Впрочем, Горошек чувствовала себя легко и свободно в компании обаятельного Рэма, нередко возбуждающего в молодых шашах сильную смесь эротических и материнских инстинктов. Им приятно было находиться в присутствии большого, нуждающегося в опёке ребёнка, непосредственного в поступках и желаниях, наиболее явные из которых вызывали холодящее ощущение в их нежных сосках.
Желания Рэма, разумеется, были написаны на его лице. Это не отпугивало Горошка ничуть. После фильма Рэм повёл её в небольшое кафе, где подавали вино и мороженое. Горошек не отказывалась ни от того, ни от другого и заразительно смеялась шуткам своего ухажёра. Белые щеки и носик симпатично порозовели. Она без колебаний согласилась поехать к другу Рэма.
Квартира была в их полном распоряжении, Рэм успел договориться. Горошка не смутило и это. Заиграла тихая музыка, появились бокалы и ещё одна бутылка вина, прихваченная из кафе. Вскоре после того, как последняя капля вина упала в бокал, их губы встретились. Его – с настойчивостью и напором, её – с желанием и ожиданием. Их руки встречались и расставались. Его – в поисках желанных уголков её тела, её – в нетвёрдой защите их.
Они оба не помнили в точности, как это случилось. Запомнилось только то, что это случилось. Слёзы Горошка застали Рэма врасплох. Он поначалу не принял их всерьёз, но слёзы не думали останавливаться. Когда ему удалось поднять плачущее лицо и посмотреть в совершенно мокрые глаза, указатель его настроения немедленно покинул высшую точку шкалы удовлетворённости молодого шаша. Безмолвные слёзы продолжались, указатель быстро прошёл через состояние недоумения, опустился дальше в состояние вины и остановился, наконец, в положении нетрезвой решимости. Рэм вышел на кухню и вернулся оттуда с ножом.
– Если хочешь, убей меня, – он протянул нож несчастному Горошку.
Нужно заметить, что, хотя он не выбрал самый большой нож в кухонном ящике, его сердце не дрогнуло, когда она подняла лицо и медленно взялась за удобную ручку. Чёрные глаза взглянули на него с решимостью и отчаянием. Быстро угасшими. Вар долго не знал о том, что произошло в тот вечер.
*
Рука на мгновенье задержалась на вешалке с платьем в горошек, отодвинула его в сторону и взялась за следующую вешалку. Сегодня придётся надеть что-нибудь полегче. Деньги на такси у неё были, но в семь часов всё равно ещё очень жарко. Они встречаются недалеко от кинотеатра, наверно, пойдут в кино. Ей было всё равно куда. Она вспомнила о другом своём любимом наряде и после недолгого поиска вытащила его на свет. Возбуждение снова сменилось озабоченностью. Блузку придётся подгладить. Она слегка отодвинула плотные занавески, чтобы впустить в комнату солнечный свет, и подошла к зеркалу. Зеркалу неизменно нравилось то, что отражалось в нём. Гибкий силуэт с ещё влажными волосами, ниспадающими на покатые плечи, длинные белые руки, небольшая грудь, черный треугольник у основания ног. Довольная собой, она приняла позу рыжеволосой Венеры.
Комната привычно преобразилась, когда она надела на себя тонкие трусики и лифчик, подсела к столику и взяла в руки карандаш для бровей. Ещё через пятнадцать минут, в короткой юбке и блузке, она уже не принадлежала этому месту. Она спустилась вниз и открыла дверь подъезда, глаза прищурились от яркого света. Вернуться домой за тёмными очками?
В это время с порога своей комнаты Рэм крикнул:
– Когда мясо будет готово?
– Через сорок минут.
– Почему так поздно поставили?
Он не расслышал ответа, но не решался подойти к кухне, в которой уже наверняка пахло невыносимо аппетитно. Сорок минут! Через полчаса он уже должен быть у кинотеатра. Рэм с трудом пытался сосредоточиться на том, что надеть. Благо выбор был небольшой. Он не заметил, как подошло время, вроде только недавно проснулся. Просить о стирке и глажке было уже поздно. В шкафу висела одна пара свежевыглаженных брюк и две рубашки с короткими рукавами. Он выбрал голубенькую. Готовый к выходу, он вошёл в кухню и покинул её только после того, как с большими неудобствами отрезал и поместил в рот кусок горячего полусырого мяса и кусок хлеба, едва не перепачкав при этом одежду. В глазах появилась осмысленность.
