9
В седьмом часу Олтаржевский умылся и позавтракал. Но Бешев позвонил, когда Тверская за окнами безнадежно встала, а Вячеслав Андреевич успел подремать одетым поверх покрывала. Вжав шею в плечи от утреннего озноба, он просеменил к машине, спросонья уже не понимая, куда и зачем едет. Рабочее настроение сменила скука.
Бешев жмурился на клочок белесого неба между крышами и благостно переступал с пяток на носки лакированных штиблет.
Он вежливо осведомился о самочувствии Вячеслава Андреевича. Олтаржевский вяло пожал плечами: «Нормально».
– Далеко ехать? – уныло спросил он.
– Нет.
Включив сирену, лимузин помчался по встречке в сторону Государственной думы.
Прикрыв веки, Олтаржевский попробовал задремать. Он подумал про Гуся, снова ощутил рабочий мандраж, но успокоился: Гусь подбирал исполнительного середнячка присмотреть за делом. Планы изданий, работа с редакторами, авралы, рутина…
Бог даст (или Гусь даст!), ему еще приестся постылая газетная скука.
Он действительно задремал, потому что, когда открыл глаза, не мог понять, в какой части Москвы находится. По сторонам дороги мелькал лес, празднично припорошенный первым снегом. С шоссе свернули на заасфальтированный аппендикс к ресторану в русском стиле с резьбой и коньком на крыше. На парковке дожидались две дорогие машины и два квадратных «катафалка» с охраной Гуся. Машина Олтаржевского встала возле «Майбаха» Гуськова. Четыре охранника покуривали в сторонке. Они поздоровались с Бешевым и осторожно кивнули Олтаржевскому.
Через зал с рогами оленей и лосей, с оскаленными мордами кабанов, волков и лис прошли в уютную гостиную. Здесь Гусь в костюме без галстука расписной деревянной ложкой хлебал овсяные хлопья с молоком. Не поднимаясь со стула, он пихнул приятелю ладонь. Бешев положил перед олигархом флешку и ушел.
Гусь зыркнул на Олтаржевского.
– Чё рожа помятая? Бухал, что ли?
– Болел.
– Есть будешь?
– Нет. Если можно, растворимый кофе.
Гусь салфеткой промокнул губы и велел официанту принести кофе. Он вставил флешку, повозился с пультом и включил телевизор. На экране задвигались черно-белые Евграфов и Олтаржевский, снятые сверху и сбоку. Гусь прибавил звук. Досмотрев, нажал паузу, и двое на экране замерли в шаге от выхода с кухни.
Олтаржевский растерянно молчал.
– Кто этот хрыч? На него ничего нет, – подозрительно покосился Гусь на Олтаржевского.
– Не знаю. Обыкновенный дед! Я его второй раз в жизни вижу.
– Слав, живи там, сколько надо, но не води чужих. Охрана потом жучки по всей хате выковыривает.
– Будешь с ними бодаться?
– А ты как думал! Рога им обломаю! Чтоб зареклись даже дышать на меня! – вдруг взвизгнул Гусь и покраснел. – Они меня, они меня… – Губы Гуся затряслись, он всхлипнул, и, сняв очки, промокнул глаза носовым платком. – Сволочи! Знаешь, как это страшно! Только что ты был тут, и вдруг ты среди урок…
– Что от тебя хотят?
– Чтобы я продал бизнес. Иначе они отберут его даром. Лесин заставил меня подписать договор, по которому холдинг переходит «Газпрому». Но это мы еще поглядим!
– Они тебя дожмут! Самое лучшее для тебя – уехать, пока есть возможность! В Израиль! В Испанию! Куда хочешь! Скажи, что делать. Я попробую помочь.
Гусь высморкался в платок, надел очки, выбрался из-за стола и прошелся по комнате, заложив пальцы за брючный ремень.
– Ты говоришь, как мои адвокаты! – подозрительно зыркнул он на друга и хмыкнул презрительно. – Попробует он! Ты ж еще вчера не хотел со мной связываться! С чего вдруг решился? – Олтаржевский промолчал. Гусь вздохнул. – Без тя есть кому помогать! Если уж меня подвинули, тя подавно к большим деньгам не пустят! Твоя задача – делать, что велят, и не просрать, что есть! С этими, – он презрительно кивнул, – договорились. Они своего попку на моё место пихать не станут. Ты устраиваешь всех.
