– Не знаю. Он очень просил тебя никому о ней не рассказывать. Никто больше не знает. Он не хотел, чтобы я тебе рассказал, но я сказал, что не смогу так.

– А как она лечит?

– Он не знает. Говорит, что в ней тепло и очень хорошо. Как дома. Он провёл в ней три дня давным-давно, когда уехал в горы без меня. Я тогда остался дома, со сломанной рукой. Помнишь, его связочник сорвался и погиб, а Дима спасся. Тогда он всем сказал, что просидел в палатке в штурмовом лагере. На самом деле был в пещере. Он ещё там был несколько раз после этого. Уверен, что это она его молодит и лечит. Говорит, в детстве сильно сломал руку, а теперь ни следа. Уверен, что если я туда попаду, то и меня вылечит.

– А ты сможешь туда подняться?

– Не знаю. Без Димы не смогу, а с ним есть шанс. Он ведь ас. С ним не страшно. Только бы хватило сил. Но ведь не такая уж развалина. Мужики старше меня ходят. Знать только бы, что не зря.

– Ты голодный? – слёзы исчезли с лица Марии.

– Да. Неплохо было бы чего-нибудь поесть.

Они сели ужинать, их мысли далеко от освещённой тусклым светом кухни, в давно прошедших временах, давно пережитых чувствах. Они тихо радовались тому, что их жизни казались навсегда переплетёнными вместе, необратимо, до конца дней. От открытой форточки медленно опускался холодный вечерний воздух и доходил до них уже согретый и наполненный запахами кухни.

– Козёл ты старый, – Дмитрий выглядел как будто расстроенным, но не переставал похлопывать друга по плечу. Павел в который раз развёл руками. На его лице закрепилась счастливая, расслабленная улыбка.

– Кто же знал?

– Хорошо, что так. Сильно извинялись?

– Ещё как.

– Идиоты. Что они так долго тянули?

– Быстро. Как только узнали, что доброкачественная, сразу позвонили. Потом от первого доктора тоже.

– Козлы. И что теперь?

– Козлы. Говорят, что оперировать не нужно. Будут наблюдать. Если будет расти, тогда, может быть, придётся удалить. Мария уже тащит меня в третье место. На всякий случай.

– Смотри, найдут что-нибудь ещё.

– Я знал, что ничего там у меня нет.

Прошло несколько часов после того, как Павел принёс хорошую весть и бутылку водки. Друзья уже были под хмелем и только что открыли вторую бутылку, найденную в кухонном шкафу. Но ещё не разлили. Было совсем светло, Павел направился к Дмитрию сразу после врачей. Саша был в школе, Тамара ещё не вернулась от родителей. Это только добавляло веселья. Бездна времени, торопиться некуда. Они пока находились в кондиции, в которой на время ещё обращают внимание.

– В пещеру теперь пойдём?

– Пойдём, обязательно пойдём. Дождёмся сезона, я потренируюсь.

– В сезон там слишком много народу. Сейчас самое время.

– Дай мне привести себя в порядок, в следующем году.

– Врёшь ты всё. Обленишься.

– Не обленюсь. Я когда услышал новость, даже как-то расстроился, что не пойдём.

– Так пошли.

– Хочешь, чтобы я там помер? Обещаю привести себя в порядок.

– Смотри. В следующем году ты будешь на год старше.

– Думаешь, взойду?

– Затащим.

– Почему ты не говорил?

– Извини, Паша. Так получилось. Не из жадности. Мне для тебя не жалко. Сначала было какое-то особенное чувство, особая моя тайна. Не уверен был, что не грезится. Просто хорошее место на горе. Когда мы сидели на полке, я уже знал, что она со мной делает. За это себя корю. Тогда нужно было сказать. Думал: вот-вот, если совсем прижмёт.

– Честно говоря, мне не очень верится.

– Не сомневайся. Попадёшь туда – сразу поверишь.

– И что она со мной сделает? Молодым стану?

– Запарил. Откуда я знаю? Сделает то же, что и со мной.

– Саша еще не пришёл?

– Нет.

– Молодым хорошо. Бросить работу и начать опять шляться по горам. Хорошее мы выбрали занятие. Не утратило до сих пор смысла. Как оказалось. А когда-то я думал как все. Что пора разменять приключения на спокойную нормальную жизнь. Что достаточно поиграл с судьбой, легкомысленно, но для молодости простительно. А потом узнал, что это такое – спокойная и нормальная жизнь. Ты можешь только догадываться.

– Почему? Я знаю.

– Ни хрена ты не знаешь. Нормальная жизнь – чрезвычайно трудная и безрадостная штука. Нам повезло, что у нас уже была своя пещера. У нас были горы. Ты только вот всех перехитрил.

– Ладно тебе, философ. Сам выбрал, мог ещё ходить. Ходят мужички и постарше.

– Считается, что нельзя прожить всю жизнь, лазая по горам. Теперь ясно, что можно. Даже желательно. Когда поздно, слишком поздно. Почему нельзя? Нужно только придумать, что делать с приходящим в негодность телом. Держать его в форме. Выяснилось, что обмен совершенно неравноценный. Что нам когда-то повезло, но я не сумел это оценить по-настоящему и разменял. Ты вот только остался умным.

– Тем более нужно идти.

– А что потом? Потащим туда Марию, Тому, детей?

– Ничего тебя не исправит. Потом суп с котом. Давай зайдём в пещеру и посмотрим, что будет. Может, нас накроет лавина. Не нужно будет ничего решать.

– Ну ладно. Не твои это слова.

– Мои, мои слова. Ты меня знаешь двадцатилетней давности. Когда последний раз были привязаны к одной верёвке. И я изменился, не только ты. Нам нужно опять в одну палатку, чтобы узнать друг друга. Не за столом, не за бутылкой. Я много об этом думаю. Теперь особенно, из-за Саши. Я умру раньше, чем состарюсь. На горе. Сам знаешь. А ты готов к этому?

– Наверно, готов. Как никогда готов после двадцати лет нормальной жизни. Заодно и проверим. Когда эти бляди позвонили…

– Тише, Саша уже дома.

– Извини. Когда они мне позвонили, я даже немного расстроился. Испугался. Неужели опять в старое русло? Страшно там. Безысходно. Столько лет, а так и не научился, как жить свою жизнь. Ведь кто-то умеет? Не все же лазают по горам. Несколько миллиардов людей знают как, научились. Почему мне не удаётся? Но посмотрю по сторонам. Где они, эти люди? Вокруг меня их нет. Ни хрена эти миллиарды не знают. В таком же дерьме, как и я.

– Разлить остатки?

– Давай. Это вторая бутылка? Завтра мне не подняться.

– Останешься у меня. Мария уже звонила, я ей сказал, что останешься.

– Когда? Неужели я такой пьяный?

– Нормальный.

– Сколько времени?

– Десять часов. Сейчас попьём чаю и пойдём спать.

Праздник продолжался несколько дней. День за днём превосходного настроения. Павел по-свежему ощущал своё тело. Есть ещё в нём сила и упругость. Есть здоровье. Он благосклонней осматривал себя в зеркале. Руки, ноги, живот. Ещё послужат. В воскресенье утром он вышел на улицу для разминки. Даже спина не болела. Он бежал по дорожкам, которые видели его не часто, и думал о пещере. Она представлялась ему чёрной дырой на сером лице скалы. Убежищем темноты и холодного стоячего воздуха. Укромным местом для редкой живности. Он пытался вспомнить дорогу к ней, через ледовые склоны, крутые скалы, снежные поля. Они тоже не видели его давным-давно. Как примут? Он хотел к ним. Он чувствовал, что возвращается к ним, и прибавлял неосознанно скорости. Ему нужно хорошо подготовить себя. Его примут.

И на работе, как ожидалось, остаток недели прошёл в хорошем настроении. Павел не тешил себя иллюзиями. Но внимательно прислушивался, пытаясь запомнить свои ощущения. Научиться повторять их изо дня в день? Почему бы нет? Он, разумеется, не верил в это. Придёт понедельник, если не следующий, то другой за ним, когда всё встанет на свои места. Не украсить рабство, не подсластить ничем. Ничем, кроме свободы и независимости. И не нужно тогда никакого смысла, никакой цели. Если нет необходимости унижать себя притворством, посмеиваться в сторону и кивать в унисон головой. Нет необходимости в лицемерии социального животного. Нигде больше оно в такой цене, как в местах коллективного добывания средств к существованию. Было ли так всегда, или это достижение нашего времени? Хрен его знает.

Старые, разношенные кроссовки удобно сидели на ногах. Пора купить новые, стёрлись сильно. Павла тяготила его неспособность найти радость в работе. Не всегда же так было? Возможно, но очень давно. Уже не помню. Самое тягостное то, что нельзя быть самим собой. Безнаказанно. И то, что приходится иметь дело с множеством людей. Озабоченных, напуганных, подневольных людей. Непривлекательные существа. Тоже не смеют быть самими собой. Достижения нашего времени? Когда-то был у тебя кусок земли, паши – и выживай. В пахари податься, что ли?

Хорошо в нашем парке. Павел пробежал уже больше, чем было полезно его нетренированному телу. Завтра об этом напомнят спина и ноги. Подталкивает помолодевший мозг, свежие мечты. Нужно спешить в пещеру, пока есть ещё силы, пока она ещё есть. Ничего лучше тебе не найти. Никакой другой свободы.

А это ещё что такое? В таких симпатичных штанишках, такой симпатичный зад. Придётся обогнать. Хорошо бежит, спортивная. Молодая, наверно. Зад хотя солидный. Обтянула как. Догоняю? Кажется, да. Придётся сделать ещё один круг. Древние инстинкты. Приятные. Было время. Жаль, что перестали быть полезными. Принятыми. Догнать и завалить. Что плохого? Пойдёт потомство от умного, следящего за своим здоровьем мужчины. А не какого-нибудь ханурика. Если не смог догнать – тогда другое дело. Раскраснелась. Куда же ты так быстро бежишь? Спереди тоже ничего. Вот что завелось в нашем парке, а ты совсем разленился.

Завтра не встану. Он выбежал из парка и пересёк свою улицу. За входной дверью вкусно пахло. Мария готовит завтрак.

– Как побегал? – донеслось из кухни.

– Очень хорошо. У меня есть время?

– Пять минут.

Павел заспешил к душу.

– Чего это ты вдруг стал бегать?

– А что, плохо?

– Хорошо. Выглядишь свежим.

Завтрак был приготовлен с особой заботой. Один из знаков того, что Мария праздновала наравне с ним. Павла удивило обилие знаков. Лестное обилие. Испугалась женщина. Он удивлялся тому, что его это удивляет. Мы связаны многими, многими нитями. Я знаю это, но почему не чувствую? Не чувствую так, как должен чувствовать. Не доверяю, не хочу доверять? Боюсь. Боязливое, не чувствующее себя никогда в безопасности существо. Глубокий страх. Преодолевается долгим приручением, год за годом. Лет через двадцать буду совсем ласковым. И моя ласточка тоже.

– Спасибо. Очень вкусно.

– На здоровье. Ты что будешь делать?

– Не знаю. Схожу к Диме. Не могу до него дозвониться. Потом буду читать.

В доме Дмитрия не поднимали трубку с четверга. Закончив завтрак, Павел позвонил ещё раз. Где Дима, пацан? Телефон не работает? В полдень он отправился к нему.

Никто не отзывался на дверной звонок и стук. Постояв у двери, Павел раздумал идти к матери Дмитрия. Растревожу старушку. Вечером ещё позвоню. Где-то должен быть телефон Андрея.

Вечером Дмитрий позвонил сам.

– Привет. Приходи завтра с самого утра.

– Что случилось?

– Приходи завтра с самого утра.

– Подожди. Я сейчас приду.

– Нет, сегодня приходить не надо. Мы ложимся спать. Приходи с утра завтра.

Глухой, неузнаваемый голос. Павел не давал воли мыслям. Он был в слишком для этого хорошем настроении. Подождём до завтра, хуже новостей не будет. Он вернулся на кухню.

– Что случилось?

– Дима попросил зайти к нему завтра утром.

На лице жены озабоченность и подозрительность. Он размышлял о том, как убрать их оттуда. Нужно первым делом её раздеть. Будет сопротивляться.

– У меня беда, – выражение растерянности не чувствовало себя свободно на лице Дмитрия. Ещё более непривычным был лихорадочный блеск в его глазах.

– Что случилось?

Дмитрий собрался с духом:

– У Саши нашли опухоль в голове, – он произнёс эти слова с видимым трудом и внимательно посмотрел на друга.

Павел молчал.

– Вчера вдруг позвонили из клиники, что его нужно срочно на рентген. Плохие анализы. Срочно, сегодня. Я его забрал из школы и повёз. Сделали снимки и нашли большую опухоль. Все в шоке, говорят, что не знают, – Дмитрий перевёл дух, – не знают, почему он ещё живой.

– Тома знает?

– Нет, ещё никто не знает.

После долгой паузы Павел осторожно спросил:

– Что ты задумал?

– Думать не о чём. Нужно нести его в пещеру.

– Сядь, пожалуйста, не мельтеши перед глазами, – Павел слышал стук своего сердца. – А где он?

– В школе.

– Он знает?

– Нет, конечно. Может, догадывается о чём-то.

– Тебе надо успокоиться. Дело серьёзное.

Дмитрий сел на стул.

– Да, со вчерашнего дня голова кругом.

– Так что сказал доктор?

– Сказал, что крышка, ничего нельзя сделать. Сказал, что дни остались, недели. Повёз в другую клинику, у вокзала. Там посмотрели на снимки и тоже ахнули. Почему раньше не пришли?

– Тома говорила, что голова у него стала болеть совсем недавно.

– Не знаю, что она говорила, – Дмитрий наконец согласился позволить себе посидеть немного спокойно на стуле. Хорошо, что Павел здесь.

– Что ты думаешь?

– Нет ли ошибки? Сам знаешь. Меня учил. Нужно свозить ещё к кому-нибудь.

– Хорошо. Ты кого-нибудь знаешь?

– Мария наверняка знает. Сейчас позвоню.

– Сегодня?

– Сегодня не уверен, но завтра, думаю, сможем. Найдём лучшего врача в городе.

– Хорошо.

– Когда Тома приезжает?

– Через неделю.

– Ты ей не хочешь говорить?

– Нет. Если подтвердится, я сразу увожу его на гору. Тома не пустит, если узнает.

– Ладно, пойду позвоню жене.

Павла всякий раз удивляла энергичность и деловитость, которые иногда проявляла его жена. К обеду им сообщили, что Сашу могут посмотреть вечером в семь часов. Дмитрий принял известие с благодарностью, но без энтузиазма. Павел почему-то очень обрадовался. Они просидели с Дмитрием до того времени, когда Саша пришёл из школы. Дмитрий покормил его обедом и отправил готовить уроки, предварительно спросив, не болит ли у него голова. Голова не болела, мальчик закрылся в своей комнате. Друзья продолжали беседовать вполголоса до тех пор, пока не пришло время ехать. Саша собрался без разговоров.

Когда они вернулись, было около девяти часов. Павел позвонил домой сказать, что останется у Дмитрия. Они сели ужинать. Саша опять быстро затих в своей комнате. Дмитрий открыл бутылку водки и заполнил до самых краёв две большие рюмки. Они выпили. После горечи во рту пришло ожидание. Потускнел кухонный светильник, затих за окном двор. Они выпили ещё по одной.

– Это у него из-за меня. Может, какие-то мутации во мне происходят.

– Не пори херню. Может, может. Всё может быть.

Павел смотрел, как Дмитрий наполняет рюмки в очередной раз. Завтра будет плохо.

– Ты в самом деле веришь в пещеру?

Дмитрий посмотрел на своего друга устало и с сожалением.

– Есть пещера, и она работает. Посмотри на себя и посмотри на меня. Говно я, что не сказал тебе о ней раньше.

– Ладно. Я бы не поверил.

– Поверил бы. Тогда, на полке. Могли бы в неё залезть. У тебя бы не только спина, всё прошло бы.

– С полки не было другого хода, только на гребень.

– Был. Щель была. Ты не обращал внимания, а я заметил. Несколько раз порывался сказать, но всё откладывал.

– Поэтому ты был спокоен тогда. Я до сих пор помню – никаких сомнений. Я, наверно, из-за этого и продержался.

– Из-за себя ты продержался, я ни при чём. Ты крепкий.

– Был крепкий. Куда всё ушло? Сначала тело, теперь вот разум.

– Я тоже думал, что меня уже ничто не повалит. Год за годом приобретаешь чувство, что всё можешь. Особенно наверху. Понимаешь, что просто маленькая песчинка, но всё равно думаешь, что неразрушимая песчинка. Всё выдержишь, везде пройдёшь. Не всё. Что делать? Я собираюсь занести Сашу в пещеру. Что ты думаешь?

– Почему сомневаешься?

– Не знаю. А вдруг не поможет? Что тогда? Останемся там вдвоём. Лучше не возвращаться. Тома мне не простит.

– Тебе нужно кого-нибудь в помощь.

Дмитрий посмотрел внимательно на Павла.

– Пойдёшь? Хватит сил забраться?

– Я не о себе. Тебе нужно кого-нибудь из ходящих ребят.

– Некого мне звать.

– Как ты сможешь один его занести? Его ведь, наверно, придётся тащить на плечах. Нужно кого-нибудь в помощь, хорошо бы пару ребят.

– Нет у меня таких ребят. Нечего об этом говорить. Нет у меня таких ребят, – Дмитрий старался говорить спокойно. – Кого я позову? Рисковать жизнью из-за моего сына, нести его в пещеру. Ты не веришь, кто же ещё поверит? Таких ребят у меня нет. Андрея, может, возьму, сидеть внизу на всякий случай. А может, и не стоит. Ты что про себя решил?

– Думаешь, залезу?

– Не знаю. Теперь мне будет не до тебя. Двоих не потяну.

– Возьмёшь, если решусь?

– Возьму. Тебя возьму. Давай решайся. Или выиграем, или пропадём все вместе. Боюсь только решать за Сашу. Ты что думаешь?

– Хватит нам водки, – Павел накрыл ладонью свою рюмку. – И тебе хватит. Завтра дел много.

Он забрал бутылку из рук Дмитрия и отставил в сторону.

– Я думаю, что у тебя есть право решать за него. У кого оно ещё есть, если не у тебя? Выбирать не приходится. Если пещера не поможет… Они говорят, что он не должен жить? А может, и не нужно ничего делать? Тебе это следует решать с женой, не со мной.

– Она ни за что не согласится. Будет таскать его по разным целителям. Она в это верит.

– Не знаю. Здесь ты слишком много берёшь на себя. Она мама.

– Говорю тебе, что никогда не пустит. Не о чем будет говорить.

– Не горячись. Я понимаю. Уже поздно. Давай ляжем спать, а завтра всё решим.

– Давай ещё по одной и спать.

– Мне хватит. Завтра голова будет болеть. И тебе ни к чему.

– Хорошо. Я тебе постелю на диване.

– Слушай, так ты что, вечно думаешь жить? Никогда не стареть?

– Не знаю. Только недавно стал об этом задумываться. До этого просто чувствовал себя отлично. Сейчас всё по-другому.

– Что по-другому?

– Стали приходить мысли. Что будет, когда всех переживу. Тебя, сыновей. Андрей уже выглядит старше меня. Нас за братьев принимают. Что будет потом?

– Ну и что решил?

– Что решил. Что тут решишь? Не знаю. Стареть не хочется. Буду ходить, пока не завалит какая-нибудь лавина. В конце концов случится. Сколько было уже звонков. Но стареть не хочется. Особенно глядя на тебя.

– А что? Я ещё ничего.

– Не хочется такой жизни совсем.

– Не так уж здесь страшно. Привыкаешь потихоньку, главное – глубоко не задумываться.

– Может, ещё по одной? Что-то хочется.

– Давай.

У водки пропал вкус. Зря выпил. Павел машинально отправил в рот немного солёной капусты.

– Стареть никому не хочется. Что же ты молчал всё это время?

– Не знаю. Прости. Сначала просто решил соврать про палатку. Не думая. Вроде и рассказывать не было большого смысла. Тогда я и сам не был уверен, что не пригрезилось. Пока не побывал там второй раз. Но когда понял, что со мной происходит, прошло много лет. Ты уже почти завязал тогда. Самое время было сказать. Пожадничал. Извини. Теперь плачу за это. Сейчас бы с тобой вдвоём занесли Сашу без проблемы.

– Если ты уверен, что я тебе помогу, то я пойду. Давай попробуем. Загнёмся так загнёмся. Приключение.

– Завтра встанем и решим. Нужно обдумать всё хорошо. Ещё по одной и спать?

– Наливай.

Да будет с тобой Время, мой хороший друг!

Чтение и размышления – единственное, что хоть немного отвлекает меня от мыслей о доме. Ностальгия обнаружила себя с такой силой, что я уже много раз перечитал каждую букву моего договора в надежде найти в нём лазейку. Тщетно. Ну что ж, свои обязательства следует выполнять. На самом деле всё обстоит не так грустно. Это временное состояние, частично индуцированное тяжёлым материалом. Мне следовало бы отложить его на время в сторону.

Да будет с тобой Время.

Немногословный.

Да будет с тобой Время, Немногословный!

Я нахожусь в прескверном состоянии. Тебе не нужно объяснять почему. Не стану утверждать, что ничего не помогает, потому что я ничего не предпринимаю. Удивительные мы создания. Или, возможно, только этот вот экземпляр. Я не могу выбросить её из головы. Или не хочу. Пожалуйста, не утруждай себя советами. Я так породнился со своим жалким существованием, что не желаю с ним расставаться. Из всех вопросов, которые меня мучают, самый невыносимый, на который у меня нет ответа, это – почему. Почему именно эта тися? Ведь сколько их было. Впрочем, довольно. Не беспокойся, мой друг, я всего лишь на расстоянии одного сеанса от выздоровления. Рано или поздно это случится. Мне кажется, что я больше озадачен, чем огорчён.

Ты прав, что ты не относишься к своему чтению слишком серьёзно. Отложить на время – очень хорошая идея. На долгое время – ещё лучшая идея. Как ты сам заметил, некоторым из нас удаются иногда фразы, которыми другие любят себя завораживать. Только и всего. В этом самый большой секрет этих мудрецов. Их другой секрет – что на свете существуют такие, как ты и я. Легко поддающиеся гипнозу.

