Глава 22. Подстава со стороны Давида
Бежал Давид в пещеру Одолламскую.
Услышали про то его братья
И проявили солидарность братскую –
Присягу, по их мнению, дурацкую
Сменили на свободу бытия.
Пришли к нему туда с детьми и с жёнами,
С собою привели весь дом отца.
Примкнули к ним другие притеснённые
Обиженные властью, забубённые
Еврей, хохол, татарин и кацап,
Все должники, на плаху обречённые,
Растратчики и дурни от сохи.
Возникло так властями запрещённое
Формирование вновь испечённое,
Четыре сотни гопников лихих.
Пошел Давид в Массифу моавитскую,
Где жил иной этнически народ,
Царя их попросил – пусть их правительство
Родителям его даст вид на жительство,
А он и без прописки проживёт.
Отца и мать пристроил, сам в убежище
Сидит Давид, в изгнании закис
От безысходной скуки и безденежья.
Но Гад пророк пришёл к мигрантам в лежбище
И проявил квасной патриотизм.
"Ступай-ка в землю ты, Давид, Иудину,
В чужом краю невесело плясать".
Сепаратист тогда внял слову мудрому
И в лес Херет явился в полнолуние
(Тогда ещё водились там леса).
Саул услышал про Давида с бандою,
Что этот экстремист и боевик
Проник в их лес нежданно и негаданно.
Теперь на красотищу первозданную
С семейством не поедешь на пикник.
Держал Саул в руке не палку лыжную –
Копьё сжимал, как воин на плацу.
Сидел под дубом в Гиве царь обиженный
И выглядел поникшим и униженным,
Что самодержцу явно не к лицу.
(Здесь нашего я вспомнил убиенного
Романова с милейшею женой,
Характера добрейшего, отменного…
Но правил он страной не по-военному
И кончил всё гражданскою войной).
Саул сидел, за жизнь страдал и плакался,
Слуг попрекал, обняв своё копьё…
(Нет, чтоб двух-трёх поставить каракатицей
Да выпороть вожжой, задравши платьице,
Иль в рыло дать, как поступал наш Пётр).
«Послушайте, сыны Вениаминовы.
Сын Иессея, может, а не я
Вам даст поля, деревья с мандаринами,
Устроит вам житьё-бытьё завидное?
Что ж в сговоре вы все сгубить меня?
Когда мой сын стал с Иессея выродком
Якшаться слишком и дружить Вась-Вась,
Никто из вас тогда по полной выкладке
Не сдал его и, думаю, под пыткою
Давида и сегодня не продаст.
Не жалко вам меня, и с вами грустно мне.
Сокрыли вы событий тайный ход,
Когда сын хунту на отца науськовал,
Папашу познакомил с мамой Кузькина
В надежде совершить переворот.
Где сыскари, ведущие дознание?
Где анонимки и доносы где?
Предатели…» – Саул стенал в отчаянье,
Когда не Доик бы Идумеянин, то
Совсем царь веру б потерял в людей.
Начальник пастухов Саула выступил
Вперёд тогда и так сказал: «Мой царь,
Позволь перед тобой открыть мне истину,
Как уличён был мной в измене низкой твой
Служитель культа, жрец и пономарь.
Особое имел я удовольствие
Сам лицезреть, как твой Ахимелех
Дал сыну Иессея продовольствие,
Как будто тот ему ближайший родственник,
Дал освещённый хлеб простого сверх,
Меч Голиафа, эрмитажной редкости,
Дороже чем Малевича Квадрат,
Отдал Давиду для его коллекции....»
(С тех пор так и остался в неизвестности
Бесценный тот музейный экспонат).
Взбешённый царь призвал весь дом священника,
Отца его, к царю они пришли
Ответ держать за этого бездельника
Давида, а теперь ещё изменника…
Саул им начинает дело шить:
«Так для чего с мятежником ты в сговоре
Заклятому врагу вручил хлеба,
Вооружил… Да вы мне просто в горле ком,
Служители кому? Бурды прогорклой вам
Вовек теперь хлебать не расхлебать…»
И отвечал Ахимелех с достоинством:
«Когда Давид твой в дом пришёл ко мне,
Небесное тогда спросил я воинство –
Кто из рабов, как не Давид, в покорности
Царю, и с кем он состоит в родне?
