Записки театрального ребенка

В Джамбуле тепло

Больше всего в южном Казахстане меня радовал климат. Вернее, смена сезонов. Она происходила настолько быстро, что ты даже не успевал поворчать на гадкую погоду.

Самым снежным месяцем был февраль. Мы успевали вдоволь накататься на санках и даже на коньках. Возле нашего дома была дорога, по которой изредка проезжали автомобили. Они хорошо укатывали снег, по которому можно было кататься на коньках.

Снег лежал до конца февраля. Но уже к восьмому марта его не было, и люди привозили из гор первые подснежники и чуть позже тюльпаны. К концу марта пышно цвел урюк. Деревья были похожи на красивые огромные розовые шары. В апреле появлялась листва на деревьях. А во второй половине мая наступало лето, и можно было купаться. Лето было длинным предлинным. Вплоть до середины сентября. Затем наступала красивая сухая осень, с желтыми и красными листьями. Погода хмурилась лишь во второй половине ноября, а в начале декабря ложился снег, и наступала зима.

Весной мы переехали в другой дом, в актерское общежитие. Это была четырехкомнатная квартира, в которой у нас была одна комната. Я быстро нашла себе во дворе подруг, и мы с утра до вечера играли на улице.

В начале лета мы с мамой уехали с театром на гастроли и вернулись где-то в середине июля. Наступило мое первое дворовое лето. Оно оказалось весьма занятным. Мы с подружками бегали по двору исключительно в трусах. Другой одежды не требовалось.

С годами я поняла, что такое счастливое детство. Оно у всех счастливое. Ну, может трудным оно могло быть, разве что во время войны. А так, легкое и беззаботное. Это родители ломают голову, во что тебя одеть и чем накормить. Главная забота ребенка – чем себя занять? И занятий мы себе находили массу.

Мы лазали по деревьям, играли с мальчишками в догоняшки, в прятки, в войнушку. Если становилось жарко, можно было плюхнуться в арык с водой. Благо сеть арыков опутывала весь город и каждый дом в микрорайоне. Искупавшись, загорали на горячем асфальте и вновь куда-то бежали.

– Айда задетдом! – раздавался клич и все с улюлюканьем и криками апачей мчались за дом.

Я думаю, что выражение «задетдом» образовалась от словосочетания «сзади дома», которое слилось в понятное всем детям обозначение территории.

Там росло много деревьев и раскидистый тутовник. На нем удобно было строить себе домики из картонных коробок, которые всегда можно было найти около магазинов. Возле нашего дома их было три. Перед ними была приличная заасфальтированная площадка, на ней мы любили играть в «краски».

– Я монах в синих штанах, в красной рубашке, в сопливой фуражке – кричал водящий.

Ведущий у него спрашивал:

– Зачем пришел?

– За краской.

– За какой?

И водящий называл любую краску. Все участники до этого загадывали себе цвета. И если монах угадывал, «краска» срывалась с места и убегала. Если ее догоняли, то уже монахом становилась она.

Или играли в «цветы». Каждый загадывал себе цветок. Нужно было четко запомнить, что кто загадал. Ведущий начинал:

– Я садовником родился. Не на шутку рассердился, все цветы мне надоели, кроме розы.

– Ой, – отвечала быстро Роза.

– Что с тобой?

– Влюблена.

– В кого?

– В Ромашку.

Тут уже Ромашка должна была быстро ойкнуть и назвать другой цветок. Если у кого-то тормозила соображалка, то он становился садовником, и игра начиналась сначала.

Возле магазинов частники каждый день разворачивали торговлю арбузами. К вечеру всегда у них оставался какой-то неликвид. Или покупателям не нравился замятый арбузный бок или он оказывался надтреснутым. Такой непроданный товар отдавали нам. С победным кличем и добычей все мчались «задетдом».

Там у нас был жертвенный камень. Он чем-то напоминал пирамиду с острой вершиной. Об нее арбуз раскалывали на огромные куски и все с удовольствием лопали. По животам стекал розовый сок. А вся территория вокруг камня была усыпана арбузными косточками.

Прикончив арбуз, мы мчались окунуться в арык. И снова бежали играть на площадку у магазинов.

Вечером все собирались на лавочке и рассказывали в темноте страшные истории. При этом все дружно хохотали и корчили рожицы, изображая мнимый страх. Сидели до глубокой темноты бархатной южной ночи пока с балконов не начинали раздаваться трели:

– Таня, домой!

