Предатели

Он привел в пример Заковского, бывшего начальника управления НКВД в Ленинграде, который, так же как и Леплевский, бывший Наркомвнудел в Украинской республике, были отозваны в Москву и арестованы. То же произошло с Берманом – наркомвнуделом Белорусской Республики, и Дмитриевым, начальником управления НКВД гор. Свердловска. Все они до последнего времени представляли собой оставшуюся еще в живых руководящую группу старых чекистов. Принадлежа к той же самой группе, Люшков чувствовал, что с ним рано или поздно поступят точно так же.

В силу этих обстоятельств он решил бежать. Отправившись на границу под предлогом служебной необходимости, он благополучно осуществил свой побег.

Люшков сообщил, что, прежде чем принять это решение, долго размышлял. Перед ним стояла дилемма: или позволить себя застрелить как «врага народа» подобно многим десяткам тысяч других членов партии, или посвятить свою жизнь войне против сталинской политики, которая идет вразрез с интересами советского народа. Придя к заключению, что благополучие народа СССР стоит выше всего, он, для того чтобы разоблачить террористическую диктатуру Сталина, его политику обмана, совершил этот побег.

Он признался, что до последнего времени совершал большие преступления перед народом, так как активно сотрудничал со Сталиным в проведении его политики обмана и терроризма.

Выбор Японии был связан прежде всего с географическими причинами, так как Люшков служил на Дальнем Востоке. До самого последнего момента он не имел намерения бежать в Японию. Когда решил бежать, естественно, учел выгоду обстановки, веря в то, что Япония может быть страной, где он мог найти политическое убежище. В пример он приводил большевиков, скрывавшихся за границей и ведущих борьбу с царским режимом. Ленина, который находился за рубежом годами, переезжая из одной страны в другую в качестве политического беженца, который не считал зазорным получение помощи от капиталистических стран, когда он находил это в соответствии с интересами его сограждан.

Он сообщил, что имеются и более важные и фундаментальные причины, которые побудили его так действовать. Одна из них то, что ленинские принципы перестали быть основой политики партии. Впервые он почувствовал эти колебания со времени убийства Кирова в конце 1934 г. Этот случай был фатальным для страны и для партии.

Он был тогда в Ленинграде и не только непосредственно занимался расследованием этого дела, но и активно принимал участие в публичных процессах и казнях, проводившихся после этого дела под руководством Ежова.

Далее он перечислил дела, к расследованию которых имел отношение. Перед всем миром Люшков с полной ответственностью заявил, что все эти мнимые заговоры никогда не существовали, все они были преднамеренно сфабрикованы. По его словам, убийца Кирова – Николаев, безусловно, не принадлежал к группе Зиновьева. Он был ненормальный человек, страдавший манией величия. Он решил погибнуть, чтобы стать историческим героем, что явствует из его дневника. На процессе, происходившем в августе 1936 г., обвинения в том, что троцкисты через Ольберга были связаны с германским гестапо, обвинения против Зиновьева и Каменева в шпионаже, в том, что они были связаны с так называемым правым центром через Томского, Рыкова и Бухарина, полностью сфабрикованы. Зиновьев, Каменев, Томский, Рыков и Бухарин и многие другие были казнены как враги Сталина, противодействовавшие его разрушительной политике. Иx слабым местом было то, что они не приняли решительных мер активной борьбы, не организовывали массы, не мобилизовали недовольных в партии в целях решительной борьбы со сталинской властью.

По словам Люшкова, они лишь критиковали политику Сталина, и то только внутри своей узкой группы. Получение помощи и поддержки со стороны иностранных держав даже и не обсуждалось. Их нельзя было назвать способными политиками. Это привело к гибели их самих, тысяч членов партии и бесчисленного количества советских трудящихся. Павшие жертвой не были действительными единомышленниками оппозиционеров. К сожалению, часто их считали таковыми на основании слухов о том, что они когда-то были связаны с троцкистами или правыми, или о том, что они когда-то критиковали политику Сталина.

Сталин использовал благоприятную возможность, представившуюся в связи с делом Кирова, для того чтобы избавиться от этих людей посредством фабрикации заговоров, шпионских процессов и террористических организаций. Таким образом, он избавлялся от политических противников и от тех, кто мог стать ими в будущем. Эти методы Сталина приводили к падению даже весьма искушенных и сильных людей. Его мероприятия породили много трагедий. Это происходило не только благодаря истерической подозрительности Сталина, но и на основе его твердой решимости избавиться от всех троцкистов и правых, которые являются политическими оппонентами и могли представлять собой политическую опасность в будущем.