Тебе он зять, а это ли не алиби?
Мне сообщил, что послан он царём
С заданием секретным в место дальнее,
И если мы хлебов ему не дали бы,
Весь дом наш оказался б разорён.
Давиду меч, музейное оружие,
Вручил с возвратом я по накладной.
Для тайного задания вещь нужная,
Порубит на куски, сослужит службу и
Вновь экспонат вернётся в дом родной.
Когда бы знать! Да разве против власти я
Пошёл бы, стал бы Бога вопрошать
За сына Иессея? – Дескать, здрасьте вам!
Зачем священнику менять династию?
То вере не добавит ни гроша…»
Но для сатрапа жизнь – монета медная,
Сказал Саул: «Ахимелех, ты сам
И твоего отца дом весь немедленно
Быть должен предан смерти. Преднамеренно
Сокрыли вы Давида. По лесам
Теперь гуляет со своею бандою
Отступник этот (или отступник?
Да нет, отступник). Нет с бандитом сладу мне,
Не насладиться впредь лесной прохладою,
Не съездить между делом на пикник.
Ступайте же, мои телохранители,
Опричники, секьюрити, братки,
Убейте этот клан богослужителей,
Висит на нём проклятие сокрытия,
В пуху у них свиные пятаки».
Но рук на убиение священников
Поднять тогда не смог царёв Спецназ,
А стушевался в страхе и в смущении,
Что жизнь свою закончит без прощения –
Указ царя пред Богом не указ.
Тогда Саул приказ жестокий Доику
Отдал – Ступай и клан тот умертви!
Карт-бланш на зверство выдал параноику.
Жрецы, их жены, дети – все покойники.
По локоть руки Доика в крови.
Напал Идумеянин на служителей
И умертвил аж восемьдесят пять
Мужей одних в льняных ефодах вышитых.
Скот перебитый в кучу кто сложить бы смог –
По высоте то было б в два копья.
Один Ахимелеха только спасся сын,
К Давиду убежал Афиафар,
Про месть Саула рассказал ужасную.
С царёвым спецзаданием напраслина
Подставила весь город под удар.
Давид в беспечности своей раскаялся,
Ведь знал – Идумеянин донесёт,
И царь Саул в своей маниакальности
Пойдёт на омерзительные крайности,
Ахимелеху отомстит за всё.
Дрожащего под конскою попоною
Афиафара спрятавши в лесу,
Давид признал свою вину огромную:
«Я погубил священника и дом его,
Так хоть его наследника спасу».
Глава 23. Давид главарь бандформирований
Израилю добавилось забот –
Филистимляне на Кеиль напали,
Подворья расхищают, тащат скот,
Ведут себя на редкость криминально.
Давид у Господа тогда спросил
Впрямую, никакого спиритизма,
Ведь Бог тогда к нему благоволил:
«Идти ль мне на врага спасать отчизну?
Когда враг гумна разоряет, скот
Кнутом по морде лупит неумело,
Сидеть ли мне, воды набравши в рот?»
Господь Давиду отвечал по делу:
«Иди, филистимлян ты разобьёшь,
Слаб гарнизон у них сейчас в Кеиле».
Но бывшие с Давидом, как бабьё
Расхныкались и слабость проявили:
«Когда боимся в Иудее здесь
Мы тени собственной в лице Саула,
Какой резон к филистимлянам лезть?
Они же нас в ярмо впрягут как мула.
Филистимлян нахрапом нам не взять,
С их ополчением не нам тягаться…»
И к Богу вопросил Давид опять:
«Идти мне на Кеиль или остаться?»
Вновь отвечал ему Господь – «Идти,
Использовать внезапность нападенья.
Людей тебе поможет убедить
Харизма, вера, сила убежденья».