– Света, домой!

– Нина, домой!

– Лена, домой

Моя мама тоже звала меня с балкона. Желая похохмить, она намеренно кричала противным визгливым тоненьким голосочком:

– Ваааряяя, домой!

Я не могла выдержать такого позора и быстро мчалась домой, чтобы в очередной раз выговорить маме.

– Прекрати меня звать таким противным голосом, – кричала я отчаянно, – Надо мной все смеются.

– Зато это самый эффективный способ быстро загнать тебя в квартиру, – парировала мама. – Марш в ванну!

Я терпеть не могла эту противную, на мой взгляд, процедуру отмывания. С меня стягивали грязно-серого цвета трусы, бывшие утром белоснежно чистыми. И макали в воду.

А утром начинался новый интересный день.

Зоопарк

Как-то раз днем во двор прибежали мальчишки и сообщили нам сногсшибательную новость.

– Там, за микрашом зоопарк привезли! – тараторили они наперебой. – Мы туда лазали, там такой забор из прутьев, но пролезть легкотня.

«Микраш» это наш микрорайон. Родители не разрешали даже со двора уходить. А уж уйти далеко за территорию микраша было страшным преступлением.

Но мальчишки в красках так расписывали увиденное, что мы решились отправиться в поход. Спрашивать разрешения у родителей было явно бесполезным делом. Все равно, ни за что бы, не отпустили.

– Мы быстренько сбегаем, – решили мы коллегиально, – Глянем одним глазком и сразу же вернемся. Никто и не заметит.

И наша дружная ватага рванула в сторону зоопарка.

Пролезть сквозь прутья было и, правда, пустяшным делом. Мы очутились на поляне, со всех сторон уставленной клетками. Я первый раз в жизни видела такое количество живых дикобразов, лисиц, волков, хищных птиц, крокодилов, змей и прочей живности. Они находились от посетителей буквально в двух шагах. И всех можно было подробно рассмотреть.

Как завороженные мы ходили вдоль клеток, установленных в два яруса. Но главное впечатление нас ждало впереди. На середину поляны в отгороженный вольер привели откуда-то из подсобных помещений огромного слона. Ему кинули охапку сена, поставили корзину с какими-то овощами и фруктами и принесли два ведра воды.

Слон сразу же опустил свой хобот в одно ведро и с шумом начал втягивать в себя воду. Оно вмиг опустело. Такая же процедура постигла и второе ведро. Наконец, слон принялся за трапезу. Он забавно подхватывал из корзины каким-то пальцем на кончике хобота яблоко или грушу и ловко закидывал себе в огромный открытый рот со свисающей вниз длинной губой.

Дети радостно визжали и смеялись. Потом слон как-то странно потоптался. И, вдруг, откуда-то из-под хвоста с огромным напором полилась струя. Она распадалась на множество тяжелых капель, которые падая в толстый слой пыли, взрывались маленькими фонтанчиками. Очень быстро образовалась внушительная лужа. Радости малышни не было предела.

Домой мы мчались рысью. Начало смеркаться. Во дворе стояли кучкой наши родители и выпытывали что-то у мальчишек.

– Где вы были? Где?!! Мы уже весь микрорайон обежали – наперебой орали на нас мамы и чей-то папа.

– Мы… мы… в зоопарк ходили, – тихонечко мямлили мы.

Родители, ругаясь и отвешивая кому-то шлепки, расхватали нас и потащили по домам.

– Мама! Мама! – буквально захлебываясь своими эмоциями, спешила я поделиться своими впечатлениями, – Там так интересно, там такой огромный слон написал вооот такую лужу, мама! А змея, змея, она вот прям такая же, как ты! – сказала я и, через небольшую паузу, уточнила, – Такого же метра!

Мама рассмеялась, и желание меня наказывать у нее моментально пропало.

Хома

Первый хомяк у нас появился еще в Томске. Кто-то из театральных, видимо желая избавиться от скотинки, подарил его нам. Хомяка назвали Хома. Он жил у нас в трехлитровой банке.

У меня появился негласный ритуал. Сидя на горшке, посреди комнаты, я просила маму:

– Дай мне хомочку подельжать!

Мама доставала хомяка и давала мне. Хома так и норовил выкарабкаться из моих детских ручек. Поэтому я его сжимала покрепче. Наблюдая за этой борьбой, мама наконец, не выдерживала:

– Варя, ну зачем ты его так терзаешь? Давай вернем его в банку.

