Искушаемый. Отравленные любовью. Рассказы

Апокалипсис

Ели бы человечество вместо того, чтобы истреблять друг друга, положило бы все силы на мирное изучение и освоение космоса, то космос наверняка спас бы человечество от неминуемой гибели.

Небольшой по площади, поросший ветхой растительностью, над безбрежной равниной мёртвого мирового океана, возвышался скалистый островок. На острове уже не струился родничок с пресной водой, и не водилась разная мелкая живность. Измученный, с изможденным лицом человек лежал на спине у самой кромки воды. Широко открыв пересыхающий рот, он жадно ловил воздух. Не исключено, что он остался последним европейцем на планете, выжившим после очередного взрыва и последующего наводнения, поглотившего старушку Европу. Человек захрипел, лицо его посинело, а выпученные глаза начали стекленеть. В атмосфере планеты Земля исчезали, растворялись в других газах последние частицы кислорода.

Самцы и самки

Совращая чужую жену, думай о том, что кто то совращает твою.

Популяция девушек в наших краях разнообразна и многочисленна. Несмотря на это, мою самочку все время атакуют другие самцы. Я решительно отгоняю других самцов. Это занятие страшно утомляет, занимает много времени и нервов, к тому же связано с немалым риском. Принюхиваясь, по запаху, я научился определять, когда у моей самочки течка – значит, спаривания не будет, но эту проблему я решал, бегая к другой самочке, на территорию ее отсутствующего самца, что было тоже очень рискованно, но зов плоти побеждал. Мне двадцать четыре года, и я по профессии зоолог.

Перно-анисовая водка

Чаще всего, мечты и реальность-как небо и земля.

Крикалев взошел на ажурный мостик, сделанный в стиле «Ренессанс». На середине венецианского мостика он остановился и с любопытством рассмотрел золотых рыбок, плавающих внизу, в искусственном водоеме.

Сойдя с мостика, Крикалев оказался на веранде престижного ресторана. Ничуть не смутившись роскошного убранства, Крикалев выбрал столик у фонтана с мальчиком пис посередине и, сняв шляпу, уселся в плетеное из невесть какого растения кресло. Пролистав массивное в кожаном переплете меню, Крикалев ничем не выдал удивления от астрономических цен. Положив меню рядом со шляпой, он поднял глаза на вышколенного официанта, терпеливо ждущего, когда Крикалев ознакомится с ассортиментом.«А что, голубчик, есть ли у вас „Перно“? Великолепно утоляет жажду, особенно если его смешать с содовой». «Миллион извинений, но, к сожалению, „Перно“ не держим. Наша карта вин, как и весь ликероводочный ассортимент, состоит в основном из коллекционных напитков». «А жаль. – Крикалев вальяжно потянулся за шляпой.—Придется отобедать в отеле „Палас“. Там есть всё и кухня лучше, и с выпивкой побогаче».

Одинокий пенсионер Крикалев никогда не пил и в глаза не видел «Перно» и даже не знал, смешивают ли его с содовой. Но иногда в надежде чем-нибудь поживиться, он без дела слонялся по богатым кварталам, где ему очень хотелось хоть на одно мгновение почувствовать себя миллионером.

Похороны

Мёртвым вечный покой, а живым суета сует.