Пошёл тогда Давид с людьми в Кеиль
И победил, спас жителей Бердянска.
На много миль тогда стояла пыль,
Когда Давид гнал скот филистимлянский.
Ведь сам он был когда-то пастухом…
Откуда взялся скот? Я так подумал –
А может, просто с собственным скотом
Пришли враги громить чужие гумна?
Авиафар принёс с собой ефод,
Ахимелеха сын знал все обряды.
И славил Вседержителя народ,
На радостях вопил и пил изрядно.
Саулу донесли весть про Кеиль.
«Бог отдал в мои руки проходимца»
– Сказал Саул, собрал весь Израиль,
Сгубить вновьиспечённого любимца.
«Закрылся он сейчас наверняка
В том городе, ворота на запорах…
Пусть веселится он из пустяка
И нас дождётся… Ничего, мы скоро».
Про замысел царя Давид узнал,
Авиафара он призвал в ефоде,
С ним к Богу обращался допоздна,
Ответы записал на диктофоне.
«Ответь, в Кеиль прибудет ли Саул
И город разорит, придя за мною?
А тот народ, что раньше спину гнул,
Отдаст ли он меня царю без боя?»
Сквозь белый шум космический и гул,
Шипенье из-за качества плохого
Услышали они: «Придёт Саул,
Народ предаст, а что – ты ждал другого?»
Давид поднялся, с ним бойцов с шестьсот
Покинуло Кеиль пока не поздно,
Ходили, где могли, а с ними скот
Тащился, приторочен у обоза.
В безлюдных и нехоженых местах
Скрывали беглецов пески, отроги.
Сильней чем голод гнал скитальцев страх.
В пустыню Зиф отряд попал в итоге.
Саул искал Давида, самосуд
Ему устроить, душу с тела вынуть.
В пустыне Зиф тот прятался в лесу.
Лесистой оказалась та пустыня.
Саул готовил сети и капкан,
Но Бог любимца своего не выдал.
Зато Саула сын Ионафан,
Минуя все посты, нашёл Давида.
Пришёл мальчиш-плохиш и укрепил
Давида упованием на Бога,
Сказал: «Не бойся, тернии, репьи
Даны тебе для раны неглубокой.
Товарищ верь, отец мой, царь Саул
Отстанет от тебя, минует лихо,
Свидетелем мне этот саксаул,
Что самодержцем быть тебе великим.
Объединишь Израиль. Над тобой
Монотеизма водрузится знамя.
У Господа с Саулом вышел сбой
И мой отец о том прекрасно знает.
Недолго гнать ему своих коней,
Он сам коньки отбросит очень скоро.
Персоной первой станешь ты в стране,
А мне второю быть, твоей опорой».
И заключили меж собой завет
Пред лицем Господа они, как братья…
К Давиду у меня претензий нет,
А вот Ионафан, как есть – предатель.
Здесь загляну я чуточку вперёд,
От нетерпенья Библию листая –
Давид и вправду на престол взойдёт,
А вот Ионафан вторым не станет.
Погибнет он с отцом в бою одном,
Не быть ему впредь ни вторым, ни первым,
Бог по большому счёту тем концом
Двурушничеству даст оценку – скверно.
Пришли Зифии из пустыни Зиф
К Саулу, мол, Давид с его обозом,
Скотом, людьми, как первобытный скиф,
Несёт для экологии угрозу.
«Сам в недоступном месте на холме
Скрывается в лесу, координаты
Мы помним наизусть, скажи Ахмет…»
И кроки подтвердил зифий лохматый.
В карательный поход идёт Саул.
Как главаря всех бандформирований
Давида электрический ждёт стул.
Но здесь его спасли филистимляне,
Напали на Израиль как всегда.
Саул вернул войска пока не поздно.
Борьба за власть – не главная беда,
Когда из-за бугра идут угрозы.
Глава 24. Как Давид Саула не убил
От народа, что ему подгадил,
Из пустыни Зиф ушёл Давид,
В безопасных жил местах Ен-Гадди
Там, где при последнем камнепаде
Ротозей случайный был убит.