Небольшой скверик возле перекрёстка был почти безлюден. Рэм увидел две пустые скамейки, обрадовался, что его опоздание будет незамеченным, и направился к ближайшей скамейке. В это время она показалась на одной из ведущих к скверику дорожек. Сердце Рэма быстро застучало, замерло и начало стучать опять в минуты её быстрого приближения. Она непринуждённо махнула ему рукой.
Он не мог сосредоточиться на отдельных деталях её внешности. Ни на том, как идут ей эта юбка и белая блузка, ни на том, как затейливо уложены темные волосы, как хороши на открытых пространствах изящные бусы. Самым отчётливым его чувством было сомнение в том, что ему следует находиться рядом с такой шашей. Сомнения были преодолены быстро. Благодаря широкой и радостной, почти детской улыбке на лице Горошка. В другие времена такая улыбка насторожила и отпугнула бы Рэма. В совсем другие времена. В тот момент он несказанно ей обрадовался и улыбался в ответ.
Они встречались почти каждый день и уже видели этот фильм. Никто не возражал. Тем более что фильм им очень понравился. Такое вкусное мороженое продавали только внутри кинотеатра. Две руки держали вафельный конус с мороженым, две другие были вместе.
После кино они отправились в долгий путь к дому Горошка, через два парка, множество перекрёстков и закоулков, отдавая предпочтение полутёмным. Они уже знали дорогу хорошо. Рэму очень нравились звуки её немного низкого, спокойного голоса. Всё было интересно Горошку. По мере приближения к её дому они намеренно сходили с маршрута и углублялись в незнакомые улицы, только чтобы обнаружить, что обход был слишком короткий.
Давно наступило время, когда начали беспокоиться родители. Они молча целовались в тени большого дерева. В окне квартиры Горошка горел свет.
Он отпустил её талию, белое пятно быстро заскользило в темноте. Открылась и закрылась дверь подъезда. Через несколько минут она показалась в своём окне и махнула ему рукой. Рэм зашагал быстрым шагом в сторону большой дороги, проверяя в карманах, хватит ли ему денег на такси.
*
Застряв в последний месяц лета в городе, молодой шаш обязательно поклянётся не повторить этой ошибки в следующем году. B течение трёх-четырёх недель жара окончательно одолевает Шаш. Не такая, на которую жалуются жители городов за пределами долины. Шаши посмеиваются над тем, что называют невыносимо жаркой погодой в тех местах. Лето должно быть жарким. Чтобы, пробудившись утром, тело сразу почувствовало быстро накапливающееся в воздухе тепло едва показавшегося Солнца. Чтобы в середине дня по опустевшим улицам передвигались полупустые трамваи и автобусы с раскрытыми до конца окнами и люками на крышах. Чтобы на коротких остановках на неподвижных телах пассажиров мгновенно выступал пот и затем испарялся под горячими струями пришедшего в движение вместе с транспортом воздуха. Чтобы мечталось подремать после обеда под прикрытием листвы большого дерева или в полумраке затемнённой плотными занавесками комнаты. Чтобы на пути к городу успевали нагреться в каналах быстрые струи ледниковой воды. Чтобы можно было насладиться быстрым погружением в прохладную воду и приятным возвращением обратно в горячий воздух. Чтобы, обильно орошённые, наливались соками разнообразные большие и маленькие плоды и находили дорогу в благодарные рты шашей, принося коротко живущее ощущение блаженства и счастья.
Однако неизбежно приходит время, когда и шаши соглашаются, хоть и неохотно, что лета становится слишком много. Когда не успевают уже охладиться за ночь стены и крыши жилищ и раннее утро не приносит восстанавливающей тело прохлады. Когда не находят спасения даже те, кто имеет возможность расстилать свои постели близко к земле под открытым небом. Когда разгар дня застаёт всё живое в городе скрывающимся в тенистых местах, и таких мест становится меньше с каждым часом. Когда начинает утомлять неподвижность и густота воздуха. Когда леность и апатия овладевают горожанами. Когда приходят мысли о далёких прохладных и приятных местах.
