Добро пожаловать в ад. Репортажи с войны в Чечне

О честном слове генерала не знал

– Начали возить меня по селам, как экспонат. Лопочут что-то по-своему. Иногда говорили по- русски: «Завтра тебе хана, расстреляем». – «Ну, хана, так хана». Попал к другим – предлагают воевать против русских: «Мы тебе такое оружие дадим, какое ты еще не видел». – «Нет, ребята, если я не стал в вас стрелять, то в своих не буду и тем более». Потом сказали: «Завтра к мулле поедем, в мусульманство тебя будем принимать». Люди вокруг меня менялись постоянно. В одном из штабов снова встретил чеченца, который нас из первого плена отпускал. «Теперь, – говорит, – я тебя командирам не отдам, только матери».

Через неделю приехала мама

– В части по отношению меня было возбуждено уголовное дело. Светил дисбат. Потом пришла бумага, что в связи с 50-летием Победы мне положена амнистия. Но преступником я себя не считал, поэтому, зачем мне амнистия? Поехал в полк, там мне сказали, что здесь я не нужен, езжай в округ. Там сказали – езжай в полк. Потом встретился с генералом, он предложил мне поговорить по- мужски. Стал мне говорить, какие они хорошие и какой я плохой.

Мужского разговора с генералом не получилось

– «Не знаю, – говорит, – что делать с тобой. – Форма у тебя где?» – «Чеченцы переодели». – «Ищи форму». Бесполезно было ему объяснять, почему я ушел из полка. Для генерала я был робот, недоумок. Удивился, почему он меня не арестовал. Решил съездить в Москву, в главную военную прокуратуру. Там сняли показания и отправили на сборный пункт, в Лефортовские казармы. И там, что со мной делать не знают. «А давай, – говорят, – мы тебя в психбольницу положим?»

Месяц отлежал в госпитале

– Это называется реабилитацией. Лекарств никаких не давали, просто отдыхал. Дали справку, что из-за депрессии нарушено психическое состояние, чтобы по ней уголовное дело можно было закрыть.

Со справкой в прокуратуре не ждали

– Военный прокурор написал командиру части, чтобы меня уволили в трехдневный срок, а уголовное дело в отношении меня прекращено. В военном билете на записи, что я находился в Чечне в боевых условиях, наискось написали, что она сделана ошибочно, а на другом листке написали, что я самовольно оставил воинскую часть в Чечне во время боевых действий и что в отношении меня возбуждено уголовное дело. Отметок о плене не поставили. В общем – сами запутались в этих записях.

О том, что было, не жалеет

– Есть чувство неловкости перед товарищами, понимаю их осуждение. Но я понимаю что-то такое, чего не понимают они. Если бы остался, кто знает, что было бы дальше. Пришлось бы стрелять в людей, не видя в них врагов. Знаю парней, которые вернулись оттуда с чувством ненависти. Но кто заставил их ненавидеть чеченцев, а чеченцев ненавидеть нас? От многих слышал, что это бандитское племя, и они понимают только язык выстрелов. Меня же удивило, что чеченцы очень образованные люди, с высоким интеллектом. Понравились их традиции: уважение к отцу, матери, старшим. Многие чеченцы и не хотели выходить из России, это сейчас они говорят, что лучше погибнем, чем будем жить под Россией. Можно было найти компромисс в самом начале конфликта, если бы не амбиции. Обидно, что наш полк должен был быть гарантом безопасности, а стал одним из винтиков машины, которая провоцирует конфликт. Хотелось, когда уходил, совершить поступок, показать, что я против всего этого. Не думал, что совершаю воинское преступление, хотелось почувствовать себя человеком. Обидно было, что с тобой поступают, как с бараном, ничего не объясняя и не спрашивая, и тем более заставляют исполнять приказы, спекулируя на чувстве воинского долга. По сути, нашими руками и кровью правительство исправляет наши ошибки.

А жизнь висела на волоске

– Тогда об этом не думал. Это сейчас понимаешь, что первый же чеченец мог бы пристрелить, потому что я был в форме. Зато много узнал, когда попал между молотом и наковальней. Если бы тогда ушла рота или весь полк – было бы лучше: правительство бы задумалось. А офицеров я понимаю, что не протестуют, выполняя чисто полицейские функции и стреляя в народ. Им даже застрелиться нельзя: дома дети, жена без работы и квартиры нет. Кто в случае чего позаботится? Вот и пришлось выполнять приказы, от которых иной раз вреда больше, чем пользы.

