Окоп

Воспоминания текли струйкой пота по грязной щеке. Широкая спина Ляпы была тёплой и надежной опорой. Дымок «Примы» приятно щекотал горло. Тучи приоткрыли кусочек серо-синего неба, лучи безымянного зеленоватого солнца осветили траншею с дремлющими пацаками, притоптанным снежком и кирпичной кладкой заброшенного сортира.

Всю эту пастораль нарушили крики прапорщика Кудренко, подкравшегося со стороны штабного блиндажа:

– Шо расселись, шо расселись, б…, кто разрешил? Ляпа, шо, ох…л, давно п…лей не получал?

Злоба прапорщика понятна. Вообще он заведует складом горюче-смазочных материалов, в том числе не иссякающей цистерной спирта. «Работа с личным составом» землекопов не входит в его должностные обязанности, это прерогатива сверхсрочника, Санечки Дуба. Себя же прапорщик причисляет к офицерам, а господа офицеры очень не любят соваться в окопы, особенно в такой близости к передовому рубежу. Если послали прапорщика, значит, Санечка во всех ипостасях опять валяется в лазарете по причине острого алкогольного отравления. Отравления тем самым содержимым той самой цистерны. А прапорщика назначили крайним и как ответственного за спирт, и как младшего по званию.

Ляпа встал, притушил остаток сигареты, спрятал в почти пустую пачку и спокойно ответил:

– Перекур, господин прапорщик. Только сегодня не управимся, бойцов маловато. Сами видите, преграда. Форс-мажор.

Мелкий и нескладный прапорщик подпрыгнул перед Ляпой как болонка перед сенбернаром и опять забрызгал слюной:

– Да ты чё, б..! Какой ещё тебе форс, какой мажор! Прапорщика через х..? Чтобы всё за час сделали, б..! Копаешь и бежишь на месте, б..!

– Не управимся, господин прапорщик, – Ляпа даже не вздрогнул от прапорского визга, – мало бойцов. Сами видите, не копать, долбить надо. Пришлите ещё пяток человек, да не доходяг Нетудыхаток, а кого поопытнее и покрепче.

Прапорщик сжал было сгоряча кулачок в намерении засадить в железобетонный ляпин пресс, но вовремя остановился. Ляпе прапорские потуги пофиг, а ручку можно и повредить. Вздохнул густым перегаром. Подошёл к злополучной преграде, пнул ножкой мерзлый красный кирпич. Подёргал себя за нос и, наконец, принял решение:

– Ладно, пришлю, если есть кто свободный. Кого найду.

И ускакал в сторону столовки.

Мы успели докурить, но теперь не спешили браться за работу: появился повод, якобы дожидаться подкрепления.

Впрочем, долгий отдых не случился. Вскорости к нам пришлёпали ещё двое Нетудыхаток, трое Бабаят и один Армен. Нетудыхатки, нескладные и пузатые пацаки, сразу слились с группой остальных своих ипостасей и немедленно включились в работу. Армен, спокойный честный трудяга, тоже без напоминаний ухватился за свободную тачку. А вот расхлюстанные дохляки Бабаята воткнули лопаты в грунт и демонстративно разлеглись на крышке ящика, где прежде сидели мы с Ляпой.

– А ты чё, Бабай, вздумал дедовать? – удивился Ляпа, – Остальные за тебя должны корячиться?

– Ох…л, фазан? На дембелей пасть раскрываешь? – один из Бабаят встал с крышки и с грозным видом сделал шаг в сторону Ляпы.

Вообще Ляпа – самый добродушный в нашем призыве. Не помню, чтобы он хоть пальцем тронул даже самого чмошного пацака. Но тут завёлся, ухватил Бабаёнка за грудки грязного бушлата и приподнял одной рукой: