Отель у переправы

Она вновь прижалась ко мне и опять ее горячие и влажные губы обволокли мои. На этот раз я ответил ей с такой же страстью. Мои руки обняли ее, стали гладить по спине и ниже. Вино так и осталось стоять на столике, а мы стремительно переместились на кровать. И уже там мы позволили себе все, что считается публично – неприличным, а интимно – божественным. Она отдавалась мне словно не делала этого никогда. Впрочем, я и сам тогда впервые вернулся к полноценной жизни после долгого воздержания. Знаете, описывать в подробностях то, что касается только двоих, не хочу. Для этого есть специальная литература, которая, между прочим, последнее время пользуется большим спросом. Сами по себе такого рода книжки не представляют никакой литературной ценности, их сюжет бессмыслен, а вся изюминка только в подробном описании действий героев в постели. Моей задачей я считаю немного другое. Скажу только, что мы оба были счастливы. Причем долго. Наверное, только через пару часов мы устали. Вспотевшие, словно пробежав марафон, мы откинулись на подушки.

– Спасибо, – на выдохе прошептала моя любовница.

– Хочешь вина? – спросил я.

– Да, пить хочу, – с придыханием ответила Катя, все еще пытаясь восстановить свое дыхание.

Я встал и, не одеваясь, подошел к столику, на котором мы оставили бокалы и бутылку. Наливать не пришлось: мы не успели даже пригубить вина до того, как нас охватила страсть. Держа бокалы в руках, я сел рядом с Катей и протянул ей один из них. Девушка поднялась, нисколько не беспокоясь о своей голой и такой красивой груди, подложила подушку под спину и приняла от меня вино. Жадно выпив, вернула мне бокал.

– Спасибо, милый.

Я тоже выпил и вернул одноногих друзей на прежнее место. Потом я достал сигарету и, спросив разрешения, закурил.

– Ты не считаешь меня шлюхой?

– Как ты могла даже подумать о таком?! – возмутился я.

– Ну, не прошло и дня, а я затащила тебя, совсем незнакомого мужчину в свою постель.

– Любовь с первого взгляда, – улыбнулся я, шутливо объясняя произошедшее.

– А знаешь, хоть ты это произнес с сарказмом, но в твоих словах есть доля правды. Я действительно сразу же почувствовала к тебе сильное влечение. Причем как физическое, так и духовное. Мне очень комфортно рядом с тобой. Мне интересно тебя слушать, мне приятно на тебя смотреть. А теперь еще мне приятно с тобой спать.

– Признаюсь и мне очень хорошо с тобой. Даже несмотря на то, что мы друг о друге почти ничего не знаем, – я докурил и лег рядом с ней.

– Ты хочешь узнать больше обо мне? – удивилась Катя.

– Да.

– А что конкретно?

– Ну, вот ты вскользь упомянула о том, что у тебя был ребенок. Почему был? Прости если я причинил тебе боль и влез туда куда мне не следовало влезать.

– Нет, ничего… – она с минуту молчала, потом неожиданно продолжила. – Ты что-нибудь слышал о ювенальной юстиции?

– Что-то очень смутное.

– Представь себе людей, которые положили почти всё своё время и здоровье на карьеру, и лет эдак в 35 задумались о детях. Ну, или о внуках. Они неожиданно обнаруживают, что, во-первых, обзавестись здоровым потомством не так-то просто, и, во-вторых, в первые годы отказывать себе во сне и круглосуточном пресмыкании перед начальством несколько хлопотно. Зато у них имеется хорошая кредитная история, и при должном старании можно найти семью, которая не в состоянии обеспечить ребенка отдельной комнатой или оплачивать престижное образование. В результате умный и здоровый ребенок изымается из бедной семьи в более богатую, в которой главное – это карьера и статус.

– Представил, – признаться я не ожидал от Кати такого монолога.

– Так вот, в двух словах, это и есть задача ювенальной системы. Но это если смотреть в корень. На поверхности же все выглядит немного благороднее. Официально это система органов, занимающихся несовершеннолетними. Сюда входят специальные суды, органы опеки, другие социальные службы. Все они на словах заботятся о детях, защищают их от нерадивых родителей. При угрозе жизни они обязаны отнять первых у вторых и передать оных на воспитание государству, то есть в детдом, где куда лучше будет жить бедному ребенку.