– Главным редактором?
– Нет. Генеральным директором, Слава! Генеральным директором! – раздраженно повторил Гусь. – Вместо меня! Они согласились сразу. Будто знали, что я предложу именно тебя! – Он покосился на приятеля, словно ждал объяснений.
– Почему сразу не премьер-министром?
– Не остри. В общих чертах я тебе объяснил всё неделю назад.
– Мы говорили о твоем медийном бизнесе.
Гусь не посчитал нужным ответить.
– Сегодня я улетаю… из России, – он не решился сказать – куда, даже другу.
Гусь рассказал, что распорядился оформить на Олтаржевского право подписи финансовых документов, передал ему номер личного счета в банке Лихтенштейна, куда будет перечисляться процент от всех финансовых операций холдинга, и кредитную карту на текущие расходы. Кроме того, сообщил, что выставляет на продажу несколько особняков, и Олтаржевский может выбрать любой в рассрочку – главное, чтобы после опалы вокруг него в России «жили преданные люди». (Олтаржевский подумал, что Гусь никогда не вернется в страну по своей воле!)
Рассказывая, Гусь то и дело настороженно поглядывал на приятеля, словно сверял по нему свои решения. В себе же Вячеслав Андреевич с любопытством наблюдал нечто новое: он был убежден – всё сложится в его пользу, и власть над обстоятельствами возбуждала, хотелось испытать её снова и снова.
– Видишь, Слав, как всё обернулось! Недели не прошло, как мы встретились. А я уже пустое место! – Гусь вдруг глупо захихикал. – Не знаю, Слав, кто тя нанял. Но ловко вы меня обработали! За пару дней! Теперь верю, что их ты тоже скрутишь в бараний рог.
– Гусь, никто меня не нанимал! Вы тут все параноики?
Гусь недобро хмыкнул.
– Все! Видел бы ты свою рожу! Самодовольная! Торжествующая! Как у тех, кто дожимал меня в Бутырке. Щебечут, а у самих из пасти пена капает – скорее хапнуть! Зенки горят: ну чего ты, жид пархатый, тянешь! Всё давно решено! У меня, наверное, такая же рожа была, когда я кого-нибудь о колено ломал. Вот и ты вкус почувствовал! Что будешь делать с бабосами? Бабосы немалые! Голова не закружится?
Олтаржевский пожал плечами:
– Когда пощупаю, тогда узнаю.
Гусь грустно покивал.
– С тех пор как мы встретились, Слава, ты ни разу не спросил про Эллу! Про мою мать и детей! Как они пережили всё это? Не спросил, что дальше с нами будет? Ладно, этим наплевать, что я родился в Москве! Что мой дом здесь! А не среди мартышек, куда меня выталкивают. Но ты-то мой друг! Для тя-то я не дойная корова, которую пора на убой!
Олтаржевский покраснел.
– Прости! Я думал, твои в Испании. Им ничего не угрожает. Я до сих пор не верю в то, что происходит. Мысли путаются. А главное, не знаю, нужно ли мне всё это?
– Поздно оглобли разворачивать! Я рекомендовал тя как опытного управленца. Ты не новичок – руководил людьми. Сейчас один человек подъедет. Он хочет познакомиться с тобой. Бойся, Слава, не тех, кто хочет сожрать тебя в бизнесе, а бойся того, кто жрет тебя изнутри. Как только ты начнёшь перешагивать через людей и решишь, что тебе можно всё, тебе конец! И еще! О таких вещах здесь не говорят. Но ты мой друг. По натуре ты писарчук. Но что бы ты здесь ни увидел и о чем бы ни узнал, держи язык за зубами! Свои мемуары на том свете Всевышнему расскажешь. В междоусобицы не лезь. Пусть грызутся. В холдинге тасуй людей чаще. Помни: они работают на тебя, а ты работаешь на меня! Пока, во всяком случае. Бешева не бойся. Мужик он тёртый. Я его из Росвооружения взял. Что он там делал, точно не знает никто. С ним живут дочь и внучка инвалид. За них любого удавит. Вернее пса не найдешь – только корми его хорошо.
Гусь едва договорил, как в комнату вошёл щуплый лысый человек с ехидным личиком, мефистофелевской бородкой и венчиком волос через затылок. Цепкий взгляд умных насмешливых глаз скользнул мимо Гуськова и Олтаржевского. Он не подал им руки и без приглашения присел в кресло.
