Грааль Иуды

Страж перебил Ягуара.

– Ты спас его, только потому, что я выпустил тебя из клетки.

– Трус! Ты пользуешься тем, что у тебя ключи от моей клетки. Хозяин, скажи ему, чтобы он открыл клетку раз и навсегда!

Голоса заспорили.

– Страх, – сказал человек, – Ягуар прав. Если бы он не выскочил из клетки, я бы погиб. Выпусти его навсегда.

Страж ответил без колебаний.

– Я не могу выпустить Ягуара из клетки.

– Почему?

– Я смотритель при нем. Если Ягуар вырвется на свободу, он превратится в убийцу и причинит тебе много страданий.

– Не слушай его, хозяин, – промурлыкал Ягуар. – Ты знаешь, как выпускать меня на волю в случае нужды.

* * *

Москву сотрясали резонансные убийства. Был убит непримиримый борец с банковской коррупцией и отмыванием денег первый зампред Центробанка России Вячеслав Крылов.

Главный патологоанатом Центрального округа Москвы Семен Казнодей осматривал труп банкира, погибшего в результате расстрела после товарищеского матча на стадионе «Динамо». Тело было крепким, чистым, тренированным. Крылов, по всей видимости, собирался жить в нем долго и счастливо.

Однако, сейчас он лежал, задрав кверху русую бородку, а в грудной клетке его чернели три огнестрельных отверстия.

Завершив устное описание трупа на диктофон, Казнодей вместе с помощником-прозектором перевернул труп на живот и нахмурился. Спина была обезображена в области поясницы непонятной наколкой. Татуировка никак не вязалась с образом интеллигентного финансиста. Хотя… сейчас все себе накалывают что ни попадя… но… не такое же!

На восковой коже трупа чернела фигура повешенного на дереве человека. Под ней тонкой вязью шли слова на неизвестном языке.

КОЛЯ КАЗАНСКИЙ – КРЕСТНЫЙ ОТЕЦ ВИКТОРА

Стертый человек в сопровождении бомжей подошел к зданию старого депо на дальних путях. Прожекторы с крыши освещали высокий перрон и стоящий в отдалении мемориальный паровоз с красной звездой во лбу. Четыре бронированных вагона скрывались темноте, блик света освещал только часть надписи «…Грозный мститель за пог…».

Чулима постучал культей в металлические ворота. В воротах открылась маленькая дверца, Беспамятного впустили.

Внутри депо оказалось музеем Великой отечественной войны. Над стендами с фотографиями ветеранов, над старыми законсервированными станками висели кумачовые лозунги: «Бей фашистских гадов!», «Сталинец», «Бронепоезд имени товарища Кирова».

В глубине депо миновали пост вооруженной охраны и оказались в… спортзале. Тренажеры, штанги, боксерские груши отражались в зеркалах, которыми был отделаны стены. Беспамятный увидел в зеркале двух мужчин и не сразу понял, кто из двоих был им. Остановился, вглядываясь. Остановилось и отражение. Молодой парень с растерянным лицом зажимал рукой разрезанный бок. В черных волосах дымился клок седины. Кто это? Неужели я?

В раздевалке двухметровый мужик в тельняшке с обритой под ноль шишковатой головой допрашивал Вырвиноса. Тот агрессивно огрызался. Из их ругани Беспамятный понял, что ночью на вокзале случилось ЧП: кто-то столкнул охранника с перрона под поезд. Казанские подозревали Вырвиноса. Тот угрожал местью со стороны какого-то Бурого, а потом еще и Лютого. Из уродливый дыры на месте носа вылетали брызги. Голоса звучали все громче, перешли на крик, мужик в тельняшке вдруг ударил Вырвиноса пудовым кулаком в грудь, тот отлетел к стене и сполз, оглушенный.

– Мудило, – выругался гигант и повернулся к Беспамятному. – Ты каким поездом приехал?

– Не знаю.

– Видел, кто нашего человека столкнул?

– Нет.

– Как тебя зовут?

– Я сам хотел бы это знать.

– Чего он лепит тут? – недовольно посмотрел гигант на Тарана.

– Клофанули его, ничего не помнит.

Главарь указал на сидящего на полу Вырвиноса, спросил Беспамятного.

– Чего этот урод хотел от тебя?

– Куртку хотел снять. И про монету спрашивал.

– Про какую монету?