Похоронная процессия, состоящая из двух автобусов, миновав ворота, въехала на территорию кладбища. Погода стояла сырая, и желающих проводить покойную в последний путь оказалось немного. В основном это были женщины с места работы покойной. Юный Эдик, с двух сторон (хотя в этом не было ни какой необходимости) поддерживаемый двумя незнакомыми женщинами, стоял возле свежевырытой могилы и смотрел на чужих ему людей, распоряжающихся траурным обрядом. Кто-то сказал о покойнице несколько добрых слов, кто-то из слабонервных всхлипнул. Гроб накрыли крышкой и прибили ее гвоздями. В кладбищенской тишине удары молотка резали ухо. Гроб опустили в могилу, и Эдику было велено бросить на крышку горсть земли. Сделав все, что от него просили, Эдик отошел в сторону и наблюдал, как все присутствующие, выстроившись в очередь, проходили мимо ямы и бросали в ее глубь землю. Все расходы, все заботы и хлопоты о погребении на себя взяла организация, где мама Эдика проработала последние годы. Эдик никого не знал из присутствующих, потому ему было очень неловко, но, с другой стороны, очень хотелось обратиться к кому-нибудь из женщин с просьбой о помощи. Наблюдая за происходящим, Эдик думал лишь о том, будет ли удобно попросить кого-нибудь из этих сорока и пятидесятилетних женщин, чтобы они помогли ему распродать мамины вещи: шубку, платья, обувь и прочее. А что касается золотых маминых украшений он и без их помощи продаст скупщикам на рынке. Так что на карманные расходы пока хватит с лихвой.

Переписка

Люди уперты и упорно не желают признавать свои ошибки.

Андрюша—толстый, сонливый, из его хлюпающего носа вечно вылезают зеленые сопли. Пиджачок на нем кургузый, брюки коротковаты, походка как у пингвина. Да и все остальное больше отталкивало, чем привлекало: лицо прыщавое, зубы плохие. У девочек Андрюша интереса не вызывал. Видимо поэтому Андрюша рос нервным, закомплексованным мальчиком. Любой выпад, шутка, каждый если ему казалось, недобрый взгляд, вызывали в нем агрессию.

В зрелом возрасте комплексы не прошли, видимо поэтому Андрей Яковлевич предпочитал живому виртуальное общение и переписку. Несмотря на психологические проблемы, Андрей Яковлевич отучился на журфаке и занял место редактора в достаточно крупном издательстве. Просматривая почту, Андрей Яковлевич раскрыл письмо, в котором было написано: «Здорово, Андрюшка! Надеюсь, ты напечатаешь в своем журнале стихи своего одноклассника. Тем более, что я единственный в классе, кто не называл тебя соплей зеленой. С приветиком, Федька Пономарев (стихи прилагаю)». Кровь ударила в голову Андрея Яковлевича, будто бы, как в школьные годы кто-то, типа Федьки Пономарева, врезал ему ногой под зад. В сердцах он тут же отправил ответ: «Уважаемый («уважаемый» он тут же зачеркнул). Культурный слой из его сущности испарился и он ответил. «Пономарев или как вас там, подковырнешь меня знаешь когда? Когда я в сортире на горшке сидеть буду. А стишки свои или как там у вас, засунь себе в задницу и поглубже». Отправив письмо по электронной почте, Андрей Яковлевич понемногу успокоился и приступил к текущим делам. Но на следующий день оппонент опять прислал сообщение. Тон в письме явно переменился.«Уважаемый Андрей Яковлевич! Надеюсь, что Вы всё таки напечатаете мои стихи. Ведь Вы прекрасный литературовед и тонкий знаток поэзии. Поверьте, я лично никогда не верил сплетням, будто бы Вы—бездарь, а кресло главного редактора заняли благодаря папе, он ведь у вас замминистра. С глубоким уважением, Федор Пономарев». Андрей Яковлевич, прочитав последнюю строчку, почувствовал, что близок к истерике. Плохо соображая, он напечатал гневный ответ: «Рожа козлиная, я же тебе сказал, катись колбаской по Малой Спасской и не забудь прихватить с собой свои стихи грёбаные!». Убедившись, что ответ отправлен, Андрей Яковлевич немного успокоился и положил в рот таблетку валидола. Но и на следующий день неугомонный одноклассник прислал письмо Андрею Яковлевичу. И опять получил в ответ грубость и предложения пойти куда подальше. Переписка продолжалась почти всю неделю, в результате, отчаявшийся автор стихов, потерял надежду быть напечатанным. Он собрал воедино всю переписку с Андреем Яковлевичем и отправил в другое издательство, не забыв приложить свои стихи. Увы, стихи там тоже печатать отказались, зато напечатали всю переписку между поэтом и главным редактором элитного издательства, при этом не забыв выплатить Пономареву приличный гонорар.