– Руководитель Администрации Президента, – Гуськов назвал имя и фамилию, ничего Олтаржевскому не говорившие.
Чиновник жестом пригласил Олтаржевского присаживаться, даже не взглянув на него.
– Вас рекомендовали как опытного медийщика. Надеюсь, вы понимаете, что стране сейчас не нужны потрясения? – спросил чиновник.
– Я не конфликтный человек, – ответил Олтаржевский.
Но в интонации собеседника чиновнику послышалось легкое противодействие или даже неудовольствие. Он посмотрел на него и решил, что у того слишком независимый взгляд и слишком умное лицо. Впрочем, подумал чиновник, живой человек, хорошо знающий свое дело, стоит больше, чем слепой исполнитель. А приручить можно любого.
– У вас есть своя точка зрения по вопросам медиавещания? – спросил чиновник.
– Вы хотите услышать моё откровенное мнение?
– Да. По возможности.
– Я считаю, что люди должны слушать и смотреть то, что они хотят. Они не настолько глупы, чтобы верить всему. Сравнивая, они сами сделают выводы. А для этого им нужен доступ ко всей информации.
– Вы говорите об интеллигенции. Хорошо образованного человека невозможно ввести в заблуждение. Его можно купить, чтобы сделать союзником. Или уничтожить. А что делать с остальными?
– Н-не знаю… – замялся Олтаржевский. Его смутил цинизм собеседника.
– Вы наверняка читали Конфуция, – сказал чиновник. – Он был министром юстиции и начинал как демократ. А закончил стратами. Лао Цзи зашифровывал свои теории, чтобы они не были доступны простому народу. Каббала три тысячи лет оставалась секретным учением, потому что избранные понимали, что значит снять пелену с глаз миллионов и сделать их самодостаточными. Как только простые люди осознают своё «я», манипулировать ими будет невозможно. Как тогда прикажете управлять обществом, где у всех собственное мнение, вовсе не то, что подают обученные правительством аналитики и политологи? Вы же понимаете, что никогда ни в одном обществе не было и не будет независимых средств массовой информации. СМИ помогают управлять людьми. А если человек сможет напрямую участвовать в управлении, мы получим хаос и анархию. Вы согласны?
– В постановке вопроса – да.
– Ну вот и хорошо! Вы ведь не собираетесь совершать революцию в умах?
– Нет, – сухо ответил Олтаржевский. В цинизме чиновника звучала издёвка. С такими людьми, по опыту знал Вячеслав Андреевич, спорить бесполезно.
– Договорились. Надеюсь, вы нам поможете.
– Скажите, а почему именно я? Есть много людей достойней. Настоящих профессионалов. О телевидении я знаю мало. Огромной компанией не управлял. Мы это оговаривали с Аркадием… с Ароном Самуиловичем.
Много лет занимаясь газетным ремеслом, Олтаржевский научился разговаривать с людьми на любые темы, никогда не высказывая свою истинную точку зрения, которую он мог обсуждать только с людьми своего круга. Но, оговаривая условия работы, он усвоил, что лучше говорить так, как есть, не дожидаясь, пока тебя вышибут за некомпетентность. Кроме того, ему не нравилось, когда по принципиальным вопросам им понукали.
Чиновник, несомненно, обладал острым умом и, затевая спор, выяснял искренность собеседника, догадался Олтаржевский. Вячеслав Андреевич говорил то, что думал, не боясь потерять, ибо еще ничего не приобрёл. Но сейчас решил, что злоупотребил терпением чиновника, и сожалел о своей резкости. Впрочем, в нём снова окрепла уверенность – что бы и как он ни ответил, исход «собеседования» окажется в его пользу.
– Вы действительно очень прямой и откровенный человек, как рассказывал о вас Арон Самуилович, – сказал мужчина. – У вас есть преимущества перед другими. Вы человек новый в этой среде. Отличились на войне. У вас ведь есть правительственные награды?
– Да. Я награжден орденом Красной Звезды.
– Вы принадлежите к семье, много сделавшей для своей страны. Хороший послужной список – это очень важно для начала любой карьеры.
– Моя родословная не имеет отношения к делу, – занозисто проворчал Олтаржевский, вспомнив предостережения отца.