13. Праздник с чеченским привкусом

В расположении одной из танковых частей побывали губернатор области Б. Немцов, начальник Нижегородского гарнизона И. Ефремов и заместитель губернатора по делам военнослужащих генерал Л. Павлов. В солдатской чайной они встретились с военнослужащими, вернувшимися из зоны конфликта в Чечне.

Их около 40 человек, вчерашних мальчишек, за несколько недель ставших в Чечне настоящими мужчинами, побывавшими в адском огне, узнавшими, что такое смерть друга. Все они здесь после ранений или контузий, как говорится, понюхавшие пороху.

Праздник, но получается он с чеченским привкусом. Губернатор сердечно поздравил солдат, пожелал всем побыстрее поправиться, пообещал, что его следующая поездка в Чечню будет обязательно в расположении частей 22— й армии. Сейчас там из ее состава находятся более 400 солдат, офицеров и прапорщиков, много и контрактников, все добровольцы. К сожалению, не обошлось без потерь в этой необъявленной войне. Из состава танковой дивизии 22-й армии погибли четыре человека, а всего же из призывников Нижегородской области, как сказал Б. Немцов, 19 человек, и эта цифра постоянно увеличивается.

Какой же праздник без подарков, хотя и был он не очень веселым. АО «Нител» подарило каждому солдату по очень красивой куртке, а акционерный банк «Нижегородский кредит» вручил всем им по сберегательной книжке.

Потом был чай со сладостями. Присаживаюсь к одному столику, знакомлюсь с ребятами.

– Евгений Ляхов, старший механик, из Курска.

– Оджес Юрий, старший механик, из Иркутска.

– Котов Алексей, пулеметчик, из Ижевска.

– Вечтомов Алексей, старший стрелок, тоже из Ижевска.

Все они в Чечню попали из разных частей, со всей страны один даже из Берлинской бригады, переведенной в Россию из Германии прошлым летом. А в Грозном встретились, вместе воевали. Теряли товарищей, получали ранения.

– У нас во взводе из 25 человек пятеро осталось, остальные убиты и ранены…

– Я был ранен в бэтээре, когда туда попала граната. Все там сгорело, даже не успел из своего пулемета пострелять…

– А меня ранило, когда в люк БМП залез вниз головой, пуля попала в стопу…

– Офицеров много погибло, и таких хороших… – вздохнул один из них.

Приходилось этим ребятам быть и под огнем «белых колготок», хотя в одной из газет и опровергалось их участие в боях за Грозный.

– Одну такую мы сами поймали, оказалась москвичка, на ее снайперской винтовке было восемнадцать зарубок…

– У них на нас даже свои расценки были: пехотинца убить – дешевле, десантника – дороже…

Вышли все на улицу, сфотографироваться на память с губернатором и командующим армией. Как раз в расположение части пришли учащиеся из школ Сормовского района познакомиться с жизнью российской армии. По возрасту их разделяют какие – то год – два, но одни еще дети, другие уже совсем мужчины…

– А война в Чечне еще только начинается, – задумчиво произнес генерал И. Ефремов.

14. Чеченский узел, завязанный политиками, рубит армия

Моздок, март 1995— го

Заснеженные поля России как- то незаметно сменились кубанским черноземом. В иллюминатор ИЛ- 62 хорошо видны поднимающие столбы пыли трактора на пахоте. Как будто танковая рота идет в атаку. Война отсюда совсем близко. Там сейчас наши земляки. Огромный ИЛ- 62 забит ящиками с подарками. На просьбу губернатора области Б. Немцова помочь нашим солдатам в Чечне откликнулись многие предприятия и банки. В общей сложности 20 тонн грузов на 155 млн. рублей. Торговый дом «Мещера» приготовил каждому солдату-нижегородцу, а их в Чечне 150 человек, подарок в своих фирменных пакетах: тельняшка, шапочка, шоколад, сигареты, письменные принадлежности. Несколько коробок с книгами. Солдатам, прошедшим ад Грозного, предлагают прочесть «Флибустьеров» и «Ночь в Лиссабоне». Самолет тяжело садится на бетонную полосу. Здесь весна в разгаре. То и дело садятся и взлетают самолеты. Моздок – это последний перевалочный пункт для грузов идущих на Грозный.

