Глава 5
Пальто гардеробщик ей всё-таки выдал, хотя поначалу и не хотел. Оказалось, свой номерок она-таки забыла у Филиппа. Предусмотрительный и рачительный, за время их связи Филипп взял за правило не доверять ей ценных предметов: ключи, номерки, билеты всегда забирал сам. Целее будет! Что интересно, последние события только подтвердили его правоту, грустно усмехнулась Наташа: ведь она оставила обручальное кольцо на столике без всякого присмотра, кольцо стоимостью…
Наташу снова обдала волнующая дрожь, которая сопровождала любое денежное вливание подобных масштабов. Собственно говоря, подобных масштабов вливаний в неё до сих пор никто и не делал, это, Филиппово, было первым, и вон как неблагодарно она себя повела. Видно, не в коня корм!
«Я выше материальной заинтересованности в вопросах любви», – подумала о себе Наташа гордо, но маленький червячок в глубине души всё-таки сосал. Да что там, огромный червяк, червячище, червь сомнения глодал её душу: правильно ли она поступила? Вообще, если разбрасываться подарками судьбы на такую сумму, то где гарантия, что судьба не поймёт её привратно, а именно, что такие суммы ей не нужны? А этого Наташе совсем не хотелось бы.
Она любила деньги. Любила их получать. Любила, когда кошелёк топорщился от купюр, а банковская карта – от нулей после какого-нибудь внушительного числа. Любила тратить, покупать всё, что захочется, дарить всё, что захочется, планировать любые путешествия, приключения, впечатления, не взирая на их стоимость. Не так давно, но она уже привыкла к подобному стилю жизни.
Спасибо Филиппу, который привёл ее в мир денег. Без него она, пусть и хороший, но никому не известный молодой специалист, могла бы промыкаться без работы или с работой за смешные деньги до сих пор. И не знала бы, как остро пахнет свежестью и новизной только что купленный автомобиль. И не умела бы планировать бюджет отделки и полной обстановки квартиры-студии. К хорошему привыкаешь быстро!
А теперь, когда она так неласково обошлась с ним, не прекратит ли Филипп и деловые отношения с ней? Об этом стоило бы подумать раньше, и она думала, конечно, думала, и сегодня тоже – она ведь почти согласилась на предложение, и вообще, сам виноват! А он, до кучи, ещё и номерок мой увёз, индюк надутый! Что ж, нужно было снова идти на поклон к гардеробщику:
– Отдайте мне, пожалуйста, мое пальто! Мой номерок у бой-френда, а он уехал и …
– А этот тогда кто?
Нелюбезный гардеробщик указывал на Леонида, который тоже вернулся и стоял у Наташи за спиной. От необходимости разъяснять гардеробщику то, что ей самой было непонятно и поэтому коробило, тяготило и мешало, Наташа разозлилась. На Леонида. А гардеробщику ответила односложно:
– Никто.
– Так что же ты раньше не сказала?
– Я говорила, это вы слушать не хотели…
Кажется, гардеробщика пробрало. Он почувствовал, что не прав, что он зря приставал к этой хорошей девушке с требованиями кантовать кого попало. Теперь он был в смущении и старался Наташе получше угодить.
– А ведь и впрямь – никто… Вот ведь чёрт попутал… Которое тут твое-то?
Надо пользоваться и взять, что подороже, подумала Наташа зловредно, а вслух сказала:
– У меня белое пальто, с черными такими вставками, и воротник под котик…
Пускай гардероб был набит мехом под завязку, она своё дизайнерское пальто, единственное в своем роде, ни на что не променяет. Гардеробщик подал пальто, его перехватил Зимин, покорно ожидавший Наташу «на коврике у двери».
Расправил вещь, помог вдеть руки в рукава, поддёрнул воротник, чтобы пальто лучше уселось на плечи. Наташа с Зиминым стояли напротив большого зеркала в полстены, и в этом зеркале она встретилась с ним глазами, и быстрее увидела, чем почувствовала, как он легонько прижал её к себе. Его горячее дыхание обожгло правое ухо:
– Тебя когда-нибудь любил Бог?
