Испытание близостью

Его сердце, сердце, которое он отдал на вечное хранение своей Женечке, колотилось в ярких мажорных тонах. Ему необходим был этот голос, эти нежные щёчки, подёрнутые детским пушком, её изумительно чувственный взгляд, как бы извиняющийся за то, что не может сию минуту отдать себя целиком и полностью.

Никто и никогда не смотрел на парня подобным образом. Лёнька, даже не видя свою милую девочку, чувствовал, как нечто тёплое переливается из её тела в его и обратно, с каждой минутой всё более желанное и родное.

Казалось бы, произошло нечто пошлое, вульгарное, всемерно осуждаемое общественной этикой. Тогда почему их отношения и благодарность за случившееся столь возвышенны?

Между юношей и девушкой зарождалось странное ощущение предельной близости, но абсолютно незавершённое, обещающее переживания и эмоции гораздо более тёплые, важные и близкие, на которые они впредь не намерены скупиться.

Билеты в разные купе

Но сколько б пятниц не было в неделе,

где б не пересекались параллели –

когда из всех примет всего одна

пророчит счастье – битая посуда,

резонно полагая, что отсюда

спасение тем лучше, чем скорей,

душа, поймав за хвост попутный ветер,

холодного прощанья не заметит

последнего из многих октябрей.

Ксения Хохлова

Обстоятельства размеренной, устоявшейся семейной жизни тридцатипятилетнего Виктора Тарханова который год подряд диктовали особые условия романтических встреч с Дашенькой, дружба с которой давно и прочно переросла в откровенные интимные отношения.

Встречались изобретательные любовники в поездах дальнего следования.

Билеты заказывали заранее в обе стороны. Туда – на ранний утренний рейс, обратно выезжали после обеда, чтобы вечером, к приезду семей от стариков, быть дома, успев нейтрализовать азартное воодушевление, многократно усиленное страхом разоблачения, и пряные ароматы запретной любви.

Сценарии поездок и отказа сопровождать семьи тщательно продумывали.

Четыре-пять часов в отдельном купе туда, каждый раз в ином направлении, чтобы разнообразить букет впечатлений от пикантного во всех отношениях приключения; неспешная прогулка по памятным местам, шикарный обед в ресторане города прибытия и посадка на обратный рейс.

Дома старательно смывали с себя следы интимного соприкосновения, до новой встречи успевали надеть личину семейного благополучия, лёгкой сентиментальной влюблённости в детей и супругов, вжиться в роль ревностных хранителей семейного очага.

Свидания эти случались довольно редко, но регулярно.

Любовники за время разлуки (виделись часто, так как жили по соседству, дружили семьями, но старательно напускали на себя сдержанное равнодушие, чтобы не разрушить тайну встреч) успевали нагулять непомерный интимный аппетит.

Желания и сил бесконечно сливаться в экстазе под мерный стук колёс, невольно диктующий ритм единения, хватало с лихвой на всю обратную дорогу, а послевкусия, способствующего пылкости романтического воображения, до следующей увлекательной новеллы, условия для которой должны были сформироваться и вызреть, дабы не вызвать у супругов подозрений.

Удивительным было то, что Виктор никак не мог привыкнуть к неловкому девичьему смущению Даши, несмотря на солидный семейный стаж обоих, а она немедленно впадала в сладкую восторженную эйфорию, стоило лишь посмотреть другу в глаза.

Трепетная робость подруги буквально за секунды воспламеняла его страсть, а она начинала мощно фонтанировать эмоциями и соками под напором воспалённой впечатлительности.

Виктор обожал интимный запах своей девочки (право на ласки с которой, не без основания считал законным), без примеси парфюмерии и косметики, сходил с ума от тонкой прозрачной кожи, сквозь которую видна была ускоренная пульсация насыщенной гормонами счастья крови.

Женщина была осведомлена об этой его слабости, потому в экзотический рейс отправлялась абсолютно естественной, что не совсем привычно: муж любил насыщенные цветочные ароматы и яркие краски, чему она предпочитала безоговорочно подчиняться.

Флиртовать, насыщать пространство общения витаминами страсти, любовники начинали с телефонных звонков.