В ходе чистки даже члены Политбюро подвергались аресту – сперва Рудзутак, затем Косиор и Эйхе. Почти все они принимали участие в Октябрьской революции и Гражданской войне и имели заслуги перед партией. Но для проведения своей политики Сталин хотел иметь только беспринципных последователей, которые не имеют своих убеждений, слепо выполняют его волю. Он стремился отвлечь внимание народа от внутренних дел внешнеполитическими делами, открывая дорогу войне.

Для того чтобы создать огромную военную силу и обеспечить быстрое расширение военных приготовлений, расходуются огромные народные средства, развивается пропаганда для возбуждения патриотического духа.

Двухмиллионная постоянная армия, свыше сотни ударных дивизий, несколько тысяч военных самолетов, крупный промышленный район Урало-Кузбасс, высасывающий кровь народных масс, – разве все это не для наступательной войны, которой требует Сталин?

Люшков считал, что для того чтобы оправдать свою военную программу, Сталин постоянно заявлял, что Советская Россия противостоит опасностям вражеского вторжения. Чтобы устрашить народ и воздействовать на общественное мнение внутри и вне страны, он, используя Ежова, устраивал публичные процессы о самых фантастических заговорах против СССР со стороны Японии, Германии и других стран. Цель этих процессов – удостоверить существование заговоров. Эти процессы служили для того, чтобы показать необходимость усиления военной подготовки для защиты страны.

Люшков считал Сталина авантюрным политиком. Среди различных внешнеполитических авантюр особо привлекает внимание советско-японская проблема. В Советском Союзе прилагаются огромные усилия к тому, чтобы создать впечатление в народе о том, что Япония готовится напасть на Советы. Фактически Сталин проводит антияпонские маневры. Он активно оказывает помощь Китаю, снабжая оружием, посылая советских военных командиров. Ведет секретные переговоры с Сунн-Фо о том, чтобы расширить объем японо-китайского конфликта, ожидая от этого уменьшения военной силы Японии. Он думает, что, когда военные силы Японии полностью истощатся благодаря тому, что она глубоко увязнет в Китае, наступит время, когда советская Дальневосточная армия и тихоокеанский флот нанесут удар по Японии.

По его словам, эти факты лучше всего выражают истинные намерения Сталина. Это нельзя объяснить словами о дружеской помощи Китаю и лживыми декларациями о международных обязательствах. Наоборот, Китай является орудием сталинских авантюр. Массовые аресты китайцев советскими властями на территории русского Дальнего Востока говорят о том, что сочувствия к китайцам нет. Около 11 000 китайцев арестовано и 8000 получили предписание переселиться в другие районы. Намерения Сталина заключаются в том, чтобы использовать Китай, пока это возможно, и в дальнейшем его большевизировать, когда он ослабнет.

Безжалостная чистка распространилась на Красную армию. Большая часть командующих округами командиров корпусов и дивизий арестована. Это не может не оказать влияния на народ и на политические тенденции, дисциплину и степень обученности армии. Чистка эффективна не только в смысле удаления политически опасных для Сталина лиц, но она являлась, с одной стороны, и важным средством проведения военной подготовки. Массовые аресты командиров явились сильным стимулом для красных частей, особенно молодых офицеров, потому что им представилась возможность продвижения на вакантные должности. Но так как и этот слой нельзя полностью изолировать от общего положения в стране и в партии, то даже среди этих офицеров возрастает число недовольных.

В войсках НКВД такое же положение. Большинство старых руководителей расстреляно. Часты выдвижения молодежи. Работники партийного аппарата также выдвигаются из новых людей. Положение таково, что не только старые работники, но и средний слой руководителей захвачен чисткой. После ареста эти люди лишаются работы и посылаются в лагеря принудительного труда.

Люшков говорил, что Сталин часто употреблял слова «враги народа», говоря, что эти жалкие группы стремились вредить строительству СССР. Однако на самом деле эти жалкие группы объединяют тысячи членов партии, советских работников, командиров Красной армии, интеллигенции, крестьян и рабочих. Не видя никакого улучшения в общих экономических условиях страны и в жизненном уровне, трудящиеся массы выражают открытое недовольство против Сталина.

