнил в полной мере. Позвоните теперь в Россию и прикажите освободить удерживаемую семью. У меня двое маленьких деток – неужели Вам их не жалко? Вы же дали авторитетное слово.

– Да, верно. Я своё слово держу! Пойдём позвоним Глебу.

Сопровождаемый зачумлённым лётчиком и одним конвоиром, Туркаев ушёл.

Вернувшись, «великий похититель российских активов» направился сразу ко мне, сел на ранее приготовленное им мягкое кресло, удобно в нём развалился, закурил крутую сигару и, раздувая от чопорной спеси да собственного величия, самонадеянно выдал:

– Нравится ли тебе, незадачливый резидент, великолепный вид, что находится сзади?

Засмеявшись, он засветился от чрезмерного удовольствия, да так лучезарно, что можно ослепнуть.

– Да, куш хороший, – согласился и я. – Раз уж у Вас всё, к радости, получилось – может, посвятишь меня в некоторые тонкости всего валютного предприятия?

– Что именно тебя, тупоумного олуха, так сильно интересует? – проговорил Олег снисходительно. – Теперь скрывать нечего: дело сделано, а ты всё едино долго не проживёшь, а значит, и разболтать ничего не сумеешь.

– Зачем, подскажи, ты убил Александра Карелина, он же Стёпка Алмазов?

– Если бы вы тогда встретились, – став чуть серьёзнее, промолвил Туркаев, – у нас, возможно, ничего бы не получилось.

– Вот как?.. – удивился я больше обычного. – И почему же?

– Всё очень просто… Когда около года назад к нам внедрили федерального резидента, мы отнеслись к нему абсолютно нормально. Понимаешь ли, всегда спокойнее спать, ежели знаешь, кто твой действительный враг. К примеру, если мы убираем этого, то всё одно на освободившееся место присылают другого; и ещё неизвестно: удастся ли его просчитать или нет?

– Справедливо, – заметил я, – но всё-таки непонятно. Если он ни во что серьёзное так и не посвящался, как тогда наша приватная встреча могла бы повлиять на исход всего предприятия?

– Ответить несложно «вааще», – рассказывал самодовольный Олежек, – среди преданных мне людей завёлся один случайный подонок, Женька Чёрный, которому страшно хотелось на моё коронное место; он стремился любыми путями скомпрометировать меня передо всей «пацанской братвой». Поганый «чёрт» не гнушался никакими подлыми методами.

– Ясно, – вставил я, начиная потихонечку понимать, – он хотел стать влиятельным главарём?

– Точно! – согласился матёрый бандит. – Как понимаешь, мне его вероломное желание сильно не нравилось. Но вот незадача! Сделать с ним чего-то открыто оказалось нельзя: он пользовался серьёзным авторитетом. Однажды мне повезло: я узнал, что он снюхался с подосланным резидентом и слил ему тайный план тщательно разработанной операции.

– То есть, получается, Алмазов был в курсе всего?

– Выходит, так. Я вынес поведение Чёрного на общее обсуждение; его признали виновным и приговорили к страдальческой смерти. Вот поганая тварь! Он пронёс на общую сходку боевое оружие и предпринял отчаянную попытку трусливо сбежать.

– Но ему, конечно, не удалось?

– Как раз наоборот, – расстроенно промолвил мистер Туркаев, – он удачно свалил. Его, разумеется, потом подстрелили, но отдал он Богу душу не сразу. Перед позорной кончиной поганый уродец успел пообщаться с питерскими «ментами» и рассказал им в предсмертном бреду о подготовленной операции всю голую правду, словно на исповеди.

«Так вот что за «боец» преступной группы, которого – якобы случайно? – подстрелили в одной из криминальных разборок. Странно, почему Карелин не передал столь интересные сведения раньше, а дожидался прибытия живого связного»? – подумал я, а вслух рассудил:

– Что же Алмазов?

– Как я говорил, Алмаз ничего не знал. Он был уверен, что Женьку-поганца действительно подстрелили случайно, поэтому и дожидался, спокойный, твоего подспорного появления. Очевидно, ваш вовлечённый агент планировал самолично расстроить нам грандиозные планы и получить основную долю положенных почестей. Однако, как видишь, он страшно как просчитался и получил лишь порцию свинцовой зарядки.

Олежек буквально расцвел от проницательной прозорливости и от души посмеялся над карелинской участью. Да, некоторые сотрудники не любят делиться полученной информацией, а предпочитают хранить её до последнего, чтобы потом присвоить всю основную славу. Если бы Дантес передал раздобытые сведения обычной шифровкой, возможно, и он бы остался жив, и государственные денежки не перекочевали б к отпетым международным бандитам.

Видимо, Туркаеву очень хотелось поделиться со смертельным врагом неимоверным триумфом, тем более что тот всё равно никому уже ничего не расскажет. Поэтому он продолжал:

– В федеральной конторе у меня имеется «свой» человек, – подтвердил неочевидные догадки самодовольный бандит, – он охотно сливает мне важную информацию. Когда я прознал, что с предсмертным бредом Чёрного выслали разбираться неугомонного резидента, по позывному Барон, моментально принял решение, что его необходимо убрать.

– И подослал ко мне Борзого, который, как оказалось, тоже тебе не нравился и которого – после того как выполнится немаловажное поручение – ты порешал отблагодарить, утяжелив свинцовыми шариками.

– Не без того… – немного смутился Олег. – Если бездарный злыдень переходит дозволенные границы, его непременно нужно остановить. Однако вернёмся к сказанному. Ты оправдал скандальную репутацию и удачливо избежал несвоевременной смерти. Когда мне позвонил Угар да, нерадивый, всё рассказал – что, типа, тебя не убили, что ты находишься в ресторане «Элитное гнёздышко» и что ждёшь там, спокойный, Алмазова – я принял ответственное решение любыми путями не допустить совсем неромантического свидания.

– И ты его поспешно убил?

– Да. Обычно всю грязную работу выполняет мой брат-близнец, но случай являлся особым – и было не до него. Действовать следовало крайне решительно, поэтому пришлось изрядно поторопиться. Если ты помнишь, я успел своевременно и не допустил вашей личной, для нас катастрофической, встречи.

– Но всё же я успел тебя разглядеть.

– Знаю, поэтому и пришлось «валютный процесс» немного ускорить.

– За что ты убил собственного шофёра, Караваева Игоря?

– Вот аккурат его отправлял к праотцам не я, а любезный Глеб. Караваев был в нашей устойчивой банде новенький, а его первым заданием стало «уничтожить тебя». Тупоголовый чудак! Он набрался наглости заявить, что является нормальным вором, а не отпетым убийцей, – и наотрез отказался тебя устранять.

Как же стало тяжело выводить преступных людей на откровенные разговоры; через какие «круги ада» необходимо проходить, чтобы представить происходящую истину. Так думал я, сидя, связанным, перед бандитом Туркаевым. Время спустилось далеко за глухую полночь. Опьяневшие уголовники потихонечку расходились. Засобирался и подуставший Олежек. Удовлетворивши личное эго, он поднялся с удобного кресла и строго-настрого приказал двум оставшимся недотёпам «не спускать с меня глаз». Сам же (наверное, для пущей уверенности?) взял у одного из конвоиров тяжёлый «калашников – и… съездил меня деревянным прикладом по и так-то расписанному лицу. Я надолго отправился в мир невероятных иллюзий, глубоких воспоминаний.