– Понял, и, наверное, догадываюсь, что произошло…

– Наверное, догадываешься. Мне тогда было двадцать лет, я училась в институте, не работала, жила в общежитии. Родителей уже давно не было на этом свете, и никто мне не помогал. Отец ребенка исчез на следующий день после того, как узнал о моей беременности. Я твердо решила сохранить от ребенка. Родила мальчика. Жить была вынуждена в общаге. Пришлось перевестись на заочное обучение и устроиться на работу. За сыном присматривали подружки, пока я пахала и училась. Кто-то сообщил в органы опеки о нерадивой матери. Те пришли и очень просто, ссылаясь на нормы законов, отобрали у меня сына. Лишили родительских прав. Больше я его не видела. Ему сейчас десять лет. Наверное, он большой уже…

– Прости меня…

– Ничего… я уже свыклась с этим. Правда, порой лежу и представляю, как мы с ним жили бы сейчас, как я водила бы его в школу, кормила, одевала, как бы мы лежали в кровати, а он мне рассказывал о своих друзьях…

– Сколько ему было, когда у тебя его отобрали?

– Год.

– Чёрт побери! Неужели такое возможно?! Неужели к такому можно привыкнуть, смириться с этим?

– Привыкнуть можно. Смириться нельзя.

– А что, в течение этих десяти лет ты так и не встретила своего любимого мужчину?

– Представь себе, нет.

– Но ведь кто-то был?

– Был… и не один…

– Но не было любимого?

– Не было…

Мы замолчали. Катя лежала рядом, не касаясь меня. Я тихонько дотронулся до неё. Она чуть вздрогнула. Тогда я приподнялся и повернулся к ней. Она лежала на спине с вытянутыми вдоль тела руками, словно труп, но живей её в тот момент никого не было. В сумраке ночи я увидел её красивое лицо с правильными чертами. Глаза были закрыты, но из них по щекам текли слезы. Она не вытирала их, они просто скатывались на подушку.

– Иди ко мне, – позвал я Катю и просунул руку ей под голову.

Она поддалась мне, легла на мою грудь и обняла меня. Её горячие слезы устремились по моей груди, затем по ребрам – на простыни. Она плакала тихо, беззвучно, без всхлипываний и шмыганий носом. Дыхание было ровным и спокойным. Я стал гладить её по спине и слегка прижимать к себе. Вскоре потоки слез иссякли, ручьи высохли, дыхание её становилось глубже и глубже. Её тело несколько раз непроизвольно дернулось. Я понял, что она уснула. В комнате повисла исключительная тишина, такая тишина бывает только где-нибудь далеко от цивилизации, там, где нет людей кроме тебя. В городе она не возможна, не возможна она даже в деревне, где помимо людей живет еще и домашний скот, и домашняя птица, кричащая и кукарекающая даже по ночам, и прирученные человеком тысячелетия назад для своего развлечения кошки и собаки. Я и сам уже не контролировал своих мыслей. Они растеклись и преобразились. Я вошел в мир иллюзий. Сон плавно и ненавязчиво отключил мое сознание

Глава 4

Утро буквально ворвалось в комнату и разбудило меня пением птиц, яркими солнечными зайчиками, скачущими по стенам и иногда срывающимися оттуда на подушку и лицо, веселым детским гоготом, видимо, вчера только приехавшей семьи. После восторга от места, в которое их привезли родители, и сборов перед походом на море, дети перешли к дележу плавательных принадлежностей. Мальчик отбирал у своей младшей сестренки надувной матрац, а она, расплакавшись, звала на помощь мать.

Катя тихонько посапывала рядом со мной. Ее волосы раскидались по подушке в разные стороны, и она немного походила на медузу-горгону, у которой вместо змей растут обычные волосы. В отличие от взгляда на мифическую женщину, при взгляде на Катю я не каменел. Мне было приятно смотреть на красивую девушку, с которой я провел вчерашний вечер и сегодняшнюю ночь. Посмотрев на нее, я вспомнил о ее потере. «Сильная женщина», – подумал я. Пережить такое и оставаться спокойной и уравновешенной не каждая сможет. Причем, если бы она не любила ребенка, все объяснялось бы просто, но ведь она хотела его и не отдала бы его по собственной воле.