По мнению Люшкова, это объяснялось тем, что политика государства в области коллективизации и индустриализации была ошибочна. Недовольство, вызванное этой политикой, свои провалы Сталин стремится приписать врагам народа. Интересам Сталина придается большее значение, чем интересам государства. Диктатура пролетариата заменена его личной диктатурой. Чтобы сохранить власть, применяются различные средства насилия и обмана. Его администрация действует вразрез с интересами народа, что вредит нормальному развитию государства. В стране действует террор. Свободное волеизъявление и свобода слова подавлены. Лозунг «свобода критики и самокритики» служит орудием чистки против тех элементов, которые не нравятся.

Единственное право, которое дано народу, право восхвалять Сталина как гения. И это несмотря на то, что он убил несколько сот тысяч населения. Эти жестокие убийства осуществлялись после провозглашения демократической Конституции, распропагандированной во всем мире.

«После того как побег Люшкова перестал быть секретом, а также с целью поколебать престиж Советского Союза, японцы решили устроить пресс-конференцию и показать Люшкова, так сказать, живьем. Ровно через месяц после побега в центре Токио, в отеле «Санно», Люшков предстал перед японскими и зарубежными корреспондентами. Так как он слабо владел иностранными языками, то пресс-конференцию разделили на две части – один час он выступал перед иностранцами, а затем, несколько больше, – перед корреспондентами японских газет.

Все репортажи об этой пресс-конференции отмечали: Люшкова очень сильно охраняли – в зале было значительно больше переодетых агентов охраны, чем корреспондентов. Во вступительной части Люшков опроверг заявление советских властей, что на пресс-конференции покажут подставное лицо. А настоящий Люшков-де находится на территории СССР. Он предъявил корреспондентам свое служебное удостоверение, удостоверение депутата Верховного Совета, другие документы. На вопросы отвечал уклончиво. Поэтому многие сомневались. Даже такая солидная газета США, как «New York Times», в своей редакционной статье назвала пресс-конференцию «дневником японского школьника». Разумеется, в Советском Союзе никаких комментариев не последовало»^[31].

Репрессии на ДВК. После этих интервью и пресс-конференций сомнений в умышленном бегстве к японцам начальника Управления НКВД по Дальневосточному краю отпали. Заместитель наркома М.П. Фриновский вынужден был сам ехать наводить порядок в ДВК. 6 июля 1938 г. в своей директиве он отметил, что, несмотря на относительно высокие цифры арестованных в Дальневосточном крае, анализ проведенной оперативной работы указывает на явное неблагополучие в деле разгрома врагов.

Отмечались следующие ошибки: так лица, которые прошли по показаниям арестованных, не были учтены и не были репрессированы, следственная работа велась поверхностно; арестованные троцкисты и правые якобы не допрашивались об их организационных преступных связях с эсерами, меньшевиками и др. Не все жены заговорщиков арестовывались.

Приказывалось усилить следствие и в семидневный срок провести массовую операцию, тщательно подготовив аресты всех врагов в промышленности, войсках, укрепрайонах.

9 июля 1938 г. приступили к составлению оперативных списков на весь антисоветский элемент, подлежащий репрессированию. В оперативные списки подлежал включению весь контингент, предусмотренный приказом НКВД № 00447, как-то: бывшие офицеры, бывшие белые офицеры, бывшие белые добровольцы, купцы, помещики, кулаки, в особенности бежавшие из ссылки и возвратившиеся из лагерей, бывшие чиновники, бывшие военнопленные, эсеры, меньшевики, анархисты, казачьи авторитеты, белые эмигранты, церковники, контрабандисты и другие.

На харбинцев, латышей, поляков, немцев, финнов, иранцев, болгар, румын, афганцев, греков, итальянцев и других составлялись отдельные оперативные списки, так как данная категория лиц должна была проходить по альбомам.

12 июля 1938 г. Н.И. Ежов предоставил М.П. Фриновскому под его председательством право рассмотреть на месте по согласованию с прокурором дела по альбомным операциям. То есть упрощенно. На каждой странице т.н. альбома значились имя, отчество, фамилия, год рождения и совершенное преступление арестованного. Этого было достаточно, чтобы утвердить приговор к высшей мере наказания или к длительному сроку лишения свободы.

На правах Особого совещания таким же образом было организовано рассмотрение дел по арестованным женам заговорщиков и антисоветским элементам^[32].

Из-за бегства Люшкова руководство НКВД СССР действовало безжалостно, только бы самим уцелеть. Так, 27 июля М.П. Фриновский просит утвердить для ДВК дополнительный лимит на 15 тысяч человек по первой категории и 5 тысяч – по второй, о чем 29 июля было доложено генеральному секретарю ЦК ВКП(б) И.В. Сталину. Просьба нашла одобрение. Через неделю после утверждения лимита Н.И. Ежов направляет в Хабаровск шифртелеграмму с просьбой сообщить о ходе операции по представленным дополнительным лимитам в 20 тысяч человек. Особо подчеркивалась необходимость очистить оборонные объекты, такие как органы связи, склады, госсооружения, дороги и другие^[33].

18 августа 1938 г. И.В. Сталин получил телеграмму из Хабаровска от Фриновского, в которой он докладывал о невозможности в установленный срок рассмотреть все дела, подлежащие передаче в Военную коллегию и на рассмотрение Особого совещания. Это объяснялось отдаленностью от центра, перегрузкой тюрем и необходимостью использовать пребывание на ДВК выездной сессии Военной коллегии для рассмотрения максимального количества дел. Фриновский просил санкционировать право на предварительное рассмотрение законченных следствием дел, подлежащих передаче в Военную коллегию, начальнику УНКВД по ДВК и прокурору выездной сессии Военной коллегии. Кроме того, он также просил предоставить начальнику Управления на три месяца права Особого совещания для рассмотрения дел на жен осужденных участников правотроцкистской и военно-заговорщической организаций^[34]. Такие права были предоставлены.

В это же время Фриновский активно занимался расследованием обстоятельств бегства к японцам бывшего начальника Управления НКВД по ДВК. Так, им был выявлен антисоветский краевой общезаговорщический центр. В ходе следствия было установлено, что Люшков, оказывается, долгие годы являлся скрытым троцкистом и особо законспирированным членом этого центра. Было сделано предположение, что он, предвидя провал своей преступной деятельности, разработал план нелегального ухода за границу. С этой целью он и изучал возможности бегства.

Материалы расследования не давали никаких оснований к подозрению кого-либо из военнослужащих пограничной охраны в способствовании Люшкову совершить бегство. Он, как начальник Управления НКВД по ДВК, имел право отдавать приказание командному составу пограничной охраны по делам службы. Его распоряжения не носили явно преступный характер, и командный состав пограничного Посьетского отряда обязан был выполнять эти распоряжения. Однако начальник 52-го Посьетского пограничного отряда полковник Грибенник в то же время обязан был максимально обеспечить неприкосновенность начальника УНКВД от захвата его с сопредельной территории. Он не должен был оставлять Люшкова одного. Нарушением службы полковника Грибенника являлось также сокрытие им перед начальником войск пограничной и внутренней охраны ДВО – комдивом Соколовым этого чрезвычайного происшествия.

В сентябре 1938 года Фриновский направил Сталину свое заключение по делу измены родине бывшего начальника Управления НКВД по ДВК Люшкова. Согласно ему на основании материалов, собранных на ДВК, а также показаний арестованных в Москве бывшего начальника Экономического отдела НКВД СССР Миронова и бывшего заместителя Люшкова Кагана, было установлено, что Люшков являлся старым скрытым троцкистом и участником ранее существовавшего в НКВД антисоветского заговора, возглавлявшегося Ягодой.

Приехав в начале августа 1937 г. на Дальний Восток, Люшков связался на преступной основе с секретарем крайкома ВКП(б) ДВК Стацевичем, возглавлявшим после ареста Варейкиса правотроцкистскую организацию на Дальнем Востоке. Якобы по договоренности с ним Люшков, оставаясь на особо законспирированном положении, включился в антисоветскую работу, проводившуюся дальневосточным заговорщическим центром.

Арест ближайших друзей Люшкова – Леплевского в апреле и Кагана в мае 1938 г., – свидетельствовал о том, что окончательный план бегства у Люшкова созрел в мае 1938 г.

28 мая 1938 г. Люшков получил от наркома внутренних дел СССР Eжова телеграмму o том, что предполагается его отзыв в Москву для ответственной работы в центральном аппарате. Усмотрев в этом ускорение развязки, Люшков приступил к выполнению плана бегства за кордон. Он дал телеграмму Ежову о готовности работать в центральном аппарате в тот же день, 28 мая выехал на границу, где сделал свою первую неудавшуюся попытку перехода границы.