На вокзал (на всякий случай) добирались отдельно: Виктор с пересадками на метро, Даша на такси через продуктовый магазин. Расслаблялись, лишь закрывшись в купе.

– Любимая, – с придыханием шептал Виктор, нежно прижимая сладкую добычу к груди.

Женщина с ходу начинала дрожать.

– Ну-ну, не волнуйся так, пусть вагончик тронется. Сдадим билеты, получим бельё и тогда…

Дашенька успокаивалась, чинно усаживалась на полку, старательно делая вид, что с попутчиком незнакома. Но процесс самообольщения был запущен. Давление влечения не выдерживало размеренного течения в тихих берегах насыщенной гормонами крови.

– Мы в середине вагона, Витенька! Десять минут в нашем распоряжении. Поцелуй меня, Тарханов, немедленно!

– Сядь, не мельтеши. Сам из штанов выпрыгиваю… но терплю. Нас ждёт незабываемое приключение. Думай о хорошем. Нет, лучше не думай, дыши глубже. У меня конфеты ментоловые есть, термоядерные. Чётко оттягивает. Пососи…

Дашенка стойкостью любовника не обладала. Она уже обильно мироточила, готова была немедленно преклонить колени в поисках любовного нектара. Впечатлительная натура, разогретая до точки кипения, нуждалась в немедленных действиях, а он, павлин, распустивший перья, с похабными намёками.

– Дверь закрой… у меня сейчас сердце выпрыгнет. Какого чёрта мы стоим!

– Разве ты не заметила, Дашенька, мы едем.

Виктор выглянул в проход, – скоро проводница заглянет к нам. Крепись.

– Ага, подходи – не скупись, покупай живопись.

Даша откинулась назад, сладострастно изогнулась, издав стон разбуженного сладострастия, который невозможно ни с чем перепутать, с силой сжала бёдра, оглаживая набухающую желанием грудь.

В это момент в купе ворвалась с наклеенной на лицо лукавой улыбкой проводница, – вам плохо, дамочка?

– Напротив, очень хорошо!

– Постараюсь не беспокоить.

– Будьте любезны. Надеюсь, двадцать долларов хватит, чтобы оградить нас от излишнего любопытства!

– Вполне. Бельё сразу возьмёте?

– Пожалуй, да. И не надо так нагло улыбаться. Мы взрослые люди. Имеем право.

– Бесспорно, милочка! Приятно провести время. Минут за двадцать до вашей станции постучу. Вот так, – хитрюга наклеила на себя официальное лицо и настучала мотивчик, – молодой человек, следуйте за мной. Выдам вам новенькие комплекты, чтобы не испортить вам праздник.

– Мы бы хотели… вам ведь заплачено. Оставьте ради бога непристойные намёки. Мы люди добропорядочные, интеллигентные.

– Я что… я ничё. Молчу себе в тряпочку. Трахайтесь на здоровье. Мне-то что.

– Сударыня, я бы попросил… не провоцировать скандал. Это моя супруга. Как вам не стыдно издеваться над деликатными чувствами!

– Ваше бельё, Виктор Леонидович. Визиточкой не поделитесь? Страсть как люблю беседовать с интеллигентными мужчинами в тёплой интимной обстановке.

– За кого вы меня принимаете!

– Конечно же, за потомственного интеллигента. Не волнуйтесь так. Секс – дело добровольное.

– Возмутительно!

– Вот, минералочки попейте. Идите уже, вас ждут великие дела. Больше не побеспокою.

– Эй, – крикнула стюардесса с бейджиком, на котором значилось “Юдина Ефросинья”, вдогонку, – чай принести?

– Как ещё объяснить, что мы ни в чём не нуждаемся!

– Слава богу, любитесь на здоровье. Наш коллектив – лучший на данном направлении. Комфорт гарантируем.

Тарханова трясло. Руки-ноги дрожали, пресс предательски напрягся, краска возмущения залила алым пламенем кожу, глаз начал дёргаться.

– Витенька, что с тобой, на тебе лица нет. Иди в тамбур, подыши воздухом. Постелю быстренько и позову. Эй, Витенька, ты меня слышишь, родненький! У меня Феназепам есть, проглоти таблеточку.

– Не надо, Дашенька, само пройдёт.