– Если вас что-то не устраивает, можете отказаться от предложения.
– Главное, что Вячеслав Андреевич вне политики! Детали мы с ним обговорим позже! – вмешался Гусь, остерегаясь, как бы приятель снова не полез в бутылку, и показал глазами – иди!
Чиновник смотрел перед собой с доброжелательной иронией.
На улице Олтаржевский направился к машине, но тут вспомнил о своей последней глуповатой записи в тетради – чтобы все его слушались. Подумав, он подошёл к одиноко стоявшему на парковке «Мерседесу» – водитель неохотно приопустил стекло и посмотрел пустым взглядом мимо чужого хозяина.
– Ваша машина загораживает вход. Переставьте её, пожалуйста! – сказал Олтаржевский.
Водитель высунул голову, озираясь на пустую парковку. Отъехал от бордюра и встал в двух метрах от прежнего места: совершенно бессмысленный маневр.
– Что случилось? – обеспокоился Бешев.
– Я попросил переставить машину.
– Вы знаете, чья это машина? Руководителя Администрации Президента!
Вячеслав Андреевич не ответил. Он удобнее устроился на заднем сиденье.
Помощник сел впереди.
– Игорь Леонидович, – сказал Олтаржевский. – Можно вас попросить?
– Да, конечно.
– Если мне положена охрана, ничего не поделаешь. Но если не трудно, пусть ребята не мозолят глаза. Неловко. Бояться мне пока некого.
Бешев и водитель едва заметно переглянулись, и уголки их губ дрогнули в улыбках. Олтаржевский прикрыл веки, не заботясь, что о нём подумают.
10
В тот же день на совещании в конференц-зале здания-книги бывшего СЭВ на Новом Арбате Гуськов представил Олтаржевского совету директоров и главам компаний. У Олтаржевского от волнения немели ноги. Гуськов поблагодарил всех за работу, сказал, что ненадолго уедет, и попросил близких соратников задержаться.
В лицо Олтаржевский знал лишь генерального директора телеканала Владимира Кошелева, усатого дядьку с повадками рассудительного барина, и главного редактора службы информации Григория Грачевского, напоминавшего костлявого студента.
Гуськов предупредил, что в ближайшие месяцы компанию попробуют развалить. Сказал, что, невзирая на то что его вынудили подписать соглашение с министром печати о передаче части активов холдинга «Газпрому», выполнять обязательства Гуськов не собирается – компания еще поборется.
При тягостном молчании соратников Гуськов рекомендовал решать текущие вопросы с его преемником, заявив, что будет с Олтаржевским на связи: присутствующие без выражения, как на пустое место, посмотрели на Вячеслава Андреевича. Оставшись с приятелем вдвоём, Гусь сказал:
– Пока не войдешь в курс, делай, как скажут! Когда все побегут отсюда, не спеши! Помни, как бы ни сложилось, это твой трамплин наверх! – Подумал и добавил: – Похоже, назад меня не пустят!
Гусь провёл приятеля в его новый кабинет (кабинет хозяина решили не занимать: из суеверия – чтобы вернулся).
Высокие окна выходили на реку. Середину комнаты занимал большой Т-образный стол и пара стульев: кабинет не спешили обставлять – ждали распоряжений.
Гусь подошёл к окну. Напротив грязно-бурой Москвы-реки, торцом к зданию бывшего СЭВ, высился Дом правительства с российским гербом на башенке. На высоком шесте ветер вяло шевелил российский триколор.
– Глянь, Слав! – Гусь подозвал Олтаржевского. – Всего-то дорогу перейти – и ты там! А иным жизни не хватит, чтобы добраться, – с грустным пафосом произнёс он.
Вячеслав Андреевич посмотрел на гостиницу «Украина» через реку.
– Высотка моего прадеда, – сказал он и вновь почувствовал нелепость своего назначения.
– Располагайся! – Гусь легонько хлопнул приятеля по плечу. – Кстати, знакомься – Неля Лядова. Мой, а теперь твой секретарь.
В дверях улыбалась рослая девушка лет двадцати пяти в черном платье с белым воротничком, с короткой стрижкой под мальчика и тонкой талией.
– Нэла, Арон Самуилович, а не Неля! Неля другое имя! – поправила она шефа.
– Вечно со мной спорит! – пожурил Гусь. – Какая разница, Нэла или Неля! Если хочешь, можешь её уволить! – И девушке: – Шучу!