Связи Люшкова с японцами установлены не были. Тем не менее анализ поведения Люшкова давал основания считать, что он был уверен в том, что японцы окажут ему приют. Никаких признаков, которые указывали бы на наличие у него пособников среди личного состава войск пограничной охраны, не установлено. Начальствующий состав пограничной охраны старался как можно более четко и лучше выполнять все его приказания и обеспечить его безопасность.

Фриновский предложил необходимым в новом уставе пограничной охраны предусмотреть следующее принципиальное положение, что ни один человек, какое бы он положение ни занимал, кроме лиц, назначаемых в пограничный наряд или для проверки наряда, не могли быть допущены или оставлены на линии государственной границы без сопровождения пограничной охраны. До издания нового устава считал необходимым эти положения ввести в действие приказом народного комиссара внутренних дел СССР.

В связи с уходом за кордон Люшкова были арестованы заместитель начальника 7-го отдела УНКВД ДВК лейтенант госбезопасности Стрелков и начальник заставы имени Косарева лейтенант Дамаев.

К моменту его приезда в расположение Посьетского погранотряда начальник отряда полковник Грибенник был болен воспалением легких. Во время событий у озера Хасан он, не оправившись от болезни, принимал активное участие в боевых действиях, где он проявил геройство и отвагу в боях с японцами за дело защиты социалистической родины – представлен к награждению орденом Красного Знамени.

Лейтенант Дамаев, находившийся под арестом в помещении Посьетского погранотряда, во время событий у озера Хасан несколько раз обращался с просьбой направить его на передовые позиции, где бы он мог доказать свою преданность партии и советской власти и, если нужно, умереть.

Фриновский хорошо характеризовал полковника К.В. Грибенника и лейтенанта И.И. Дамаева, считая нецелесообразным привлекать их к ответственности.

Секреты Дальнего Востока в показаниях Люшкова. Люшков же в это время рассказывал японцам, что прибыл на Дальний Восток в августе 1937 г. Перед выездом из Москвы был вызван к Сталину, где застал Молотова, Ворошилова и Ежова. При встрече Сталин сказал, что война с Японией неизбежна и Дальний Восток рассматривается японцами как плацдарм для ведения этой войны. В связи с этим он предлагал принять самые решительные меры к очистке армии и тыла от враждебных шпионских и японофильских элементов. Заговор Тухачевского, арест Сангурского, Аронштама, Кащеева показал, что в армии не все благополучно. Руководители НКВД на Дальнем Востоке Дерибас, Западный и Барминский – японские шпионы. Япония располагает большой базой для шпионской и повстанческой деятельности в лице корейцев и китайцев.

Сталин заявил, что заговорщики в армии возлагали основные надежды на Дальний Восток. Гамарник все время ездил туда, создавая там основную базу заговорщиков. Поездки Рыкова на Дальний Восток были также организованы заговорщиками. План их сводился к тому, чтобы вызвать столкновение с Японией и по соглашению с японцами повернуть войска против Сталина. Особую роль в этом плане играли Дерибас и Западный, так как было выяснено, что Гамарник и Сангурский были связаны непосредственно с ними. В связи с этим Сталин считал, что удар необходимо начать с них, чтобы парализовать их планы.

Сталин считал, что на Дальнем Востоке хозяйничают японцы. Обратил внимание на чистку партийного и советского аппарата, при этом остановился на секретаре крайкома партии Варейкисе. Сказав, что он был в т.н. рабочей оппозиции и имелись сведения, что он не вполне надежен.

В отношении Блюхера Сталин выразил мнение, что при Сангурском и Аронштаме он фактически не командует. Однако после его вызова в Москву Блюхер обещал исправить свои ошибки. Сталин полагал, что Блюхер очень популярен на Дальнем Востоке и должен быть сохранен.

После совещания Ежов сказал Люшкову, чтобы он под видом усиленной охраны Блюхера, объясняя это его личной безопасностью, стал наблюдать за ним и сообщать о его контактах в Москву. Подводя итог беседе, Сталин предложил, очищая тыл, терроризировать край и границу, чтобы не дать японцам никакой возможности вести шпионскую работу на территории ДВК. Был предварительно решен вопрос об увеличении численности пограничных войск для усиления охраны границы.

