Czytaj książkę: «Эротика глазами криминалиста (Юридическая теория порнографии)», strona 11
Еще в прошлом году Яна начала слегка побаиваться этого пса, да и не только его, вообще всех, хоть маленьких, хоть больших. В начале прошлогодней весны соседских пес сперва спокойно стоял около Яны, а после ни с того ни с сего обнял передними лапами ее ногу и начал трястись, изображая собачью случку. Парни заржали, а ей было до боли обидно. Дома она плакала и начала сторонится собак. Джек тоже не исключение. Но всегда рядом была Нюра, она просто отгоняла его или оттаскивала за ошейник. А если он снова пытался пристроиться, то садила на цепь.
От чего это происходит, она прекрасно знала. Видела собак, кошек и быков, а после результат: щенки, котята и телята. Но было чертовски обидно. Почему именно к ней пристраивался Джек и та собака? Ни к Нюрке, ни к ее подружкам? А может они просто молчали, не говорили?
В этот день они провалялись под ивой как никогда долго, даже уснули. Нюра так много говорила. Похоже, она решила выговориться сразу за несколько дней вперед. Теперь Яна знала ее планы не только на этот год, но, пожалуй, до самой ее пенсии. В мечтах она уже кончила школу, вышла замуж, поступила учиться, осталась в городе и еще… все то, о чем мечтает каждая деревенская девчонка.
Вернулись поздно. Не хотелось уходить, поскольку завтра Яна останется одна, а Нюре хотелось оттянуть момент расставания. Но время вышло, и вот уже запели сверчки, небо посерело и подуло прохладой. Они расстались. Яна пообещала на всякий случай пораньше зайти к ней, может удастся улизнуть… Хотя в душе они знали, что нет, Валерка не такой, не даст сачковать.
* * *
Так оно и вышло. Утром Яна просыпалась много раз. Сперва, когда запел петух, после, когда погнали коров на пастбище, после, когда солнышко коснулось ее ковра. Но было еще рано. И она то засыпала, то снова просыпалась, боясь пропустить момент, когда уже пора бежать. Подошла к воротам, где жила Нюра. Они оказались закрыты, а в ручку двери просунут прутик, который выполнял роль замка, и тем самым говорил всем, что в доме никого нет, можете не стучаться.
Яна огорчилась, но делать нечего. Идти в поле на покос? Далеко, да и мешаться будет. И вообще, что там делать? Там мухи и комары, а ей так не хотелось этого. Повесив голову, она сперва пошла домой за книгой, а после на берег.
Ива располагалась почти посередине реки. Ее длинные волосы спускались прямо до воды. Она росла на маленьком островке, но сейчас, когда вода немного спала, до нее можно было дойти посуху. А под деревом было так прохладно и спокойно. По воде бегали водомерки. Они устраивали свои догонялки. И как они вот так могли держаться и не тонуть, да еще и бегать? Удивительно.
Яна расстелила покрывало, легла на него и уставилась грустными глазами на воду. Листья ивы чуть-чуть касались кромки воды. Они как будто заигрывали с ней. То осторожно касались поверхности воды, то подымались, потряхивая листочками на ветру и сбрасывая тяжелые капли, а после снова опускались и опять выныривали. И эта игра не знала конца. Иногда на воде появлялись разводы, это рыба подымалась к поверхности, и своими плавниками нарушала гладь воды.
Река бежала не спеша. Ей некуда было спешить. В некоторых местах из воды пробивались ростки камышей и вокруг нее летали маленькие стайки жучков. Они были такими маленькими, что издалека казались просто серой дымкой. Но когда прилетала стрекоза, эта дымка моментально растворялась в самой траве. Стрекоза делала несколько облетов, садилась на траву, покачивалась, а после отдыха улетала ни с чем. А жучки снова вылетали из травы и опять кружились облачком вокруг своего кустика.
Яна смотрела на эту спокойную, совершенно ничем не обремененную жизнь. Глазки сами начинали закрываться. Солнышко уже начало припекать, но листва ивы надежно защищала ее от жары. Яна потянулась, и как кошечка, мурлыкнув, задремала. Сон навалился как дымка, что стелется по земле, когда осенью жгут листву, медленно и убаюкивающе. Она уснула у самой воды. Слабое журчание воды – вот все, что она слышала в этот момент.