Беспамятный показал найденную в разрезанной куртке монету. Циклоп взял ее, понюхал и брезгливо бросил под ноги пленному.

– Эту монету искал?

Безносый ответил, еле ворочая языком.

– Я монету спрашивал… в смысле деньги…

Таран крикнул.

– Из-за такой мелочевки ты человека порезал?

Гигант посмотрел на Беспамятного из-под козырька мощных надбровий.

– Сильно порезал? А ну покажи.

Беспамятный снял куртку, свитер и почерневшую от крови майку.

– Ишь ты, – сказал гигант. Но взгляд его был направлен не на резаную рану, а выше, на левое плечо с синеватой татуировкой в виде раскрытого парашюта и надписью «ВДВ – 1994».

– Десантура, – грубое лицо подобрело. – Где служил?

Беспамятный пожал мускулистыми плечами.

– Я ж говорю, ничего не помню.

– Таран, – скомандовал главарь, – аптечку, бинты!

Пока Таран обрабатывал рану, гигант обошел голого по пояс Беспамятного. На правом плече внимательно осмотрел татуировку в виде оскаленной морды пантеры. На спине повыше поясницы странная татуировка изображала наколотое прямо на позвоночник дерево, на суку которого в петле висел труп, рядом бугрился шрам осколочного ранения.

– Повоевал ты, браток, – гигант задрал на животе тельняшку, показал зигзагообразный шрам. – У меня такие же иероглифы. Николай Телепов, вторая рота отдельной мотострелковой бригады. Грозный, Хасавюрт, Ханкала.

Беспамятный пожал широкую, как саперная лопатка, ладонь.

– Извини, – он передернулся от озноба, – представиться не могу. Не помню, как меня зовут.

– Одевайся, – прогудел Николай Телепов. – Был у меня корефан, Витя Неделин, на тебя похож, тоже это… раненый был. Даю, короче, тебе временную прописку по вокзалу. Отныне звать тебя Витя Беспамятный. Живи пока. Ну, а с тобой, чудище болотное, будем разговаривать, – Николай Телепов, он же Смотрящий по вокзалу Коля Казанский, тяжело повернулся к Вырвиносу.

Перед тем как уйти, новоокрещенный Виктор Беспамятный поднял с пола монету.

Его вывели на морозную улицу. Был вечер. С темного неба сеялся снежок.

Виктор пошел через пути к вокзалу. Дорогу ему пересек товарняк. Тяжело постукивали колеса, громыхали сцепки.

Внезапно Виктору страстно захотелось прыгнуть под поезд и враз покончить со своим мучительным положением. Монета горячо грела руку. Сама собой она вдруг взлетела в воздух и слилась в вертящийся волчок. Вагоны проползали мимо. Монета вращалась: орел – жить, решка – умереть.

Рука схватила кругляш. Виктор Беспамятный застывшим взором смотрел на сжатые, побагровевшие на морозе, чужие, неузнаваемые пальцы с содранными заусенцами.

ЭКСКУРСИЯ ПО СВИЯЖСКУ

Через Рождественские ворота Игорь Ледовских в сопровождении гида вышел на площадь перед Святотроицким монастырем.

– Вот здесь он и стоял, – экскурсовод зонтиком показал в центр площади.

– Я знаю, – ответил Игорь.

Он узнал окрестности – дед изобразил на своем триптихе установление памятника Иуде с картографической точностью, только теперь все было в натуральную величину – и золотые купола собора, и звонница, и монастырская стена. Не хватало только толпы и трибуны с ораторствующим Троцким.

Гид зонтиком начал показывать на храмы и рассказывать их историю, но Игорь вернул его к снесенному памятнику.

– И что вас так Иуда интересует, – раздосадовано крякнул Михаил Львович. – Такая красота вокруг, а вас уродливый памятник самому подлому в мире предателю интересует. Между нами… – Экскурсовод понизил голос. – О нем лучше даже не вспоминать.

– Почему?

Гид перекрестился.

– Он реально приносит несчастья. К тому месту в центре площади, где он стоял, местные даже близко не подходят. Давайте и мы отойдем от греха подальше.

– Да что оно, проклято, что ли? – удивился Игорь, но все же отошел вслед за Михаилом Львовичем на дальний конец под площади под тень Святотроицкого собора. – И все-таки, профессор, вы не ответили на мой вопрос! Что стало с памятником? Куда он делся?