Разумеется, только глупостью можно было объяснить то, что Вар потащился в такой день в такую даль. И, как оказалось, напрасно. Дорога домой исчерпала остатки его терпения. Хотя трамвай ехал довольно резво, не было конца этим пустым раскалённым остановкам. Со значительным опозданием он узнал в вошедшей на одной из них Зару. Она без задержки подошла к нему и плюхнулась на сиденье рядом.
– Привет!
– Привет! – ответил он, не меняя положения застывшего в неудобной позе тела подальше от горячей спинки сиденья. Правая щека чувствовала жар солнечной стороны.
– Уф! – произнесли они оба, когда в вибрирующем салоне опять началось движение воздуха.
– Как дела?
– Хорошо, – она вытерла платком лоб и шею.
– Скорей бы это всё кончилось. Какой я дурак, что остался в городе. Уже забыл, как плохо здесь в это время. Жарища, и никого нет.
– Я думала, что ты уехал.
– Я тоже думал. Не получилось.
– Ты куда, домой?
– Угу.
Пропущенные платком капельки пота исчезали за линией выреза платья и, следуя рельефу, устремлялись к выемке груди, прикрытой от ленивого взгляда лёгкой тканью платья. Не меняя положения головы, Вар затруднялся определить, надето ли там что-то еще, под платьем. Скорей всего, нет. Они сидели гораздо ближе друг к другу, чем предписывают правила хорошего тона в раскалённом полупустом трамвае. Открытые шея, плечи и руки без всякого стеснения испускали жар.
Этому телу всегда нравилось быть в его присутствии. Это тело почти не сомневалось в том, какие оно вызывает у него мысли и желания. Там, внизу, обтянуты трусиками две упругие ягодицы. Возможно, даже прохладные. Шутка. Распространялись слухи, что это хозяйство перешло в чужое распоряжение. У Зары появился шаш. Но это ещё не было причиной сомневаться в том, что Вар лишился своих прав.
Между их телами всегда возникало взаимное притяжение значительно более сильное, чем электрическое, и, разумеется, гравитационное. Притяжение, которое трудно было отрицать и игнорировать. Не совсем типичное притяжение двух типичных экземпляров противоположного пола. Эта рука знала, как обхватить эту грудь, нетерпеливо и возбуждающе. Эти бёдра знали, как принять это мускулистое тело беззащитно и бесстыдно.
Не менее примечательным было и то, что отсутствовало в этом притяжении. Их миры стремительно расходились в стороны по мере сближения тел. Их взгляды теряли присущую им выразительность и ум. Их чувства теряли благородность и теплоту.
Они успели восполнить двухмесячный пробел в общении до того, как Заре нужно было выходить. Было о чём рассказать и что обсудить. Было о чём умолчать. Ничто не мешало им продолжить дома у Зары, всего в нескольких минутах от остановки. Этого не случилось, и не только по причине жары.
К тому времени, когда Вар наконец подставил своё тело под слабую струю душа, Зара лежала в лёгком халате на диване на неосвещённой стороне квартиры, мокрой головой на подушке и с томительными ощущениями внутри. Потолок пересекла узкая яркая полоса света, прокравшаяся сквозь щель в плотных занавесках. Некоторое время она раздумывала о причине колебания яркости полосы. Горячий воздух шевелит листву дерева за окном. Она переменила положение, халат раскрылся и оголил левую грудь, сразу привлёкшую её критический взгляд. Непримечательный бугорок с торчащим соском. В вертикальном положении эта часть её тела смотрится гораздо лучше. Она разглядывала её без большой симпатии, но снисходительно. Самоуничижительные осмотры прекратились, когда она с радостью обнаружила, что и на эту грудь есть достаточно охотников. Что не всё внимание растрачивается на большие упругие шары, которыми, казалось, заполнена вселенная. И что среди охотников попадаются вполне желанные экземпляры.
Встреча в трамвае словно уже заполнила день, хотя в нём уже случились и должны были случиться другие важные события. Заре это не нравилось. Она обнаружила, что исчерпала весь гнев зимней поры, и опасалась возврата чувства беззащитности. Она уже была готова к переменам. Вернее сказать, надеялась на них. Раздался звонок. Зара неторопливо подошла к двери и посмотрела в глазок. Она увидела широкую улыбку и букет цветов.
*
– Да ты её ещё даже не видела!
– Девочки их встречали несколько раз.
– Какие девочки!
– Что ты сердишься?
– Да ты говоришь о чём не знаешь, – Вару не нравилось, какой оборот принимает их разговор, но терпеть было выше сил. Даже ради невысказанной цели звонка. Он застал Зару поздним вечером через несколько дней после встречи в трамвае. И застал её в вполне подходящем настроении. Как казалось.
– Она просто уехала домой на каникулы на всё лето.
– Я слышала, что Вит сделал ей предложение, а она отказала и уехала.
– Бред.
– Тебе он ничего не говорил?
– Мне он ничего не говорил.
Им пора было бы перейти на более полезную тему, но Зара упускала возможность за возможностью.
– А правда, что она намного старше его?
– Не знаю, сколько ей лет, но непохоже. Она ещё учится.
– Нам кажется, что она ему не пара.
– Ты же её ещё не видела.
– Девочки видели.
Такую Зару Вар не мог долго терпеть. Даже по телефону. Даже в состоянии томления.
– Про тебя тоже ходят слухи, – Вар приветствовал последовавшую паузу.
– Сколько уже времени?
– Двенадцать с чем-то. Пора спать, хотя не хочется в такую жару. Ты что завтра делаешь? – наступил решающий момент.
– Не знаю, – прозвучало устало и не обнадёживающе.
– Пока.
Вар встал с постели и подошёл к окну. Город излучал совсем мало света. Казалось, что фонари на их безлюдной улице тоже не работают в полную силу. Нагретый воздух лениво устремлялся вверх, унося с собой без ощутимой пользы накопленное за день тепло земли. Сквозь густоту подвешенной в воздухе пыли едва пробивался свет самых ярких звёзд. Где-то пряталась луна. Уже много дней как опустел Шаш, в сердце Вара поселилось чувство одиночества. Он и сам как будто исчез из города раньше всех. Телефон молчал, никто не рассчитывал застать его дома в это время. Никто не поднимал трубку на другом конце провода. Пропали Рэм, Вит. Наверно, на своих любимых побережьях. Давно он не проводил этот месяц в городе. Чем могут быть заняты сейчас его также застрявшие здесь вместе с ним друзья?
Взгляд устремился в темноту. Далеко за чертой города, за обширными пространствами и горными грядами, густота ночи разбавляется отражённым ото льда и снега светом. Холод примораживает не успевшие за день вытаять и скатиться вниз камни. Завтра им представится ещё одна возможность упасть на ледник и найти на его поверхности постоянное место. На многие десятилетия. Или попасть в ледяную борозду ручья, разогнаться в потоке воды и исчезнуть в большой трещине. Также надолго. Завтра здесь опять будет властвовать Солнце, как уже много дней подряд. Не ослабленное тучами. На это рассчитывают пришедшие в цирк перед наступлением темноты люди. На длинный сухой тёплый день, чтобы преодолеть их завтрашний длинный путь к вершине и спуститься обратно. Нужно только будет быть внимательными в камнеопасных местах.
Издали донёсся длинный гудок. Поезд? Где-то в той стороне находится дом, в котором живёт Горошек. Он потерял её след с начала каникул. Он чувствовал, что готов уже переместить её в реальный мир. Приблизиться, сесть рядом и вдохнуть запах её тела, ощутить близость нежной кожи. Она должна быть очень нежной, эта белая кожа. Узнать, как смеются её глаза и губы.
Вар вернулся к своей постели, лёг на живот и закрыл глаза. Не бывает плохого времени в городе Шаш. Завтра он сделает то, что уже давно не делал – отправится утром на канал. Там наверняка полно людей, как в школьные лета. В такую-то погоду. Сейчас холодная вода канала в самый раз. Обжигает. Может, встретит кого-нибудь из старых приятелей. Если повезёт, то может появиться и один из волновавших его когда-то тонких силуэтов.
*
Вар подошёл поближе и внимательно осмотрел плотное скопление лежащих, стоящих, двигающихся тел. Взрослые и дети, школьники и школьницы. Жарко. Это место одно их самых удобных и популярных в округе. Когда-то было их любимым местом. Никого. Он стоял в нерешительности. Отправляться обратно без того, чтобы окунуться хоть раз, было глупо. Хотелось скорей в воду. Он ещё раз оглядел толпу и направился в сторону от неё, к кустам, где берег канала обрывистый и довольно высокий. Там его ждал приятный сюрприз.
– Рин! Как дела!
– Привет! Давно не виделись.
– Ты почему не на работе?
– Воскресенье.
– Ах да. Забыл. Поэтому-то и толпа такая сегодня.
– Жарко.
– А я думал, что ты и по воскресеньям работаешь. Никого из наших!
– Никого.
Рин лениво встал и подошёл к берегу.
– Подожди, дай раздеться. Я тоже окунусь.
– Я не в воду, – в руках Рина появилась мокрая сетка с бутылками пива.
– Класс! Только давай сначала искупнёмся.
Без задержки текут воды канала, подталкивая друг друга. Местами они вихрятся, местами даже бурлят. Мутные, непредсказуемые. Вдруг покажется из них верхняя часть большой коряги и затем быстро уйдёт вниз. Или блеснёт горлышком полупустая бутылка, или появится ещё что-нибудь из того, что решат бросить в канал люди вверху по течению. Нельзя никогда быть уверенным, что между поверхностью и дном на глубине в полтора-два метра нет ничего, кроме воды и взвешенной в ней глины. Поэтому, когда после разбега в несколько шагов оттолкнёшься ногой от края берега и начнёшь быстро приближаться к воде с вытянутыми вперёд руками, никогда не знаешь, что встретит твою голову там, под водой. Вынырнув, Вар стал быстро грести против течения к выступающим из берега корням кустов. Хватаясь за корни, он сначала выбрался из воды, затем с усилиями взобрался на высокий берег.
Прохладное пиво ударило в голову после нескольких глотков. Они расположились на скудной траве, ещё сохранившейся в тени кустов. Со стороны канала веяло прохладой.
– Как дела?
– Работаю. Сегодня не поставили в график. А так почти каждое воскресенье пашу.
– Скоро будешь богатеньким.
– Дом надо строить. В следующем году свадьба.
– Помню, говорил. Уже накопил?
– Помогут.
– Отличное пиво! Где достал?
– Брат привёз из маршрута.
– Он всё разъезжает по долине?
– Ему нравится. Подальше от жены.
– Я слышал, что там уже не делают пива после погромов.
– Нет, завод не тронули. Говорит, что очень много домов пожгли и убили много людей.
– Кто это всё сделал?
– Их там не любят за наглость. Помнишь, когда мы вместе гуляли, со мной был один, с усами? Он из тех мест. Его брата посадили. Он тоже, говорят, участвовал.
– То-то он был такой злой.
– Они там вообще приезжих не любят. А тех особенно.
Вокруг деловито суетились муравьи. Глаза закрывались, пожалуй, не удастся теперь подняться без короткого сна.
– Мы случайно не легли на муравейник?
– Вроде нет.
– Меня они тоже считают чужим? Мои родители сюда приехали, но я родился в Шаше. Здесь моя земля.
– Мы живём здесь испокон веков. Кому понравится, когда приезжие начинают хозяйничать? У них на пивном заводе не было ни одного начальника из местных. Сейчас поставили.
– Да брось ты, Рин! Что же людей из-за этого убивать?
– Мальчики, здравствуйте. Вы что так громко разговариваете?
Они повернули головы в сторону голоса и увидели сначала большую шляпу, затем различили знакомое веснушчатое лицо.
– Привет! – друзья приподнялись с земли, и их головы оказались как раз на нужном уровне – куполов купальника. Холодные капли стекали с мокрых плеч и рук.
