Между тем, содержимое его тарелки любого гурмана, да просто голодного человека, вогнало бы в глубокую депрессию: сиротливые кусочки овощей, вареная картошка, бесплотная куриная грудка, своей белизной сливающаяся с цветом тарелки. Ограничения, куда ж без них!
– Это было приготовлено на пару? Я специально оговорил свой заказ по телефону, я беседовал лично с главный повар, чиф. Я всегда предпринимаю предупредительные шаги, чтобы избежать неприятный…эн эксидент … неожиданность.
Наташу неприятные неожиданности на этот раз обошли стороной: мясо, запеченное с помидорами, луком, сыром и сладким перцем, было бызупречным.
Официант, наконец, ушёл, и Филипп продолжил с того же места, на котором остановился:
– Я надеюсь, что мой образ жизни окажет на тебя хорошее влияние. Посмотри, вот примерный распорядок, – и распорядок был ей предъявлен, в файлике, наверняка распечатан в трёх экземплярах. «Мог бы и на почту кинуть, чего уж так, по старинке!» – Наташа взяла пластиковый конверт в руки, пробежала глазами план своей будущей жизни. Ну, будущей, если она примет это кольцо, которое до сих пор поблёскивало на бархатной подушечке. – Санди… В семь часов двадцать минут утра – пробежка в парке.
Филипп согласно кивнул. Он не услышал в голосе Наташи ни ужаса от того, что он посягал на её неприкосновенное воскресенье, ни возмущения от предъявы вставать в выходной в семь утра. Ладно, читаем дальше.
– Манди… Пробежка … Офис… Пробежка… Суббота – день театра. Отпуск – в июне, -
перевернула листок и прочитала с обратной стороны распорядок стратегический, так сказать. На долгие годы вперёд.
– А мне больше нравится август, – это было даже не возражение, ясно же, что вставить палку в такое налаженное и смазанное колесо ей не удастся. Но жених услышал и отреагировал следующим аргументом:
– Нет. Август – подготовка к новому деловому сезону. Посмотри дальше: через два с половиной года – ребенок. Видишь, я все рассчитал!
Через два с половиной года! «Да тебе будет уже полтинник, если хочешь детей, то надо не рассиживаться, а строгать их прямо сейчас. Только, опять же, не со мной! Нет уж, в мои стратегические планы дети через два года никак не вписываются. И ведь он так уверен, что никакая пружинка в его отлаженном организме с резьбы не соскочит!» Филипп как будто прочитал её мысли.
– Я смотреть медицинскую карту… Ты совершенно здорова. Я – совершенно здоров. Нам нечего опасаться. Для свадьбы я предлагаю третий уикэнд апреля.
Он достал кольцо из коробочки, сиротливо сдвинутой к краю стола, и попытался нацепить его Наташе на палец. Подошло!
– Спасибо, Филипп, – Наташа залюбовалась кольцом: такое красивое! Но ведь она не собиралась соглашаться…
– Подожди немного, мне нужно время, чтобы ответить, – луч света из ближайшего спота преломился на гранях бриллианта и заиграл, пустив солнечный зайчик прямо Наташе в глаз.
– Я очень благодарна за заботу, за работу.… , и на руке так хорошо смотрится! «Ну, так что же? Пора определяться. По-хорошему, нужно снять сейчас это прекрасное и дорогое…» – Наташа только сейчас взглянула на ценник, который даритель предусмотрительно оставил на кольце. Впечатляет!
– Ты дал мне то, что мне действительно нужно, то, о чем я мечтала, – и да, это была чистая правда! Наташа не представляла, как она обидит сейчас этого хорошего человека, который так много уже для неё сделал, а в будущем сделает ещё больше! Бриллиант в кольце снова блеснул так призывно, а количество нулей в ценнике вообще не оставляло выбора. Решено.
– С тобой я чувствую себя в безопасности. Я …, – «согласна», должна была сказать Наташа, но не успела, потому что именно в этот момент на их столик опрокинулся спиной нетрезвый гражданин.