– Снесен, конечно. Как и монастыри, и церкви. Sic transit, как говорится. С Иудой местные горожане и монахи до-о-олго боролись. Вы только представьте – Иуда, в центре города, да еще и кулаком небу грозит. Свияжск – это же сердце православной России, тут самый религиозный народ проживал. Троцкий будто нарочно наш город выбрал. Все были очень напуганы, верили, что не миновать России большой беды из-за такого кощунства. Так оно и случилось. Бухенвальд и Освенцим не идут ни в какое сравнение со страданиями Свияжска. Там горе длилось несколько лет, а тут – десятилетиями!

– Ну а памятник? – настаивал Игорь. – Что с ним случилось? Просто сломали и выкинули?

– Не так-то просто было его сломать. Верующие попытались было снести идола, так к нему выставили вооруженную охрану. Писали письма, упрашивали, умоляли – все бесполезно. Тогда монашки из женского монастыря решились, пошли на Иуду с хоругвями да крестами…

Гид снова перекрестился.

– И чем кончилось?

– Всех монашек расстреляли, а монастырь женский – так вообще взорвали. С тех пор к идолищу даже подходить боялись. И только когда Троцкого изгнали из СССР, памятник Иуде заменили на памятник Ленину. – Гид оживился. – Тут-то и произошла интереснейшая и, можно сказать, символическая история. В целях экономии горе-скульпторы отбили Иуде голову, а на ее место присобачили, уж простите за грубое слово, голову Ленина. Такой вот у нас симбиоз получился, двух, с позволения сказать, «великих революционеров». И памятник этот сдвоенный был вообще одним из самых первых памятников Ленину во всей России.

– Отбили голову? – живо переспросил Игорь. – И куда ее дели?

– Голову-то выкинули, а вот тело Иуды осталось, только с головой Ленина на плечах.

– А куда голову-то выкинули, Иуды? – настаивал Игорь.

Гид посмотрел озадаченно.

– На свалку истории, очевидно. Но самое интересное – это то, что в Свияжск затем присылали скульпторов со всего Советского Союза, чтобы они в точности копировали позу Ленина и не позволяли себе вольностей в трактовке великого образа. Этот памятник стал каноном для советских скульпторов. Первый памятник Ленину с туловищем Иуды изначально стоял в той самой знаменитой позе.

Михаил Львович отвел одну руку вниз, а в другую сжал в кулак и поднял вверх.

– Ничего себе, – хмыкнул Игорь, – выходит, мы Иуду чтили все советское время…

– Именно! – подхватил экскурсовод. – Голова Ленина, а тело-то – Иудино. Так и расселились по всей земле русской Ленины с телом Иуды, вдобавок еще и грозящим небу кулаком.

– Обалдеть, – вяло сказал Игорь. – Просто обалдеть.

Экскурсовод подбоченился.

– Эти материалы я сам раскопал, – похвалился он.

– Послушай, Львович, – Игорь полез в задний карман джинсов, – классную ты историю мне рассказал, вот твои бабки. Я тебе дам еще столько же, если ты мне поможешь узнать, где сейчас находится та самая, отбитая голова Иуды.

Михаил Львович всплеснул руками.

– Помилуйте, кто же об этом знать может. Столько лет прошло.

– А если ее в архив сдали, а? Где тут у вас архив?

– Архива у нас как такового и нету… Но есть краеведческий музей. Если где что и сохранилось, то только там. А почему вас так заинтересовала эта тема?

Игорь поманил экскурсовода пальцем.

– Дело в том, что я – внук того самого скульптора, который эту самую статую слепил.

Экскурсовод расширил глаза, снял очки и оглядел необычного экскурсанта с ног до головы.

– Боже мой! Внук того самого скульптора. Подумать только! И какова же его судьба, позволено будет узнать?

– Кого?

– Вашего дедушки.

– Да ничего, жив-здоров старик.

Челюсть экскурсовода отвисла.

– Как! Он еще жив?

– Живее всех живых, – хохотнул Игорь. – Это же он прислал меня в ваш городишко. По следам боевой юности. Знаете, зачем?

– Могу только догадываться, – экскурсовод возбужденно протер очки носовым платком. – Судя по вашему интересу к статуе, вы ищите ее следы. И сколько же вашему дедушке сейчас лет, позволительно будет спросить?

– Кощей Бессмертный ему младший брат.