– Мы как раз говорили о том, что нет никого из наших.
– Я вас не заметила, но мне сказали, что вы здесь.
– Кто? Мы никого не видели.
– Да, наших мало приходит. Я здесь часто бываю, но вас никогда не вижу. Как дела?
Облагораживающее присутствие шаш! Время прошло незаметно, как в прежние времена. Пиво закончилось, они по очереди клали голову на землю среди муравьёв, дремали несколько минут и пробуждались, готовые к новым подвигам. К их большому разочарованию, уговорить шляпку пойти с ними в кафе не удалось. Не сомневаясь, что у неё была серьёзная на это причина, они тепло попрощались и направились туда вдвоём. Запах жареного мяса моментально возбудил аппетит. За первой партией последовала вторая. Запивалось всё это тёплым, кисловатым вином.
Возобновился спор. Вернее, спорил Вар. С самим собой и молча кивающим Рином. Неуместный между этими двумя шашами спор. В какой-то момент возникла идея придать веселью масштаб, и они стали звонить друзьям, пока не вспомнили:
– Эх, никого нет в городе!
*
В такие дни никто не жалуется на погоду в городе Шаш. Не бывает здесь лучше погоды. Днём по белесому небу разбросано несколько лёгких облачков. Время от времени на людей и предметы набегают их тени. Но горожане уже не ищут тени, напротив, подставляют при первой возможности свои лица приятному теплу осеннего Солнца. В чистом сухом воздухе расширяется горизонт во всех направлениях. С хорошего возвышения можно увидеть самые высокие пики гор. Дождей не бывает по многу дней, ни к чему уже дожди в долине в это время. Почти всё отцвело и отдаёт теперь свои плоды. Только бесконечные тёмно-коричневые поля ещё в ожидании, но они давно уже получили всю необходимую влагу и нуждаются только в тепле Солнца. В непрерывной череде ясных дней.
В самой горячей точке дня воздух прогревается как раз настолько, чтобы шаши могли лучше оценить прохладу вечера. Красные лучи проникают сквозь готовящуюся опасть листву, сквозь обесцвеченные за лето занавески, сквозь пыльные стёкла в умиротворённые дома заканчивающих день шашей. Нет лучше времени, чтобы заглянуть в кладовку или под кровать и выкатить оттуда зелёный полосатый шар, нарезать его вдоль полос большими ломтями и есть вперемежку с куском тёплого плоского хлеба, осторожно выплёвывая чёрные косточки. Или помыть под быстрой струёй гроздь удлинённых чёрных плодов и поглощать их сладкую мякоть, не ожидая косточек. Если благоприятствует обстановка, то можно открыть бутылку вина, разлить по бокалам, вдохнуть его аромат и заглушить сладость во рту кисловато-горьким вкусом.
В такое время все шаши чувствуют себя хорошо в своих домах. И в удобных для жизни, и в совсем малопригодных. И в чистых, благоустроенных районах города, и в давно запущенных. И на этажах многоквартирок, и на окружённых забором участках земли. В домах и не жарко, и не холодно, на столах – доступное всем изобилие земли. Переполненные базары встречают доброжелательно всех – и считающих, и разбрасывающих деньги.
Это время, когда дети всех шашей одеты по погоде и все одинаково хорошо учатся в начале учебного года. Когда после сна, светлым свежим утром, тела женщин становятся податливей и доступней. Когда, проснувшись рано, можно помечтать в тишине, приветствуя первые лучи Солнца.
Это время, когда в городе бьётся самое большое количество добрых и благожелательных сердец. Интересные это устройства – человеческие сердца. Отчего им не быть всегда добрыми и благожелательными?
Вар читал занимательную книгу. С большим количеством персонажей. Удивительно, но он быстро запомнил их всех уже в самом начале и почти не возвращался назад. Большая для него редкость. Каждый персонаж был описан с большой симпатией. Вполне завидная и беззаботная жизнь у них. Дружат и ссорятся, играют и дерутся. Обхаживают и совокупляются. Во всевозможных комбинациях, и стар и млад. В укромных уголках и на глазах посетителей. Вызывая интерес у ребёнка с мороженым, оживление в глазах его папы и бог знает какие мысли у мамы. Только в таких местах книги Вар вспоминал, что это не о людях. А о группе шимпанзе, живущих в относительной свободе небольшого островка в зоопарке.