Я тихонько снял ее руку со своей груди и положил рядом поверх одеяла. Потом встал с кровати, стараясь не разбудить спящую красавицу. На цыпочках я прошел в ванную комнату, где умылся и оделся. Уходить по-английски мне показалось неправильным, поэтому я решил дождаться ее пробуждения. Взяв со стола наполовину распитую бутылку и бокал, я вышел на веранду и удобно устроился в плетеном кресле, специально поставленное так, чтобы оно находилось прямо на солнце и мне было тепло и приятно.

Погода исправилась и вернулась в пределы климатической нормы, как бы сказали синоптики. Ярко светило солнце. Воздух еще не успел прогреться, потому был свеж и прохладен. Прищурившись от светившего прямо в глаза солнца, я налил себе вина и, полюбовавшись его ярким, насыщенным цветом, сделал большой глоток, ощутив приятный аромат фруктов. Вот именно в такие минуты ты чувствуешь, что жизнь прекрасна.

Я сижу на солнце, которое греет меня, дышу свежим морским бризом, пью хорошее вино, а рядом в нескольких шагах от меня спит красивая женщина, с которой я провел незабываемую ночь. Разве это не является пределом желаний некоторых мужчин? По большому счету это и есть цель всей жизни! Это свидетельство достатка, ведь не всякий может себе позволить жить на берегу моря в своем отеле, пить по утрам вино. Это свидетельство здоровья. Это свидетельство привлекательности. Да мало ли чего ещё можно выжать из этого жизненного эпизода..?

Мимо с черным мусорным пакетом и веником прошла уборщица – женщина, нанятая мной на летний период. Она поздоровалась, а я, не говоря ни слова, чтобы не разбудить Катю, кивнул ей в ответ. Поставив пустой бокал на столик, я закурил. Облако дыма окутало меня, повиснув сизой дымкой, которую через пару секунд растянул легкий ветерок.

Я не услышал, как на веранду вышла Катя, поэтому вздрогнул от неожиданности, когда она, тихонечко подойдя сзади, обняла меня за плечи. Девушка была только в одеяле, под которым пряталось восхитительное фигура.

– Здравствуй, милый.

– Доброе утро, Катенька.

– Какая прекрасная погода! – сказала она, выпрямившись и сделав глубокий вдох всей грудью.

– Да, лето! – согласился я.

– Который час?

– Четверть одиннадцатого, – сообщил я, посмотрев на свои часы.

– На завтрак опоздали? Я так голодна!

– Опоздали, но нам приготовят новый, – успокоил я её. Да, отсутствием аппетита Катя не страдала. Она ела хорошо, но это не сказывалось на ней. Такое бывает. Порой кто-то лишь попробует маленький кусочек и его разносит в разные стороны, а другой человек может съесть так много, что сомневаешься, не лопнет ли, но ни грамма не прибавит в своем весе. Говорят, что это хороший метаболизм. У молодой женщины он, видимо, был превосходным.

– Ты мой герой! – она поцеловала меня в щеку, благодаря за добрые вести о завтраке.

– Шторм утих. «Ты сегодня уезжаешь?» —насторожено спросил я.

– Нет. Если ты не против…

Я повернулся к ней лицом и внимательно посмотрел ей в глаза, пытаясь увидеть в них искорки лжи. Нет, она смотрела на меня прямо, не отводя взгляд в стороны.

– Я буду только рад, если ты останешься. И не на один день.

– Хорошо, я остаюсь. И не на один день – улыбнулась она и опять поцеловала меня.

– Правда? – все еще не верил я ее словам.

– Правда, дорогой. Но ты готов к тому, что к нам присоединится одна пара?

– В смысле?

– В отель заедут мои друзья. Здесь есть же еще свободные домики?

– Думаю, найдутся. А откуда ты знаешь, что они сюда приедут?