Проснулась от того, что кто-то лижет ей нос, было щекотно и влажно. Еще не проснувшись, узнала его – это был Джек. Только он мог так будить. Знала его язык еще с детства, мягкий и теплый как бархатное платье, что у мамы. Открыла глаза. Так и есть – это Джек.
– Ну что, соскучился?
Пес сразу завилял хвостом. Он так сильно им вилял, что казалось наоборот: хвост вилял им. Яна приподняла голову. Солнце было уже в зените. «Наверное, уже обед. Надо же, как долго я проспала», подумала она и села. Пес, увидев активность девочки, соскочил с места и начал прыгать, радуясь ее пробуждению.
Она потянулась. Тело было вялым, как будто оно растаяло под солнцем. Яна откинула голову и попыталась собраться с мыслями. Но они не хотели собираться, а также вяло блудили где-то там в голове и не думали возвращаться к ее хозяйке. Посмотрела на лучи, что пробивались сквозь листву, когда дул ветерок. Небо было синим-синим, как будто его только что помыли. В животе что-то заурчало.
– Пора перекусить.
Она сказала эти слова, как бы и для себя, но и для пса, а он как будто все понял, еще шибче начал прыгать и побежал к сумке с продуктами.
Скромно перекусив, она села у воды, опустила ножки в воду. Речная прохлада. Руки покрылись мурашками.
В этом месте дно было песчаным. Даже странно, поскольку почти вдоль всей реки берега были глиняные. А здесь песок. По нему можно было ходить, на нем можно было сидеть, из него можно было строить замки и заводи.
Яна спустилась в воду и пошла по берегу. Пес остался лежать на берегу. Теперь настала его очередь дремать. Еще немного, и он провалится в сон. Она посмотрела на него, но не стала будить. Переодевшись, Яна пошла купаться. Пес лишь только повел ушами на всплеск воды, но голову так и не поднял.
Ей захотелось от удовольствия закричать. Так хотелось, что она не смогла удержаться и по-детски, по девчоночьи завизжала. Джек соскочил, замотал головой, как будто спрашивал, что случилось, где, когда, кто? Она нырнула с головой, и только пятки сверкнули в воде. Пес посмотрел на водяные разводы, успокоившись, сел, почесал за ухом и стал ждать, когда она вынырнет. Но ее не было. Он начал мотать головой, ища ее, но девочки не было. Круги на воде разошлись и уплыли вместе с течением. Пес соскочил. Пробежался вдоль берега, сунул лапу в воду и остановился. Его глаза лихорадочно бегали вдоль противоположного берега. Он плохо видел, наклонил голову и понюхал воду, но ей не пахло. И тут, в десяти метрах, она вынырнула.
Грудь жадно вдохнула воздух. Рука провела по лбу, убирая с него мокрые волосы. Она оглянулась, помахала собаке и поплыла дальше. Пес от радости, что нашел ее, бросился в воду, решив, что уж сейчас точно не упустит ее из виду.
День пролетел совсем незаметно. Загорать она не любила, считала это тратой времени, а вот читать – это да.
Словно ветер в степи, словно в речке вода,
День прошел – и назад не придет никогда.
Будем жить, о подруга моя, настоящим!
Сожалеть о минувшем – не стоит труда.
Здорово… Живи сегодняшним днем и не думай о прошлом. Наверное, в этом и есть прелесть наслаждения. Девочка лежала на траве и думала об этом. Сейчас ее ничто не тревожило, ни вчерашние заботы, ни завтрашние. Было так здорово, будто перед ней был чистый лист бумаги. И что она хотела, то и рисовала.
Яна оглянулась. Джека не было, он убежал. Легкая грусть посетила ее. Она снова одна. Она встала, с удовольствием потянулась до слабого хруста в суставах и пошла напоследок еще раз окунуться. А после можно и домой идти.
После купания, откуда ни возьмись, появился Джек. Он смотрел на нее своими умными глазами и вилял хвостиком. Есть больше нечего было. Она предложила ему сперва хлеб, когда он не захотел его, решила дать яблоко, но и его он не стал есть.
