У ремня есть своя функция, иная, незаметная. Он, как и «головной» убор – развивающиеся на ветру ленточки! – прежде всего украшение моряка – содержится всегда в абсолютном порядке, чистоте, блеске. Но, кроме того, ремень – это средство обороны: каждый моряк умеет одним рывком, расстегнув бляху, выдернуть его из тренчиков и, намотав на руку, занять боевую позицию для отражения неожиданной атаки превосходящих сил.

Почему превосходящих?

Да потому что с равным количеством сухопутных оппонентов среднестатистический моряк справится и без ремня.

– Чего надо? – уставившись отрешённым ничего не выражающим взглядом боксеру в переносицу, закипает Стариков.

– Че-го на-до?.. – сквозь зубы передразнивает долговязый лейтенант, смешно двигая смоляными загнутыми в подкову бровями и усами. – А кто дал тебе право вскрывать мою комнату в общаге и менять замки на двери?.. Там, между прочим, мои личные вещи.

– Во-рю-га, – заходя Феликсу за спину, брызжет вчерашним перегаром красномордый, и, демонстративно медленно намотав ремень на руку, вдруг истерично визжит, – сам расскажешь, куда норковую шубу дел или в отделение милиции оттащить?..

– Понятно, – беззаботно ухмыльнувшись, неожиданно спокойно выдыхает Стариков. – А я-то, грешным делом, подумал, что-то стряслось. В общем так, товарищ лейтенант, цель вашего визита с мичманом мне ясна, – и бесстрашно повернувшись к ним спиной, бросает в лицо коренастому. – А скажите-ка мне, товарищ капитан-лейтенант вы коммунист?

– Что-о? – растерянно давится «боксер», вглядываясь в горящие глаза командира. – Кто-о?..

…«Предотвращенная схватка, – выигранная схватка…» – так, кажется, говорил учитель Феликса на тренировках восточных единоборств в Нахимовском училище, но если бой с неравным противником неизбежен «…никогда не вступай в сражение с толпой обезьян, уничтожь главаря, остальные признают тебя победителем…» и, конечно же, «…бей первым» – услышит он чуть позже из уст… величайшего человека.

– Именно вы! Кто ж ещё? – уверенно давит командир. – Потому как вы должны отдавать себе отчет в том, что, будучи старшим по званию, являетесь здесь главарем этой, – кивает за спину, – банды, самовольно без моего, либо моего командования, разрешения, вторгшейся на боевую единицу флота! И осознавая всю серьезность вашего проступка, прежде чем преступить к предписанным мне корабельным уставом действиям, я ещё раз русским языком спрашиваю: вы, товарищ, коммунист?

– Не-ет, не коммунист, – растерянно выдыхает «кап-лей» и, отступив на полшага от лейтенанта, с опаской в голосе представляется, как и тот при встрече его у трапа, по уставу. – Старший помощник командира четыреста тридцать первого Базового тральщика, на котором служил штурман из… – поперхнулся, – той самой несчастной комнаты, которую он передал нашему новому механику, – и, опомнившись, грубо добавляет, – а при чем тут коммунист или… не коммунист?

– Понятно, – потеряв интерес к боксеру, отворачивается от него Стариков. – А вы, товарищ лейтенант, или вы, товарищ мичман, коммунисты?

– Ну-у, я коммунист! – с ненавистью выдыхает долговязый в развивающейся, словно бурка на ветру, шинели. – И что с того?

– Очень хорошо, – радуется Феликс, с интересом разглядывая полыхающее гневом лицо оппонента, – тогда, вас, как коммунист коммуниста, попрошу вывести своих несознательных товарищей комсомольцев на стенку и проследовать вместе со мной… в политотдел Бригады.

– Куда? – трет вспотевший лоб чернолицый, сдвинув форменную «шапку-ушанку» на затылок.

– В политотдел, к начальнику, – лукаво глядя снизу вверх в темно-карие глаза механика «БТ-ешки», рубит хозяин «Антилопы», – для подачи рапорта о случившемся конфликте и публичного разбора возникшей ситуации на партсобрании Бригады.

– А не пошел бы ты… лейтенант, – с поднятым для удара ремнем, начал, было, мичман, не заметив, как зацепился бляхой за ручищу вовремя подоспевшего к «полю битвы» боцмана «Антилопы», старшего матроса Стрельбы.

– Отставить, – очнувшийся от потрясения, бросает старпом Базового тральщика. – Ты что, Стариков, шуток не понимаешь, что ли?.. Посуди сам, это ж не справедливо, когда в твою комнату вваливаются чужие люди, роятся в личных вещах, да ещё в придачу и замок на двери меняют.

– Чу-жи-е? – вспыхивает Феликс, краем глаза замечая, как весь его небольшой экипаж в полном составе выстраивается «строем уступа» за спиной Сашки Стрельбы. – К вашему сведению, товарищ капитан-лейтенант, эта комната принадлежит не дивизиону базовых тральщиков, а тылу Базы, числится на балансе судоремонтного завода и закреплена за всей нашей Бригадой, которая два года назад на ЖБК распределила её вашему бывшему штурману на период службы его у нас в Бригаде. Вчера исполнилось ровно два месяца, как он покинул нашу войсковую часть, но ключи в нарушение условий заключённого с ним договора до сих пор коменданту общежития не сдал, напротив даже украл запасной комплект у дежурного администратора.

– И что из того? – не утихает длинный.

– А то! – не оборачиваясь, в свою очередь кипит Стариков. – Позавчера на жилищно-бытовой комиссии был рассмотрен мой рапорт, согласованный с начальником тыла Базы, директором завода и комендантом общежития, где комната была перераспределена мне.

– И что из этого…

– Таким образом, – бесцеремонно перебивает его командир, – со вчерашнего дня я являюсь законным её владельцем, о чем имеется соответствующая выписка комиссии. Старший администратор общежития вчера установленным порядком прописал нас совместно с женой в данное помещение, чужое имущество, по недоразумению оказавшее в моей комнате, мы вместе с ним описали и перенесли к нему на склад на временное хранение. Неоплаченную вашим штурманом квартплату на коммунальные услуги комнаты за последний квартал я уже оплатил, квитанция у меня, если желаете мне компенсировать расходы за своего нерасторопного товарища, то я не возражаю!..