– А как вашего дедушку зовут?

– Ледовских Иван Авдеевич!

Гид вынул из кармана разлохмаченную записную книжку, глаза его горели.

– Сенсация, – шептал он, записывая. – Семен с ума сойдет. И Аня. Расскажите мне, как у него возникла эта идея, как он ваял скульптуру, откуда он. Я должен все знать. Это войдет в мою экскурсию. Люди будут просто рыдать.

– Баш на баш, – предложил Игорь. – Вы помогаете мне найти местные архивы, где могла заваляться эта чертова башка, а я вам рассказываю про своего деда и его творчество.

* * *

«Буровскую» (изначально – реутовскую) ОПГ возглавляли три исторических лидера – Михаил Савельевич Тытенок, он же Тытя, (похоронен на Введенском кладбище), и ныне здравствующие Платон Федорович Лютиков (Лютый) и Валерий Егорович Бурыкин (Бурый).

Валера «Бурый» представлял собой тип закончившего выступления штангиста: заплывший жиром бочкообразный торс, широкие покатые плечи, могучие бицепсы рук. Двойной подбородок его гармонировал с двухбастионным бритым затылком. Стылый взгляд серых глаз был исполнен тотального презрения к окружающим людям. Валерий Егорыч не встречал в своей жизни людей сильнее его. Однажды малолетний сын его потерял ключи от гостиничного номера в египетском Шарм-аль-Шейхе. Это обнаружилось уже перед дверью, мощной, из красного дерева. Отец хмыкнул и слегонца толкнул ладонью. Дверь распахнулась, выламывая замок из стальной рамы.

Однако с течением времени бывший рэкетир Валера Бурый превратился в благонамеренного предпринимателя Валерия Егоровича, который очень не любил, когда его выдергивали из респектабельной жизни и возвращали в шкуру бандита. Он отвык принимать острые решения. Выросшее в его буйной натуре второе «я» бизнесмена начинало тут же взвешивать последствия, указывать на возможный ущерб, и Валерий Егорыч тормозил, тянул с решениями.

Вот и сейчас он долго не мог решиться на силовую операцию против казанских, захвативших его человека, Игната «Питбуля».

Бурый вызвал напарника Питбуля Сашу «Лепрекона». Тот рассказал, что все выполнил, как приказывали – столкнул под поезд армянского курьера. Правда, баба одна заметила, как он толкал, подняла хай, пришлось делать ноги. Питбуль же должен был встретить Стертого отдельно. Однако, прошли сутки, но Питбуль не объявлялся. Выходит, человек буровской группировки пропал на Казанском вокзале. Бурый приказал Лепрекону поехать на разведку.

Саша Лепрекон разведчиком не был. Приехав на вокзал, он, не долго думая, остановил проходящего мимо охранника, тоже Александра, по фамилии Самойлов.

– Эй, друг, мне ваш Смотрящий нужен.

– Кто?

– Майданщик местный.

Александр Самойлов, сильный, тренированный, выглядящий еще более раскачанным в своей камуфляжной форме, снисходительно оглядел щуплого просителя.

– Нет у нас смотрящих. Тут не зона.

– А кто у вас есть из начальства?

– А кто нужен?

– Я друга ищу, брат, помощь нужна.

– Ищи, кто тебе мешает, – охранник пошел прочь.

– Гнида, – донеслось сзади. – Сволочь.

– Ты че сказал? – Самойлов напустился на невзрачного просителя. Тот юркнул в узкий проход между камерами хранения. За углом в резком полуобороте воткнул набежавшему охраннику пистолет в подбородок.

– Ты че? – замер Самойлов.

Лепрекон обнажил в жуткой улыбке криво сросшиеся клыки.

– Тебя ж просили помочь, пидор ты гнойный, нормально же просили. Говори, вчера чувака тут такого не видели, без носа?

– А я откуда знаю, – охранник скосил глаза на пистолет. – Вчера не моя смена была.

– Ты че жалом водишь, – дулом подбросил его голову Лепрекон. – В глаза мне!

Охранник посмотрел в маленькие, глубоко утопленные под узким морщинистым лбом глазки, и побледнел. Шестым чувством он осознал, что перед ним стоит даже не человек, а хищный и злобный зверек. Но Саня Самойлов находился на своей территории и вокруг патрулировали друзья.

– Ствол убрал, – сказал он сквозь зубы. – Или ты с вокзала живым не уйдешь, учти.