Наташа обернулась к наглецу, и её губы уткнулись в его красный рот. Его руки по-прежнему сжимали её плечи, но теперь он развернул её к себе и, никого не стесняясь, впился в ее лицо с неистовой силой, с мучительной нежностью. Боль, с которой поцелуй начался, сменилась сладостью, а поцелуй всё длился, длился, длился…
Он-он-это-он, он-он-это-он, отстукивало Наташино сердце, пропуская такты от невыразимого наслаждения… Его медовые глаза, наконец, так близко, и нос, абсолютно совершенной формы, каштановая прядь прикрывает матовую белизну щеки, кожа такая нежная, как будто ему семнадцать!
Его красоту Наташа продолжала созерцать в зеркале, подглядывая одним глазком. Её сон, её мечта, её надежда, её горячечное воспоминание о неслучившемся ещё будущем отразились победно в этом зеркале, подтверждая, что всё было не зря, всё было правдой, всё сбылось! Она чувствовала себя Королевой, встретившей, наконец, своего короля.
– Ах, вот и вы, сударыня! Слава богу, что вы ещё не ушли! Кто платить будет?
С небес на землю Наташу вернул голос официанта, того самого, который недавно обслуживал их столик. Их с Филиппом столик. Как это было давно! Но чего он, собственно говоря, хочет от неё?
– В смысле? Платить? За что?
– В том смысле, что вы не оплатили заказ. Ваш спутник ушел, я правильно понял? Не этот, а тот, в костюме?
Официант смущённо хмыкнул, поняв, что попал в неловкую ситуацию, и решил не завершать словесный портрет.
– Вот счёт. Заплатите или я позову полицию, – он протянул Наташе бумажную трубочку с цифрами. Счёт не должен быть адски большим, Филипп этого не любил, дорогих блюд не жаловал, а сам питался одной травой. Наташа развернула трубочку. Ну да, как она и ожидала, счёт этот её не разорит. Денег не жалко, но сам факт повергал в истерику и ставил на дружбе с Филиппом жирную точку: сбежал, не расплатившись за ужин!
– Да-да, сейчас, – Наташа достала пластиковую карточку, протянула официанту. Но тот не улыбнулся предупредительно, а, наоборот, нахмурился и напрягся в ожидании новых подвохов от этой проблемной посетительницы. Тут и гардеробщик, который что-то примолк за своей стойкой, решил сказать своё слово. Наглядевшись на примерку пальто, он сердито рявкнул:
– Номерок занесёшь, а пока в залог паспорт давай!
– Мы карточек не принимаем, – отчеканил официант, увеличив её проблемы вдвое. Сам же он пытался решить в уме сложную задачу: снять с неё пальто в залог за неоплаченный ужин, или довольствоваться одним на двоих с гардеробщиком паспортом. Наташа начала было снимать черно-белое чудо со своих усталых плеч: берите, стервятники, а я, бедная девушка, сейчас в одном платьице шёлковом по морозу побегу искать банкомат, чтобы бросить ваши поганые деньги в ваши отвратные хари!
– Мы карточек не принимаем. Сначала оплатите, а потом одежду свою получите, – определился официант, подтвердив худшие Наташины подозрения на свой счёт. И тут Зимин, наконец, отклеился от неё и включился в беседу. Сначала он запахнул на ней пальто, застегнул на все пуговицы, (точнее, на молнию. Оно было на молнии, снизу до верху). Потом достал деньги из кошелька.
Взял счёт у Наташи, дал, сколько нужно, официанту. Показал гардеробщику надпись на стенке, где чёрным по белому было написано: «За утрату номерка штраф 500 рублей», и выложил искомые 500 рублей безмолвному хранителю шуб и шапок.
– Ну что, все довольны? – служащие ресторана согласно кивнули и растворились в воздухе, больше не отсвечивая и не нависая. Наташа не успела оглянуться, как Леонид, уже одетый, на ходу застегивая куртку, подхватил её и, почти кружась, в три шага вывел из ресторана. На этот раз окончательно.