– Не спорь, не для того мы затевали это путешествие, чтобы играть в поддавки… со здоровьем. Давление бы надо померить. Господи, пульс-то какой! Приляг. Вот… сейчас застелю и начну реанимировать. На салфетку, флейту протри. Случилось-то что?

– Нас рассекретили. Эта хабалка…

– Бес с ней. У них своя свадьба, у нас своя. Таблетку глотай. Вот так, молодец. Теперь штаны стягивай. Что тут у нас так воинственно топорщится! Сладенький мой. Вот мы его. Чистенький, крепенький… мой. Никому тебя не отдам. Отошёл? Тогда и я разденусь. Ну, как… я ли не пава!

– Даш, давай просто полежим.

– С женой належишься. Не для того мама ягодку растила, чтобы нектар всуе пропадал. Расслабься. Вот, а ты боялся! Стоит соколик, не шелохнётся. Ну-ка присядь, ноги пошире. Потрогай вот здесь, глубже… не стесняйся. Любо-то как!

– Ты ли это, Дашенька! Стеснительная всегда была, от поцелуев краснела.

– Взрослею. На себя оглянись. Волос седой видел? По-мол-чи… замри, ущипни за сосок. Сильнее, золотко, скоро финиш. Э-э-э-х-х-х, любый ты мой! Не сторонись, у меня спираль. Эликсир этот – лучшее средство от старости. Не шевелись, пусть как следует рассосётся. Любовь на радость нам дана, Витюша. Мы с тобой самые счастливые.

– Когда в купе уединяемся. А на самом деле? Может нам того… окончательно объединить усилия?

– Глупости говоришь, касатик. Жить надо настоящим, а оно у нас фантастически интересное. Много видел пар, кому удалось родственную душу встретить. Пусть не сразу. Ошибок успели наделать. Но, то ничего. Главное для нас на данном этапе жизни – соблюдать инкогнито.

– А она, Ефросинья Юдина, с одного взгляда нас расшифровала. Трахайтесь, говорит, голубки, на здоровье.

– Ну и что с того!

– Дайте, говорит, Виктор Леонидович, свою визитку, я вам позвоню… для интимного разговора.

– О-баба, таких – одна на миллион. Дал?

– Чего!

– Визитку.

– Дашенька… разве я похож на блудливого кобеля?

– Ты… ты – нет. Это я тебя совращаю. Сучка не схочет – кобель не вскочит, так?

– Глупости говоришь, у нас же любовь.

– С женой тоже? А я со своим после наших рандевушек ложусь, ножки к потолку задираю, чтобы не сомневался, что я целомудренна и верна, оргазмы реалистично имитирую, даже сама порой верю, что трижды кончила. Запуталась – люблю, не люблю… хрен его знает, Витюша. Не мы любовные треугольники изобрели… не мы! Давай не будем копаться в дерьме. Игорь – мой муж. Единственный. Нет у меня повода предавать его. Да и тебе он друг. От добра – добра не ищут. Мы ведь развлекаться отправились, так! В чём дело? Вот она я перед тобой… в наряде первобытной Евы… голая, беззащитная, готовая на всё… для тебя. Пользуйся, касатик. О дурном не помышляй. Разводов и дележа имущества не будет. Договорились!

– Да… наверно, да. Я тебя люблю!

– Докажи!

– Как?

– Думай, экспериментируй, старайся. Любовь – титанический труд. Знаешь, о чём я сейчас подумала, а ведь я своего Игорька на самом деле люблю. Он – моё первое серьёзное чувство. Первая свадьба – тоже с ним. Конечно, в нём нет твоей силы, твоего лихого безрассудства, готовности в доску разбиться, чтобы удовлетворить, но и ревности нет, агрессии. Наверно зажрались мы с тобой, пресытились, оттого и нос воротим о самых родных.

– Хочешь расстаться?

– Думаю! Поздно нам с тобой Боржоми пить, попой об попу стучать. Ты – моя фантомная душа. Оторвать не могу, ибо больно. Слёзы изводят, думы гадкие, потом с миром начинаешь прощаться. Сначала не всерьёз, понарошку, потом свыкаешься. Есть-пить забываешь. Если продолжить это развлечение – раздумаешь дышать. Пробовала. Не дано курице соколом летать! Зря ты этот разговор затеял. К парадоксальному решению подтолкнул. Давай прекратим бодаться, пока не поссорились. Отдохнул чуток – впрягайся. Горю вся от желания. Всего тебя хочу внутри чувствовать… всего-всего! И будь что будет!