– Телепатия! – засмеялась Катя.

– Так и вправду твоя поездка на остров отменяется?!

– Правда. И правда, что к нам приедет пара – муж и жена. Вот только, возможно, они приедут не сегодня, а завтра. Я точно не знаю, когда. Но они точно приедут в ближайшее время.

– Хорошо, я буду рад им. Но больше я рад тому, что остаешься ты.

– Когда мы пойдем завтракать?

– Так одевайся.

– Бегу! – она быстро убежала в дом.

Я налил себе еще бокал вина, и стал ждать Катю. Признаться, я и сам был ужасно голоден. Ночь забрала у меня все силы и организм требовал их восстановления.

Через десять минут Катя была готова, мы пошли в ресторан. Время завтрака закончилось, но, сами понимаете, что не для хозяина отеля. Нам быстро накрыли стол. Повар пожарил яичницу с ветчиной, разогрел круассаны, сварил прекрасный кофе.

– А с тобой можно забыть о бытовых проблемах! – похвалила меня девушка, уплетая яичницу за обе щеки и запивая ее апельсиновым соком.

– Отметь себе это на будущее, – в шутку попросил я её.

– Когда у меня будет выбор между толпой женихов?

– Ага! Когда я затеряюсь в их толпе.

– Не беспокойся! Ты не затеряешься! Да и толпы никогда не будет.

– Ну-ну…

– Что мы будем сегодня делать?

– Всё, что ты пожелаешь!

– А мы можем и полежать на пляже, и куда-нибудь сходить?

– Мы можем всё!

После завтрака мы разошлись по своим домикам. Мне, как и Кате необходимо был привести себя в порядок. Побрившись, приняв душ, я почувствовал себя полным сил. До установленного нами времени встречи оставалось еще с полчаса, и я решил заняться текущими делами отеля. На ресепшен дежурила Маша. Она поприветствовала меня и вкратце рассказала, как обстояли дела. Всё шло неплохо. Гости съезжались и свободных номеров оставалось совсем немного. Вспомнив о том, что говорила Катя, я попросил Машу попридержать один номер.

– А как я пойму, что это именно те, кого Вы ждете? – спросила она.

– Полагаю они буду спрашивать о девушке из тринадцатого номера, – сказал я, спрогнозировав ситуацию.

– А! Эта странная особа!

– Почему странная? – удивился я, но попытался скрыть свой интерес за напускным безразличием.

– Она первый раз регистрировалась у меня. У нее не было паспорта, я ей предложила показать мне права, поскольку она приехала на машине, я видела. На фото она не очень-то похожа на себя, мне это показалось странным. Адрес прописки она явно назвала не свой, а взяла с потолка. Я потом для интереса проверяла. Нет такой улицы, ни говоря уже о номере дома. Не дала она и номер своего мобильного телефона, сказала, что не помнит. Потом, у нее нет, или она мне так сказала, никакой пластиковой карты. Поэтому залог пришлось брать наличными. Она везде расплачивается только наличными. В общем, я впервые сталкиваюсь с таким.

– Ну, Маша, вы работаете совсем недолго, поэтому у вас все еще впереди. А потом, лично я не вижу в том, что у человека нет мобильного, ничего странного. Он также может не взять с собой паспорт. Кроме того, он может захотеть скрыть свой настоящий адрес. И у нас пока не запрещено расплачиваться наличными деньгами.

– Да, – Маша пожала плечами, – но все-таки это нетипично.

– Ладно. Ты поняла насчет домика?

– Да.

– И еще, будут спрашивать, набери мне сразу же.

– Хорошо.

Я оставил Машу работать, а сам, не заходя больше домой (так как у меня все имелось с собой – полотенце, солнцезащитные очки, шлепки на ногах, плавки под шортами) направился к номеру тринадцать. Катя уже сидела на веранде и ждала, когда я зайду за ней. Заметив меня издалека, она помахала мне рукой, но не поднялась с кресла. Всего за пару часов воздух, остуженный за предыдущие дни дождями и холодным арктическим циклоном, быстро нагрелся. Солнце начало не на шутку припекать. Еще утром сидеть под его лучами было довольно приятно, но сейчас уже захотелось переместиться либо в тень, либо ближе к воде. Мне подумалось, что у моря будет комфортно и мы не зря решили сначала полежать на пляже.