Глава 6
Через каких-нибудь полчаса они вместе уже раздевались в Наташиной квартире. Снимали пальто. Стряхивали снег с шапок. Наташа привезла Леонида к себе. Вот так просто: только что познакомились и уже сидели рядышком в её дизайнерских креслах, сделанных по её личному проекту в количестве трёх. Третье – в спальне, на нем сейчас скучал в темноте её любимый розовый слон, огромная мягкая игрушка, подаренная Филиппом на новоселье. Один из немногих его неблагоразумных, и от того ещё более милых, даров.
Наташа и Леонид разместились в гостиной. Искусственный камин грел, как настоящий, даром, что в нём горели не дрова, зато и зажигался он с пол-оборота, никакой возни с растопкой. Мгновенная перемена декораций, домашний уют после снежной бури и, в довершение ко всему, тепло камина погружали Наташу и её гостя в блаженную истому, всё глубже и глубже.
Зачем она привезла его сюда? От злости на Филиппа. Ещё – чтобы отдать Зимину деньги, которые он заплатил в ресторане: останавливаться у банкомата Зимин наотрез отказался, и Наташа думала, что дома она как-нибудь исхитрится и всунет ему эту сумму. Тишком, в карман. Но самое главное: он ведь был невыразимо прекрасен, этот поэт Зимин. Если бы вы оказались с ним в одном автомобиле и руль был бы в ваших руках, вы бы тоже его привезли к себе. Не оставлять же его одного в пурге!
Зимину же, чтобы его заманить понадёжнее, она назвала другую причину::
– Через десять минут мы будем у меня, я отдам вам деньги, вы зарядите свой телефон, узнаете ее номер в записной книжке и позвоните ей…, – пообещала ему Наташа, нажимая на газ. Как так? Только что он целовал её, обжигал дыханьем и взглядами, откуда вдруг снова появились эти стоны о другой девушке? А вот такой он был, поэт Зимин.
В машине, куда он залез вслед за Наташей, как крыса за крысоловом, стоило ей завести мотор, тронуть машину с места и превратиться из нежной феи в сосредоточенного водителя транспортного средства, Зимин вдруг завёл старую песню:
– Она не пришла, я не позвонил, она не простит, ах, я несчастный!
Наташа не сбавила скорость, не свернула к автобусной остановке, мол, ступай, куда хочешь! Нет, она продолжила движение к своему дому и не только не захотела вытолкнуть поэта из тёплого салона на мороз, но, наоборот, решила во что бы то ни стало заманить его в гости, остаться с ним наедине, в тепле, в полумраке, при свете камина и потрескивании (искусственных) угольков…
Посмотрим тогда, вспомнит ли он о своей Ларисе на утро. Динамистка виновата сама! А Зимин уже тёпленький, он же совсем недавно смотрел на Наташу такими глазами, его томный шёпот заставлял сладко вибрировать в такт её барабанную перепонку, его руки сжимали её так властно, по-хозяйски, что становилось ясно, как день: этот мужчина сперму экономить не станет!
Наташа сама не ожидала от себя такого охотничьего азарта и – одновременно – такого желания покорно сдаться, покориться мужчине, лишь бы он продолжал сжимать, и вибрировать, и обжигать её так сильно. Она покосилась на Зимина, сидевшего справа от неё на пассажирском сиденье. Он был дико, адски хорош. Теперь всё её существо трепетало от одного взгляда на него, не дожидаясь ответного.
А ведь она видела этого человека на мониторе рядом с собой, жениха своего видела, вот этого, самого умопомрачительного мужчину, которого только можно себе представить. Ух ты! Скорее бы! И она прибавлял скорость, безрассудно газуя на таком скользком февральском покрытии дорожного полотна. Довезти его, пусть только войдёт в её дом, в её логово, в её ловушку, обратно она не выпустит его просто так, она сделает всё, чтобы он остался там, с ней, самый желанный, мужчина её мечты, её сокровище!
А Зимину она продолжила плести что-то, усыпляющее бдительность:
– Вы же поэт, Евгений, вы позвоните ей, вы поговорите, вы скажете е й самые прекрасные слова, какие только знаете, и вы умолите ее простить вас! Конечно, у вас получится!