– Сладенькая моя, мокренькая!

– Стой, дай передохнуть. Вот же ты молотобоец! Укатали Сивку крутые горки. Семь раз… я считала. Рекорд. Так нас до станции назначения не хватит. Замертво свалимся. Пить будешь? Чай с лимоном, минералка, компот.

– От коньячка не отказался бы.

– Обедню не порть. Коньячок дома будешь кушать. От этой дряни сила сначала прибывает, а потом бац… на полшестого. У нас с тобой безалкогольная свадьба, любимый. О-о, просыпается наш грибочек. Пора, мой друг, пора! Туда, где за тучей белеет гора, туда, где синеют морские края, туда, где гуляем лишь ветер… да я!.. Хорошо-то как!

– С чего тебя на лирику потянуло?

– Жизнь люблю, Тарханов! Какой-то ты не такой сегодня… как всегда. Чем тебя бесноватая тётка напугала, всё рассказал или утаил чего? Я ведь не станок, Витюша, душа живая. Для механического счастья много чего хитроумного изобрели. Зайди в магазин для взрослых – поинтересуйся. Где твой оптимизм, где живое тепло, вдохновение, искра создателя, где! Или удумал чего! Расстаться готов?

– С тобой… никогда! Проще от детей отказаться.

– Забудь. Не звери мы, человеки, Тарханов. Внуков хочу нянчить, мужа каждый вечер ублажать, потому, что есть за что. Тебя любить, если сил хватит.

– Правильно ли это!

– Не задумывайся пока. Не дано нам судьбу править, даже если в монашество подадимся. Грешники мы, надо этот факт осознать и принять. С превеликим почтением к тем, кто позволил нам на свет явиться. Хватит с нас на сегодня умных речей, дай от тебя силой напитаться.

– Всё-таки с коньячком было бы легче расслабиться.

– Так ведь я не запрещаю. Коньяк, так коньяк. Знала, что захочешь, взяла. Я тоже глотну. Но сначала скачки. Проигравший прибирает в купе. И оплачивает поляну в ресторане. В развлекательной программе экскурсия на теплоходе… через два часа. Справишься?

– Куда мне, ты ведь дышать перестанешь, а пощады не попросишь.

– То-то, Тарханов. Рассудительный ты мужчина, за что и люблю. Вот здесь, вот здесь поцелуй, за ухом. И не торопись, всё равно проиграл. Займись всерьёз моей нижней чакрой, сакральной. Знаешь, как её йоги зовут? Свадхистана, сладкая обитель. Смотри – досуха не выхлебай. Предлагаю для полноты впечатлений шестьдесят девятую позицию. Ты мне, я – тебе. А Рита, между прочим, тебя по-настоящему любит. Научись ценить. Ты ведь не случайно её выбрал, любил, я права?

– Откуда ты знаешь?

– Не знаю, откуда. Слишком много вопросов, тебе не кажется! Получил задание – выполняй. Ой! Языком работай, не зубами. Экий ты неловкий, Тарханов. Я ещё одного родить мечтаю. От тебя… но жизнь, увы – не сказка. Это печальный факт. Приходится быть реалистом. Завтра же пойду в женскую консультацию – пусть спираль извлекут. Время слишком быстро бежит. Того и гляди старухой стану.

– Как же я!

– Пост, дружочек, ещё никому не вредил. Будешь силу копить. Или не будешь… жена у тебя, Витюша – чистое золото. Презентуй ей мою долю удовольствия. Уверяю – тебе понравится. Всё, что получает избыток внимания, генерирует творческий потенциал.

– Вот это всё… это, о чём ты сейчас… всерьёз!

– Сам-то как думаешь? Сколько верёвочке ни виться – конец неизбежен. Пообещай, что не забудешь, изменять не станешь. Не думала, что приму такое решение, сам меня к нему подтолкнул. Когда последствий испугался.

– (((!