Царь Саул с войны вернулся вскоре,
Нападенье вражье отразив,
Зятя стал искать, послал дозоры,
А ему – Да он подался в горы,
Камни там тягает, как Сизиф.
Взял Саул три тысячи отборных
Из всего Израиля мужей,
Головные выдал им уборы
И – Вперёд! – по узким коридорам
Брать врага на верхнем этаже.
По горам, живут где только серны,
Шёл Саул, наткнулся на загон
Там овечий, рядом с ним пещера…
Камнепады действуют на нервы,
Воины снуют со всех сторон,
Чтоб Давида им поймать с поличным
И поднять мерзавца на копьё…
Царь уединиться место ищет
(Залежалая со склада пища,
Видно, дело сделала своё).
Для нужды зашёл Саул в пещеру.
Писсуары, ценник, что почём,
И старуха, злая как мегера.
Сталактиты действуют на нервы,
Словно это камень мочевой.
В глубине кого-то черти носят –
То Давид в укрытии с людьми…
Но Саул про то не в курсе вовсе,
Плащ военный с плеч небрежно сбросил
И повесил прям на сталагмит.
Гномы подземельные шептались,
Говоря Давиду: «Вот он шанс
Твой брутальный, для царя фатальный.
Садани ж Саулу капитально
Между глаз, пока он к нам анфас.
День настал сегодня, о котором
Говорил Господь – вот я предам
В твои руки лиходеев свору,
Сдам тебе злодеев без разбора
Всех, кому желаешь ты вреда».
Встал Давид и край одежды верхней
У Саула отчекрыжил вмиг.
Но увидев на плаще прореху,
Стало ему как-то не до смеха,
Вещи портить с детства не привык.
Передать Давида чувства сложно,
Лишь слова могу я повторить:
«Трогать мне царя – себе дороже,
Ведь не зря ж помазанник он Божий,
Чтобы взять так просто и убить.
В компетенции он только Бога,
И не нам судить его ваще…»
А Саул встал вышел на дорогу
И пошёл себе тропой пологой
С дыркою, прорезанной в плаще.
Выскочил Давид с пещеры пулей,
– Подожди – кричал царю вослед,
А догнавши в ноги пал к Саулу:
«Что речей ты слушаешь огульно,
Будто я тебе замыслил вред?
Только что с твоей большой нуждою
Был ты беззащитнее чем злак.
За твоей я прятался спиною
Со своею дикою ордою.
Целиком ты был в моих руках.
Да хранит Господь царя промежность.
Пощадил тебя я в этот миг,
В знак того, люблю тебя как нежно,
Лишь отрезал краешек одежды,
Что повесил ты на сталагмит.
На царя руки своей помпезной
Я не подниму, скорей на нож
Сам паду, нет, лучше брошусь в бездну…
Вот тебе кусок, что я отрезал,
Ты к плащу опять его пришьёшь.
Видишь ты, что нет во мне коварства,
Зла в руке, за пазухой камней,
Ни мздоимства нет, ни интриганства.
Что ж меня обрёк ты на мытарства
И желаешь, царь, души моей?
В заблужденьях мести безрассудной
Как меня ты грозно ни карай,
За грехи тебя лишь Бог осудит.
На тебе руки моей не будет,
Разве что одежды срежу край.
Беззаконие от беззаконных
В мир исходит, я же не берусь
Приговоры вешать беспардонно,
Ибо беззаконие бездонно
Там, где в судьях над орлами гусь.
Царь Израильский, кого ты вышел
Догонять? За кем, за мёртвым псом
Гонишься? Блохою никудышной?
Меж тобой и мной один Всевышний
Наше дело разберёт потом.
Что спасусь от рук твоих, я верю…»
Слушая Давида крик души,
Поначалу был Саул растерян,
Широту души его измерив,
Сам потом расплакался в тиши:
«Твой ли это голос, сын Давид мой?