Папа

Все греховные мысли являются следствием невежества.

Отец умирал от рака-медленно и мучительно. Эта страшная болезнь не могла одолеть его сильное сердце. Оно тихо, но все-таки билось. Сидящий рядом с умирающим матвей не отходил от отца вторую неделю. Протянув руку к столику, заваленному лекарствами, он отломил голову ампуле, выбрал в шприц дозу морфия прописанному отцу и уколол себя в вену.

Бунтарь

Очень трудно донести до полусонных сознаний большей части человечества, что надо беречь как зеницу ока моральные, духовные и социальные ценности, принятые в цивилизованном мире.

Антонов существовал, передвигаясь по местам, определенным судьбою. Сближался, общался и расставался с той малой частью людей, обитающих в этом ограниченном пространстве. Ни эти люди, среди которых он жил, ни само пространство, ни события в нем происходящие, Антонова не устраивали. Он страдал, хотелось не тех женщин, которых он имел, не таких друзей, знакомых, не те деньги, не такое положение в обществе, которое он занимал. Даже не тех мироощущений, которые испытывал он. Антонов был убежден, что связан по рукам и ногам предначертанной ему судьбой. А потому, как ни старайся, кардинально изменить свою жизнь у него не получится.

Так Антонов и жил, проклиная судьбу, до определенного времени. Пока не решил взбунтоваться. В какой-то день Антонов почувствовал, что психологически свободен от своих привычных обязанностей, чувства долга и прочих условностей. От неписаных правил, установленных кем то, законов написанных кем то и даже от десяти заповедей. «Почему кому-то можно, если не все, то многое, а ему нельзя почти ничего?»

Попробовав курить анашу, Антонов потерял должность, которую с трудом получил. Нюхая кокаин, Антонов оставил женщину, которая его любила. Ширяясь по вене, Антонов потерял семью, которая была основой его бытия. Антонов стал красть, бомжевать, побывал в тюрьме и в конечном итоге совершил двойное убийство с целью ограбления.

Приговоренный к высшей мере, Антонов взывал к небесам. Беспомощный, одинокий, запутавшийся в жизненных перипетиях, Антонов просил защиты.«Помоги, Господи, научи, как спастись, как исправить то, что случилось, как вернуть ту жизнь, которую Ты уготовил мне изначально?«До Антонова дошло, но поздно – как удобно и безопасно было быть простым, среднестатистическим человеком.

Гуля и Орфей
Женские истории

Семья Муратовых жила в местах далеких и холодных. Жила дружно, имела свой бизнес—шили меховые шапки. Отец—глава семьи, старший брат, мать и любимица семьи Гуля. Когда Гуле было пятнадцать, мать умерла, сгорела от рака, за хозяйку осталась Гуля. С ранних лет в Гулю влюблен друг старшего брата Надир и все считали после совершеннолетия их женитьбу делом решенным. Но у Гули свои тайные планы, ей хотелось в Москву, учиться музыке. Музыкальную школу она заканчивала с отличием, ну и, конечно, хотелось мир посмотреть. Получив паспорт, вскоре после майских праздников, Гуля из дома сбежала—через записку обещала звонить и писать.

Москва встретила, как и всех провинциалов, проблемами и дороговизной. Но деньги у Гули были, мать перед смертью отдала ей свою кубышку. По объявлению Гуля сняла комнату в большой коммуналке. В консерватории было тоже не все так просто. Экзамены только в июне и, говорят, на одно место восемь человек. Но Гуля к трудностям готова. Она пришла на вещевой рынок, нашла палатку, где торгуют меховыми шапками и предложила себя в продавцы—ее взяли.

Через неделю после побега решилась позвонить домой. Отец в трубку кричал—если немедленно не вернется, он от нее отречется. Брат грозился убить, а жених угрожал повеситься. Напуганная Гуля решила пока домой не звонить. Лучше писать письма без обратного адреса.

В консерватории, опять таки по объявлению, Гуля нашла себе репетитора и каждый вечер после работы приезжала заниматься. Репетитор Элеонора Марковна, женщина в возрасте-бывший преподаватель музыки. С ней в большой трехкомнатной квартире проживает ее пятидесятилетний сын. Как оказалось позже, в определенных кругах известный композитор. Внешность у него, как у Гоголя, только в очках, и зовут его не как великого писателя Николаем, а Орфеем Васильевичем. Гуле он показался странным, загадочным, всегда с нотами и скрипкой. Гуля торговала шапками, регулярно ходила к репетитору и готовилась успешно сдать экзамены. Дверь ей неизменно открывал Орфей Васильевич и любезно предлагал чаю.

Все было хорошо, пока Гулину комнату не обворовали. Вынесли и деньги, и вещи. Заплаканная Гуля пришла к Элеоноре Марковне не так на занятие, как скорей попрощаться. Рассказала свою беду и опять расплакалась. Присутствующий при этом Орфей Васильевич участливо предложил Гуле воды. Но Элеонора Марковна строго попросила его выйти и не смущать девушку своим присутствием. Вместо рояля Элеонора Марковна усадила Гулю за круглый стол и стала поить чаем. Неожиданно для Гули Элеонора Марковна сделала ей царское предложение.«Работа у вас есть, -сказала она.—стало быть на хлеб хватит. Поэтому, если желаете, переезжайте временно жить к нам. Вы – девушка талантливая, поступление я вам гарантирую. Обещаю похлопотать насчет стипендии и места в общежитии», -сделав немного напыщенный вид, Элеонора Марковна добавила-«Есть у меня кое-какие связи, а что касается оплаты за репетиторство, не переживайте – придет время, дай Бог, сочтемся». «А как же Орфей Васильевич?» – робко спросила Гуля. Его она почему-то жутко боялась. «Пусть вас это не волнует, милочка. Думаю, он будет только рад», -снисходительно отреагировала Элеонора Марковна, сильно озадачив Гулю таким ответом. Гуля переехала. Работала, старательно готовилась к экзаменам и полностью взяла на себя хозяйственные заботы. К Орфею Васильевичу Гуля быстро привыкла, он оказался совсем не страшным и производил впечатление большого ребенка.

Пришло время и Гуля стала студенткой консерватории, работу пришлось оставить, но Гуле стали платить стипендию. А вот помочь с местом в общежитии Элеонора Марковна почему-то не торопилась. Похоже, её устраивало Гулино присутствие в их доме. Более того, в душе Элеонора Марковна лелеяла надежду, что между бобылем сыном и Гулей случится роман. Поскольку она стара, у нее больное сердце и, кто знает, что будет с ее мальчиком без женского участия. Опасения Элеоноры Марковны были небезосновательны. Однажды вечером у нее случился сердечный приступ. Скорая увезла ее в больницу, а утром пришло известие, что Элеоноры Марковны больше нет.

На сороковой день после похорон Гуля решилась на разговор с Орфеем Васильевичем. «Мне, наверное, надо съехать, -сказала она.-Я написала заявление предоставить мне место в общежитии». Услышав это, Орфей Васильевич не смог скрыть своего волнения и сбивчиво стал уговаривать Гулю остаться.«Живите, сколько хотите, я без вас пропаду». И в запале признался Гуле, что он влюблен в нее с той минуты, когда впервые ее увидел.

Гуля осталась, и они с Орфеем Васильевичем стали жить как муж и жена. Оба очень хотели ребенка и очень старались его сотворить. Ни тот, ни другая не заводили разговор о женитьбе и оба обращались друг к другу чаще на вы чем на ты. Вечерами музицировали, ходили в кино, посещали театры, выставки, музеи, а ночью пытались зачать желанное дитя.