Про себя Наташа думала: «так я тебе и позволю ей звонить и её умолять!» А ему продолжала заливать:
– Получится, не вопрос! Вот ведь я – я же была очень против вас настроена, с первого взгляда, когда, вы так – свалились на нас, как снег на голову! А потом вы заговорили – и как будто другой человек… Вся злость куда-то улетучилась!
– Правда?
Если Наташа не узнавала себя, которую знала всю жизнь, то и Зимина она не узнавала тоже. Точнее, он был всё время разный: тот напористый мачо, властный, страстный, опытный и решительный, который заставил её желать себя, забыв обо всём, как будто ничего общего не имел с другой ипостасью Зимина: вялой, томной и ведомой.
За недолгие несколько часов знакомства Наташа уже почти привыкла к этим превращениям и готова была терпеть Зимина 2.0 только потому, что он идёт в нагрузку к Зимину 1.0. А ради того, чтобы быть рядом с его победительной, мужской, самцовой гранью, стоило потерпеть! И отдать. Всё, что не жалко. Поэтому Наташа продолжала вести светскую беседу и таять от звуков его глубокого бархатного баритона:
– Из-за вас в ресторане я так ничего не съела. Теперь ужасно есть хочется.
– Любите покушать?
– Да! Стыдно, конечно, за такую прозу, но – ничего не поделаешь: очень люблю вкусно поесть, и радуюсь, как маленькая, в предвкушении.
– Я тоже. А чего стесняться? Прекрасно быть естественным и подчиняться лишь своим порывам. Зову сердца, например… А поесть я вам сам чего-нибудь приготовлю. Если позволите.
И вот, наконец, квартира. От волнения она никак не могла попасть ключом в замочную скважину, руки тряслись. Как назло, лампочка на площадке перегорела, даже увидеть эту скважину – и то не получалось. Зимин, стоявший на полшага сзади, подошёл ближе, взял её руку с ключом и так, держа её руку в своей, мягко ввёл ключ в нужную щель. Сердце Наташи ёкнуло и остановилось, она не могла вдохнуть, не могла выдохнуть, она могла только покоряться ему. И он это понял.
Они ввалились в прихожую, где всегда горел, в ожидании хозяйки, неяркий торшер. Наташа ощущала себя героиней эротического фильма. До сих пор в реале ей не приходилось испытывать ничего подобного, а когда она видела это в кино, она смеялась над, как ей казалось, неестественностью происходящего.
А сейчас это было на самом деле: от нахлынувшей страсти она не могла пошевелиться, это он, Зимин, Принц, осторожно освободил её от одежды. Медленно, с оттяжкой, казавшейся ей бесконечной мукой, он стащил с неё сапоги, один за другим; бережно размотал шарф, двумя руками поднял вверх шапочку, отвернулся и стряхнул в сторону с неё капли растаявшего снега.
Наташа сжала зубы и ждала. Ждала того, что неминуемо должно было случиться после, и мучилась от безумного страха, что вдруг – не случится. Пальто он снимал уже быстрей, стараясь не отдаляться от неё ни на сантиметр, не отпускать её тела, придерживать, перехватывая руки, чтобы непременно чувствовать её. Наташино напряжение передавалось ему. Она ощущала, как его рука, обнимающая её, тяжелеет, горячеет, сжимает её всё сильнее.
С себя он снял всё уже совсем быстро, хотя и приходилось действовать одной рукой, другой он держал Наташу, не мог от неё оторваться. И вот бесконечная прелюдия перешла в решительную фазу: комната, диван, пронзительный свет фонаря из незашторенного окна.
Наташа сознанием своим цеплялась за все эти знакомые детали и предметы, чтобы не улететь, чтобы сохранить память о том, что происходило сейчас. Страсть нахлынула, как мощный шторм, как волна высотой с девятиэтажный дом, на самой вершине которой каким-то чудом удавалось удерживаться им двоим. Именно с этой вершины, балансируя, она каким-то краешком сознания видела внизу вещи, даже свои маленькие вчерашние мысли, незначительные, неважные. Важно было только это, тела, волна возносит их до небес, выше, выше, на такой высоте находится было страшно и, казалось, ничего сильнее этого не было и не будет никогда… И вот они сорвались, и волна поглотила их, накрыла с головой.