Оказался ты правей царя –
За поступок мой неблаговидный
Не убил меня ты всем на диво,
Лишь слегка попортил мой наряд.
Кто врага, в момент уединенья
Отловив, отпустит в добрый путь,
А не будет бить до одуренья?»
(Вспомнил я, как Волю с наслажденьем
Вздумали в клозете парни вздуть.
Не Саул, конечно, мелковат он,
Этот Павел, даже не еврей.
Потому должно быть маловато
Пошляку навешали ребята,
А напрасно, надо бы полней).
Глава 25. Давид и Авегея
Самуил священник в Раме умер.
Был высокий он авторитет,
При царе Сауле в ихней Думе
Возглавлял Духовный комитет,
Что-то типа нашего Синода.
Волю Божью жрец тот сотворил –
При большом скоплении народа
Он Саула выдвинул в цари.
Оказался выбор тот поспешен.
С верой недобор был у царя,
Был к тому же он слегка помешен
И копьём швырялся почём зря.
Неврастеник, впавший в паранойю.
Что с таким диагнозом ловить?
И уже за царскою спиною
Вырос претендент его Давид.
Проявлял особое он рвенье.
В Раме с честью погребли жреца,
И Давид при этом погребенье
Отстоял молебен до конца
И пошёл в Фаран по солнцепёку.
Был там некто богатей Навал,
У него добра скопилось столько,
Сколько наш чиновник не украл.
Коз – аж тысяча, овец в загонах –
Вообще три тысячи голов
(Видно, для сокрытия дохода
Счёт шёл без баранов и козлов).
Некто жил в имении, не пришлый,
Стриг овец, рубил своё бабло.
Был, подобно нашим нуворишам,
Человек жестокий, нравом злой.
Всё как в нашей жизни – с богатеем
В браке с туповатым наглецом
Проживала некто Авигея,
Женщина красивая лицом,
Умная и с формами тугими…
Услыхал Давид – стрижёт овец
Богатей – решил его за вымя
Подержать – пусть делится подлец.
Подозвал Давид мальчишек крепких,
Вразумил и наставленья дал:
«На Кармил пойдёте вы на стрелку,
Где от жира бесится Навал.
Вы ему добавьте этикета,
Мол, Давид приветствует твой дом,
Да хранит Господь твои гешефты,
Ты стриги овец, мы подождём.
И не подожжём – без шуток можно?
Пацаны, ведь это не наезд.
Он не куст, а вы не внедорожник,
Уроженцы вы окрестных мест.
Не чеченцы вы, не аморреи,
Чтоб бежал от вас он за версту.
Вы такие же как он евреи,
Но всегда на боевом посту
Не на трудовом, но вы – бригада,
Ваше дело – денежки грести
(На Мосфильме так подонков банду
Режиссёр однажды окрестит.
Что посеет, то пожнёт он лично,
Когда сын в тюрягу загремит.
А пока, как действовать прилично,
Бандюков науськивал Давид).
Взяв за вымя дойную коровку,
Обоснуйте выставленный счёт.
До того, как жмот пойдёт в кладовку,
Сообщите, что у нас почём:
Землячок, вот ты стрижёшь овечек.
Пастухи твои пригнали скот.
Обошлись мы с ними без увечий,
Без обид, скорей наоборот,
Били если, то не слишком шибко.
Тем, кто приезжал овечек красть,
Джипам мы прокалывали шины,
У абреков пришлых мы не раз
Отбивали скот на перевале,
Сохранили стадо, цоб-цобе!
Мы тебя конкретно крышевали,
Заслужили право на обед.
Дай же ты рабам твоим и сыну
(Звать Давидом, коли ты забыл),
Что найдёт рука, вручи посыльным,
Возложи поклажу на кобыл –
Говорил Давид – и дело в шляпе…»
Так ребята, в нови для мальцов
Без наезда, ругани, нахрапа,
Завалились с миром на крыльцо,
Прихватили толстого за вымя
И умолкли… Взвился аж Навал –
Что ещё пред ним за центровые,
Кто ему сей сброд нарисовал?