Так прошло больше года. К этому времени Гуля уже не боялась звонить домой, страсти поостыли. Всем интересующимся Гулин отец не без гордости отвечал, что дочка учится в московской консерватории. После каждого разговора с домочадцами Гуле передавали привет от Надира, который продолжал считать ее своей невестой. Но однажды Гуле позвонил сам Надир—новости были плохие. Отец и брат Гули попали в автомобильную аварию. Отец погиб сразу, а брат с переломом позвоночника лежит в реанимации.

Гуля срочно засобиралась на родину. Орфей Васильевич растерянно наблюдал за ее сборами и периодически порывался настоять на том, чтобы поехать с ней. Но Гуля была непреклонна.«Жди, -говорила она. Все решится на месте. Буду звонить каждый день. Ни о чем не волнуйся, никуда я от тебя не денусь». Перед поездкой на вокзал Орфей Васильевич заговорил с Гулей о женитьбе.«Я думал сделать тебе предложение, когда ты забеременеешь, чтобы у нас сразу образовалась семья. Но теперь это не имеет значения. Я хочу, чтобы ты стала моей женой». «Я тоже хочу. Но, все-таки, первый вариант мне кажется более интересным». «Почему?» -удивился Орфей Васильевич. «Да потому, что это заставляет тебя очень стараться по ночам», – несмотря на напряженность момента, улыбнувшись, ответила Гуля.

По приезду на родину, несмотря на бесконечные хлопоты, Гуля каждый день звонила Орфею Васильевичу и рассказывала, как идут дела. Отца похоронили рядом с мамой. Брат будет жить, но уже в инвалидной коляске. План у нее был такой: бизнес продать, слава Богу, помогает Надир, друг брата, а брата забрать в Москву. Орфей Васильевич полностью и целиком ее план принял и одобрил. От волнений и ожидания он не спал ночами, похудел и осунулся, с трудом сдерживая себя, чтобы не поехать к любимой. Шел уже третий месяц, как Гуля уехала. В тот день она позвонила, как всегда, в то же самое время.«У меня важная новость» -сказала она, -«я беременна». Сердце Орфея Васильевича радостно забилось.«Я рад, я счастлив, -закричал в трубку Орфей Васильевич.—Теперь мы семья». «Подождите, подождите, – перебила его Гуля.—Я беременна не от вас. Отцом ребенка будет Надир. Я выхожу за него замуж и остаюсь на родине. Прошу вас забыть меня и все, что между нами было. И очень прошу меня не беспокоить». В трубке послышались гудки.

Напугала ежа

Если кто то, приложив множество усилий с трудом что нибудь создаст или построит. То всегда найдётся тот кто легко это разрушит.

Гражданин Португалов в здешнем приморском городке житель местный. Пользуясь множеством полезных знакомств, гражданин Португалов много лет (в летний период) посещает лучший в городе (охраняемый солдатами) пляж. Пляж доступен далеко не для всех, так как принадлежит санаторию Министерства обороны. В наступившем году старого глав врача поменяли на нового. И Португалов озаботился добычей нового пропуска на любимый пляж. Для этого Португалов изъял из своих запасов трехлитровую банку с красным домашним вином, упаковал ее в целлофановый пакет и отправился в здание администрации санатория, в надежде при помощи вина познакомиться с новым главврачом и выпросить у него пропуск на заветный пляж. Однако пообщаться с новым главврачом оказалось делом непростым – пять раз Португалов возвращался домой ни с чем, таская за собой банку с вином. То у нового главврача заседание, то он куда-то отъехал, то просто занят текущими делами. Но упрямый Португалов не сдавался – не ходить же ему на городской пляж, где нету сервиса, многих элементарных удобств и яблоку негде упасть.