– Я всерьёз. Ты для меня как живая вода. Прижмусь, силушкой молодецкой напитаюсь и снова живая. Нельзя нам друг без друга. И вместе нельзя.

– Вконец ты меня, Даша, запутала.

– И себя тоже. Не отвлекайся, Тарханов, скоро Фроська проводница явится, а мы самый важный забег закончить никак не можем.

– Бельё сдаём, голубки, готовимся к выходу!

– Слышал, Витя, к выходу. Из пике. А ведь я ни о чём не жалею. Спасибо, Тарханов, помог ты мне правильное решение принять. Праведную жизнь начнём завтра. А сегодня можем позволить себе всё, потому что изображать из себя святых как-то неловко с нашим солидным стажем запретных развлечений.

– Не поверишь, Даша, мне уже ничего не хочется. Такое ощущение, что я шарик, в котором проковыряли малюсенькую дырочку. Веселящий газ  улетучился… давай купим билеты на ближайший рейс. Я так устал.

– Пожалуй, это правильно. Позорное прошлое нет смысла искупать, его нужно зачёркивать, менять: вот так, Тарханов, одним движением руки. Р-раз… и нет билетиков на обратную дорогу. Новые купим… я куплю… в разные купе. Не грусти, любимый, так будет правильно.  Не мигают, слезятся от ветра безнадёжные карие вишни. Возвращаться – плохая примета. Я тебя никогда не увижу. И качнётся бессмысленной высью пара фраз, залетевших отсюда: "Я тебя никогда не забуду. Я тебя никогда не увижу". Помнишь, мы с тобой на премьере были… рок-опера "Юнона и Авось". Трагическая любовь. Но ведь мы не такие, да! Я не буду ждать тебя тридцать пять лет. Я точно знаю, почему мы расстались. Прости!

Серёжка на пузе

Не плачь, мой маленький, не плачь:

Здесь каждый сам себе палач – и сам свобода.

И кум глухому королю.

Я всё равно тебя люблю!

А в чём природа

Твоей предательской любви?

Не говори мне, не трави знакомых баек,

Единой правды в мире нет!

И там, где морщится поэт

Встаёт прозаик.

Анна Полетаева

Любовь – это… это Любовь! Это самое совершенное, гармоничное, возвышенное эмоциональное и психическое состояние, доступное по-настоящему счастливому человеку. Это сокровенное таинство, сверхъестественная мистическая благодать, бесценный дар, колдовство, безусловный творческий талант, живительная магия, если хотите.

Дать определение уютной эйфорической невесомости, в которую погружаются влюблённые, познать глубинную суть волшебного гипнотического транса, поднимающего обыденность бытия на недосягаемую высоту, попросту невозможно.

Можно изучить тысячу трактатов, прочесть миллион многотомных романов о любви, две тысячи сто двадцать семь серий Санта Барбары просмотреть, премудрости психологии семьи и брака досконально изучить… и ни разу не влюбиться.

Конспекты и графики, теории и тренинги, даже обширная практика ни-че-гошеньки к познанию волнительного чувственного притяжения не добавят. Пока сам не испытаешь на себе ликующего восторга от трепетного томления при виде любимого – по сути ты абсолютный девственник, даже если успел совратить без чувственной привязанности десяток наивных партнёров.

Прямая линия как это ни странно состоит из бесконечного множества отдельных точек. Одну пропустил –  получилось тире, а это уже совсем другая история.

Когда мальчишечка лет пяти утром после обильного прилива бегал по берегу и бросал в воду медуз и ракушек, вынесенных на берег, мама сказала ему, что он зря старается, потому, что природу невозможно исправить.

– Любая смерть – это продолжение какой-то иной жизни, – говорила она малышу, – бесконечная, очень несправедливая пищевая цепочка. Вода прозрачная, чистая, несмотря ни на что. За этим следят миллионы невидимых глазом микроорганизмов. Человек не должен вмешиваться в естественные явления мироздания.

Ребёнок ответил, – а эта ещё живая. Может, у неё малыши родятся. Ты видела когда-нибудь медузовых деток?