«Кто такой Давид, сын Иессеев?
Много беглых от господ своих,
Что не пашут зябь, семян не сеют,
А пожрать готовы за двоих.
Неужели мне хлеб, воду, мясо,
Припасённое для тех людей,
Что стригут овец, не точат лясы,
Просто так отдать без трудодней?
И кому отдать? – Кого не знаю…»
Разом оборвал наезд Навал,
Выставил братков. Они канают
Взад к тому, кто их сюда прислал.
Ранее с Давидом также подло
Обходился разве только царь.
Отомстить тогда решил по полной
За ребят униженный главарь.
Приказал сурово: Опояшьтесь
Вы мечом! Сам меч приладил свой.
С ним четыре сотни ждут отмашки
Учинить погром и мордобой.
Двести при обозе оставалось
Тех, кого не взяли на блицкриг…
Авигею же, жену Навала,
Известил там кто-то из своих:
«Днесь Давид прислал к нам из пустыни
Мирных с предложением послов,
А Навал и люд при господине
Встретили их хуже драных псов,
Кучер хвост так не дерёт кобыле.
Выставил Навал их за порог.
А они оградою нам были
От разбойников с больших дорог.
Их главарь теперь, Давид известный,
Смерти нас за скаредность предаст.
Голиафу он так камнем треснул,
Что на попу натянулся глаз.
Ты умна, скажи, что делать быдлу,
Как беду нам отвести рукой?
Наш хозяин злой и тупорылый,
Говорить с ним пользы никакой».
Авигея, от таких известей
Офигев, сложила на ослов
Пять сушёных мер, буханок двести,
Сто изюма связок, двести смокв
И вина взяла с собой, конечно,
Грациозно плюхнулась в седло,
И к Давиду отвалила спешно,
Мужу не сказав, что он хамло,
Скряга, сволочь и дурак в придачу,
Погубить решил весь дом, кретин…
Если муж Навал, Джамал – всё хачик –
Кто жене так думать запретит?
Сидя на осле, она спускалась
По тропе извилистой крутой.
Вниз её столкнуть пытались скалы,
Ветер завывал за упокой.
А навстречу ей как по заказу
Шёл Давид с отрядом, злой как чёрт,
А причиной той – Навал-зараза,
Этот кого хочешь допечёт.
Встретились они. Давид: «Напрасно
От набегов охранял я дом
Человека неарийской расы.
За добро он заплатил мне злом,
На харчи посыльных моих кинул.
Я найду, как хама наказать.
Научить приличию скотину
Оснований хватит за глаза.
Ничему, что в доме вашем ценно
Из того что вам принадлежит,
Не остаться целым. Даже стенам
Разрушений тех не пережить.
Разнесу я в щепки туалеты,
Приживалам всем воздам вполне,
Не оставлю в доме до рассвета
Никого мочащимся к стене».
От таких приветствий офигеет
Кто угодно… От таких угроз
Спешилась поспешно Авигея,
Пред Давидом пала в полный рост
И к ноге его припав щекою,
Говорила: «Добрый господин,
Не бери ты в голову пустое,
На земле безумный не один,
Так прости Навалу его злое.
Он же болен, в имени его
Не прописано ничто иное
(С арамейского здесь перевод).
Руку удержи свою от мщенья.
Кровь невинных – это не моча,
Испытать такое облегченье
Недостойно даже сгоряча.
Я раба твоя, прости, не знала,
Что прислал послов ты про харчи.
Хлеба собрала тебе я, сала,
На ослах, чтоб вас не огорчить
Привезла. Бери с ослами вместе.
Набивайте ваши закрома.
Извини рабы твоей бесчестье,
Что послов не встретила сама.
Господину моему дом твёрдый
Бог устроит (господин – Давид,
А Навал её не в меру гордый,
Груш объевшись, рядом полежит).
Войны Господа ведёт воитель.
В узел жизни связана душа
У того, кто будет победитель,
А у проигравших – ни шиша.
Бросит души их Господь пращою,
След их жизни смоется дождём.