А теперь они сидели у огня, уместившись в одном кресле, и обессилившая Наташа не стыдилась своей наготы, разве что чуть-чуть трусила, что рядом с великолепием любимого её красота потускнеет. Он был хорош… ах, как он был хорош! Несмотря на случившееся между ними, Наташа по-прежнему не могла оторвать глаз от Зимина, делая над собой усилие только, чтобы он не заметил, насколько она поглощена им, каждым его изгибом, каждым кусочком его восхитительного тела.
Он не стеснялся тоже, прикрыв чресла полотенцем, кажется, только в целях техники безопасности: он собирался приготовить кофе. Однако Зимин не забыл воткнуть зарядку с телефоном в розетку над кухонным столом, и теперь проверял, можно ли уже сделать звонок. После того, что между ними было каких-то полчаса назад! Наташа, чтобы не выдать обиды, пошла в душ и оттуда слушала, как он блеет в трубку:
– Лариса? Ларочка, поздравляю тебя с Днем влюбленных! Я не издеваюсь! Да, Леонид! Я получил гонорар, я везу тебе книгу, я… Нет, я не опоздал, я пришел вовремя, а тебя не было… Где? Как договаривались, в “Мечте”…Что ты сказала? Говори громче, тебя плохо слышно… Лара!
Наташа вышла из душа уже в одежде. Она чувствовала, что одежда защищает её, ставит преграду между нею и обнаженным Зиминым, который так и стоял посреди кухни, прижимая к уху пустую трубку.
– Бросила? Звони еще!
Наташе казалось, что её участие в его проблемах с Ларисой превращают её в современную авантюрную особу без комплексов, которой она так хотела сейчас стать. Авантюрные особы без комплексов не испытывают боли, неполноценности и унижения. Для них переспать с мужчиной своей мечты и через минуту слушать его стенания о другой – что стакан воды выпить. Интересно, у авантюрных особ без комплексов бывают мужчины мечты? А Леонид не унимался:
– Бесполезно! Она не скандалистка какая-нибудь, если бросила трубку – значит, это всерьез. Где тут у тебя кофе?
Наташа показала, и Леонид снова переключился на полную мощность. Сначала с него упало полотенце и она увидела, из-за чего. А Леонид снова был так беспрекословно властен и вместе с тем – нежен, что все ревнивые мысли о неведомой Ларисе вылетели у Наташи из головы. А следом – слетели и только что накинутые одёжки. Они любили друг друга снова, ещё раз, спокойнее, чем прежде, но горячее.
То, что в первый раз было неистовством, теперь стало музыкой, проникновением, притяжением, перетеканием одного в другое. Сцепленные, слепленные друг с другом, они ни за что не хотели разлепляться. Она, она делала всё, чтобы не отпускать его, держала его, держала, надеясь всем сердцем, что про Ларису больше не услышит ничего. Никогда.
Про Ларису – нет, но про кофе Зимин вспомнил всё-таки гораздо раньше, чем она была готова его отпустить. А он высвободился, и даже скрылся на пару минут в душе, вернулся полностью одетым и начал с того самого момента, в который был прерван свалившимся полотенцем:
– Я сварю кофе. Знаешь, поэты большие мастера по этой части – нет, я серьезно, я кофе пью ведрами, это мой наркотик, это моя движущая сила… Надо голову прочистить – может, тогда я пойму, что делать?
Леонид наливал воду, рылся в ящике с приправами, цокал языком, фыркал от удовольствия, словом, чувствовал себя, как дома. Никакого трепета по отношению к ней он пока больше не выказывал, и Наташа с трудом заставила себя одеться. Слушая бормотание Зимина о том, через сколько минут после закипания в кофе лучше всего положить кардамон, она вяло водила по волосам щёткой, отчётливо ощущая, что волшебства больше нет.
– Ну что, телефон твой зарядился? Не хочешь позвонить? – Наташа нарочно затронула больную тему, чтобы разом разорвать всё, все миллиарды невидимых нитей, которые, казалось, тянулись к нему от каждой клеточки её до сих пор трепещущего тела.
– Кофе, кофе на плите, не отвлекай меня, мне нужно сосредоточиться и не пропустить то самое мгновение… не передержать, но и раньше снимать с огня нельзя – будет совсем не та крепость, аромат, – Зимин, полностью поглощённый процессом приготовления, казалось, весь был здесь и сейчас.