Катя была одета только в купальник, на ней уже не было ни джинсов, ни рубашки. Рядом с ней лежало отельное белое полотенце. «Странно, что она купальник нашла», – подумал я. За все время нашего знакомства у неё так и не появились ни сумка, ни чемодан, в которых должны лежать вещи путешественника. Возможно, купальник был в машине, как и другие ее вещи, ведь не бывает так, что молодая женщина путешествует без вещей А как же куча косметики: помады, тени, расчески? Впрочем, я не видел, как Катя красилась, но она точно красилась. У нее были подведены глаза, нанесены легкие тени, а вчера вечером на губах алела помада. Что ж, видимо, я просто был не шибко наблюдателен.

Войдя на веранду, я обратил внимание на то, что на столе так и стоит почти пустая вчерашняя бутылка, а Катя потягивает из бокала ее остатки.

– Мы идем на пляж? – спросил я.

– Я готова, – Катя обвела взглядом свое полуголое тело. Она не была совсем уж бледной, но в последний раз загорала, видимо, давно. Вообще, тип её кожи был смуглым. Но когда человек долго не загорает его кожа бледнеет и уже трудно сказать какого она типа. Следовательно, Катя загорала не очень давно.

– Тогда идем!

Она поднялась, взяла полотенце и, поставив пустой бокал на столик, спустилась с веранды на дорожку. Пришлось ее догонять, после чего, и мы, не спеша, пошли на пляж.

Отдыхающие уже заняли добрую половину шезлонгов и зонтиков. Нам пришлось расположиться с краю пляжа, но нет худа без добра. Мы оказались вдалеке от кричащих детей, их родителей и музыкальных колонок, из которых выливалась на головы отдыхающих российская попса. Я подтащил два шезлонга к стоящему с краю зонту, мы положили на них свои полотенца и легли. Солнце, будто решив наверстать упущенное время, жарило так, что мы, сначала открытые его лучам, стали прятаться в тень зонта. Но в море пока идти мы не рискнули.

– Купаться пойдем? – спросил я.

– Сейчас? Нет. Попозже, хочу погреться сначала.

Шторм совсем утих, и гладь моря лишь изредка сменялась легкой, почти речной рябью. Шума набегающей волны, которая так нравится всем, не было. Иногда орали чайки, пролетая над нами по своим прожорливым делам. Некоторое время мы лежали молча, думая каждый о своем. Я, признаться, прикидывал размер налогов, которые выплачу за этот год. О чем думала Катя, сказать не могу. Но, видимо, о чем-то высоком, потому что вскоре спросила меня ни с того, ни с сего следующее:

– Милый, ты веришь в бога?

Я совершенно не был готов к такому вопросу. Сами понимаете, говорить о Нём всуе, после подсчета денег. Поэтому я не сразу нашел, что ей ответить.

– Да, – сказал я просто и без каких-либо пояснений.

– Традиционно?

– Что ты имеешь в виду?

– Ну, в соответствии с евангелием и всеми канонами?

– Хм… вера, это тонкая материя. Это скорее философская категория. Вера на закате античности, вера в средневековье, в эпоху возрождения и сегодняшняя вера в нашей современной жизни, – совершенно разные понятия. Человечество развивается, приобретает опыт и новые знания. Поэтому все каноны, предложенные теологами тогда, на заре христианства, порой неуместны сегодня. Возьми, к примеру, утверждение церкви о строении солнечной системы. И ведь они твердо верили сами и заставляли других верить в их видение мироздания, даже некоторых, особенно рьяных спорщиков сжигали. А что получилось в итоге? Те, кто были признаны еретиками, оказались правы. И что? Что изменилось в вере в бога? Ровным счетом ничего. Сами служители изменились и изменили свою религию. Сегодня они не смеют сказать, что солнце крутится вокруг земли. Но они продолжают утверждать другие принципы. А кто гарантирует, что не сегодня, завтра наука преподнесет новые открытия, которые перевернут их представления. Как тогда они изменят каноны? Но если возвратиться к твоему вопросу, то я верю, но с учетом своего взгляда на мир. Я верю в бога, верю в бессмертие души, верю в божий суд, верю в наказания за грехопадение. Но в то же время я верю и науке, которая, с моей точки зрения, не опровергает мою веру, а скорее расширяет ее, дополняя и порой укрепляя.