А Давид, правитель наречённый,
Станет над Израилем вождём.
Впредь ему не будут огорченьем
Мальчики кровавые в глазах.
Бог убережёт его от мщенья,
И раба не будет на бобах.
Милость ей свою Давид окажет.
Узы Гименея – не хомут.
От супруга он жену отмажет,
И Бог в помощь доброму ему».
Женщину воитель успокоил,
Осушил лицо её от слёз.
Словно камень был он твёрд рукою,
Сердцем же – податливый как воск.
Отвечал он будущей невесте:
«Бог наш – воплощенье доброты,
Раз меня Он уберёг от мести
Тем, что предо мной явилась ты
И спасла от славы злой Аттилы,
Развела движение планет.
Не дала ты мне в сердцах на вилы
Всех поднять мочащихся к стене».
Принял все дары Давид с ослами
Вместе, что пригнала госпожа,
Снедью нагрузив тайком от хама…
Женщину негоже обижать –
Думал так Давид, когда обратно
Авигею к мужу отослал,
И чтоб ехать было ей приятно,
Посадил на лучшего осла.
Возвратилась в дом свой Авигея.
Там Навал весёлый и хмельной,
Без особых, видимо, трагедий
Бегство пережил жены родной.
В доме пир горой, Газпром как будто
Отмечает сотый юбилей.
Как страну обули, каламбурно
Председатель шутит у дверей.
Приглашён он потому что раньше
Был косноязычен Моисей.
Неспроста во рту сплошная каша,
Чёрный Мыр на всех хранит досье –
По какой протекции сверх льготно
Свой кошель набил какой упырь…
Что узнал про власть до подноготной,
Мыр не скажет – потому тыр-пыр.
На корпоративе до икоты
Пьют, гламурных штучек не стыдясь.
Голая Ксю-ксю спешит из торта
Выставить срамное напоказ.
Нувориш в тот срам с особым шиком
Портмоне засунуть норовит.
Тот, кто вообще не вяжет лыка,
Лижет сзади ей, авось стошнит.
Весело на сердце у Навала
Было. Очевидно, потому
Обошлась супруга без скандала,
Очутившись вновь в своём дому.
Пьяного супруга уложила,
Где была – конечно же, молчок.
Как она Давида ублажила,
Лучше бы не знал муж-дурачок.
Но к утру, как только протрезвился,
Всё ему поведала жена.
К потолку Навал вначале взвился,
С криками – какого, мол, рожна…
Но потом вдруг ликом омрачился,
Весь окаменел, стал как кирпич,
От переживаний обмочился.
Так разбил Навала паралич.
Десять дней жену Навал промучил.
За грехи Бог в ночь его прибрал.
А Давид про тот счастливый случай
До утра уж знал, как будто ждал.
В смерть молва добавила накала –
Мужа не преклонные года,
Может быть цыганистого кала
Съел Навал чуть больше чем всегда?
Вскрытье показало – это сердце.
Верить мы диагнозу должны,
Но каких муж снадобий объелся,
Не спросить ли это у жены?
Почему так быстро от Давида
Брачный до вдовы дошёл контракт?
От подобной партии завидной
Может отказаться лишь дурак,
В смысле дура… Здесь не этот случай.
Отписав Давиду по уму –
Я навек твоя, Бесаме мучо* –
Авигея съехала к нему,
Прихватить с собой не преминула
Всё, что ей сгодится для услад…
Ну, а бывшую жену Саулу
Сдал Давид, хоть та его спасла,
Вытолкнула в ночь в окно из дома,
Когда в дверь за ним ломился взвод.
И теперь отец её другому
Замуж отдал, вроде как назло.
Здесь ещё для многожёнцев наших
Есть привет из прошлого – Псалтырь
Разрешая всем жениться дважды,
Не ссылал жён бывших в монастырь,
Не травил, как Ваня, грозный очень…
Многожёнцам ставлю я на вид –
Если вы до женщин столь охочи,
Помните одно – вы не Давид!
* с исп. – «Целуй меня много»