А ведь мальчуган прав. Судьбу, её ещё создать нужно. Она, наша капризная неизбежность, рождается молодой, эксцентричной, скорее всего хохотушкой и шалуньей, наверно никак не насмотрится в зеркало, где интересно, загадочно, пока не изведаешь на вкус, не дотронешься, не рассмотришь, не примеришь к себе. Её всё удивляет и шокирует.

Рыжеволосый юноша хочет иметь чёрные кудри. Худой и хилый мальчишка мечтает о коренастой с рельефной мускулатурой фигуре. Ребёнок торопится как можно скорее стать взрослым, которому можно всё, красавец страдает от несовершенства пропорций тела, хотя все вокруг завидуют его внешности.

Мы такие, какими нас создала природа. Абсолютно ничего невозможно исправить, потому, что всегда есть то, чего не достаёт, сколько бы мы ни пытались стать совершенными.

Серёжка Самарин – худой как щепка юноша под два метра ростом, субтильный, замкнутый на внутренних семейных отношениях, со скрипучим, истинно мужским глубоким басом, никак не вяжущимся с внешним видом. Таким голосищем проповеди с амвона читать, сольные торжественные литургии прочувствованно петь, но характер и сущность его нисколько не соответствуют данному обстоятельству.

Не сказать, что юноша маменькин сынок, но всю жизнь находился под бдительным присмотром исключительно женским. До десяти лет с разновозрастными тётками спал, некоторые из которых всего на несколько лет старше его были, благо их много и каждая души в нём не чаяла.

Когда его повзрослевшего выгоняли на свою кровать, мальчишка басом потешно скулил, – ну можно я с Любкой лягу, она горячая, мяконькая!

Кто же ребёнку откажет – конечно, можно.

– Сергунька, маленький мой… ну иди же скорей к любимой няньке!

Семнадцать лет парубку было, а щедрые на заботу любвеобильные дамы из его семейного прихода, не дозволяя естественным образом взрослеть, пылинки повседневных забот с тела юного недоросля подобострастно сдували, сопровождая назойливое попечительство неусыпным контролем каждого шага: не дай бог случится с ребёнком чего! Мальчонка совсем. А ну как обидит кто!

Что и произошло в итоге, несмотря на сурово-непреклонный надзор. С одного единственного взгляда пал долговязый баловень к ногам златокудрой прелестницы, наповал сражённый неведомой романтической страстью.

Взмахнула девчушка пушистыми ресничками-крылышками, метнула пристальный сероглазый взор и пронзила насквозь чувствительное сердечко. Спасения нет!

Стремительные, необычайно яркие события завертелись неистовым головокружительным вихрем, заполняя мысли и чувства сладким туманом трогательно-сентиментальной влюблённости, суля волшебные наслаждения, одно прекраснее другого, соблазняя возбуждённое воображение ещё более прекрасными, но пока неизведанными приключениями в сказочном мире хрустальных грёз.

Наташенька – пигалица чуть не вдвое меньше Сергея ростом, но серьёзная не по годам и решительная девушка, взяла быка любви за увесистые рога.

Ужас, она сокрушила исполинскую мощь правильного во всех отношениях воспитания одним движением души, заставив застенчивого, но впечатлительного и доверчивого юношу сразиться с мамками и тётками, предъявившими неопровержимые доводы об обманчивой природе и необыкновенной хрупкости коварной сущности первой влюблённости, дающей всходы и зацветающей на ниве простодушной наивности.

Понятно, что победила в итоге молодость и бескорыстные, но наивные романтические чувства.

Спустя малюсенький по меркам человеческой жизни срок невинная дива принялась стремительно раздаваться в боках. Ветром ли надуло или непорочное зачатие произошло – кто там чего разберёт у детей неразумных, стремительно сканирующих природу бытия.

Сердце, руководящее чувствами и разумом, никакого отношения к мудрости и рассудительности не имеет, – тук-тук! Кто там? Почтальон Печкин… принёс вам привет от вашего мальчика.

Из всех возможных земных удовольствий, греховные деяния – самые притягательные.

Ура, свадьба… а чего в самом деле … здорово же! У них и детки будут; красивые, здоровые, счастливые. Тёток и мамок много – вырастят… как нибудь.

Пигалица оказалась оборотистой, мозговитой… и на удивление ловкой; родила замечательного мальчугана. Грудью до двух лет кормила, дом, как могла, старательно обиходила. Молодым сразу, словно по щучьему велению, квартиру отдельную предоставили.