Лепрекон ударил его рукояткой в висок, сел на корточки возле съехавшего на пол тела.

– Я тебе учетчик, что ли? Колись быстро или отстрелю башку твою дурную.

Саша Самойлов поверил предупреждению.

– Ну, был тут один безносый… – прошептал он из нокдауна.

– Колись давай!

«Выпотрошив» охранника, Лепрекон отзвонился боссу. Бурый поручил Платону «Лютому» разобраться. Платон позвонил главному майданщику Москвы. Тот перезвонил Смотрящему по казанскому вокзалу Коле Большому.

– Ты че, Николай, – сказал встревоженный майданщик, – Питбуль – человек Бурого.

– Моего человека столкнули под поезд. И в тот же вечер безносый на моей территории гоп-стопом развлекался. Должен я с него спросить?

– Я тебе советую, отпусти, – опасливо сказал майданщик, – буровские же отмороженные.

– Я их не боюсь, – лаконично ответил Коля и отключился.

ЗНАКОМСТВО С НОЗДРЕЙ

Виктор Беспамятный проходил по пандусу северного фасада Казанского вокзала, когда из потока ночных машин к обочине вильнул тонированный джип с нанесенным на правую боковину лицом рекламной красотки. В ноздре портрета помигивала стробоскопная лампочка. Водитель обежал джип спереди, рванул пассажирскую дверцу и выволок на снег высокую девушку в распахнутой дубленке. В ее руке была бутылка мартини, из которой она пыталась плеснуть в лицо обидчику. Тот захлопнул дверцу и вернулся в кабину. Джип бешено провернул колесами в стремительном старте. Снеговая слякоть забрызгала бегущую следом красотку.

– Сволочь! Ублюдок! Я тебя, б…, изничтожу! – девушка порылась в болтающейся на боку сумочке, вытащила мобильник и нетвердыми пальцами потыкала в кнопочки. – Алло, Гуляш, не бросай трубку, сволочь! Если ты сейчас же не вернешься, знай, я пойду в парк и меня там изнасилует маньяк. И расчленит. И в этом будешь виноват только ты! Кто размечтался? Я? На меня? Даже маньяк не покусится? Ты гад, гад! Алло!

Видимо, спутник красавицы отключился, потому что она снова затыкала в кнопки, истерично закричала.

– Ты хочешь, чтоб меня арестовали, как придорожную путану, ты этого хочешь?

Хочешь, чтобы я провела ночь в обезьянника вместе с ворами и блядями? Завтра я скормлю тебя… – но она не успела договорить, кому она скормит Гуляша, откуда-то сбоку выскочила фигурка с наброшенным на голову капюшоном, вырвала из рук скандалистки мобильный телефон и задала стрекача.

Неведомая сила бросила Виктора Беспамятного в погоню.

«Капюшон» врезался в мужчину с чемоданами, компания завалилась, чемоданы разлетелись в стороны, раздалась ругань, Виктор в два прыжка настиг вора и отобрал телефон.

Когда он вернулся, девушки на месте не было. Взяла такси и уехала, подумал Виктор. Стало жалко, что его подвиг остался неизвестным. Внезапно раздался звонок и засветился экранчик «Моторолы» в его руках. Звонок был таким громким и необычным, что на него оглянулись прохожие. «Э – тарарам! Ю – тарарам! Я – тарарам!»

– А, вот где мой телефончик, – раздался сзади хрипловатый голос.

Виктор оглянулся. Девушка шла к нему, размахивая бутылкой «Мартини». Дубленка с пушистым капюшоном была распахнута и всю ее фигуру было видно – длинные ноги в нежно-розовых, доходящих до паха сапогах, узкая миниюбка, короткий батничек, открывающий, несмотря на мороз, пупок с сережкой.

– Вот, – Виктор испуганно протянул ей телефон, чтоб его не заподозрили в воровстве. – Догнал и забрал.

Девушка царапнула его ладонь ногтями, забирая телефон. Нажала на кнопку ответа.

– Алло! Регина? Здоровского! Ты где? Помолчи, блин! Ты не можешь меня забрать? Гуляш выбросил меня… не знаю где! Где мы, молодой человек?

– На Казанском вокзале, – подсказал Виктор.

– Казанский вокзал. Приезжай. Какое такси? Он выбросил меня без денег.