– Извини, но больше ничего нет, – и пожала плечами.
Она отошла в сторону и начала переодеваться. Джек подошел к ней и уставился вплотную на нее.
– Нет больше, вот придем домой, накормлю, – и повернулась к нему спиной.
Пес посидел немного, встал и подошел к девочке, вытянув морду вперед. Яна уже набросила на себя сарафан, повесила купальник на ветки ивы, чтобы пока она собирается, он успел подсохнуть. Джек подошел поближе и сунул свою морду под сарафан, что-то вынюхивая под ним.
– Отстань! – Решительно сказала она и чуть повернулась к нему боком.
Пес постоял немного в недоумении и снова подошел к ней. Его нос пыхтел как воздушная труба, что то закачивает, то снова выкачивает воздух. Он нюхал новые запахи. Они были ему интересны. Запахи, которые говорили больше чем зрение. Он снова подошел к Яне и ткнул свою морду прямо между ее ног.
– Пошел отсюда! – Она попыталась придать своему голосу строгость, но в нотках звучала все та же доброта.
В ответ пес наоборот попытался дальше засунуть свой нос вглубь сарафана, поближе к источнику нового запаха. Сквозь ткань Яна почувствовала, как он дышит носом, как теплый воздух из его легких, проходя сквозь ткань, касался ее кожи.
– Уйди прочь! – Не на шутку рассердилась она и, схватив за ошейник, как это делала Нюра, отдернула его.
Пес, оторвав свою морду, тут же зарычал. Яне не ожидала такой реакции.
– Ты что? – Ее голос стал мягким, и где-то внутри засквозили нотки испуга.
Она еще раз постаралась взять пса за ошейник, но как только взялась за него, пес рыкнул. От испуга Яна отпрянула в сторону, прижалась спиной к стволу дерева, ноги сами подкосились, и ее тело осело.
– Ты чё? – Она постаралась придать своему голосу нежность, ласку. Ей казалось, что она может успокоить Джека. – Мы придем домой, и я дам тебе холодца, он стоит в погребе.
Девочке казалось, что если она будет с ним разговаривать, то он ее поймет, перестанет рычать и они пойдут домой. Она посмотрела ему в глаза, но от этого ей стало еще страшнее. Взгляд пса проходил сквозь нее. Он был холодным. Такого раньше Яна не видела, ей стало страшно.
В округе никого не было. Этот остров находился достаточно далеко от деревни, да и от дороги. Поэтому кричать было бесполезно. Она не знала, что делать. «Попытаться еще раз поговорить? Не обращать на него внимание?» Она лихорадочно перебирала всевозможные варианты.
Пес стоял напротив нее. Его морда была на уровне ее глаз. Они были добрыми, но в то же время совершенно пустыми. Появился черный окрас, что придало его взгляду жесткость. Джек постоял немного, посмотрел в никуда, а после, как ни в чем не бывало, повернулся и побежал из-под ивы.
Тяжелый груз страха спал с ее груди. Тело, что до сих пор было в оцепенении, зашевелилось. В горле все пересохло, она глотнула, но сухость не прошла. Непроизвольно она закашляла. Сердце колотилось. Казалось, что она побывала в дремучем лесу, где бродят свирепые хищники, и никто не может ей помочь. Куда бы она ни пошла, везде эти клыки и глаза.
Яна не спешила вставать. Она боялась, что Джек вернется. Решила еще немного подождать, а после пойти. Минуты тянулись медленно, облака плыли еще медленнее, как будто издевались над ней. Закрыла глаза. Пятна света, что пробивались сквозь листву, пробивались и сквозь ее веки. От этого становилось еще тяжелее. Она открыла глаза.
Собака сидела прямо перед ней. Увидев ее, Яна тихо вскрикнула.
– Иди домой! – Это был не приказ, а просьба, голос ей еле подчинялся.