Девочка незамедлительно учиться пошла, не дожидаясь пока дитя вырастет: не привыкла ждать милостей от природы.

Серёжка, как в детстве был, так и остался телком да увальнем. Про таких говорят – ни украсть, ни покараулить. Только и достоинств, что нежность да верность.

Сказали работать – трудится в поте лица, звонок прозвенел – отдыхает. Напарники гуляют, значит и он с ними. Привык всю жизнь под присмотром, чужим умом жить.

А у супруги амбиций громадьё, планов немерено. Ей абы как, без цели и плана, судьбу строить не по душе.

Серёжка мычит и не телится; сколько есть – столько и ладно, – все так живут.

Помните Вовку из Тридевятого царства, – и так сойдёт! Если что, мамки и тётки всегда подскажут, если надо – помогут.

– Почему, –  думает его ненаглядная жёнушка, –  в других семьях всё есть, а у меня тоже есть, но не всё, совсем не всё!

Выучилась девочка на экономиста в расчёте на светлое обеспеченное будущее, точнее, определяя и формируя его самостоятельнео. Заочно училась, не забывая ребёнка и повседневные домашние хлопоты. Всё успевала.

Сыночек к тому времени подрос.

Тётки и мамки по телефону беседуют с малышом, – Мишенька, дитятко, где мамка? Дай ей трубочку.

– Некогда мамке. Уёки учит… по математике.

Осилила девочка всё разом, диплом заветный получила. А Сергунька, муж ненаглядный, и без того беспредельно счастлив: милая рядышком, сыночек – кровинушка рОдная, растёт на радость многочисленной родни. Тётки вокруг ужами вьются, готовы без промедления любой его каприз незамедлительно исполнить в полном объёме.

Каждому своё. От, как говорится, добра – добра не ищут. Серёжке невдомёк, что любовь – не каменная кладка с зацементированным швом, скорее затейливый, неумелой рукой нацарапанный рисунок, или дом из песка, сооружённый на берегу моря : дождь пошёл, волна набежала – всё смыло, даже следов не осталось.

Он-то её, мечту свою, на всю жизнь полюбил, отпечаток своих чувств в рамочку оформил и на стенку на видное место повесил.

Однолюб.

– Да ладно тебе, Наташенька, золотце, чего это ты решила, что у нас денег недостаточно? Просто тратишь быстрее, чем мы зарабатываем. Умерь потребности,  у нас же любовь. Если разобраться, у нас всё-всё есть… даже больше.

В том-то и закавыка: когда  всё есть, именно тогда отчего-то всего катастрофически недостаёт. И того, и другого… а именно этого и хочется. И мысли о желанном, но недосягаемом материальном счастье: куда их, многократно усиленных сладкими грёзами, деть!

Зудят, свербят, чешутся.

Серёженька на не очень утомляющую работу добросовестно ходил. После футбол смотрел да пиво пил, а семейную жизнь свою тёткам. мамкам да жене доверил.

Счастлив был безмерно.

Наташа между тем кумекала, вычисляла, что в их совместной жизни не так. Додумалась до того, что необходимо искать другую, достойную её стремлений и вожделений пару, способную обеспечить комфорт не только в супружеской постели.

Это же не дело, когда жена больше мужа зарабатывает. Пара – когда двое, а у неё вроде как полтора землекопа выходит с нынешним, погружённым в любовные прострации мужем.

И ведь отыскала… то, что могло мечты и желания немедленно воплотить в реальность.

Подходящий мужчина был старше, более того – невзрачный, сексуально слабый, обременённый букетом возрастных заболеваний. Но семья его была зажиточной, с серьёзными функциональными возможностями, надёжными финансовыми и административными связями местного масштаба.

Новый претендент на Наташкину руку: интеллигентный, образованный, довольно импозантный мужчина, влюблённый в молодицу-дюймовочку до корней волос, готов был за её юную привлекательность, податливость и свежесть кинуть к ногам милой буквально всё нажитое.

В разумных пределах, конечно.

Короче – почти принц на белом коне. Правда, весьма потрёпанный неприкаянной холостяцкой жизнью.