После совещания Ежов еще раз подчеркнул необходимость быстрых и решительных мер к очищению Дальнего Востока в предстоящей войне с Японией, так как мы можем очутиться в таком положении, что тыл будет в огне. Ежов предположил, что если удастся быстро очистить тыл и армию, возможно, будет целесообразным при выгодно сложившейся обстановке не ждать, пока Япония нападет на СССР, а самим взять инициативу в свои руки.

Он заявил, что, по мнению Ворошилова и военных, Гитлер пока не готов к войне. Оказывая активную помощь Испании, преследовалась цель втянуть немцев в более широкие операции. В то же время Япония не начнет войну против СССР, прежде чем не обеспечит себе тыл со стороны Китая, а если она сцепится как нужно с Китаем, то надо использовать эту обстановку для активных действий.

Ежов сказал, что Сталин хочет прежде всего очистить страну от оппозиционных и враждебных элементов, тем самым создать более устойчивое положение. Он вынужден был проявлять большую осторожность в международных вопросах в связи с заговорами, поэтому и спешил очистить Дальний Восток.

Операция в Хабаровске по НКВД была разработана совместно с Ежовым. Предлагалось начать с ареста Западного и Барминского. Дерибасу предлагалось передать письмо Ежова, в котором ему сообщалось о его вызове в Москву. Пока тот будет готовиться к поездке, необходимо было установить за ним наблюдение, чтобы выяснить, с кем он встретится. Одновременно ускоренным следствием Западного и Барминского предлагалось установить связи и роль Дерибаса в заговоре, а также его связи с заговорщиками в армии. Затем, получив разрешение Москвы, арестовать Дерибаса.

Ежов предложил Люшкову выехать на Дальний Восток негласно, взяв с собой группу работников НКВД. По приезде начать немедленно аресты в НКВД. Предлагалось арестовать всех руководящих работников, чтобы пресечь все агентурные связи с японцами. При этом Ежов высказал опасение, как бы Дерибас и Западный, узнав о приезде Люшкова, не убежали бы к японцам.

Люшков с группой сотрудников прибыл в Хабаровск в отдельном вагоне в ночь на 9 августа. Со станции он связался с Дерибасом, объяснил ему свое прибытие поручением, которое имел для него, и предложил ему прибыть в Управление на личное свидание. В разговоре по телефону Дерибас волновался. После разговора он послал на станцию автомашину, в которой были Западный и секретарь Дерибаса Соловьев.

Дерибас хотел с помощью Западного узнать о цели прибытия Люшкова. Однако узнать тот ничего не успел, так как по прибытии со станции в Управление он был арестован в своем кабинете. Не дождавшись звонка Западного, Дерибас два раза позвонил по телефону ему в кабинет, но получил ответ, что тот вышел. Подозревая что-то плохое, Дерибас пришел в Управление, поднялся на леса (здание было в постройке), чтобы посмотреть через окно, что произошло в кабинете Западного. Однако проходившие сотрудники, заметив, что кто-то лазит по лесам, начали кричать. Он был вынужден сойти вниз и войти в здание.

В здании Люшков встретился с Дерибасом, дал ему письмо Ежова. Сказал, что арестовал Западного, при этом предложил ему вызвать к себе Барминского. Дерибас вынужден был позвонить на квартиру Барминского и вызвать его по срочному делу. Когда тот явился в Управление, он был также арестован. Дерибас, сдавая дела, сказал Люшкову, что не может выехать в Москву, прежде чем не увидится с семьей, которая находилась во Владивостоке. Люшков настойчиво рекомендовал ему не лететь самолетом, как он того хотел, а ехать поездом или автомашиной, так как в противном случае он лишился бы возможности наблюдать за ним. Кроме того, Люшков опасался, как бы он не улетел за границу. Дерибас учел рекомендации и выехал на машине, под наблюдением. Как впоследствии оказалось, он ездил туда к бывшему начальнику областного Управления НКВД Визелю, также участнику заговора, чтобы вместе с ним выяснить возможность бегства за границу, но из этого ничего не вышло. Дерибас вернулся в Хабаровск, где и был арестован.