Пес привстал и сделал шаг к девочке. Снова эти глаза. Они смотрели прямо на нее, не отрываясь. Пес сделал еще шаг и утробно гавкнул. От этого Яна как можно сильнее прижала к себе колени. Слезы отчаяния побежали по ее лицу. Она не хотела плакать, считала это слабостью, но они бежали сами, заливая глаза, щеки, капая с подбородка на одежду.
Джек подошел поближе, совсем вплотную к ней, вытянул морду и лизнул лицо. Он начал слизывать ее слезы, как бы тем самым прося извинения за свое поведение. Яна тяжело всхлипывала, а пес лизал и вилял хвостом. Она успокоилась, но прижимать Джека побоялась. Встала. Сняла с ветки купальник, собрала все вещи в сумку и присела. Ноги плохо слушались, а сердце все так же гулко клокотало. Он сидел напротив и весело вилял хвостом, а глаза излучали доброту.
Яна сидела на земле, обняла коленки и положила голову на них. Джек вытянул передние лапы и так же, как она, положил морду. Он лежал неподвижно, только глаза оставались живыми. Он вертел ими в разные стороны, как будто ждал команды, но девочка молчала.
Джек нехотя оторвал свою морду от лап, повел носом, снова засвистели его легкие, и сквозь ноздри пошел воздух. Он вытянул шею в сторону Яны и опять начал нюхать воздух. Увидев это, она замерла. Пес осторожно, на брюхе, подполз поближе к ее ногам. Что он мог чувствовать? Он вытянул шею и ткнул своим носом в сарафан. Он настойчиво нюхал воздух, как будто там было что-то сладкое. Шея натянулась. Он подполз еще ближе и теперь спокойно сунул свою морду под ткань одежды.
Яна не видела его глаз, и поэтому была намного спокойнее. Но его настойчивость… «А что в этом такого? Он просто нюхает, он все нюхает, ведь это же собака», она пыталась рассуждать.
Он сунул морду между пяткой и ягодицей. Ее тело сковал страх. Она боялась пошевелиться, поскольку не хотела вызвать у пса агрессию. Думала, что Джек сейчас понюхает и все. Насытившись запахом, он запомнит его и как всегда убежит.
Морда собаки просунулась так глубоко, что она ощутила его дыхание. Нос собаки дернулся и вот она почувствовала теплый воздух его легких. Нос почти касался обнаженной плоти. Яна не успела одеться, да и не было привычки возвращаться домой в мокром купальнике. Так и сейчас она сидела только в сарафане и чувствовала дыхание пса. Он жадно всасывал воздух, пытался распознать все известные ему запахи, но что-то было не так, что-то незнакомое, что-то новое. И это новое, незнакомое, и толкало его вперед.
Она ждала, когда он уйдет. Вдруг что-то мягкое и теплое коснулось ее. Яна непроизвольно вздрогнула. Пока она осознавала, он снова коснулся ее чем-то теплым и мягким, через мгновение поняла – это его язык. Он лизал, хвост слабо завилял. Девочка осторожно начала сжимать ноги и постаралась опустить их так, чтобы собака высунула морду. Пес зашевелился, его всклокоченная морда появилась снизу, он недовольно посмотрел в глаза Яны. Его зрачки в считанные секунды стали черными и непроницаемыми, холодными и агрессивными. Кобель зарычал. Слабый оскал появился на его морде, он смотрел прямо ей в глаза. Яна не выдержала его взгляда и опустила глаза.
Джек склонил морду и ткнул носом под ладони, что сжимали колени. Она тяжело зашевелила пальцами, разомкнула хватку, что обнимали ноги и осторожно коснулась кончиком пальца его носа. Тот был мокрым, чувствовалось, как он тяжело дышит, язык свисал. Яна опять коснулась его носа. Она видела только его, боялась смотреть ему в глаза, боялась увидеть его взгляд.
Пес зарычал. Девочка отдернула руки от носа, и те повисли в воздухе. Боялась пошевелиться. Ей показалось, что наступила на мину. Одно неверное движение, и мина взорвется. Очень осторожно она положила ладони на коленки. Пес снова зарычал и ткнул мордой в щель между ног. Сердце остановилось. Яна видела кончик его носа, голова опускалась все ниже и ниже. «Только не смотреть ему в глаза, не смотреть», – шептала себе.