Абсолютно! У меня чуть не украли мобильный, хорошо вот молодой человек помог, Почему не можешь? Где? В Шереметьево? А куда? Да наплюй на билеты! Подумаешь, Рим. Завтра улетишь. Я? Ну, выпила. Да все я помню. Хорош, подруга, ты скажи, ты за мной едешь? Ах, вот как, такая ты подруга? Чтоб ты себе в анус вставила пирсинг и чтоб цеплялась бумажкой каждый раз, когда будешь подтираться! Чтоб ты… алло! Ну и черт с тобой, меня вот молодой человек отвезет. Отвезете, молодой человек?

– Отвезу, – сказал Виктор.

Девушка приложилась к бутылке и предложила Виктору. Он отказался, подошел к обочине и принялся голосовать. Пока он тормозил такси, девушка выкурила сигарету, и фигура ее сделалась совсем неустойчивой, ноги подкашивались, голова плавала, лицо коверкались в злобных гримасах. Виктор усадил ее в такси и хотел уйти, но она дернула его за руку и усадила рядом – взялся везти, так вези!

Незнакомка громко отрыгнулась, в салоне запахло спиртным. Переборов икоту, она задремала, точеный профиль ее утонул в пушистой берлоге капюшона. В ноздре ее в при свете встречных машин поблескивал бриллиантик.

На Арбате дома стоят, как гигантские костяшки домино, наискосок друг к другу под тупым углом к шумному проспекту.

Девушка вышла из машины, и не подумав расплачиваться. Виктор нагнал ее.

– Надо заплатить. У вас есть деньги?

Она обвела себя бутылкой по контуру.

– Посмотри, где я, а где деньги. Он же меня выкинул в чем мать родила. Пошли, в квартире есть бабло.

Таксист заступил им дорогу.

– Э! Вы куда?

– Шеф, у нее деньги дома, я сейчас принесу.

– Нет, так не пойдет. Пусть кто-то один останется.

– Ты же видишь, она в одиночку не дойдет.

– Это ваши проблемы. Оставьте что-нибудь в залог.

Виктор уговорил незнакомку оставить в залог мобильный и поднялся с нею в квартиру.

В квартире № 36 незнакомка оставила спутника в прихожей, сама ушла в глубь длинного темного коридора.

Виктор долго ждал ее, рассматривая вделанную в мраморный пол прихожей черную звезду с золотой подписью «Ноздря».

Наконец терпение его лопнуло. Внизу же ждал таксист.

– Эй, – крикнул Виктор, – гражданка!

Тишина была ответом. Он осторожно прошел по комнатам. Из распахнутого шкафа торчали каблуки розовых сапог. Виктор раздвинул шубы. Девушка спала в шкафу на спине, в руке ее торчала пачка купюр. Виктор выдернул их и поспешил на улицу.

Расплатившись с таксистом, он хотел возвратить спящей красавице телефон, но консьержка его не пустила.

– Да я же только что заходил с ней…

– С кем?

– Ну, с девушкой, с восьмого этажа.

– С Ноздрачовой?

– Наверно…

– Подождите, – консьержка набрала на пульте номер квартиры.

– Она не ответит, она спит. Мне надо отдать ей сдачу и телефон.

– Оставьте мне, я передам, – консьержка смотрела все более подозрительно.

– Вам оставишь, так все пропадет. А ну вас!

Не слушая криков, Виктор вбежал в лифт, поднялся на восьмой этаж, вошел в квартиру, прошел к спящей хозяйке, вложил телефон и деньги ей в руку и пошел к выходу.

В животе засосало от голода. Неужели я не заработал хотя бы кусок колбасы, подумал он.

В холодильнике оказалась куча всякой вкуснятины. Виктор вынул непочатую палку салями и принялся грызть твердую колбасу. Когда первый голод был утолен и он собрался уже уходить, сбоку раздался мужской голос.

– Руки!

* * *

Платон Федорович Лютиков, он же «Лютый», он же «Федорыч», один из трех исторических лидеров «буровской» ОПГ, возглавлял в группировке службу ДСП. Ничего общего с древесно-стружечной плитой эта структура не имела. Она расшифровывалась как Департамент Слияний и Присоединений. Иными словами, Платон возглавлял рейдерскую службу «бурых», а также силы быстрого реагирования в виде частного охранного предприятия «Центурион».