– Больше десяти рейсов уже сделал, – говорит командир ИЛ-62, – особенно много было десантников перед Новым годом, по 126 в каждом рейсе.

Ящики с подарками перегружают в вертолет МИ-26. Вернулся ездивший в штаб генерала А. Куликова Б. Немцов:

– Больше стало порядка, как начальников поубавилось.

Пересаживаемся в вертолеты. Летчик, закрывая дверь, привычно инструктирует:

– Попрошу не курить, пить мелкими глотками и не совращать экипаж.

Летим низко. В степи только начинает пробиваться зелень. Кое-где попадаются отары овец, разбегающихся от винтов вертолета. Чем ближе к Грозному, тем чаще следы войны – поля, словно исхлестанные гусеницами и колесами, разбросанные на земле зарядные ящики, блестят заборы из гильз на позициях самоходных установок.

На Сунже все спокойно

Аэропорт Грозный-Северный. Здание цело, но ни одного стекла. Выходим из вертолетов и сразу же попадаем в окружение солдат с автоматами наизготовку: конвой из разведроты. Запыленные лица, из карманов камуфляжей торчат гранаты и запасные магазины, на шеях жетоны с личным номером и крестики. На площади у здания аэропорта – колонна бронетранспортеров, на одном из них надпись: «Н. Новгород».

Все окружили коменданта Грозного генерала И. Рыбакова:

– Ежедневно в город возвращаются 3—4 тысячи человек, сейчас жителей примерно 130 тысяч. Работают 6 хлебозаводов, газ есть, вода будет, через неделю все нормализуется…

Пересаживаемся в бронетранспортеры. До расположения 166-й гвардейской отдельной мотострелковой бригады примерно полчаса по улицам Грозного, а потом поворачиваем на юг, в район Чечен-Аула. Стою в люке рядом с водителем, чтобы увидеть все своими глазами. Далеко справа полнеба закрыто черным дымом.

– Нефтепромыслы горят, – комментирует сидящий рядом на броне офицер.

Слева на горизонте сполохи от залпов ракетных систем.

– Это Аргун обрабатывают, – слышу за спиной.

Повсюду многоэтажные дома с сожженными окнами, испещренные пулями и осколками, по обочинам разбитые и сгоревшие автомашины и автобусы. Три изрешеченных трамвая. Целая улица полуразбитых частных домов без крыш, у некоторых девятиэтажек снарядами выбиты угловые комнаты, так что над ними еще висят три-четыре этажа. На полностью разрушенной улице – целехонький киоск с надписью «Пиво». Вдоль улицы перебитые снарядами бетонные световые опоры – это какая же была плотность огня! Попадаются дома, в которые были всажены, наверное, сотни снарядов, местами снесены целые этажи. Парк вдоль Сунжи – от сотен деревьев одни расщепленные пни. Вот и знаменитая площадь Минутка. Да-а… Это что-то среднее между Сталинградом и Хиросимой.

Прохожих на всем пути через город я насчитал не более десятка. Две женщины тащат на тележке телевизор, у одного из уцелевших частных домов собрались посудачить соседки. На перекрестке стоит бородач, смотрит исподлобья. Маленькая девочка то ли машет, то ли грозит вслед ручонкой. Кое-где на воротах уцелевших особняков надпись мелом: «Здесь живут».

– Отсюда бригада вводилась в бой, – показывает сопровождающий офицер на развалины домов и строений.

Сгущаются сумерки. Кое- где на улицах горит вырывающийся из трубы газ. У одного из блокпостов со спецназовцами пропускаем колонну «бэтров». На броне – узкоглазые солдаты с автоматами, первая мысль: «Господи, неужели китайские добровольцы?»

– Дивизия из Бурятии, – комментирует сопровождающий офицер.

Президентский дворец, за который шли особенно тяжелые бои, весь в надписях, как рейхстаг: Ростов, Ярославль, Вологда, Челябинск – похоже, брали со всей России… Плитка на площади перед дворцом превратилась в щебенку. Остановились снять окрестности на видеокамеру, подошла группа увешанных автоматами и гранатами людей в разномастной форме, давно не бритых. Оказались, однако, не дудаевцами, а спецназовцами из Владивостока.

На окраине города картинка грозненской весны: солдат, обнимая рыжеволосую женщину, учит ее стрелять из автомата. Пули летят куда-то в белый свет.