Собака еще раз ткнула носом в щель между ног, отдернула морду и хрипло гавкнула. Звук собачьего лая отразился от ветвей ивы и со всей силой обрушился на девочку. Она в страхе онемела. Яна смотрела на свои ладони, что лежали на коленках, на то, как руки напряглись и медленно развели коленки в разные стороны. Они разошлись, как расходятся во время цветения лепестки мака, широко и свободно.
Пес сидел неподвижно, как будто задумался. Ее взгляд был направлен вниз, как можно дальше от собаки. Она увидела свои ноги и след загара от купальника. Ее поразило увиденное. Страх, смятение и какое-то любопытство, как будто она видела все это впервые. Ноги были напряжены. На мгновение забыла о собаке, она смотрела и удивлялась сама себе.
Джек подошел вплотную. Опустил морду прямо к земле, принюхался, втянул воздух, с шумом выпустил его и снова втянул в себя. Яна смотрела на то, как он нюхает. Его нос не касался ее тела. Казалось, это ему могло помешать. Он еще раз втянул воздух и лизнул. Яна вздрогнула. Руки, что лежали на коленях, удержали их от того, чтобы сомкнуться. Его язык еще раз коснулся ее тела. Мышцы в ногах загудели от напряжения. Джек не проявлял никакой агрессии, он только нюхал, а когда ему не хватало информации в воздухе, он пробовал его на вкус языка.
Джек присел, а затем прилег, положив свою морду почти вплотную к ее телу. Он видел запах носом. Джек стал спокойным. Ноги Яны гудели, она постаралась их расслабить, но это давалось с большим трудом. Стоило расслабить руки, как ноги в коленях начинали сжиматься. Опустила руки на землю. Джек с любопытством коснулся своим язычком ее незагорелого тела. Яна в очередной раз вздрогнула, но вместо того, чтобы соединить ноги, наоборот раздвинула их как можно шире, как будто легла загорать и подставляла свои изнеженные прелести под летнее солнышко.
Она постаралась расслабиться. Все равно Джек не отпустит, пока не насладится ее женским запахом. Наверно в ней много изменилось, коль он учуял это. Он опять коснулся язычком ее кожи. Тот был теплым и влажным, и очень мягким, удивительно мягким. На душе стало немного спокойней и возможно даже приятно. Но этого она не могла себе сказать, просто ждала. Пес лизал ее, ему хотелось все вылизать, весь запах, что был, и не оставить его никому. Он лизал, иногда вставал на лапы, опускал морду и снова лизал.
Минут через десять Джек успокоился. Как ни в чем не бывало он отошел в сторону, лег у ног девочки, положил морду себе на лапы, посмотрел своими мягким взглядом на Яну и прикрыл глаза.
Она упала на сухие листья, они воткнулись в ее кожу, и муравьи сразу побежали по ее телу. Она лежала и смотрела с закрытыми глазами. Видела иной мир, он был такой прекрасный и чистый, такой веселый и нежный, такой обнаженный и желанный. Ее реснички дрогнули, и тонкий луч реальности пробился в ее сознание. Она посмотрела на него, в памяти зазвучали стихи.
Мы – источник веселья – и скорби рудник,
Мы – вместилище скверны – и чистый родник,
Человек – словно в зеркале мир, – многоликий,
Он ничтожен – и он же безмерно велик.
* * *
Жизнь делает свой поворот, мы следуем его пути, мы управляем своими эмоциями и действиями, но кто управляет нами? Что мы хотим? Мало кто может ответить на этот вопрос. О чем мы мечтаем? Никто даже и не догадывается о своих истинных желаниях. Нам кажется, что мы хотим мира, но наши мысли иные. Мы хотим мести. Это только фальшь, и мы не догадываемся о ней. Наши сокровенные мысли порой скрыты от нас же самих, они меняют нас и всю нашу жизнь. Но мы так и не можем понять, почему так произошло. Потому что эта мысль останется глубоко в нас и до нее не добраться никаким скальпелем.