Из показаний Дерибаса, Западного и Барминского устанавливалось, что в войсках НКВД и в погранохране существовал заговор, созданный в результате их связей с Гамарником. Дерибас давно был лично связан с Рыковым. Он вместе с бывшим секретарем крайкома партии Лаврентьевым, бывшим председателем райисполкома Крутовым и группой заговорщиков в армии в лице Сангурского, Аронштама и других предполагал совершить переворот на Дальнем Востоке и договориться с японским правительством о помощи и совместных действиях против CCCP.

Ими были завербованы в НКВД пять начальников отделов, комендант Управления, начальник Приморского областного управления Визель, его заместитель Кондратьев, начальник Амурского управления Давыдов, начальник Нижне-Амурского областного управления Липовский, начальник Уссурийского областного управления Пряхин, начальник управления еврейской области Лавтаков, начальник Комсомольского горотдела Голянов, особоуполномоченный управления Кричинский, заместитель начальника Сахалинского областного управления Домарев, начальник горотдела Оха (Сахалин) Балицкий, заместитель начальника особого отдела Тихоокеанского флота Новицкий, начальник особого отдела 51-й авиабригады Каган и многие другие руководители органов НКВД, начальники отделений и уполномоченные в краевом управлении НКВД и в районах.

В пограничных войсках также была создана организация, во главе которой стоял начальник политуправления этих войск Богданов. В нее были вовлечены начальник оперативного отдела штаба погранвойск Груздь, зам. начальника политотдела Катцент, инструктор Политотдела Шестовский, начальник Камчатского погранотряда Лев и другие командиры и политработники.

Таким образом, и находясь у японцев, Люшков не отрицал наличие заговора в органах безопасности, армии и военно-морском флоте. По каким причинам он это делал, совершенно непонятно. Ведь абсолютно очевидно, что все эти заговоры были фальсифицированы.

Сотрудники японской разведки отмечали добросовестность и усидчивость Люшкова. Он сочинял доклады, антисталинские памфлеты и листовки. Переводчики сетовали, что за Люшковым не угнаться – он писал в день до сорока страниц текста. Все это надо было быстро перевести на японский и передать в соответствующие отделы.

«По некоторым источникам, требующим уточнения, в конце 1938 – начале 1939 г. Люшков в качестве советника японской военной разведки принял участие в ликвидации закордонной агентурной сети советских спецслужб. Он выехал из Токио в г. Чаньчунь, где расположился штаб Квантунской армии. Японские источники ничего не сообщают о количестве разоблаченных бывшим чекистом агентов НКВД и РУ РККА, ограничиваясь пространной фразой, что «русской разведке был нанесен серьезный удар»^[35].

Японские офицеры, сопровождавшие Люшкова в этой командировке, вспоминали «о бывшем чекисте, как человеке безжалостном и бессердечном». Он лично принимал участие в допросах подозреваемых в сотрудничестве с советскими спецслужбами корейцев, русских и китайцев. Если на допросе захваченный агент медлил с ответом, то Люшков «…сразу тыкал ему в лицо нож, или плескал на него керосин, а затем чиркал спичкой и говорил допрашиваемому, что если тот не заговорит, пока спичка догорает в его пальцах, то он бросит эту горящую спичку ему на голову». Причину такой жестокости бывшего чекиста японцы связывали с его переживаниями о судьбе своих близких, оставленных в Советском Союзе. Их арест и осуждение якобы и сделали Люшкова ожесточенным и беспощадным человеком^[36].

Жил Люшков довольно уединенно. Не любил гулять в людных местах, много читал, просил начальство обеспечивать его текущей советской периодикой. Доклады Люшкова по военным вопросам публиковались в японской военной печати, некоторые статьи переводились в США.

Люшковым заинтересовался начальник немецкой военной разведки абвер адмирал Канарис. «Он немедленно направил в Японию своего представителя, с которым японцы обещали поделиться разведывательной информацией, полученной от Люшкова. Об этом стало известно советской военной разведке. При аресте Зорге и его помощников японцам удалось захватить шифр, и они сумели прочитать ряд посланных из Москвы телеграмм. Одна из них, от 5 сентября 1938 года, гласила: «Сделайте все возможное, чтобы достать копии документов, которые специальный представитель Канариса получил от японской армии (или копии документов, полученных этим представителем у Люшкова). Передайте их немедленно»^[37]. Зорге смог скопировать наиболее важные страницы. Пленка была направлена в Москву, куда была доставлена в начале 1939 г.