Без сожалений и ложной застенчивости развелась Наталья с Серёжкой, оформила новый, обеспеченный со всех сторон официальный брак, начала собирать цветы и плоды корыстного во всех отношениях деяния.

Родственники альтернативного мужа без промедления на престижную работу девочку устроили, нарядами и благами задарили.

Жизнь удалась!

Что касается некогда любимого Серёженьки: что поделаешь – не мы такие, жизнь жестокая.

А уволенный в запас муж тем временем крепко сел на стакан с горячительным зельем.

Страдал бедолага: он-то свою безумную любовь на видном месте души острым шилом выколол – не сотрёшь. Во всяком случае, он так думает. Мужичок-то он ещё ничего себе: отмыть, побрить, отогреть… глядишь, на что серьёзное сгодится.

Охотницы на бесхозный товар отыскались быстро. Да не одна.

 Выбирай Серёга любую!

Мужчина и подумать не смел, что на рынке женихов может быть настолько востребован.  Мужское начало – оно без дела сидеть не должно… и не может: бурлит, требует немедленного выхода.  Прёт его от избытка невостребованных гормонов, туманит мозг неодолимым желанием, разжигает вожделение до немыслимых размеров, причиняя попутно физические страдания.

Любовь, она же на самом деле – сплошная органическая химия. Кто там разберёт –  чего с чем и в каких пропорциях смешивать нужно, но реакция при достаточном содержании катализатора происходит незамедлительно и весьма бурно.

Романтический канат был немедленно завязан на мужском достоинстве замысловатым морским узлом. Не сказать что шторм или буря, но настоящая чувственная интрига. С конфетами, букетами ярких цветов, жаркими поцелуями и подарками на последние копейки.

Увлёкся Сергунька новой влюблённостью не на шутку. Даже жениться собрался. Новые ощущения вдохновили на немыслимые романтические подвиги: никто не контролирует, полная свобода.

Не судьба!

Да… на беду о том неприглядном факте Наталья прознала.

Одно дело, когда ради мечты и идеи на жертвы идут, другое – если налицо реальная духовная измена с элементами азартного нравственного разврата.

Хоть и ушла от него Наталья к другому, до сих пор своей собственностью числит.

А он… подлец, ловелас, изменщик!

У Наташки в головке фазу незамедлительно перемкнуло, реально торкнуло. Ревность вконец отравила романтическое от природы доверчивое романтическое существо: как же так… на кого он её променял! Да она же, Наталья, супротив той безцветной разлучницы – настоящая королева.

И ринулась в бой.

Развод с новым супругом был оформлен незамедлительно.

Невесту новоиспечённую Наталья застращала с особым цинизмом: наговорила ей такого…

Серёжке проходу не давала: день и ночь пела комсомольские песни о страстной любви и бескорыстной искренней дружбе  ангельским голосочком.

Такая корова, сами знаете, нужна самому.

Зачем, спрашивается?

А чтобы было!

Не ваше дело! Имущество, собственность, священна… и неделима!

Купила бывшая супруга квартирку… дверь в дверь с Серёжкиной двушкой.

С работы встречает, на работу провожает. Куда бы ни пошёл – она рядом. Нарисуется – не сотрёшь.

Какая к чёрту может быть любовь на стороне, если у них сын общий… и вообще…

Пока угольки ещё тлеют, разжечь костёр любви умеючи всегда можно. Девка-то Наталья хоть куда: фигура, походка, стать, личико кукольное, запах родной, интимные зхавлекалочки до мелочей изученные, а какие желанные!

Короче, коготок увяз – всей птичке пропасть.

У Наташеньки спустя десяток-два случайных, но весьма бурных ночей, опять пузо на лоб полезло. Извините, временные дамы и кавалеры – так уж вышло, сердцу не прикажешь. Дети – это вам не интим на раз. Это уже социальная ответственность. Приблизительно так.

Ребёнок – аргумент железный: родная кровь.

Страсть – удивительное эмоциональное состояние, схожее с сильным головокружением, когда всё вокруг носится вихрем, не имея направления и цели. События тогда стремятся вылететь за пределы действительности. Сколько ни пытайся из последних сил упорядочить происходящее – тщетно.