Он не был подвешен, как Наташа, за ниточки, («пока!», убеждала себя она), зато и о прежних привязанностях не вспоминал совершенно. Ничего, сейчас попьём кофе, потом ляжем спать и завтра, когда число их соитий достигнет хотя бы трёх, дело будет сделано. Два уже есть. Если Зимин будет действовать с прежним пылом, то тремя всё вовсе не ограничится!
Наташа верила в теорию, согласно которой, чтобы почувствовать женщину своей, не случайной, близкой, необходимой, мужчина должен переспать с ней не менее трёх раз. До этого она может быть желанной, ослепительной, пьянящей, но – только до секса. После – как фишка ляжет: мужчина может остаться, а может и уйти, ничего общего у пары до трёх раз ещё не сформировалось. И вот сейчас, когда она затащила Зимина к себе, у них есть шанс пройти весь путь из трёх соитий, так сказать, экстерном. И тогда он останется с ней навсегда.
Да. Это то, чего она хочет по-настоящему, так, как никогда ничего не хотела.
– Ну что, ты готова вкусить плоды моих трудов? – игривый тон Зимина, разливавшего кофе по чашкам, так отличался от её размышлений. Вкусить плоды твои я готова, впиться поцелуем в твоё дурманящее лицо, зарыться руками в роскошную кудрявую гриву твою! Наташа была просто напугана своей страстностью, но ничего не могла с собой поделать. Это был какой-то гипноз.
Его близость действовала, как наркотик: одуряла, лишала воли и заставляла каждую клеточку вопить: ещё! Ещё! Ещё! Она подсела с первого раза. Наташа закрыла глаза, чтобы собраться с мыслями.
– Извини, я воспользоваться свой ключ. Наташа, я хотеть сказал тебе…
Наташа быстро открыла глаза. Перед ней стоял Филипп. В руках он держал ключ, которым только что открыл дверь, и букет тюльпанов. «Наконец-то сообразил», подумала Наташа, «надо было с этого начинать, глядишь, вечер закончился бы по-другому». Но вслух этого не произнесла, сидела молча, наблюдая, как краснели щёки сжимались кулаки и наливались кровью глаза Филиппа: он увидел Леонида:
– Как?! Ты?!! Опять?!!! Здесь?!!!!
– Кофе хотите? Я варю отличный кофе, – Леонид, как ни в чём не бывало, достал с полки ещё одну кофейную чашечку и уже наполнял её ароматной чёрной жижей. Филипп от кофе не отказывался, но и менять свой враждебный тон не собирался:
– Как скоро вы здесь освоились… Вы здесь не в первый раз? Да? Отвечайте!
Наташа, наконец, пришла в себя. Она была даже немножко благодарна Филиппу: его приход подействовал на неё, как красная тряпка на быка. Она взбодрилась, вздыбилась и била копытом, гораздо больше походя на прежнюю себя, чем каких-нибудь десять минут назад. Сейчас она была в тонусе и готовилась Филиппу продемонстрировать степень своей ярости – вон как хлопнула дверь, распахнутая ею! Как будто шкаф упал!
– Ну, хватит! Что ты хочешь узнать? Леонид заплатил за меня в ресторане, за нас заплатил, потому что ты, америкэн бой, кинул меня без копейки денег. Поэтому он здесь.
Это была, конечно, не вся правда, но большая часть правда здесь была. И Филипп согласен был эту правду принять. Он тут же сдулся, принял деловой тон, ведь разговор пошёл о вполне понятных и вполне рациональных вещах.
– О, денег. Я очень прошу прощения, Наташа, я пришел, чтобы вернуть тебе деньги. Это не есть хорошо, что я ушёл. Айм сорри.
Наташа раздухарилась на долгий и драматичный скандал, а Филипп не дал её повоевать, сразу выбросив белый флаг. Быстрая победа даже огорчила её. Для развития скандала нужно было ввернуть в разговор что-нибудь этакое, сериальное:
– Отдай деньги ему, Леониду, и уходи. Все. До свидания. У нас больше ничего не получится!