Точнее, он завис в опасной близости к бокалам, сдвинул стол с места, вызвав звон стекла о приборы, но удержался на ногах, продолжая вибрировать. В качестве точки опоры гражданин ухватился за лацкан пиджака Филиппа, не ожидавшего нападения и потому застывшего в негодовании.
Немая сцена затягивалась, все трое участников сцены, похоже, искали подходящие слова и не находили их. Первым, как ни странно, оправился незнакомец. Всклокоченный и неприбранный, он, однако, имел в своем гардеробе изысканный сиреневый шарф, лучше всякого бейджика свидетельствующий о принадлежности своего хозяина к креативному классу.
Режиссёр? Художник? Наташа перебирала в уме возможные профессии незнакомца, вместо того, чтобы сказать ему пару ласковых. Ну да, она еще не определилась: его внезапное вторжение помешало ей или помогло? Однако, незнакомец заговорил заплетающимся языком, и ещё больше их изумил:
– Что вы делаете за моим столиком? Этот столик зак… ик! …азан! Вот, и девушка моя уже пришла! Ты пришла, моя любимая! – и бросился с распростёртыми объятьями к Наташе.
Лицо растянулось в улыбке, глаза вылезли из орбит от счастья, однако ноги подвели: отцепившись от Филиппа, как от якоря, незнакомец не устоял и пробежал мимо цели дальше, вглубь ресторана. Наташа расхохоталась от стремительной смены деспозиции и повернулась к Филиппу, чтобы разделить с ним яркое впечатление. Но Филипп, похоже, ничего смешного в ситуации не находил.
– Кто этот человек? – в голосе без пяти минут жениха рокотали раскаты грома. Филипп разозлился. Это случалось с вегетарианцем, Наташа не раз наблюдала раздувающиеся ноздри и собранные гармошкой морщины на лбу босса, но всегда в рабочей обстановке. Плохо для бизнеса – вот что было единственной причиной для расстройства и бешенства. Но сейчас впервые Филипп гневался лично на неё и, это уж точно, ни за что.
– Я его в первый раз вижу, так же, как и ты, – сказала она чистую правду. Однако незнакомец, прервавший серьёзную сделку, казалось, что-то нарушил в гипер-рациональном устройстве Филипповой психики.
– Он сказал, что ты его девушка! – ну да, сказал, и что теперь? Наташа не понимала, просто не верила, что Филипп, разумный и рассудочный до мозга костей, вдруг ни с того ни с сего повёлся на нелепый пьяный бред первого встречного.
– Может быть, я действительно похожа на его девушку, – Наташа и сама начинала заводиться. «Я, блин, тут чуть было заветное «да» на предложение не выпалила, а он начинает буровить по такому ничтожному поводу! Да пошёл он!» А Филипп, судя по тексту, взял себя в руки и снова стал похож на топ-менеджера, выступающего с презентацией своего нового бизнес-плана:
– Наташа, мы здесь рассматриваем наши отношения в далекой перспективе, и я хочу сказать тебе: я не ревнив, но брак – это, прежде всего общее дело, бизнес. Я ожидаю от партнера полного доверия и готовности к сотрудничеству. Поэтому недопустимо….
– Ты обиделась, что я опоздал? Куда ты все время прячешься? – Филиппа снова самым непростительным образом перебили, и снова – тот же самый нетрезвый тип. Его лицо расплывалось в глумливой алкогольной гримасе и терялось в ореоле буйных неприглаженных кудрей, но сиреневый шарф быт тот же, так что никакой ошибки. Сиреневошарфый вернулся и опять стоял перед Наташей, радостно тыча в неё пальцем. Наташа попыталась внести ясность:
– Молодой человек, я Вас не знаю, вы меня с кем-то путаете!
Реакция нетрезвого была мгновенной: он резко склонился так, что его перевёрнутое лицо оказалось в двух сантиметров от её, (как у Принцессы и Трубадура в «Бременских музыкантах», подумала Наташа), несколько секунд мучительно вглядывался и так же внезапно распрямился.
– Ты – не Лариса?