Параллельно Португалов искал и другие пути, подходил с коробкой конфет к дородной женщине главбуху воен-санатория. Шоколад она взяла, но сказала, что пропуск – это только главврач. Португалов нашел начальника охраны, пообещал ему вина, тот только руками развел: «Хочу, но никак не могу». Тогда Португалов вышел на директора пляжа. Тот оказался мужичком скользким, бутылку взял, пообещав один-два раза Португалова на пляж провести лично, если тот ему позвонит – «а пропуск, нет, это к главному идти надо».

Одаривая секретаршу главврача букетиками полевых цветов, Португалов терпеливо ждал своего часа в приемной. И вот, наконец, Португалову повезло.«Вы ко мне?» – спросил проходящий мимо намозолившего глаза гражданина с пакетом в руке вновь назначенный.«Так точно, к вам». «Ну, зайдите, только времени у меня в обрез». Войдя в кабинет, Португалов сразу водрузил банку с вином на стол.«Это вам, домашнее вино. Лучшего вы нигде не найдете». Португалов старался изо всех сил понравиться новому начальнику. Он источал комплименты чистоте и порядку, царящим в санатории и, ссылаясь на то, что всю жизнь, сызмальства, ходит на санаторный пляж, чуть не на коленях умолял нового хозяина выписать ему пропуск.«Вы, уважаемый, вино заберите, я не пью и подарков не принимаю. А насчет пропуска, так и быть, раз уж вы так просите, то в виде исключения я разрешу вам посещать пляж. Подойдите к главному бухгалтеру, оплатите посещение пляжа. С квитанцией подойдите в службу режима – вам выпишут пропуск. Потом поставите подпись у директора пляжа и оставите пропуск у моего секретаря. Будет время, я подпишу».

Португалов еще несколько дней бегал по вышеуказанным начальникам. И вот, наконец, пропуск, который раньше доставался ему без всяких проблем совершенно бесплатно или за банку вина, а теперь за немалые деньги и нервы, лежал у него в кармане. Провести лето на хорошем пляже было Португалову гарантировано. Конец мая был прохладным, и Португалов, положив пропуск в шкатулку с документами, ждал, когда море нагреется.

Приезжающая каждый год погостить в конце мая теща Португалова тоже не любила городской пляж, предпочитала втихаря, без спроса, пока Португалов на работе, взять из шкатулочки пропуск и нежиться под весенним солнцем на прекрасно оснащенном и оборудованном пляже военного санатория. Так же она сделала и на этот раз. Показывая охране пропуск, она легко прошла все заслоны и попала на охраняемый, как военный объект, пляж. Теща Португалова пожелала устроиться на одном из новеньких, завезенных в этом году лежаков с матрацем и махровым полотенцем в придачу. Но, к ее удивлению, эта услуга была платной. Деньги также взимались за шезлонг, горячий душ, зонтик от солнца и даже за посещение туалета.«Безобразие, – возмущалась теща Португалова, – сколько лет сюда хожу, никогда такого не было. Сразу видно, что жулики взяли власть». На шум пришел директор пляжа и вежливо потребовал у гражданочки какой-нибудь документ. Теща Португалова стала возмущаться еще больше, но, в конце концов, была вынуждена предъявить пропуск. Директор пляжа пропуск у нее изъял и позвонил начальнику режима, объяснив ситуацию, что неизвестная гражданка незаконно, по чужому пропуску, проникла на территорию пляжа. Режимник позвонил главврачу и доложил об инциденте. Тот приказал пропуск изъять и передать его секретарю. Разъяренная теща Португалова, можно сказать, ворвалась в кабинет главврача: шумела, плакала, клялась, грозилась. Но ничего не помогло. Тогда она цинично заявила: «Да подавитесь вы своим пропуском и поганым пляжем. Я буду жаловаться на вас во все инстанции, вплоть до президента!» – сказала и хлопнула дверью. Главврач, глядя на закрывшуюся за ней дверь, лишний раз убедившись, что ни одно доброе дело не остается безнаказанным, медленно, в мелкие клочья рвал пропуск Португалова и приговаривал: «Жалуйся хоть Папе римскому. Напугала ежа голой жопой»