Наши желания, что они из себя представляют? Что? Еда, одежда, дом, дети, престиж, слава, вечность? Что? Или просто наслаждение жизнью. Такой, какая она есть, прекрасной и безграничной, такой теплой и голубой. Когда еще мы сможем это почувствовать, когда? Завтра все изменится и то, что было сегодня, мы оставим глубоко в себе и никому об этом уже не скажем, только себе. Жизнь меняется и мнение с ним тоже. Что сегодня было белым, завтра окажется серым. Мнения меняются, они подстраиваются под окружение, под их взгляд, под их штамп. Но сейчас в юности все выглядит иначе, все открыто и нет никаких преград, просто свобода и все.
Сколько еще раз это повторялось, она не помнит. Да и было ли это вообще, не сон ли, не мечта ли, не просто ли это фантазия шестнадцатилетней девушки, не важно. Но соблазн, рожденный в ее душе, остался и остается до сих пор в виде неприятного воспоминания.
* * *
Девочка еще некоторое время лежала, после резко сомкнула ноги, села на колени, поправила на себе сарафан. С упреком посмотрела на пса. Подождала, пока отойдут ноги. Встала и быстро пошла домой. Джек поднял морду, посмотрел ей вслед. Нехотя встал и засеменил за девочкой, за обещанным ею холодцом.
3. Подоконник.
Люди постоянно придумывают себе проблемы. Почему бы не придумать себе счастье?!
Елена Стриж. Рассказ из книги «Розовый бархат».
Интересно, сколько живет человек? Сорок, шестьдесят или семьдесят, а может все же сто или чуть больше? Но почему только сто, а не двести или пятьсот, почему так мало? Ведь хочется так многого. Наверное, поэтому мы все куда-то бежим, хочется успеть, не упустить. А что потом? Серые дни покоя, пенсия, когда ты выжат и уже никому не нужен, только разве что себе. Но почему так? К чему это я говорю? Что хочу узнать? Ведь все и так уже известно. Есть жизненный цикл, и его не обойти, все заложено в ДНК. И вот наступает момент самоуничтожения, и мы не можем ничего сделать, наше тело медленно разрушается. Мысли и дух остаются, они продолжают жить в этой дряблой оболочке. Но я думаю, что человек умирает по другой причине. Он со временем становится эгоистом и трусом. Боится сделать шаг, а вдруг споткнется и упадет, а вдруг простудится, а вдруг что-то не так, и я раньше на пару сотен лет дубу дам? Наверное, поэтому мы сами себя и убиваем, закладывая сбой в программу жизни. Если кто-то не согласится со мной, ну что же: у каждого свое мнение. И вообще, зачем я об этом думаю, к чему мне это?
Да, кстати, меня зовут Настя, мне 25 лет, живу в Тюмени, есть такой городок за Уралом. Многие думают, что у нас вечная мерзлота и по улицам ходят медведи. Чушь! У нас прекрасный город, а летом даже арбузы у некоторых на дачах созревают, правда маленькие. В общем, живу здесь безвылазно вот уже большую часть своей жизни. И наверное поэтому меня посещают эти глупые вопросы. Сколько мы живем, зачем, что потом, что такое мысль, и что заставляет людей страдать или смеяться, любить и ненавидеть, что такое вообще материя? Или вот такой интересный вопрос, что такое время и расстояние? Ответы на них вроде бы есть, но они меня не устраивают, уж слишком обобщенные. Надеюсь, что когда-то смогу их понять.
Я шла домой и думала, думала. Стало даже противно, как будто мне больше делать нечего. Вот, к примеру, надо забежать к Ольге, обещала еще на прошлой неделе, она хотела посоветоваться насчет ремонта. Понимаю, что у нее со вкусом тяжеловато, поэтому и совестно, что до сих пор не зашла. А то снова приклеит пестрые обои. Как она их любит, у меня от них даже глаза болят. А потом еще расстраивается, что ей неуютно в этой комнате. Сегодня вечером обязательно зайду. Или вот еще, надо сдать в химчистку свое пальто. До осени далековато, зато сейчас скидки. Или вот… В общем, надо что-то делать, а не думать о всякой ерунде.