– Никакая я не Лариса, я Наташа, а Вы нам мешаете! Филипп, ну сделай же что-нибудь! – Наташе уже не хотелось смеяться. Вечер, который так хорошо начинался, грозил превратиться в кошмар. Филипп надулся и не реагировал, зато незнакомца как будто прорвало:
– Правда? Тогда понятно, почему я ни разу не видел тебя в этом платье… Кстати, очень тебе идет, честное слово! Но почему же я подумал, что ты – Лариса? А где Лариса? Где она?
– Кто Вы такой? – Ах, Филипп наконец решил вмешаться! «Да не нужно ему тут допрос устраивать, просто отогнать его от стола, и всё. Подозвать охрану. Я сама, что ли, должна этим заниматься?» А форменный допрос с пристрастием, тем временем, шёл своим чередом. Незнакомец, на удивление, не возражал, а наоборот, чинно-благородно представился по всей форме, не забывая через слово вставлять вежливые «ах, извините», «ах, простите!»:
– Ах, извините! Я – Леонид, Леонид Зимин, – Зимин придвинул к их столу третий стул, уселся вальяжно и продолжил, – поэт… , – гордая профессия заставила его снова вскочить и раскланяться. Не садясь, он звучно продекламировал:
– Прими мое тело, как то, что приносит плоды, когда птицы смотрят на юг…, – сделал паузу, как будто ожидая аплодисментов, не дождался и снова упал на стул. – Сегодня вышла книга стихов, я только что из издательства, вот, сборник – “Прыжки в пропасть”.
Прямо вечер встречи с интересными людьми! Наташа оглянуться не успела, как Зимин достал из внутреннего кармана пиджака и предъявил томик небольшого формата. Нарушитель спокойствия прямо на глазах превращался в героя дня, виновника торжества и хозяина вечеринки.
Алкогольные пары, окутывавшие поэта с момента его появления в поле зрения Наташи, развеялись и открыли то, что было скрыто за туманом. Да, теперь, когда Зимин, сидя напротив, вдохновенно листал томик своих стихов, стало очевидно: это ОН.
Можно сто раз протирать глаза, что, впрочем, было затруднительно, ведь ресницы накрашены, тушь размажется! Нет, протирать глаза контрпродуктивно, лучше незаметно под столом ущипнуть себя – не спишь ли? – но нет, факт оставался фактом: в лучах приглушенного света за Наташиным столом сидел Принц с видео из ЗАГСа.
Это с ним она шла под венец, счастливая и оторопевшая от своего счастья. Да, своё удивительное выражение лица с того видео она помнила не хуже, чем нестерпимо прекрасный лик своего избранника. Боже мой! Так это был он, поэт, Леонид Зимин, кажется? Наташа услышала, как Леонид обращается к ней, и спустилась с небес на землю.
– Хотите, я Вам почитаю?
Зимин уже выбрал стихотворение, заложил книжку в нужном месте пальцем и теперь готовился, настраивался, собирался. Как могли алкогольные пары заслонить эти глаза, этот благородный нос, идеальные губы? И волосы! Почему поначалу они казались Наташе какой-то бесформенной щёткой? Сейчас густая курчавая шевелюра не портила, а подчёркивала одухотворённую лепку лица и благородство профиля. К тому же чертовски шла к его профессии!
– Оставьте нас! – Филипп продолжал гнуть свою линию, но инициатива уже прочно перешла в руки незваного гостя.