Собственно, на этом ритуал каждый раз и заканчивался. Хомяку было тесно в банке, и он стремился наружу. Вставал на задние лапки и быстро-быстро греб передними в надежде, что сумеет вскарабкаться. Но, они лишь скользили по стеклу.

Однажды, долго наблюдая за этой картиной, я сделал вывод:

– Мама, смотли, как тельзает, как тельзает.

В моем понимании слово «терзать» означало вынимать Хому из банки. Куда он потом делся, я не помню. Видимо тоже кому-то отдали.

В Джамбуле первым моим живым уличным трофеем была черепаха. Как-то летом мы играли в прятки на огромных газонах из клевера. Они окружали расположенный рядом с домом кинотеатр. Играть было забавно. Пока водящий считал:

– Раз! Два! Три! Четыре! Пять! Я иду искать!

Нужно было отбежать подальше, рухнуть в траву и замереть. Бухнулась я как-то в траву, лежу. Вдруг рядом что-то зашевелилось. Я подумала, что это змея, и вскочила. Лучше быть обнаруженной и потом водить, чем оказаться укушенной.

Приглядевшись внимательно, я увидела, что это черепаха. Видимо какой-то «очень добрый» человек выбросил ее, как надоевшую игрушку. Игра тут же была закончена, и я с гордым видом, прижимая черепаху к груди, двинула домой.

– Мама, я черепаху нашла! – крикнула я с порога. – Ее кто-то выбросил в клевер, а я нашла. Она же не выживет на газоне зимой, можно она будет жить у нас?

– Надо же какая Тортилла, – мама погладила черепаху пальчиком по панцирю. – Да, пусть живет, только ты будешь за ней ухаживать.

– Конечно, буду, – я даже подпрыгнула от радости. – Подержи-ка ее, я сгоняю на помойку за коробкой. И мои сандалики быстро застучали по ступенькам.

В нашей четырехкомнатной актерской общаге почему-то надолго другие жильцы не приживались. И часто остальные комнаты пустовали. В соседней такой же общаге – тоже четырехкомнатной квартире, в нашем же доме, но в другом подъезде, всегда было битком, а у нас нет. Маме разрешили занять вторую комнату. И у меня появился свой законный отдельный угол.

Мама никогда не препятствовала моему желанию заводить животных. Поэтому вся найденная на улице живность в итоге оказывалась у нас. Помню, как-то раз, мы нашли во дворе щенка, и я торжественно принесла его домой. Но жил Тимка у нас до первых гастролей. Взять его к себе на лето согласилась театральный парикмахер, тетя Наташа. Она жила с пожилой мамой, и та с удовольствием приютила Тимку. А в итоге так к нему привязалась, что, когда мы вернулись, отдавать назад отказалась наотрез.

Летом я таскала домой воробьев, которые, толком не научившись летать, падали из гнезд. Пришлось в зоомагазине купить металлическую клетку для птиц. Мама даже научилась их выкармливать. Она брала половинку яичной скорлупы с оставшейся плёночкой, наливала в него воду, и капельками, стекающими по плёночке, поила пернатых. Через неделю воробышки крепли и упархивали прямо с балкона.

Как-то раз я принесла ворону, ее видимо хорошенько потрепала кошка. Несчастную птицу выходили и тоже благополучно отправили на волю.

А однажды мы во дворе нашли белого хомяка. После долгих препирательств, хомяк достался мне. Я принесла его домой и посадила в птичью клетку. Поздно вечером вернулась со спектакля мама и легла спать.

Она проснулась от какого-то дребезжания. Звенело довольно громко. Мама встала, включила свет и обнаружила, что это хомяк отчаянно грызет алюминиевые прутья клетки. Не зная, что с этим делать, а спать-то хотелось, она не придумала ничего лучше, чем просто отпустить хомяка гулять по комнате.

Примерно через час в комнате послышалось громкое хрумканье. Маме пришлось снова встать. Оказалось, что хомяк нашел щелку между полом и плинтусом у балкона, залез в нее, и начал грызть древесно-стружечную плиту, которая лежала под линолеумом. Мама попыталась вытащить оттуда хомяка, но он ее от души тяпнул за палец, отстаивая свое новое жилище.

Спать хотелось невыносимо, но это методичное «хр-хр-хр» этого не позволяло. Рядом с балконом на столике стояла брызгалка для белья при глажке, и мама, недолго думая, решила отомстить «гаду». Она, от души попрыскала в норку водой.