Нэла кисло улыбнулась и, не получив распоряжений, вышла.
– Не смотри, что молодая, – сказал про неё Гусь. – Если что, обращайся к ней. Подскажет.
– Пока нечего подсказывать.
– Ладно! В целом ты понравился главе. Только не надо было с ним залупаться. Его дружба дорогого стоит. Нужный человек. И опасный. На вид тихий, вкрадчивый, а раздавит любого. Одно отчество чего стоит! – усмехнулся Гусь. Он рассказал, как студентом, хиппуя, глава проехал босым несколько остановок в метро. – Жучила! Но башковитый, черт! У него прозвище среди своих – «сахарная голова». Из-за лысины. Был личным биржевым агентом Бори и экспортировал автомобили его концерну АВВА. Понял теперь, кто меня заказал? Боря, дурачок, думает, что это я его машину рванул. Ничего, скоро все за мной побегут! – мстительно покривил он рот. – С остальными познакомишься позже.
Нотариус, плешивый еврей с завитушками на затылке и в костюме тройка, пальцем показывал Олтаржевскому, где расписываться; Гуськов терпеливо ждал, уставившись в окно. Затем поехали в банк заверять подписи. На прощание друзья обнялись.
Ночью Гуськов вылетел в Израиль. В аэропорту Бен Гурион олигарх для местных телеканалов обругал Кремль и окончательно захлопнул для себя двери в Россию.
11
В компаниях холдинга шептались о назначении Олтаржевского. О нём ничего не знали, кроме того что он «лучший друг» Гуськова и вытащил того из тюрьмы. Роль Олтаржевского в освобождении олигарха преувеличивали, но в его близости к высшей власти не сомневались. Значит, заключили, будущее медиаимперии решено – в Кремле с Гуськовым договорились и назначили «гробовщика».
СМИ рассказали, что живет Олтаржевский в Чигасово! Иногда ночует в квартире на Тверской. Рассказали о прежней работе Олтаржевского в забытой газетенке; опубликовали сдержанное интервью о нём его бывшей жены; даже напечатали испитые рожи его «коммунальных гоблинов».
Олтаржевский достаточно проработал в СМИ, знал, как раздувают пустяки, и понимал, что коллеги еще долго будут обсасывать каждую мелочь о нём. Нужно терпеть.
Прежняя убогая жизнь преемника не вязалась с его карьерным взлетом, и публикации об Олтаржевском посчитали газетной «уткой», чтобы запутать след. «Русские сенсации» и «Скандалы недели» холдинга молчали о новом главе. Интервью он не давал. Тусовок избегал. Был прост в общении. Ездил без охраны с водителем Колей, улыбчивым парнем лет тридцати, или со степенным Андреем, бывшим охранником какой-то шишки. Здоровался с сотрудниками за руку. Шутил на перекурах с журналистами, настороженно замолкавшими при нём. Уважительно пропускал перед собой коллег. Не стеснялся спрашивать, если чего-то не знал, не обижался, если его поправляли. Прислушивался к советам. Приезжал на работу в свитере и джинсах – к нему сразу прилипло прозвище Джобсик, по манере одеваться под Фила Джобса. Он вёл себя не как клерк, а как «хозяин», которому позволено всё. Впрочем, авторитет Гуся в компании был абсолютным. Все знали – преемник лишь озвучивал его решения, и охотно помогали новичку.
Никто не догадывался, как Олтаржевский трусил: ему досталось даром то, что Гусь создавал годами. Он заставлял себя не оборачиваться, чтобы посмотреть, не смеются ли ему в спину. Засыпая на Тверской, он ждал, что утром проснётся дома, но просыпался в той же спальне с гобеленами, ехал в контору, и всё повторялось.
Он чувствовал себя ефрейтором, выкравшим генеральский мундир.
По просьбе Олтаржевского Бешев нанял ему преподавателя по экономике. Но экономические «модели» и «формулы» Гуся сводились к банальному воровству и ростовщичеству, и Вячеслав Андреевич не узнал для себя ничего нового: приятель и ему подобные беззастенчиво обирали казну. Гусь брал у государства безвозмездные кредиты. В Европе дёшево занимал, а здесь ссужал через свой банк деньги под неимоверный процент. Скупал, банкротил и перепродавал заводы выходцам из бывшего СССР за границей, и те, кто раньше ишачил на одних, ныне ишачили на других хозяев – но теперь почти даром.