Но Филипп не поддался на провокацию и, через голову Наташи, продолжил беседу с Зиминым.
– Вот. Деньги… Проверьте – вот чек. Я взял дубликат, на всякий случай.
Ну да, в этом – весь Филипп. Врывается к бывшей невесте, которой только сегодня вечером пытался надеть кольцо на палец, застаёт её с другим, и, вместо того, чтобы этому другому навалять так, чтобы мало не показалось, он протягивает ему чек. Но ещё удивительнее было Наташе видеть, как романтический поэт Зимин чек спокойно взял, как будто так и надо, и начал вглядываться в напечатанные на нем буквы и цифры. А Филипп, заглядывая ему через плечо, отхлёбывал с удовольствием кофе из чашки, предложенной Леонидом.
– О, очень хорошо!
Он с уважением посмотрел на автора столь совершенного напитка. Гнев и негодование сменились на его лице удовлетворением. Чашка хорошего кофе превратила брызжущего слюной грозного льва в мурлыкающего домашнего котёнка. Того гляди, начнёт узнавать рецепт приготовления, с него станется!
Ну уж нет, у Наташи на этот вечер были другие планы и тратить часть драгоценного времени на восстановление отношений нового с бывшим ей было жалко. Поэтому она, как могла, жёстко и настойчиво, начала теснить Филиппа к выходу:
– Я рада, что Лёня тебе всё-таки понравился, хоть и не с первого взгляда, хорошо, что вы разобрались с деньгами, и, пожалуйста, давай, до свидания!
Филипп, по-европейски вежливый, дважды просить себя не заставил. Допил кофе, с сожалением поставил пустую чашку на стол, поднялся и направился к двери:
– Простите, я ворвался сюда, это не есть хорошо, гуд бай, гуд ивнинг, – уже стоя в дверном проеме, он обернулся: – Наташа, Леонид здесь первый раз, правда?
– Я не хочу больше этого слышать! Пожалуйста, уйди!
Дверь за непрошенным гостем, наконец, закрылась. Они снова вдвоём в её уютной, удобной и хорошо обставленной квартирке. Похоже, что с Филиппом у неё всё кончилось. А чем этот разрыв угрожает ей с профессиональной точки зрения? Плевать, она подумает об этом завтра.
Даже если босс-Филипп не захочет каждый день видеть в офисе свою бывшую, она уверена, что легко найдёт другое место работы. Резюме у неё замечательное, опыта уже хватает… Надо возвращаться к задачам сегодняшнего дня: соблазнить Леонида, уже получилось, жирный плюсик, хотя кто кого соблазнил – это большой вопрос, и, пункт второй: оставить его у себя. Навсегда. А над этим мы как раз сейчас и работаем!
Леонид сидел за барной стойкой на высоком табурете, этот актуальный тренд кухонной планировки она воплотила в своей квартире с превеликим удовольствием, пил кофе и ел бутерброды. Молодец, сам о себе позаботился, золото, а не мужчина! Как хозяйке, Наташе было немного неловко, что в её девичьем холодильнике, актуально-красного цвета, нет ничего, чем она могла бы похвастаться: вот, солянка рыбная, приготовила, мол, на досуге!
Угощайся, дорогой гость, хоть я тебя и не ждала, а вот пирогов предусмотрительно напекла! Ну-ка, подставляй тарелку, вот мои котлетки фирменные, бараньи, пальчики оближешь! Нет, к сожалению, подобных талантов за ней не водилось. И Наташа нисколько не комплексовала из-за этого. Каждому своё: она – профессиональный дизайнер, а не домохозяйка.
Леонид, тем временем, соорудил несколько бутербродов и на её долю. Наташа не стала отказываться, сил было потрачено немало.
– Веселый выдался вечерок! То есть ночь… То есть уже почти утро. Хорошо, завтра хоть на работу не идти, – она с наслаждением присела, только не на высокий табурет рядом с Леонидом. Хотелось чувствовать под собой более устойчивое основание, расслабиться, вытянуть ноги, привалиться к тёплой стенке… Табурет на трёх тонких ножках – вещь, конечно же, дизайнерская, эстетская, но не для каждого случая.