Свой подъезд я не любила. Старые окна еле закрываются, зимой сквозь них дует, стены разрисованы, тоже мне художники. По вечерам грохочут железные двери как в тюрьме, а иногда еще и лифт не работает. В общем, мне от него только – тоска.
Сегодня отличная погода, настоящее лето, солнце просто палит. Наверное, будет дождь. Тело слегка покрылось испариной, от этого одежда чуть пристает к коже. Выходя из лифта, я передернула плечами, но дискомфорт от нарастающей влаги не пропал, а стал еще более ощутимым. Подошла к двери и сунула ключ в замочную скважину, а потом остановилась. Невольно повернула голову в сторону окна, что располагалось между площадками. Окно было открытым. Раньше я думала, что его вообще невозможно открыть. Стекла были заляпаны краской и потемнели от грязи. У меня восьмой этаж. Высоковато. А тут на подоконнике сидела девочка. Да, девочка, лет пятнадцати или чуть больше, и смотрела куда-то вниз. Первая мысль: предупредить, что так опасно сидеть, но она ведь не маленькая, сама знает. Наверное, прочитав мои мысли, она повернула голову в мою сторону и сказала:
– Да, я знаю, что опасно вот так сидеть. Но душно, – и, помолчав немного, как бы спросила моего подтверждения. – Правда?
В ответ я кивнула, но все же попросила быть поосторожнее. Закрыла за собой дверь. Интересно, стал бы человек, проживший пару сотен лет, вот так беспечно сидеть на краю окна, на такой вот высоте? Опять думаю о всякой ерунде…
На следующий день все повторилось. Снова нестерпимая влага, а вчера так и не было дождя. При выходе из лифта, мои плечи передернуло. Наверное, от перепада температуры. В кабинке лифта было прохладно, а в подъезде душно. Подошла к двери. И опять увидела ту девочку, что сидела на подоконнике и смотрела вниз. На какое-то мгновение просто залюбовалась ею. Нет, просто свет так играл на ее руках, что воздух вокруг светился, и поэтому она была похожа на фею. Да, на фею, которые летают среди листвы и оставляют за собой шлейф прозрачных искр. В детстве мне всегда нравились феи, даже мечтала ею стать. Но совсем немного повзрослев, была сильно разочарована, что этому не бывать. Даже плакала, но никому об этом не говорила. Это моя мечта, пусть она ею и останется.
Я стояла у двери, держа в руках ключи, и смотрела на нее. Похоже, что она меня не замечала, не услышала, как вышла из лифта. Повернула ключ, открыла дверь и еще раз посмотрела на нее. Девочка закрыла глаза. Солнце падало на ее лицо, левая рука свисала вдоль вытянутой ноги, а другая рука лежала на животике. Ну надо же, какое милое слово – животик, как у котенка. Пальчики, что лежали на животике, перебирали ткань юбки. Я приоткрыла пошире дверь и вошла в дом. Напоследок повернула голову в ее сторону. Ее лицо улыбалось. Фея сидела так же с закрытыми глазами, голова слегка повернута в сторону улицы, как будто она слушала голоса. Пальчики уже не перебирали ткань, они лежали поверх юбки, которая сползла с колена и собралась бесформенной кучкой на бедрах.
Теперь я уже сама улыбнулась ей. Она светилась так же, как эти лучи. Осторожно закрыла за собой дверь. Щелчок, и вот я одна. По спине пробежала дрожь, как будто стало холодно и темно.
На следующий день все повторилось. Мне стало интересно, почему так. Опять влажность, опять это солнышко, опять девочка на окне в своей розовой юбочке, опять ее рука лежала между ее ног, и пальчики перебирали… не думаю, что юбку. Я даже читала ее мысли. Нет, не сами мысли, а их настроение. В них была радость, просто радость и все. Не было никакой причины для этого, просто отличное настроение. Просто желание сидеть вот так, подставив лицо солнцу и ни о чем не думать. На какое-то мгновение позавидовала ей. Почему я не могу это чувствовать? Наверное, так должны жить вечные люди? Да, иногда прихожу к мнению, что на земле есть несколько видов, не рас, а видов людей. Одни живут как обычно, сто или чуть больше лет, а есть те, кто живут вечно. Нет – это не горцы, что воюют и питаются энергией своих побежденных врагов, а просто вот так живут и наслаждаются жизнью. Это моя теория. Но сейчас я ей завидовала. Хотелось самой сесть и отрешенно от всех проблем смотреть вниз.