Дан приказ – ему на Грозный…

Штаб 166- й гвардейской отдельной мотострелковой бригады. На стене карты. Красные и синие линии и кружки. Генерал-майор В. Булгаков, командир бригады, докладывает обстановку командующему 22-й армией генерал-лейтенанту И. Ефремову и члену военного совета губернатору Нижегородской области Б. Немцову.

Бригада была переброшена из Твери 12 эшелонами на станцию Терская, в конце января закончила сосредоточение в районе Моздока. Две недели шла дополнительная боевая подготовка. Потом бригада поступила в распоряжение командующего оперативной группой «Север» генерала Л. Рохлина, совершила 120-километровый марш в район Толстого-Юрта. В бой была введена 2 февраля, в Грозном студгородок взяла без боя, но на следующие сутки в районе обувной фабрике отбивала атаки боевиков Дудаева, которые применяли бронетехнику и минометы. Бой шел пять часов, дело доходило до применения ручных гранат. В последующие дни бригада действовала совместно с десантниками и морской пехотой в направлении трамвайного депо, кожевенного завода, на площади Минутка и в районе железнодорожного моста через Сунжу.

В первых числах февраля бригада рывком продвинулась в обход города в район Гикаловское, преодолевая сопротивление бандформирований, потом в юго-западном направлении, через каналы, насыпи, дамбы, с боями, но в основном обходами, мощными атаками с сильной артподготовкой. Сейчас бригада по фронту занимает 32 километра.

Двадцатого февраля бойцы 166-й получили приказ захватить господствующие высоты в районе южнее Грозного. Операция была проведена ночью, четырьмя штурмовыми группами. Бой вели 4 часа, в тумане, высоты взяли и удержали при поддержке артиллерии. Противник начал отход в район Чернореченского леса, где был блокирован.

Последние несколько дней бригада активных действий не ведет, огневой бой – эпизодически.

Во время доклада командира бригады очень хорошо были слышны залпы реактивных систем из ближнего тыла. Каждые 20 минут. Где-то неподалеку то и дело стреляют самоходные установки «Акация», изредка – пулеметы. Всю ночь внук бабушки «Катюши», «Град», метал свои огненные стрелы, «уговаривая» боевиков Дудаева принять ультиматум и сложить оружие.

Позывной Дудаева – «Ялта»

По данным штаба бригады генерала М. Булгакова, на 22 марта ее подразделения с начала военных действий уничтожили 142 боевика, 29 автомашин, 1 танк, 1 БМП, 1 бронеколпак, подавили огонь22 минометов, уничтожили 63 огневые точки, обезвредили 71 мину, взяли 15 пленных.

Против бригады, по данным разведки, действуют полк спецназа «Борз» («Волки»), две казахские группы (засечен их радиопозывной – «Али-мум») общей численностью 1200—1500 человек. Могут поддержать их и 5 тысяч боевиков с направления Шали. Воюют на этом участке наемники, группа украинских националистов и даже какой-то донской казак. Две недели назад один наш солдат был убит женщиной-биатлонисткой. Обезвредили женщину-снайпера, чеченку, которая прикрывалась детьми.

– Насколько подтверждается, что против российских войск боевые действия ведут простые чеченцы, мирные люди, вынужденные взять в руки оружие?

– Из пятнадцати взятых нами пленных, – рассказал генерал В. Булгаков, – все были обыкновенными бандитами: в наколках, со шприцами, наркотиками. Один попался – отсидел 17 лет. Автомат его кормил и поил. Простых чеченцев эти бандиты силой заставляют брать в руки оружие под угрозой уничтожения их семей.

Много случаев, характеризующих подлость и звериную жестокость дудаевцев, например:

– В первом бою мы потеряли семь человек. Потом нашли их – глаза выколоты, тела изуродованы, все добиты выстрелами в голову. Матери приехали на опознание… Извините, дальше не могу рассказывать…

Была попытка затопить позиции бригады путем взрывов дамбы, потом – сжечь бензином из 4-тонных бензозаправщиков.

Командующий внутренними войсками МВД России генерал-полковник А. Куликов, с которым мы встретились в Моздоке перед отлетом, рассказал:

– Вот сегодня утром, например, мне, доложили, что боевики расстреляли в спину двоих стариков, которые в Аргуне шли с белым флагом к нашим позициям. В Самашках бандиты уже три раза взрывали трижды отремонтированный мост, из-за чего невозможно доставлять грузы по железной дороге для мирного, чеченского же, населения. У Дудаева сейчас осталось 500—800 головорезов, которым нечего терять, они готовы воевать до последнего. Бандиты выгоняют людей из сел, убивают своих же чеченцев и сваливают это на наших солдат.