– Смотри, как дрючит! Пристроился сзади – и такой довольный. Интересно, почему у них члены тонкие? – Рэм с живым интересом разглядывал многочисленные фотографии в книге. Вар уже пожалел, что привлёк к ней внимание.
– Там написано.
– Что же мне, читать?
– Не помню. Есть какие-то преимущества у тонких.
– Сомневаюсь. А что это они там друг у друга в задницах ищут?
– Это они оказывают внимание.
– Понимают. Помнишь шашу в горошек? Я с ней познакомился.
– Когда?!
– Давно, месяца с три уже.
– Три месяца! И молчал! Я уже собрался к ней подойти.
– Долго собирался. Классная шаша! Откуда у тебя эта книга?
– Ну и как?
– Классная шаша!
– Козёл.
– Надо было не зевать, а ты тут книжки читаешь. Это твоя закладка? Почти всё прочитал. Ну и как?
– Интересно, что они на нас похожи. И мы на них.
– Вы, может, и похожи, а мы нет. А эта вроде совсем молоденькая, хотя по их мордам не поймешь.
– Где? Да, эта молоденькая. Они, как созревают, начинают трахаться без особого разбору.
– А говоришь – похожи.
– Ты-то уж точно похож. Посмотри на себя. Я уже прочитал. Хочешь – возьми. На самом деле – почти как люди. Интриги, борьба за власть. Разве что не убивают друг друга.
– А что им делить? В зоопарке всех кормят и баб хватает, – Рэм закрыл книгу.
– Конечно, там за ними следят. На воле они ведут себя гораздо агрессивней. Могут разодрать чужака в клочья. А в зоопарке за самок большей частью воюют, более-менее мирно.
– Ты же сказал, без разбору трахаются.
– Когда им позволяют.
– А… Я бы тоже не позволял. Порядок должен быть.
– Хочешь пива? Холодное.
– Нет, мне скоро уходить надо.
– Уходить? Только пришёл.
– Я по дороге. Мне надо быть в шесть часов у вашего кафе. Там, кстати, продают ещё белое вино? Помнишь, пили.
– Там всегда есть вино. Подцепил кого-то?
– Я же сказал.
– Горошек?
– Да. Почти каждый день встречаемся.
Вар внимательно осмотрел своего друга и наконец понял, что было необычно в его внешности. Аккуратность. Глаженые брюки и рубашка, расчёсанные волосы. Нет, не только это.
– Ну дела! Ты что, совсем серьёзно?
– Классная шаша. Хочешь с нами посидеть?
– Я без денег.
– Угощаю.
– Чудеса.
Кафе, которое они привыкли называть своим, было довольно невзрачным на вид и располагалось далеко от шумных улиц. Поэтому в шесть часов вечера там всегда можно было найти столик у воды на нависающей над каналом террасе. От воды веяло прохладой, всё ещё желанной в тёплый осенний вечер. Было несколько довольно шумных столиков. Горошек опаздывала, они не спешили заказывать и поддерживали вялый разговор.
– Она придёт, не беспокойся. Давай пока возьмём вина.
– Мне-то зачем беспокоиться? Ты платишь – ты и заказывай. Я могу подождать.
Они подождали. В сердце Вара против желания проникали волнение и грусть. Он первым заметил, когда она появилась у входа, вошла и быстро направилась в их сторону с лёгкой улыбкой на лице, смущения и достоинства. Друзья невольно встали, головы на веранде повернулись. Удивительным был не только факт поцелуя парочки, но и то, что Рэм был совершенно готов к нему и сиял от удовольствия. Они представились.
– Вар, – он пожал протянутую после небольшой заминки влажную руку, надеясь, что его волнение не будет замечено.
– Быстро нашла?
– Да, только сначала пошла в другую сторону.
– Я же говорил – влево, в сторону больших домов.