Хомяк притих. Подождав еще немного, мама наконец легла и заснула. Примерно через час, обсохнув и приведя свою шубку в порядок, оккупант вновь начал расширять пространство с удвоенной энергией.

Полусонная мама снова побрызгала в норку водой. Так ей пришлось вскакивать всю ночь. Утром, проснувшись, она накинулась на меня:

– Немедленно уноси эту тварь! – рявкнула мама и рассказала про свои ночные мытарства.

Днем она уехала на репетицию, а я стала думать, как же выманить хомяка из уже довольно глубокой норы. Палец не сунешь – кусается. Я сгоняла на кухню, принесла кусочек печенюшки, положила возле норки и стала ждать. Не тут-то было. Хомяк, видимо, предпочитал помереть от голода, нежели лишиться своего нового дома.

Наконец, я придумала. Взяла большую ложку и быстренько выковырнула испуганного хомяка наружу. Схватив его, я побежала к Ленке, которая вечером тоже отстаивала свои права на него, и вроде даже всплакнула.

– На, держи! – сказала я ей, когда Ленка открыла мне дверь, – Забирай, мне не разрешили!

Гастроли

Летом мама не смогла меня отправить как раньше, к бабушке, и решила взять с собой на гастроли. Так, кстати, делали многие актрисы в театре.

Мы стали собирать вещи. Видя, как мама пакует чемодан, я тоже решила взять с собой самое необходимое.

– Много не бери, – сказала мама, – А то не утащим.

Я сидела на полу и перебирала свои сокровища. Большие игрушки брать нельзя, а маленьких у меня особенно и не было. Я разложила на полу большой носовой платок и стала на него складывать: маленький пупсик-голыш, пять разноцветных фантиков от конфет, три круглых значка, карандаши и пузырек из-под духов. Немного поразмыслив, положила сверху пластмассовый танк и завязала концы платка узелком.

– Все, – выдохнула я. И про себя подумала: «Синий автомат я сразу повешу на шею»

Мама покосилась на мой узелок и тихонько захихикала.

– Так и пойдешь с узелком? – мама заталкивала вглубь себя смех. – Крестьянская девушка Варвара. Давай пожитки, положу в чемодан, так и быть.

Встали мы очень рано, было еще темно. За нами заехал театральный автобус. В нем уже сидела часть актеров, остальных забирали по дороге. Мы приехали на железнодорожный вокзал. Пахло железом, углем и креозотом. Актеры с сумками и чемоданами стояли на перроне, и я с любопытством всех разглядывала.

Вдруг я увидела, что одна из актрис держит за руки мальчишек примерно моего возраста. Они как две капли воды были похожи друг на друга.

– Это близнецы, – тихо сказала мне мама, – Федя и Ваня. Думаю, вы подружитесь.

Наконец, подошел поезд, все быстро погрузились, и мы поехали. Первым городом был Павлодар. Нас поселили в огромной высотной гостинице с лифтом. В коридорах везде лежали красные ковровые дорожки. А двери все были одинакового светло-коричневого цвета.

Оценив достоинства гостиницы, мы с мамой решили прогуляться и посмотреть город. Перед выходом я попыталась оказать сопротивление, чтобы не надевать платье, а идти привычно в трусах. Но, мама меня тут же осадила:

– Это незнакомый город. Даже центр города. Ты же в театр со мной в трусах не приезжаешь? Надевай платье, и никаких гвоздей!

Мы спустились вниз и вышли на улицу. Перед гостиницей находился небольшой фонтан. Он не работал, но в его чаше была вода, и там плескались какие-то мальчишки. «Везет же, – подумала я, – Но, ничего, мы только приехали»

Мы бродили по зеленому ухоженному городу, везде были цветочные клумбы и много-много красивых фонтанов. Перекусив в блинной, вышли на улицу. Рядом с кафешкой оказался кондитерский магазин, в его витрине были выставлены огромные красивые торты. Мы остановились ими полюбоваться.

– Т.. о… то… ррр…. т…ы…рты, – читала я по слогам, – О, мама, торты!

– Молодец, – ответила мама, – Читай дальше.

– На… з.. а.. за.. ка.. з, – продолжила я, – На зака..З! А что это такое?

– Это значит торты на заказ, – сказала мама, – Тут принимают заявки от людей и делают специально кому-то к праздникам.

В витрине красовались двух и трехъярусные торты, украшенные розами и узорами из крема. Вдруг я увидела ежика, сделанного из крема серого цвета, с бисквитной коричневой мордочкой и черными глазками.