Все офицеры, с кем удалось поговорить в эти дни, отмечают, что в первое время боевики действовали организованно, умело, но после взятия Грозного моральный дух бандформирований резко пошел на убыль.

– Трусоваты стали, выскочат на «уазике» с минометом, сделают несколько выстрелов или из автоматов – та-та – и смылись, – рассказывает начальник штаба 245-го мотострелкового полка подполковник С. Чепусов, – напрямую в бой не идут, поэтому засечь их трудно. Но вот здесь, – офицер показал в сторону подбитых танка и БМП, – у них был очень грамотно оборудованный взводный опорный пункт на 40—50 человек.

В бинокль за окопавшимися в поле танками хорошо виден Алхан-Юрт, где- то здесь и проходил передний край.

– Ночью ранили четверых наших, – рассказал С. Чепусов, – обстреляли из минометов.

Наша радиоразведка знает и позывной Дудаева – «Ялта», не так уж трудно определить и его местонахождение, но…

– Если нанести удар артиллерией или авиацией, значит, погибнут и мирные люди, – сказал генерал-полковник А. Куликов, – а в планы поимки Дудаева я не посвящен.

В 245- м мотострелковом полку, куда мы проехали из бригады генерала В. Булгакова, уже в конце встречи Б. Немцов спросил офицеров полка: «Какие еще проблемы остались?» «Не знаете ли, когда Дудаева поймают?» – ответили ему вопросом на вопрос. – «Ну вот, а я вас хотел спросить. Вы должны искать». – «Что ж, будем мы его искать. Не найдем – назначим», – пошутили.

Вместе с тем бандформированиям все сложнее удается держать между собой связь, уже и полковник Масхадов, начальник штаба Дудаева, предлагает связаться с ним по позывному «Интернационалист», чтобы начать переговоры, но…

Мы многому научились

Почему так затянулись боевые действия в Чечне? В чем причины больших потерь нашей армии? Эти вопросы мы задавали многим офицерам.

– Анализ первых боев был очень жесткий, – сказал генерал В. Булгаков, – уроки из них извлекли все. Не ожидали мы встретить такое сопротивление дудаевцев. Сначала надо признать было и боязно, но после первого боя мы поняли, что можем решать любые задачи. После того как увидели трупы мирных людей, своих погибших товарищей, у солдат появилось ожесточение, боевая злость, больше стало смекалки и хитрости. Солдаты научились многому, никого не надо заставлять окапываться.

Если в первых боях не было еще должного взаимодействия между частями и родами войск, то потом управление войсками значительно улучшилось. Но многие офицеры с недоумением говорили, что не надо было после взятия Грозного давать дудаевцам передышки, соглашаться и тем более предлагать переговоры – это дало им возможность перегруппироваться, подготовиться к новым боям. После Грозного все пришлось начинать практически с нуля. Всю операцию надо было и можно было провести значительно быстрее и организованнее.

Еще в первых разговорах в госпитале с ранеными десантниками пришлось убедиться, что солдаты не знают цели военной операции, не понимают, зачем вообще пришли они в Чечню. Что изменилось в настроении солдат и офицеров за это время?

– Земля эта наша, – говорят солдаты, – мы защищаем Россию, будем стоять здесь столько, сколько нужно.

Я пытался сбить их вопросом, что, наверное, сначала это все же Чечня, а потом уже Россия и надо уважать национальные чувства чеченцев. Нет, все считают, что это сначала Россия, а потом уже – Чечня. Многие, оказывается, хорошо знают, что Грозный был основан казаками, что в предгорьях издавна были казачьи станицы. Мало кто верит, что у дудаевцев преобладают сегодня национальные чувства, потому что они действуют, как бандиты.

Генералу В. Булгакову Б. Немцов задал прямой вопрос: как он относится к самому приказу Б. Ельцина о вводе войск в Чечню? Генерал ответил, как нам показалось, совершенно искренне:

– А нам и некогда было политически оценивать этот приказ. Просто не задумывались. Надо было решать задачи подготовки к операции.

– Скажите, вам хочется воевать? – спросили генерала.

– Конечно, нет, – ответил В. Булгаков, – Я два года воевал в Афганистане, хорошо знаю, что война – это грязная работа, что потеряю здесь своих товарищей.