На следующий день вышла из лифта на один этаж ниже и пошла вверх. Уже знала, что она там сидит, я ее увидела с улицы. Девочка даже не посмотрела в мою сторону. Я встала около нее. Кажется, со вчерашнего дня она не сменила своей позы. Так же одна нога свисала, вторая была согнута и оголена, а юбка собрана на животе, слегка приоткрывая трусики. Только когда подошла к ней вплотную, она повернула в мою сторону голову и сказала, что ждет Вику из 40 квартиры, это на этаж ниже, и что та вечно опаздывает. Кто такая Вика, я не знала, да и соседей даже по площадке не знала. Так, иногда видимся, здороваемся, киваем головой, вот и все.
Фея повернула голову в сторону улицы. Губы заиграли, глаза слегка прищурились. Я положила руку ей на согнутую ногу, посмотрела в ее глаза. В них не смогла ничего прочитать, как будто она не почувствовала моего прикосновения. Слегка касаясь ноги, мои пальцы скользнули к ее руке и легли поверх трусиков. Сквозь ткань я ощутила жар, да иначе и нельзя сказать. Чуть было не отдернула руку назад, но удержала. Через какое-то время мне показалось, что от прикосновения к ней я сама начала гореть.
Посмотрела ей в глаза. Она их прикрыла и слегка закусила нижнюю губу. Мои пальцы заиграли. Смотрела только на ее лицо, как оно менялось: губки сжимались, поднимались брови, у кончиков глаз появлялись морщинки. Она вся светилась. Как может светиться человек изнутри? Не знаю, но она именно светилась.
Отпустила ее. Мои пальцы слегка дрожали, да и ноги тоже. В последний раз взглянула на фею и пошла домой. Лишь только открыв дверь и сделав первый шаг, оглянулась. Девочка сидела в той же позе, что и минуту назад. Казалось, ничего не изменилось, фея продолжала сиять в лучах света. Я закрыла дверь.
На следующий день, конечно же, все изменилось. Подходя к дому, я посмотрела наверх, но ее не было. Поднялась до седьмого этажа, потом пошла пешком по ступенькам. Окно было открытым и все… Руки легли на подоконник, тот нагрелся так сильно, что даже обжигал пальцы. С грустью открывала свою дверь. Феи не было.
А потом вспомнила свои движения пальцев. Не касаясь себя, ощутила те чувства, что она испытала там, сидя на подоконнике. Почему так произошло, как будто мы поменялись местами. Ощущала все, только так… и ни как иначе. Больше не задавала себе этого вопроса, почему? Просто впитала все эти ощущения, и они того стоили. А потом я воспарила, как будто у меня появились крылья за спиной. Я видела людей, там, внизу. Они шли куда-то по своим делам и не замечали меня потому, что не поднимали головы вверх, они все смотрели вниз. Я не была мотыльком, была тем, кем была сейчас, была человеком, который растаял от радости.
А на следующий день пошел дождь. Он шел утром, шел днем и вечером, настоящий ливень. Очень люблю такую погоду. После нее все так чисто, воздух свежий и здорово дышится. Вода все смывает, все огорчения, всю грязь, все дурные мысли. Шла домой под зонтиком, но он мало помогал. Порывистый ветер мог мгновенно поменять направление потока воды. Казалось, что я по пояс мокрая. Так оно, впрочем, и было.
Запрыгнув в лифт, машинально надавила кнопку седьмого этажа. Лифт остановился. Я вышла на площадку, хотелось скорей зайти домой и переодеться. Побежала по ступенькам наверх к своей двери, и вдруг мои ноги сами остановились. Пропащая девочка опять сидела на подоконнике. Через открытое окно она подставила ладони под струи дождя. Вода стекала по рукам и намочила всю ее одежду. Подошла к ней. Девочка улыбнулась и сказала, что Вики, как всегда, нет. Тогда я взяла ее за руку и повела к себе домой.