– То есть ты не совсем традиционно относишься к вере?

– Если ты об обрядах, то, скорее, да. Я довольно просто отношусь к ним. Могу посетить, могу не посещать. Посещаю, скорее, из любопытства, чем из внутренней необходимости, хотя мой знакомый священник, к примеру, необходимость причастия объясняет современными научными категориями. Я – больше толстовец. «Бог должен быть в душе человека» – вот мое убеждение. Посмотри кругом: сколько служителей в рясах исправно совершают все необходимые обряды, а насколько они верят в бога в душе? Верят ли они в бога, когда торгуют алкоголем и табаком? Верят ли, боятся ли всевышнего, когда разъезжают на «мерседесах», живут во дворцах, носят часы стоимостью в десятки тысяч евро?! Разве от настоящей веры строятся золотые храмы, в которые приходят нищие? Причем нищие не духом, а нищие в прямом смысле этого слова. Но все это люди. А люди грешны. Они рождаются в грехе. Знаешь, я много и долго могу говорить на тему веры. Но мне кажется, сейчас не время и не место. Давай придадимся мирским утехам, ублажению бренного тела, а не бессмертной души! Посмотри, как вокруг хорошо! Плещется море, которое еще вчера было серым, мрачным и суровым, а сегодня оно совсем другое – лазурное, теплое и чистое. Опусти ногу, и ты почувствуешь тепло прогретого песка. Воздух наполнен ароматом соли, все еще цветущих трав. Ведь все это создано божественной силой, а не дьявольскими проделками. А раз это создано, мы здесь живем, то мы просто обязаны этим пользоваться и восхищаться! Мы обязаны благодарить Господа за эти подарки!

– А ты не хочешь поинтересоваться, как я отношусь к вере? – спросила моя собеседница.

– Я смотрю у тебя сейчас настроение пофилософствовать. Давай я попробую угадать.

– Попробуй.

– Только без обид!

– Обещаю.

– Я думаю, что ты не веришь в бога, только в чёрта. Раньше верила, но в последние годы жизнь заставила тебя разочароваться в нём и в вере в него. И, наверное, это не только из-за твоего горя. Все беды, и несчастья, случившиеся в твоей жизни наложились, как в детской игрушке пирамидка. Знаешь, на палку надевают блинчики разного диаметра.

– …по сути ты прав…

– Давай оставим эту тему!

Я сел на шезлонге и посмотрел на лежащую передо мной Катю. Она грустно смотрела в даль. Заметив мой пристальный взгляд, она тоже села.

– Ты собрался поплавать?

– Да. Ты не хочешь со мной?

Она встала и, не дожидаясь меня, не оглядываясь, пошла к морю, черпая горячий песок пальцами ног. Я тоже встал и на минуту задержался, любуясь ее грациозностью и идеальными формами, что подобно искусному скульптору создала сама природа. Потом во мне проснулось ребячество. Я побежал, обогнал девушку, схватил ее за руку и потащил за собой. Мое веселье мгновенно передалось и ей, словно она только этого и ждала. Катя весело взвизгнула, и мы уже вдвоем помчались по воде, быстро углубляясь, и вскоре одновременно нырнули, ощутив мочками ушей прохладу морской пучины.