Наташа села на диван и растеклась по нему, каждая жилка-мышца-косточка заняла своё, персонально-удобное место. Бутерброды с колбасой на подложке из особого масла показались ей верхом кулинарного искусства: Наташа видела, как Леонид смешал сливочное масло с горчицей и тёртым сыром. Получилось действительно неплохо. Вот тебе и поэт, оторванный от быта!
– А кем ты работаешь? Если не секрет, конечно? – Леонид задал вопрос внезапно, и Наташа ему обрадовалась, ведь, согласно плану, им нужно сближаться, а для этого – узнавать друг друга. Вопрос Леонида вовсе не дежурное заполнение паузы, а его шаг ей навстречу.
– Никакой не секрет. Я придумываю… диваны. И кресла. Не смейся! Я делаю мир лучше! Мир повседневности. Конечно, тебе, витающему в облаках, это кажется скучным и приземленным.
– Да, честно говоря, самое поэтичное, что я могу вспомнить на эту тему – “О, как внезапно кончился диван!” Но это не я написал. Песню про диван точно никто не напишет.
Наташа оживилась. На эту тему ей было, что сказать. Она прекрасно знала, как высокомерно многие люди относятся к её профессии, и готова была в любой момент включиться в дискуссию:
– При чём тут диван. Ты занимаешься творчеством, и я занимаюсь творчеством, неужели не ясно? Пусть это быт, рутина, мягкая мебель, но здесь тоже может быть настоящее вдохновение. И, потом, мне кажется это очень женственно – превращать бесформенное пространство в уютный дом. Преобразовывать хаос в космос!
Леонид улыбнулся своей неотразимой улыбкой и чуть заметно кивнул головой. Видно было, что словами про хаос и космос она попала в точку. План продолжал сбываться на глазах!
– Слушай, ты так трепетно говоришь о диванах, мне начинает казаться, что для тебя это – самое важное в жизни.
– По-моему, не имеет смысла заниматься тем, что тебе не кажется самым важным в жизни.
Сейчас они говорили, как будто герои черно-белых, любимых родителями, фильмов 60-х годов. А что тут удивительно? Она смотрела эти фильмы, он смотрел, да и родители у него тоже, наверное, были похожие. Прямо-так родство душ происходило сейчас на её дизайнерской кухне. Ну что ж, телесно они уже слились, а сейчас сливаются духовно!
– Я тоже так думаю. Поэтому я пишу стихи. Сейчас не самое лучшее время для стихов – их почти не читают. Вот ты – читаешь современную поэзию?
Вопрос застал Наташу врасплох. Если бы у неё было время, она бы подготовилась, уж тогда она нашла бы, что ответить Мужчине Своей Мечты о столь близких ему высоких материях. Проштудировала бы к следующему свиданию какую-нибудь поэтическую антологию, выучила бы пару куплетов… Или – нет, куплеты – это у песни, а в стихах, кажется, строфы…
Но сегодня, практически в день знакомства, никакого положительного ответа на его вопрос у неё не было. Врать и наводить тень на плетень, отделываться многозначительными и одновременно ничего не значащими замечаниями, чтобы потом обязательно угодить пальцем в небо, Наташа не стала. Честность – лучшая политика:
– Нет. То есть… Ну ладно, если честно, то – нет, не читаю, – она постаралась, чтобы в её голосе прозвучало и смущение, и искренность, мол, не читала, каюсь, но сообщаю это тебе, потому что не боюсь, что ты осудишь. И остынешь! Леонид порыв оценил:
– Спасибо за откровенность. Значит, ты сильный человек, если тебе не нужна поддержка в виде поэзии. А я все равно пишу и буду писать, потому что я это умею, а значит – должен. Всегда должен быть кто-то, кто пишет стихи – несмотря ни на что. Вот послушай! Брусника даёт плоды, её глаза стали красней…
Леонид не сделал паузы, он читал стихи тем же доверительным тоном, который уже покорил её в его повседневной речи. Перед глазами замелькали образы, связанные звучанием его шаманского голоса: береговая охрана, перелётные птицы, ледник, пришедший в город, кружевная тень огромного крыла на крыше дома…