Рейд на Казанский вокзал Платон возглавил лично, ему требовался адреналин, причем, в больших количествах. За его «Хаммером» следовали джипы с бригадами Лепрекона и Десантника.

Александр Копейкин (Лепрекон) был позднего призыва. В яростные девяностые, когда на полях «стрелок» и «разборок» полег цвет русского народа, Саша подрастал в интернате для трудных подростков, насиловал мальчиков-дебилов и держал в страхе учителей. Из интерната он сделал первую и единственную «ходку» по статье 111, ч. 4 – «тяжкие телесные, причинившие смерть». В тюрьме судьба свела его с «Носом», вором-рецидивистом, который «подвел» его к «буровской» группировке.

Стажировку Лепрекон проходил в Подмосковном Жуковском (50 минут на электричке от Казанского вокзала), спалив за один год в разных районах города три кинотеатра (выкупленных затем за бесценок подконтрольными бизнесменами) и смертельно пугая предпринимателей уродливым лицом.

К началу 2000-го «Лепра» выбился в бригадиры. Его бригада в ЧОПе не значилась, потому что специализировалась на актах устрашения и состояла из «расписных» отморозков, один «синий, наколотый» вид которых вводил жертв в ступор. Владимир Кусакин (Кусок) и Метелев Виктор (Метла) отсидели соответственно 8 и 9 лет по ст. 105. ч. 2, «убийство с особой жестокостью». Водителем на джипе «Чероки» работал угрюмый качок Федор «Штанга» Новиков, помешанный на «железе». Вооружены «лепреконовцы» были чешскими скорострельными «скорпионами». Основательно, вплоть до гранатометов, была «заряжена» и бригада Кости «Десантника». Правда, арсенал ударной группы следовал в багажнике старенького «жигуленка», который, в отличие от кавалькады устрашающе дорогих машин, никак из автомобильного потока не выделялся.

В ГОСТЯХ У НОЗДРИ

– Руки!

В дверях кухни стоял охранник в камуфляжной форме и наводил обеими руками пистолет. Виктор поднял руки – в одной была зажата обглоданная колбаса.

– На пол.

– В смысле?

– На пол мордой, я сказал!

Виктор улегся на мраморный пол.

«Руки за спину».

На запястьях щелкнули наручники. Его охлопали по карманам.

– Убили! – раздался из глубины квартиры испуганный женский крик.

– Лежать! – охранник бросился на голос.

В квартире что-то грохнуло. Затем послышался хрипловатый голос разбуженной «спящей красавицы». Она вошла на кухню в сопровождении консьержки и охранника.

– Этот? – охранник пистолетом указал на лежащего Виктора.

– Этот, этот, – затараторила консьержка, – ворвался, угрожал…

Хозяйка квартиры Виктора спьяну не узнала.

– Я вас привез на такси, – напомнил он.

– Кто? Ты? Да я тебя впервые вижу!

– Э-э! – Виктор сделал попытку подняться, но охранник шнурованным ботинком прижал его к полу. – Я ваш мобильный телефон спас, на Казанском вокзале, у вас его выхватил карманник! А потом привез сюда на такси. Вспомните, вы что! Меня же засадят за мою же доброту.

– Мобильный? – девушка надула и без того пухлые губы и вдруг хлопнула себя по лбу. – Точно, блин! Вспомнила! Леонидовна, он со мной, не кипятись. На вот тебе, за верную службу, – она сунула в руку бдительной консьержке смятую банкноту и выпроводила из квартиры.

– Наручники снимите, – напомнил поднявшийся Виктор. Охранник отстегнул наручники и ушел вслед за консьержкой.

– Ты вообще кто? – красавица нетвердо опустилась на стул.

Перед ней стоял, растирая запястья, длинноволосый скуластый парень в модной щетине. Взгляд его поражал. Зрачки были черными, а раек вокруг – почти прозрачный. Так смотрят волки. Обалденный типаж.

– Ты откуда? Из под…подтанцовки?

– Из-под… чего?

– Подтанцовки…

Девушка вдумалась в смысл слова и засмеялась.

– Под… под-тан-цовка… Во, блин, заговорила, как Черномырдин после банкета…

Слушай, ну ты кто ва-абще?

– Я не знаю.

– Очень приятно, – похмельно представилась хозяйка квартиры, – Ксения Ноздрачова. А скажи мне, «Я не знаю», имя у тебя есть?