Глава 5

– Так называемая глобализация, кризис мировой экономики усиливают и без них существующую несправедливость в нашем обществе. Неравенство, возникшее после краха СССР поляризует наш народ, монополизм всяких там РАО уничтожает конкуренцию и лишает возможности прогресса, уровень жизни людей резко снижается в течение жизни нашего поколения, а так широко разрекламированный «средний класс» размывается и беднеет, если он вообще существовал. Социальные гарантии отменяются. Даже в экономически успешных европейских странах вместо «креативного класса», с которым связывались надежды, появился и растет новый слой, лишенный всякой уверенности в завтрашнем дне и жизненных перспектив. Они и станет могильщиком современного общества! Капитализм, к которому мы стремились двадцать с лишним лет назад, исчерпал себя и находится в тупике! Впрочем, я думаю, что его и не было в понимании Маркса. У нас, пожалуй, государственный феодализм! Всё больше появляется левых партий, но отчего-то они сразу же превращаются в патриотические. Если раньше они боролись со своими угнетателями, то сегодня начинают бороться за мифическое отечество. Возьмем Грецию, Испанию, Латинскую Америку: их успехи на местном уровне не сопровождается значимыми успехами в национальной политике. Если они приходят к власти, то, скорее, как патриоты, чем как левые, а если и как левые, то они не могут построить новое общество, они довольствуются лишь смягчением пороков капитализма.

Передо мной за столиком, уставленным всякими общепитовскими закусками, сидел мужчина лет тридцати пяти – сорока. По внешнему виду точно определить его возраст у меня не получалось. Жизнь, видимо, его была несладкой. Вместо волос, которые в его возрасте еще должны расти на голове, у него сияла гладкая и отражающая свет лысина. По всей вероятности, его тело обладало большой силой, но уже сформировавшийся живот сводил на нет все спортивные притязания моего собеседника. Руки у него были крупные и сильные, не в пример моим. Одет он был просто и без изысков. Звали мужчину Иван. Он был то ли мужем, то ли просто другом Елены, женщины лет тридцати, но тоже уже отцветшей и уставшей. Эти двое оказались теми самыми знакомыми Кати, которые должны были приехать к ней и которых мы ждали.

Так получилось, что звонок Маши застал меня и Катю, собиравшихся идти на развалины города Боспорского царства. Эти руины находились в двух километрах от отеля вдоль берега.

После пляжа, немного покрасневшие и соленые, мы пообедали в ресторане и разошлись по своим домикам отдохнуть и приготовиться к осмотру исторических камней. Однако уже минут через десять я ужасно соскучился по Кате. Делать в одиночестве было нечего и я, одевшись уже для прогулки, отправился в домик номер тринадцать.

Катя открыла мне дверь, прикрывшись банным полотенцем. Её волосы были убраны в чалму из другого полотенца. Я невольно обратил внимание, что она смыла косметику, но, в отличие от лиц других женщин, ее лик от этого не стало менее привлекательным, глаза не уменьшились и не стали менее выразительными, а губы не изменили своей формы и по-прежнему звали к поцелуям.

– Я не ждала тебя! Что случилось?! – удивилась и насторожилась она.

– Ничего. Просто мне стало скучно и захотелось к тебе. Можно войти?

– Заходи, – Катя отворила дверь по шире так, чтоб я смог войти. – Но я еще не готова.

– Ну, и хорошо, я полюбуюсь тобой, – сказал я, проходя в комнату и садясь в кресло.

– Хочешь полюбоваться? – она подошла ко мне и, раздвинув ноги села мне на коленки. – А ещё чего-нибудь ты не хочешь?

Мокрая красавица будоражаще посмотрела мне в глаза и размотала полотенце, которое свалилось на пол. Её губы впились в мои. Я мгновенно захотел все забыть и накинуться на нее. Схватив девушку, я бросил ее на кровать. Через секунду я и сам оказался таким же беззащитным, как и она. Мы слились в единое целое. Катя стонала и смеялась, а я летал на седьмом небе от несказанного удовольствия истинной любви.

– С тобой надо быть настороже… – выдохнула Катя через полчаса.

– Да, ты уж пожалуйста поаккуратней со своим телом, – согласился я, задыхаясь от сбившегося дыхания. Мы лежали на кровати ничем не прикрытые, разбросав руки и ноги в разные стороны.

– Так мы всё ещё собираемся идти на прогулку? – спросила она.

– Если ты не передумала.

– Я – нет.