– Я приношу свои извинения Вам и Вашей очаровательной спутнице за вторжение, – казалось, Поэт стремился обаять Филиппа ничуть не меньше, чем его очаровательную спутницу, – но я действительно нетрезв и удручен – самая прекрасная девушка на свете должна была ждать меня здесь, и вот ее нет, и я готов в каждой видеть ее лицо…
Многословие поэта, казалось, раздражало Филиппа ничуть не меньше, чем его алкогольные эскапады. Он по-прежнему взирал на Леонида с брезгливостью. И не скрывал этого. А Наташа искренне жалела незнакомца. Точнее, не совсем искренне: она сочувствовала ему, но в то же время ощущала непонятную радость от того, что неизвестная Лариса продинамила поэта. И он остался один. И сидел сейчас за её столиком. Филипп же подходил к ситуации более конструктивно:
– Так позвоните ей! – словно в подтверждение его слов, в зале как раз раздалась звонкая телефонная трель. Действительно, в наши дни все несостыковки решаются прямо на месте, только руку протяни. Наташа разочарованно крутила своё новое обручальное кольцо на пальце. Но Леониду сегодня явно не везло:
– Абонент временно недоступен, телефон разрядился, – поэт доверительно наклонился к Филиппу, – и если Ларочка сейчас хочет мне что-то объяснить, то слышит в трубке только этот механический припев. А сегодня еще этот чёртов День всех влюблённых. Она не простит!
После таких слов, пронизывающих тонкую женскую душу насквозь, Наташа не могла остаться в стороне. Пусть, пусть этот чужой возлюбленный останется чужим, но есть же в нас, не угасла ещё и женская солидарность! Быстро, чтобы не передумать, Наташа достала из сумочки свой телефон и протянула Зимину.
– Нет, она не прогонит вас. Звоните ей с моего телефона!
Она с тоской смотрела на неземной красоты Принца из ЗАГСа, как бы прощаясь с ним, и одновременно воспаряя в небеса от проявленного благородства. Но Евгений не сдавался: оказывается, наизусть номер любимой он не помнил, (увы, не он один! Многое, многое мы передоверили гаджетам, и топографический кретинизм в век навигаторов и GPS стал повальной эпидемией). Телефон разрядился. Номер телефона хранился где-то в его безжизненных, на сей момент, чипах и прошивках. Гейм овер!
– Но как же можно не помнить наизусть телефон любимой девушки? – Наташа задала вопрос раньше, чем успела сообразить, что рядом с ней присутствует человек, который тоже её телефон наизусть не знает. И не видит в этом ничего страшного.
– Я помню имена любимых женщин. А номер телефона – только номер, и сердцу ничего не говорит…, – отвечал Зимин белым стихом. Интересно, это домашняя заготовка, или на самом деле он мыслит так, поэтически? – Еще раз простите. Я ухожу…
Зимин поднялся со стула и, пошатываясь, пошёл к выходу. Теперь, однако, его нетвёрдая походка выражала не алкогольную расслабленность организма, а тяжкий груз утрат и невзгод, подкосивших поэта во цвете лет. Наташа глядела ему вслед. Вот и всё. Её принц ушёл навсегда. Скрылся в тумане. Как ёжик.
– Почему ты ему помогаешь? Ты так любишь поэзию? Или тебе понравился именно этот поэт? – Филипп продолжал портить вечер. Хотя не стоило, честное слово, не стоило! Забыть о досадном происшествии, начать с чистого листа, вернуться к предложению, кольцу, распорядку, в конце-то концов! Но Филипп не хотел ничего забывать.
– Это я портить вечер? В наш разговор о будущее падает этот придурок, а ты защищаешь его – о, бедный! Я не могу тебя понять!
Наташа не удостоила его ответом, просто взяла бокал и допила вино. А к столику уже подплывал официант с десертом. Должно быть, долго сидел в засаде, из кустов наблюдая за суетой вокруг их столика, выжидал, когда же настанет удобный момент для десерта.
И вот момент настал. На столе появился кофе, сахар и пирожные. Наверняка, на глютене и с кислым сметанно-творожным кремом. Сливок Филипп не признавал. Зато кофе любил, несмотря на свой кодекс здоровой пищи. Он вообще никогда не говорил про кофе, не приводил никаких новейших научных данных в пользу употребления кофе. Просто пил его, и всё. Но сегодня кофе стал новым камешком в Филипповом ботинке. Официант еще не успел отойти, как Филипп уже отставил от себя чашку:
– Это – кофе? – голос Филиппа не предвещал ничего хорошего. Филипп знал, как в России относятся к иностранцам, и в нештатных ситуациях всегда усиливал акцент и старательно путал слова, хотя говорил по-русски уже вполне сносно. Официант, привыкший к капризам клиентов, выдал дежурный ответ:
– О, у нас прекрасно варят кофе, никто еще не жаловался, – и всё покатилось по накатанной траектории.