Рэм немедленно отправился за вином. Пауза. Ну что ж, будем считать, что мы совершенно незнакомы. Впрочем, не совсем.
– Рэм очень часто говорит о тебе. Вы хорошие друзья?
– Наверно.
Губы, пожалуй, слишком яркие и блестят. А грудь вблизи кажется больше. Подложила. Вар испытывал такое знакомое и всегда желанное ощущение возбуждающего присутствия. Сердце билось быстро и радостно, лицом завладела широкая глуповатая улыбка. Глуповатость улыбки была замечена только Рэмом, вернувшимся с бутылкой вина. Он, разумеется, удержался от комментария. Все по нескольку раз согласились, что вино хорошее. Как ему было быть плохим?
– Вы здесь встретились?
– Нет, я живу совсем рядом, Рэм заглянул по дороге.
– Он стал мне хвастаться новой книгой. Картинки ничего.
– Какая книга?
– Про мартышек.
– Шимпанзе в зоопарке.
– А, я, наверно, знаю, о какой книге вы говорите. Нам нужно написать лабораторку по ней, – Горошек улыбнулась Рэму и обратилась к Вару: – А ты откуда про неё знаешь?
– Видел у кого-то в руках в автобусе. Броская обложка.
– На картинки засмотрелся.
– Я, в отличие от некоторых, читаю книги, а не только рассматриваю картинки.
– Скажи ещё, что ты больше меня читаешь.
– Я тоже в автобусе читаю. Тебе она понравилась? Я ещё только в середине, а времени совсем немного осталось.
– Интересные параллели. Посмотришь на них – и незачем задавать вопросы о нас.
– Тебе нужно ещё прочитать критику. У меня есть список, если хочешь. Очень длинный только. У нас хороший профессор, но даёт слишком много. А без этой лабораторки, сказал, не будет зачёта.
– Занималась? – Вар обратил внимание на испачканные чернилами кончики пальцев.
– Целый день, аж голова болит!
– Это мы сейчас вылечим.
– Ой, она у меня и так уже кружится.
– Но не болит. Смотри, я тебе совсем немножко налил. Пойду проверю, как там наш заказ.
– Неужели! – Вар уже давно страдал от запахов жарящегося на огне мяса, но, безденежный, помалкивал.
– По четыре палочки на каждого.
– Спаситель! Я сегодня без денег, – объяснил Вар, смотря в спину удаляющемуся Рэму.
– У меня есть деньги, если не хватит.
Сердце уже предчувствовало грусть расставания. Взгляды обрели дружескую непринуждённость. Стало позволительным смотреть прямо в большие чёрные глаза. И улыбаться.
– На какие вопросы ты ищешь ответа?
– Вопросов всегда много. А после событий прошлой осени они кажутся всё важней.
– Интересно! Наш профессор говорил как раз об этом. Трудно поверить, что такое могло случиться в нашей долине. Но мне не до вопросов – сдать бы лабораторную. Нужно прочитать ещё две книги, обязательно критику на каждую, а потом написать по крайней мере десять страниц.
– Не так уж трудно, если подумать. Просто не хочется верить. Ваш профессор рискует.
– Он уже совсем старенький, ему, наверно, всё равно.
– Ещё не готово, – появился недовольный Рэм. – Наверно, те перехватили, – кивнул он в сторону шумной группы, сидящей за несколькими составленными вместе столиками.
– Ты спросил когда?
– Только поставил. Минут десять-пятнадцать.
– Всё равно, мне трудно это понять.
– О чём разговор?
– Чего уж тут трудного. Собралась толпа, в толпе всем вольно.
– А может у нас такое случиться?
– Вряд ли.
– Оставь вас на несколько минут одних. Читатели.
Вино уже не шло без сопровождения. Горячие куски мяса, несомненно, улучшили бы ситуацию. Рэм стал рассказывать старую историю, которую он всегда вспоминает в присутствии незнакомых шаш. Удивительно, что у него ещё остались нерассказанные. Повторяется? Горошек смеялась. Смеялась так, как должны смеяться молодые шашы. С искринкой всепонимания в глазах, с детской улыбкой на лице. Губами, движение которых заставляет сердце то замирать, то стучать учащённо.