– Ой, мам, смотри, ежик! – обрадовалась я.

– Надо же, правда ежик, – ответила мама. – Торт-ежик.

На площади у памятника Ленину фотографировались молодожены. Пар было несколько. Все невесты в пышных белых платьях и фатах. Я дернула маму за руку, чтобы она остановилась. Невесты, женихи и гости улыбались. В руках у женщин были яркие букеты цветов.

– Я тоже хочу быть невестой, – прошептала я.

– Да будешь, когда вырастешь, – улыбнулась мама.

Мы пошли в сторону гостиницы. Было жарко. Проходя мимо очередного фонтана, я взмолилась:

– Мамочка, ну можно я хотя бы ножки помочу.

– Ладно, давай, – сдалась мама и расстегнула мне пуговку сзади на платье. – Ныряй, Маугли.

Быстро стянув с себя ненавистное одеянье и сняв сандалии, я метнулась к фонтану. Холодные струи сперва обожгли тело, но я легла вниз и поползла вперед на руках, изображая, что плыву.

Выбравшись из фонтана, платье напяливать было уже без надобности. Надев лишь сандалии, я гордо вышагивала впереди мамы, потряхивая мокрыми кудряшками.

– Хорошо сложена – бросила вслед какая-то старушка.

Я повернула голову и стала пытаться на ходу разглядеть себя сзади. Мама улыбалась. Возле гостиницы я остановилась и спросила умоляюще:

– А можно и мне в фонтан?

– Валяй, – махнула рукой мама.

Я залезла в чашу фонтана. Она была в виде обычного прямоугольного небольшого бассейна. Воды было по колено. И она была гораздо теплее, чем в работающем фонтане. Кругом плескались и брызгались мальчишки. Минут через пятнадцать, вдоволь набарахтавшись, я вылезла, и мы пошли в свой номер.

Мама стала разбирать чемодан. А я мучительно думать, как же мне превратиться в невесту?

– Мама, а это что? – спросила я, увидев, как та вынимает из чемодана, какой-то белый, плотно прошитый прямоугольник с множеством тесемочек.

– Это утяжка, – ответила мама, – Чтобы грудь утягивать, когда играешь мальчиков.

– А можно мне померить? – спросила я.

– Зачем? – засмеялась мама, – Что, тебе-то там утягивать?

– Мамочка, ты не понимаешь, – затараторила я. – Если это надеть вот сюда наверх, а вниз завязать вон то, белое полотенце, получится платье невесты! Вот только фату бы придумать.

– Ну, фату при желании можно сделать из марли, – улыбалась мама. Она всегда с собой возила марлю, чтобы не прожечь утюгом одежду.

Собрав одну сторону куска марли, мы завязали ее узлом, получилась настоящая фата, я тут же напялила ее утяжку и полотенце.

– Ну, точно невеста, – улыбалась мама. – А жених тогда кто?

Я подумала немного и выпалила:

– А женихом будет Федя! Ну, или Ваня! Мы закажем торт Ежик и будем праздновать свадьбу!

На следующий день я гордо расхаживала по гостинице в наряде невесты. По такому случаю, даже не пошла купаться в фонтане. Дежурные по этажам и постояльцы гостиницы с удивлением на меня поглядывали. И все почему-то улыбались.

В коридоре я подкараулила Федю и Ваню, которых мать вытащила из фонтана.

– Будешь моим женихом? – притиснула я Федю к стенке.

– Не знаю.. – пролепетал Федя, не понимая, что это такое ему предлагают.

– А бы будешь моим женихом? – придвинулась я к Ване.

Тот только моргал пушистыми ресницами и молчал.

– Ну, думайте тогда, – отрезала я и пошла дальше гордо по коридору.

На следующий день, более смелый по сравнению с братом, Федя дал мне ответ:

– Не будем мы на тебе пожениться! Мама сказала, что нам еще рано пожениться!

Я пошла в свой номер и все рассказала маме.

– Не расстраивайся, – утешила она, – Будет у тебя в жизни еще куча женихов.

Как ни странно, я даже не всплакнула. Просто больше быть невестой мне не хотелось. Я сняла «невестинский» наряд и отправилась купаться в фонтане.

Гастроли в Павлодаре закончились. Мы грузились в автобус. Из распахнутых окон выглядывали дежурные по этажам. Все улыбались, махали руками и кричали:

– До свидания, Варварушка, невестушка ты наша, счастливого пути!

