Быть может, в чём-то они и были правы, например, в том, что Джастина, маленькая симпатичная дурнушка, была влюблена. Но совсем не в лорда Монтгомери. Она закрывала глаза на все сплетни, лишь потому что любила Робера, а Робер любил Джастину, и совсем недавно подарил ей жемчужные серьги в знак своей любви, прекрасно понимая всю неправильность своего поступка, но не в силах что-либо с собой поделать. Сам Робер называл себя выходцем с острова Маврикий, надеясь на притуплённое географическое чутьё Джастины, и она не могла отвергнуть этот знак внимания, прекрасно понимая, что Робер, скорее всего, просто не знал здешних правил. Перефразируя, когда-то Джастине, может быть, и досаждали сплетни, порождённые завистью других служанок, но с появлением в её жизни Робера, сплетни стали казаться ей глупыми и совершенно бессмысленными. Какое это имеет значение, если теперь у девушки появился возлюбленный, с которым она мечтала стать ещё ближе, узаконив их отношения. Джастина больше не мечтала о переходе на службу к другому хозяину, теперь она желала только свадьбы с Робером.
Неделя званых обедов, приёмов и балов в доме лорда Монтгомери подошла к концу, она выдалась особенно тяжёлой для прислуги, которой приходилось сновать по длинным лестницам вверх и вниз, от обеденного стола к кухне и наоборот с самого утра до глубокой ночи, ведь слуги имеют право лечь спать лишь с уходом последних гостей, даже если время перевалит далеко за полночь, вставать приходилось, как и обычно – в пять часов утра. Из всех горничных Джастина больше всех мечтала о том, чтобы всё поскорее вернулось на круги своя, потому что это мешало её тайным встречам с Робером, но здесь её не успокаивала даже мысль о замужестве – возлюбленный Джастины служил в море, а это значило, что даже после свадьбы он очень часто будет в разъездах, и она так или иначе будет проводить много времени одна, скучая по нему. Джастина только тяжело вздыхала и продолжала мести пол, вытирать пыль и носить посуду.
Но жизнь в доме вернулась в свой привычный монотонный ритм, все вздохнули с облегчением и однажды вечером Джастина даже осмелилась показаться в городе. Она спешила на тайное свидание с Робером, которое должно было стать последним перед тем, как они заключат брачный союз, о котором так долго мечтали – Джастина сама настояла на том, нужно подождать окончания года, пока она получит своё скромное, но честное жалование. Потому что если горничная выходила замуж – то тут же была уволена. Можно ли сказать, что свадьба горничной расценивалась как предательство господина? Ведь каждая хорошая служанка должна была быть предана господину, Джастина и была предана Монтгомери, она не забыла, как восемь лет назад он великодушно принял её, сироту, к себе на службу, и как добра была с восьмилетней Джастиной его экономка. Поэтому и совесть мучала Джастину какое-то время, ровно до тех пор, пока она не напомнила себе, как ещё лет в двенадцать осознала, что преданность слуг зачастую ничего не значит для хозяев. Это немного помогло Джастине.
Она сразу узнала его издали, Робер был высокий, широкий в плечах мужчина двадцати семи лет, он был слегка полноват, Джастина этого не отрицала, но ей казалось, будто бы эта полнота только подчёркивала его доброту и весёлый характер, большие тёмные глаза выдавали в нём человека ответственного, таким он и представал всегда перед Джастиной, Робер не был притворщиком, Джастина не глядела на него сквозь обрывки небылиц, ходивших по Англии и сквозь обрывки газетных статей или собственных доводов, составленных на основе небылиц и газетных статей. Так, пока Англия всё больше развращала образ французского корсара Сюркуфа, Джастина обожала морского торговца Робера, влюбляясь с каждой новой встречей всё больше.
– Джастина, – он широко улыбнулся и его большие добрые выразительные глаза превратились в две узкие щёлочки – Вправду ли согласны вы обвенчаться со мною?
– Да, конечно, – ответила Джастина, не усомнившись ни на секунду.
– Вот только согласны ли вы принять меня таким? – улыбка сошла с его лица.
– Я не понимаю, – удивилась Джастина.
– Понимаете, я служу в море…
– Это прекрасно, я с удовольствием послушаю ещё раз о той торговой поездке в Индию, о которой вы рассказывали мне в тот раз.
– Понимаете, я не могу прожить всю жизнь, обманывая вас.
– И где же вы успели обмануть меня?
– Моё имя Робер.
– Вот уж какие новости, это первое, что я узнала о вас, и прекрасно помню до сих пор, так где же обман?
– Робер Сюркуф.
– Что?
– Я – Робер, Робер Сюркуф, – закончил корсар, улыбка окончательно пропала с его лица.
– Это невозможно! – возразила шёпотом Джастина. Она подняла на него удивлённые глаза. – Прежде чем так шутить, побойтесь бога, Робер!
Робер ничего не сказал в ответ.
– Нет, скажите, что это всего лишь глупая шутка!
– Но я говорю вам чистую правду. Вы ведь работаете горничной у лорда Монтгомери?
Джастина кивнула.
– Семь дней назад я лично сажал его на корабль к англичанам, и… Джастина…
Джастина не смогла сдержать слёзы.
– Лорд Монтгомери столько о вас рассказывал, – проговорила она. – Я не верю в то, что вы можете быть таким человеком…
– Что она вам рассказал? Что?
– Так много ужасных вещей!..
– Но я бы не стал вредить лорду!
– Это ложь?
– Нет, лорд Монтгомери был нужен мне лишь для того, чтобы высвободить своего брата…
Джастина вопросительно посмотрела на него.
– Я лишь хотел освободить из плавучей тюрьмы в Портсмуте своего брата, Николаса, Англия была готова обменять его лишь на адмирала или лорда, зачем же мне было вредить лорду?
Джастина медленно выудила откуда-то пару жемчужных серёг и протянула их Роберу.
– Простите меня, Робер.
– Нет же, Джастина, я клянусь вам, что мы с вами славно заживём, вам больше не придётся гнуть спину на этого подлеца Монтгомери, на Иль-де-Франс со мной вы сможете жить, ни в чём себе не отказывая…
– Я могу работать в своё удовольствие. – возразила Джастина. Она снова протянула серьги Роберу
Тяжело вздохнув, корсар принял их обратно.