– Кто есть варить этот кофе? Я хочу видеть шефа, – это Филипп, нападение, два шага вперёд.
– Я прошу Вас подождать. Вам не понравился кофе? Я могу заменить, – официант защищается, отступает, но не сдаётся! Ну что ж, опять очередь Филиппа:
– Мне не надо менять, я хочу говорить с тем, кто это готовить, – ура, победа! Посрамлённый официант уходит с поля боя за подмогой. Наташе надоела эта борьба нанайских мальчиков.
– Филипп, извини, у меня разболелась голова. Я хочу уйти.
Но уйти сейчас с ней – значит, оставить инцидент без последствий и зло, в виде чашки невкусного кофе, не наказанным. Филипп так поступить не мог. И он продолжил поединок – на этот раз с администратором, подоспевшим для разрешения конфликта. Официант тоже вернулся и стоял на шаг позади, засадным полком.
Слушать перепалку дальше у Наташи не было никаких сил. Не понятно было только, что делать с кольцом? Оставить его – будет значить окончательный отказ. А взять? Окончательное согласие? А она, Наташа, ни то, ни другое решение ещё не приняла.
А следующий тур марлезонского балета продолжался.
– Вам не понравился кофе?
– Это Вы готовить кофе?
– Нет, я – менеджер этой смены, Вы можете предъявить мне претензии, и я попытаюсь Вам помочь.
– Я только хотеть видеть человек, кто готовить этот кофе.
Наташа с сожалением стянула кольцо с пальца, засунула его в прорезь подушечки, закрыла коробочку и пошла прочь из зала. За спиной она слышала, всё тише и тише:
– Я пойду к тому, кто готовить этот кофе! Он на кухне?
Она не видела, но знала, что сейчас Филипп во главе процессии из официанта и администратора важно шествует в сторону пищеблока. Ну и пусть! Пусть строит официантов, пусть разбирается с администрацией, пусть хоть замаринует шеф-повара, если ему так нравится. Ей это не нравится. Баста! Она пошла домой. Сейчас возьмёт пальто и уйдёт по-английски, не прощаясь. Филиппу это должно польстить.
Глава 4
В гардеробе было пусто, швейцар одиноко скучал за стойкой. Но правилом сегодняшнего дня стало: где Наташа – там веселье. Так что долго скучать швейцару не пришлось. Из двери туалета, справа от гардеробной стойки, пулей вылетел человек и устремился прямиком к Наташе. Если бы им выстрелили, целясь в неё, попадание получилось бы стопроцентным.
Наташа подняла было руки, защищаясь, но, когда твёрдое тело долетело до неё, инстинктивно раскинула их в широком объятии. Бах! – и в её объятиях оказался поэт Зимин, собственной персоной. Это уже слишком! Наташа порядком устала уже от этого эксцентричного господина. И неземная красота его уже не спасала положения.
– Да что ж это такое! Вы что, преследуете меня?
Её негодование было неподдельным, однако Филипп, который как раз в этот момент появился в дверях, слов не расслышал, зато заметил блеск её глаз и зарумянившиеся щёки. Его аналитический ум обсчитал всю поступившую информацию и выдал оценку ситуации.
Ум дал осечку. Филипп оценил обстановку неверно. В данной диспозиции он нашёл подтверждение зародившимся раньше подозрениям и разъярился не на шутку. Русские ударения и формы глаголов напрочь вылетели из его головы:
– Ты не мочь так поступать со мной. Это есть твой любовник, я понимать. Не надо меня обманывать. Мой будущий жена…, – тут Наташа взяла слово, на радость гардеробщику, заёрзавшему в ожидании скандала:
– Не твоя. Я не буду твоей женой. Забери кольцо – я оставила его на столе.
– На столе? – Филипп остановился, как громом поражённый. И с криком «О чем ты только думала?!», (по-английски это часто употребляемое выражение звучит почти в одно слово What-did-yоu-just-think-about) развернулся и унёсся назад, в зал.