В гигантскую «Монополию» играли только свои – главное, чтобы финансовую цепочку замыкали подельники в правительстве. Они убивали экономику страны из глупости и жадности или специально.
Прежний совестливый правдоха Олтаржевский непременно ушёл бы. Но его уход не изменил бы ничего. Он решил, если получится, повернуть к лучшему хоть что-то.
Понял он и главную ошибку Гуся: тот цапнул руку дающего и получил по зубам.
Давний приятель отца, со странным именем Охрим Родионович, по фамилии Кваснер (Селиванов по жене), помог Олтаржевскому разобраться в финансах. Вячеслав Андреевич взял его на работу на незначительную должность. Сухонький старикашка в очках с толстыми стеклами, бывший главбух стройтреста, он всю жизнь считал деньги государства и не терял головы от чудовищных сумм. В банковские дела Гуськова старик не лез – там заправлял американец Брандмауэр, – но и без банка узнал многое.
Кваснер выяснил, что почти вся прибыль шла на издания и телеканал. Старик пожал плечами и сказал Олтаржевскому:
– У вашего приятеля не все дома. А когда они соберутся, им не хватит даже на мацу.
Вкалывая изо дня в день, Олтаржевский старался не принимать работу всерьёз, чтобы не свихнуться от бессмысленности того, что делает.
В бизнес-сообществе бегство Гуськова одобрили: главное – он на свободе!
Фамилию его преемника не запоминали. Если Гусь запросто входил к премьеру, то своего «протеже» он никуда не пускал: остерегался, что тот напортачит.
Бешев посоветовал Олтаржевскому проявить себя в переговорах с кредиторами.
– Если у вас получится, о вас заговорят. Нет – вы ничего не теряете, – сказал помощник.
Он подобрал специалистов, и те переработали соглашение.
Собрались у Олтаржевского. Стеллажи книг и напольные часы с четвертным боем – их Вячеслав Андреевич подбирал сам – создавали атмосферу уюта в кабинете.
Помимо прочих, Олтаржевский пригласил Кваснера – старик сидел за отдельным столом в углу. Лядова разложила бумаги. Вячеслав Андреевич уже понял, что Нэла – находка для него: с ней он не отвлекался на пустяки.
Из «Газпрома» и министерства прислали второстепенных замов с командой. Еще двух чиновников из Администрации Президента Олтаржевский не знал.
– Они считают вас легкой добычей. Это хорошо, – шепнул Бешев.
Вячеслав Андреевич не углублялся в детали – он ничего в них не понимал. Он заговорил о людях и информационной политике компании.
– Лояльность власти – это убытки. Мы растеряем зрителя и рекламу, – говорил он.
Олтаржевский говорил о профессионализме, о людях и о прибылях от СМИ. Он внушал так убедительно, что собравшиеся не сомневались – он прав. Но если бы их попросили повторить услышанное, они не вспомнили бы ни слова. Олтаржевский сам не понимал, как у него это получилось.
Кваснер поддержал Олтаржевского цифрами. Сгорбившись над бумагами, с еврейской скаредностью старик пересчитал каждый рубль. Он рассказал о расходах холдинга и о причинах убытков.
– Кто будет платить? – спросил старик.
Когда Олтаржевский подвёл итог, все осторожно переглянулись. Бешев, внешне невозмутимый, пробовал разгадать простой и эффективный приём Олтаржевского – уступая в пустяках, тот вынуждал соглашаться в главном. И это сработало.
Договор обсуждали до ночи.
К удивлению многих, «газовщики» взяли акции за долги, остальные долги списали. Министерство оставило холдингу телеканал. Решили – меньше Чечни и чернухи, больше – сериалов и славиц власти; больше бытовых скандалов и ток-шоу, чтобы народ «выпускал пар». На новые программы раскошеливался главный акционер.
Под утро Олтаржевскому позвонил Гуськов.
Осоловевшая от усталости Нэла слышала, как они ругались по скайпу. Гуськов орал, что Олтаржевский «его предал», «лёг под них», требовал «убираться». За закрытой дверью слышалось «бу-бу-бу» Олтаржевского.
Олигарх не звонил сутки. Затем сухо поблагодарил приятеля за переговоры: он сохранил деньги и власть.