– На вокзале меня зовут Виктор.

– Меня звали Виктор, – пробормотала Ксения. – И че?

Она оглядела простенький прикид незнакомца.

– Слушай, может, ты модель?

– Модель чего?

Ксении опять стало смешно.

– А ты при-при-прикольный, – заикала она сквозь смех. – Модель чего? – и с досадой на саму себя закончила. – Модель человека, блин.

Ксении часто приходилось просыпаться в чужих домах в окружении незнакомых людей, поэтому ее не особенно встревожило появление в доме нового персонажа. Но его тупые ответы и манера поведения совсем не походили на тусовочные. Ей стало не по себе. С кем она вообще сидит один на один на ночь глядя?

– Хочешь выпить? – спросила Ксения.

Парень занавесился чубом с четким клоком седины.

– Мне нельзя.

– Здоровье не позволяет?

– Меня отравили клофелином на водке. Я ничего о себе не помню. Пить нельзя, иначе память не восстановится.

– А-а, – обрадовалась Ноздря, – то-то я смотрю, ты странный какой-то. И че, ничего не помнишь? А как за девушками ухаживать, тоже забыл?

– В голове туман, – парень сказал это так подавленно, что Ксении расхотелось шутить.

– Ничего, – она бодрячески потерла ладони, – клин клином вышибают. Клофелин – кофейком. Клептоманию – клаустрофобией.

Незнакомец шутки не оценил.

– Ты чего не смеешься? – спросила Ксения. – Продвинутые тут обычно смеются.

Знаешь, что такое клептомания?

– Нет.

– А клаустрофобия?

– Тоже нет.

– Понятно. Шутка тонкая, не для всех.

Ксения сделала закладку покрепче, чтоб протрезветь, и пока орудовала вокруг кофейного экспресс-автомата, отвлекала «гостя» болтовней.

– Между прочим, я очень быстро трезвею, – говорила она, хлопая дверцами навесных шкафчиков, – практически мгновенно. Закалка. Телевизионная муштра. Бывает, припрешься на корпоратив, ну никакучая, а как только крикнут «На сцену», или «Эфир!» или «Мотор!», вмиг напрягаешь анус, зажимаешь желваки и все – трезвая, как сталь! Ну, ты меня узнал? Я Ноздря. Это мой медийный псевдоним. Псевдоним – как презерватив, предохраняет при многочисленных контактах с публикой. Тебе сколько сахара? Ох, блин, как ноги болят, – она уселась с чашкой кофе на диван. – Это не итальянские, а «испанские сапоги». Инквизиторы ими пытали. Ног не чую на фиг. Помоги, – девушка протянула Виктору ноги, он отставил чашку кофе и помог стащить нежно-розовые сапоги.

Ксения в наслаждении пошевелила сомлевшими пальцами. Скомандовала. – Не нюхай, это не у меня, это сапоги так воняют, они новые просто. Покупали – ничем не воняли, только надела, чуть вспотела, такое амбрэ из этой «Дольчегабаны» поперло, будто их лошадь носила. Выбрось их на балкон. Вон там балкон. А лучше с балкона. Мне их Гуляш подарил. Специально, гад, купил такие вонючие. Запомни, самая подлая скотина в Москве – продюсер Владик Куляш. Выкинуть девушку из машины. Ночью! Спасибо тебе, что помог, нет, серьезно. Меня там могли и ограбить, и изнасиловать, я ничего же не соображала. Мы с корпоратива ехали. Отпахала полночи, устала, укаталась по полной, а он меня выкинул! Слушай, ты че такой побитый? Ты с кем подрался? С вором, который мой телефон украл, да?

– Нет.

– А с кем?

Виктор, запинаясь, припомнил события первой ночи на вокзале, постепенно разговорился, рассказал, как очнулся, как бродил по перронам и подземным переходам, как на него напал человек без носа, как бил его ногами, как в пустой голове вдруг возник Голос и дал приказ завопить зверем, как он реванул дурным голосом, как из него выпрыгнул Ягуар, самый настоящий хищник, и исполосовал нападавшего когтями. Девушка внимательно слушала. С каждой минутой она трезвела все больше.

– Какая глючная фигня, – сказала она со вздохом. Встала, поманила Виктора за собой. Он послушно пошел следом. В прихожей Ксения открыла дверь и сделала приглашающий жест наружу. Виктор вышел на лестничную клетку.