Всё это время Леонид покорно пребывал в той же позе, которую, правда, только пристрастный взгляд Филиппа мог посчитать эротичной: он влетел в Наташины объятия спиной. Его сиреневый шарф размотался в движении и ветер, поднятый полётом Леонида, намотал шарф на Наташу. Да, связь – ярко-сиреневая и шерстяная – между этими двумя, без сомнения, имела место.
И вот теперь Леонид, как обычно, оправдываясь и извиняясь, пытался размотать невесть откуда взявшиеся петли и узлы. Гардеробщик тихо хихикал из своего угла. Наташа попробовала помочь поэту распутывать себя, но тут же бросила эту затею: так получалось только хуже. На Леонида она уже не могла смотреть, слишком противоречивые чувства её охватывали.
Его глаза, казалось, были сделаны из расплавленного янтаря и грозили поджечь всё, на что смотрели. А руки совершали неуверенные, неловкие движения и были на ощупь холодными и влажными, как будто глаза и руки принадлежали двум разным людям. Сама того не желая, Наташа, следившая глазами за его жгучим взглядом, а телом повинуясь вялым и непоследовательным движениям рук, раздваивалась тоже.
Чтобы отвлечься от неприятного, пугающего ощущения, Наташа попыталась найти другой объект, на котором можно сосредоточить внимание. И нашла гардеробщика. Гардеробщик, оказывается, был ей хорошо знаком. И как же она раньше не заметила! Гардеробщик, небольшого роста пожилой, лысеющий мужчина, был никто иной, как фотограф из ЗАГСа.
Вот так история! Почему она так в этом уверена? Разве можно узнать того, кого видела всего раз в полутёмной фотолаборатории ЗАГСа в течении каких-нибудь десяти минут? Да и стал бы фотограф работать гардеробщиком? Только для того, разве, чтобы иметь право носить вот эту форменную тужурку ресторана с золотыми пуговицами? Сомнительная смена карьеры.
Наташа вдруг поняла, что свободна, путы сиреневого шарфа больше не сковывали её. Сейчас она спросит у гардеробщика, справедливы ли её подозрения, и всё, наконец, встанет на свои места. Но не тут-то было. Леонид, который, да, только что совершил невозможное, вконец обессилел и всей тяжестью повис на её хрупких плечах. Не сбрасывать же его на пол?
Кое-как Наташа дотолкала поэта до стены и прислонила. Не так всё плохо! Вертикальная опора снова привела это подобие мужчины в божеский вид. Леонид утомлённо улыбался, томно прикрывая глаза, и даже неразборчивое бормотание не отпугивало от него, а лишь приглашало прислушаться, подойти поближе. Ну уж нет!
Пускай какая-нибудь другая искательница приключений возится с этим ничтожеством! Где, наконец, моё пальто? Она резко повернулась на 180 градусов, преисполненная решимости немедленно закончить унизительное представление.
– Вы были фотографом ЗАГСа? – вопрос, не имеющий никакого отношения к тому, что происходило здесь только что, застал бы врасплох любого, но у гардеробщика были, оказывается, свои представления о том, чем же всё должно закончиться.
– Ну-ка, красавица, забирай своего мужика! – фотограф-гардеробщик полностью слился со своей второй ролью, – иди-ка, прогуляй его, пусть подышит воздухом, – вместо Наташиного пальто он вознамерился всучить ей, как забытую вещь, чужого мужчину. И она согласилась!
То есть, конечно, после возражений и призывов, когда она, озираясь во все стороны, ожидала подмоги: ну придите, кто-нибудь, разденьтесь или оденьтесь, неужели и в туалет никому за эти десять минут не приспичило? Пусто. Глупо. Навязался на мою голову этот фрукт, как его там, Зимин, что ли? И после последнего, уже безо всякой надежды, выкрикнутого:
– Да это не мой мужик вовсе! Леонид, скажи ему, то есть – скажите!