Потом она снова ушла в душ. Ну а я лежал на спине и смотрел в потолок. Мне было хорошо. Какое-то спокойствие, умиротворение и удовлетворение, которое бывает, когда достигаешь цели, овладели мной. Я слышал, как за стенкой шумела вода, вырывающаяся из десятка маленьких дырочек, как за открытым окном кто-то разговаривает, идя по дорожке и шурша ею. Мое благостное состояние прервал звонок. Звонила Маша. Она и сообщила, что те, кого мы ждали приехали. Мужчина и женщина спрашивают Катю. Я поблагодарил своего администратора, напомнил ей о забронированном домике и попросил сказать, в каком номере проживает Катя.

– Катя, – крикнул я, стараясь перекричать шум воды, но она меня не услышала. Тогда я подошел к самой двери. – Катя! Приехали твои знакомые!

– Какие? – отозвалась она, прикрутив воду.

– Ну, те, которых ты ждала.

– А откуда ты знаешь?

– Я всё знаю. Скоро они придут сюда.

– Хорошо. Я сейчас выйду.

Пока она вытиралась, я оделся, принимать душ времени уже не было. Я подумал, что встретить друзей Кати, выйдя из её душа, будет верхом неприличия.

– Ты не пойдешь туда? – спросила девушка, выйдя из ванной и указывая на нее рукой.

– Нет. Хочу, чтоб твой запах был на мне.

– Ну-ну, – улыбнулась Катя. – Так откуда ты знаешь, что они приехали?

– Мне позвонили с ресепшен. Администратор сказала, что они спрашивали тебя и она им назвала твой номер.

– Ясно. Ты останешься со мной?

– А ты хочешь этого?

Катя посмотрела на меня с укором, но ничего не сказала. Я остался. Её друзья постучались минут через десять. Они буквально ввалились в комнату с большой сумкой. Катя представила меня очень просто, по имени, никаких пояснений по поводу нашего знакомства она не сделала. Я пожал руку Ивану и слегка сжал ручонку Елены. Так мы и познакомились.

Отчего-то с их появлением мне стало не очень комфортно в комнате, но я не пытался показывать виду. Иван оказался человеком громким, суетливым и бесцеремонным. Он сразу, без обиняков предложил выпить. На мои слова, что у нас пока ничего выпить нет, он, что-то бурча себе под нос, полез в сумку и стал вытаскивать оттуда бутылку водки, различные упаковки нарезки колбас, сыров, баночки с соленьями, хлеб, короче все то, что требуется при походном застолье.

– Всё свое вожу с собой! – заключил Иван, выложив на столик последнюю закуску – баночку с каким-то салатом.

– Однако, – удивился я.

– Да, Александр, мы путешественники должны всё иметь под рукой. Ну, что сообразим?!

– Видимо, придется, – вздохнул я.

– Э, я смотрю он у тебя не пьющий! – обратился Иван к Кате.

– Малопьющий, – поправила она, посмотрев мне в глаза умоляющим взглядом.

– Что ж, выпить хорошее дела, – сказал я спокойным тоном, ответив тем самым Катиному взгляду.

Через полчаса застолья мы все уже были в легком хмелю. И, как водится, политика стала основной темой разговора. Женщины приутихли и тихонько болтали о чем-то своем. Иван же оседлал, видимо, своего конька – политику. Оказалось, что он неплохо разбирается в ней. Его язык был хорошо подвешен, он легко рассуждал и стройно излагал свои мысли.

– Вот как ты живешь? Тебе нравится? – спросил Иван, сразу же переходя в наступление.

– Ну, наверное, нравится только дуракам. Нормальному человеку всегда что-нибудь, да не нравится. Всегда должна быть цель, к которой он должен стремиться.

– То есть в целом всё хорошо и только надо улучшать положение экономики, политических свобод?

– Нет, я такого не говорил.

– Так скажи, как тебе живется в этой стране. Всё ли тебя устраивает, поддерживаешь ли ты наше дорогое правительство?

– Послушай, Иван, мне кажется, что это не тема для пьяного разговора…

– Да что ты?! А по трезвому ты осмелишься об этом говорить?!

– С другом, да…

– Ну, скажи хотя бы в двух словах, как ты относишься ко всему, что происходит вокруг, – не унимался Иван.