Следующим городом была Караганда. Там я капитально задружилась с братьями-близнецами. Спектакли играли на разных площадках. Первой был какой-то Дворец культуры. Там стояли огромные кадки с фикусами и пальмами. Поверхность земли была засыпана гравием и на нем лежали разноцветные стеклянные камушки. Пока шел спектакль, я сидела в фойе и перебирала эти странные гладкие, почти что круглые и прозрачные стекляшки. И размышляла, натуральные они или сделаны специально. В фойе просочились братья.

– Знаешь, что мы нашли? – заговорщически спросил меня Федя.

– Что? – ответила я.

– Пошли, покажем, – предложил Федя.

Рядом с Дворцом за деревянным забором находилась полузаброшенная стройка. Отодвинув одну из досок, мы проникли туда. Посередине стройплощадки располагался неглубокий котлован. Он был заполнен водой, а вокруг были огромные лужи. Мы подошли поближе.

– Смотри, – почти шепотом сказал Федя.

В воде плавали какие-то червячки, с дергающимися хвостиками.

– Это головастики, – пояснил Федя. – А вон там есть и лягушата.

Прокладывая себе путь с помощью досок, мы подошли к котловану. Там действительно, плавали симпатичные лягушата, маленькие, длиной, наверное, с мизинчик. Но настоящие. Они смешно отталкивались в воде своими лапками.

– Руками не поймаешь, в воду можно свалиться, – деловито сказал Федя.

– Нужен сачок – впервые открыл рот Ваня.

– Я знаю, что делать! – радостно сказала я и помчалась в сторону Дома культуры. – Поищите пока проволоку.

Я прибежала в гримерную. Там никого не было. Схватив с гладильной доски марлю, я отрезала ножницами от нее небольшую полосу. «Думаю, не заметят» – пронеслось в моей голове. И помчалась обратно к братьям.

Мы, как могли, соорудили из проволоки и куска марли сачок, и стали ловить лягушат. Это оказалось непростой охотой. Лягушата были такими проворными, что моментально умудрялись удрать от сачка.

– Не поймаем, – сокрушался Ваня.

– А если поймаем, куда их девать то? Без воды враз усохнут, – добавил Федя.

Решили идти искать подходящую тару.

– Надо найти помойку, – поделилась я своим опытом дворовой жизни.

Дворец находился на каком-то пустыре. Помойки поблизости было не видно. Обойдя здание по периметру, желанная свалка нашлась. Братьям удалось найти пол-литровую банку, а мне маленькую из-под майонеза. И довольная троица вновь двинулась к котловану.

Лягушата упорно не желали быть пойманными. Как мы не старались их шугать с одной стороны и загонять на ловца с сачком, ничего не получалось.

– Федя! Ваня! Вы где? – услышали мы крик мамы близнецов.

Спектакль закончился. И нас уже искали. Братья побросали инвентарь и побежали к выходу.

– Эх, не получилось, – досадно вздохнула я.

И тут вдруг из травы прямо на меня выскочила довольно большая лягушка. В три прыжка я ее настигла, схватила, сунула в баночку, зачерпнула из лужи водички, чтобы «не усохла» и помчалась с добычей к маме.

– Вот, смотри, – с чувством победителя, гордо сказала я и протянула маме лягушку.

– Зачем она тебе? Погибнет же! – устало отмахнулась мама.

– Не погибнет! – ничем не аргументировав, ответила я.

Мы поехали обедать в какую-то городскую столовую. Посадив меня за столик, мама отправилась с подносом к стойке раздачи еды. Я достала баночку, поставила ее на стол и стала рассматривать лягушку. Она выпученными глазами смотрела на меня из-за стекла.

– Ты с ума сошла, – услышала я вдруг над ухом шипение мамы, – Быстро убери ее со стола. А то еще стошнит кого-нибудь.

Честно говоря, я не понимала, почему от вида такой милой лягушечки кого-то может стошнить. Но послушно убрала банку в сумку.

В номере не нашлось для лягушки никакой подходящей емкости, кроме массивной пепельницы, которая стояла на столе. Я налила в нее воду, положила лягушку и стала наблюдать. Лягушка лишь изредка подергивала одной лапкой.

– Не мучай лягушку, – сказала мама, – Она же умрет.

Ждать смерти бедной пучеглазки как-то не хотелось. Пришлось спуститься вниз и выпустить ее в лужу у гостиницы.