Она услышала от гардеробщика несгибаемое:
– Ладно тебе, поругались – и уже не мой! Идите-идите, милые бранятся – только тешатся!
Наташа покорилась неизбежному: подхватила Зимина под руку, как полицейский – задержанного, «гражданин, пройдёмте!» и вышла вместе с ним на свежий февральский воздух. Хоть покурю! – в неприятном инциденте Наташа нашла ложку мёда: она же рассталась с Филиппом и теперь никто ей не будет указывать, как надо жить!
Зимин тут же плюхнулся на скамейку перед входом. Наташа смела с неё снег и села рядом. Закурили. Леонид низко опустил голову и поглядывал на Наташу из-под упавших на лицо волос.
– Я даже не прошу простить меня, я жалок, я смешон. Боже, как все нелепо!
Он пытался поймать её руку, которую Наташа старательно отдёргивала, но Зимин не оставлял попыток. Наташа замёрзла без пальто. Смотреть, как он постоянно промахивается, было смешно. Она хмыкнула, и её рука осталась лежать на месте, когда он её настиг.
Теперь его ладонь не казалась холодной, а была согревающей, как варежка или чашка горячего кофе. Приятно. Вдруг ей стало приятно так сидеть под снегом, курить и держатся за руки с незнакомым, но самым красивым мужчиной в мире. Ей хотелось, чтобы и другая рука почувствовала это обжигающее тепло. И она как раз прикидывала, как бы половчей её, другую руку, протянуть, оставаясь как бы всё ещё неприступной, обиженной и пострадавшей стороной. И тут дверь ресторана распахнулась и из неё вышел Филипп.
Он постоял на пороге, оценивая погоду. Филипп никогда не носил курток, вообще верхнюю одежду использовал только для прогулок. Шутил, что в городских условиях пальто ему вполне заменяет машина. Какой бы ни был мороз, Филипп неизменно преодолевал расстояние между машиной и точкой дислокации – рестораном, офисом, магазином или домом – налегке, в своём безукоризненном костюме. Поэтому на пороге покидаемой зоны комфорта он всегда тормозил несколько секунд.
Это время требовалось компьютеру, встроенному в европейскую голову Филиппа, чтобы обсчитать все параметры: температуру воздуха за бортом, влажность, скорость ветра, расстояние до автомобиля, высоту снежного покрова, глубину луж или толщину льда, а также – количество килоджоулей, полученных от съеденной только что пищи, плюс – количество выпитого, оно тоже, знаете ли, влияет.
На выходе компьютер выдавал оптимальную скорость, с которой Филипп должен добраться до машины: чтобы не замёрзнуть, но и не упасть, сохранить в порядке причёску, (или то, что от неё осталось, несмотря на все антивозрастные услилия Филиппа), и вообще, выглядеть достойно, в соответствии со своим статусом, полом и возрастом.
Во время этого обсчёта глаза у Филиппа стекленели, как будто всё энергия, вырабатываемая телом, в этот момент шла на обеспечение процесса обсчёта, а все остальные процессы несколько секунд оставались обесточенными, в спящем режиме. Наташа даже сомневалась, увидел ли Филипп их, сладкую парочку, застыв в дверях, на границе света и тьмы.
Но, когда обсчёт завершился и Филипп двинулся к такси, он, не теряя темпа, всё же сверкнул на Наташу гневным взглядом. Ну и пусть! Она подождала, пока снежная пелена скрыла Филиппа вместе со скрипом его ботинок из крокодиловой кожи. Надеюсь, он не бродит там, по парковке, в бешенстве заламывая руки: ведь его машины здесь нет, они приехали вместе, на Наташиной васильковой ласточке.
Но Филипп же такой предусмотрительный, конечно, он вызвал такси, и ей незачем за него переживать. Новые технологии и возможности избавляют от многих проблем, вот сейчас избавили Наташу от чувства вины. Она высвободила руку и пошла назад, в ресторан. Пора было уже одеться. На Зимина она не глядела, предоставив ему действовать на своё усмотрение. И даже совсем, ни краем глаза, ни поворотом головы не позволила себе удостовериться, что он идёт следом.