Если ты серьёзен относительно сокращения срока твоей миссии, то я, возможно, смогу тебе помочь. Как тонко (грубо) заметила одна особа, я влиятельный человек в Ассамблее. Дай мне знать.

Да будет с тобой Время.

OО.

Павлу было совсем не до этого. Он испытывал необычную смесь чувств. Как будто отдалился от своей жены. Как будто не было между ними проведённых вместе лет. Он был рад, что не испытывает раздражения. Он был рад, что его сердце не размягчает жалость и сочувствие. В нём была твёрдость. Особенная, давным-давно неиспытываемая. Не от разума, не от бессердечия. Глубинная, знающая себе цену. Знающая, что ему хорошо и что плохо.

Он рассказал Марии всё об их планах. Он знал, что не должен ничего от неё скрывать.

– С ума сошли, – Мария выглядела испуганной и потерянной. – Вы сошли с ума.

Павел испытывал облегчение оттого, что им не овладевает желание обнять её, начать успокаивать, уговаривать. Сама справится, большая девочка. Сегодня у них разные правды. Одинаковые, но разные. Сегодня не время для компромиссов, сегодня каждый решает сам за себя.

– Я должен это сделать.

– Как Тамара согласилась отпустить Сашу?

– Она не знает.

– Не знает? А где она?

– У родителей.

– Сумасшедшие.

Павел взял её за руки. Холодные, немного шероховатые руки, только что закончившие приготовление ужина. Он не решился сказать, что уже поел у Дмитрия.

– А что, если эта пещера на самом деле есть?

– А если нет?

– Тогда мы вернёмся ни с чем. Мы вернёмся в любом случае. Здоровые или больные. Она должна быть. Подумай. Дима не стал бы рисковать своим сыном. Он уверен. Он идёт со мной или без меня. Я ему нужен, одному ему будет трудней. Как я могу ему отказать? Извини. Я знаю, что тебе не будет легче.

– Что мы скажем дочке?

– Ничего. Скажем, когда я вернусь.

Тепло покидало руки Павла. Руки Марии оставались холодными. Она успокаивалась. Она разрешала его словам успокоить её. Завидное свойство. Поверит, позволит себя убедить. Павел улыбнулся.

– Чему ты улыбаешься?

– Ты у меня умница. Всё будет хорошо.

Он и сам почти в это верил. На сердце было приятно от ощущения твёрдости и уверенности. Не важно, откуда они появились. Дима. Без Димы бы мне не выстоять. Он моя сила, моя надежда. Он поможет, поддержит, подтолкнёт. Заберёмся. Зайдём в пещеру. Пещера рисовалась Павлу светлым тихим храмом.

– Что тебе нужно из вещей?

– Я уже отобрал почти всё. Кое-что нужно постирать. Давно без дела лежит.

– Хорошо. Когда вы едете?

– Послезавтра.

– Втроём?

– Андрей, наверно, тоже. Будет сидеть внизу. Дима хочет его позвать. Всё уже почти готово, снаряжение, припасы. У Димы это налажено.

– Ты будешь звонить?

– Мы возьмём телефоны. Но связь там неважная.

– Ешь, остывает.

– Давай лучше чай попьём, что-то не хочется есть.

Мария грела свои несогреваемые руки на чашке с чаем. На лице выражение тревоги и обречённости. Она забыла его сменить. Она думала о том, что стирку нужно сделать сегодня, чтобы успело высохнуть. О том, что приготовить в дорогу. Вовремя сработала привычка полагаться на своего мужа. Она лишь изредка проверяла выражение его лица. Для тревоги не было причин. Павел выглядел здоровым и спокойным. Малозаметные тени под глазами, в которых можно обвинить неяркое освещение кухни. Всё тот же надёжный, здоровый мужчина, за которого она вышла замуж двадцать пять лет назад. Постарел немного, совсем чуть-чуть. Мысленно она уже отпустила его. Пускай идёт. Они с Дмитрием знают, что делают. Другого выхода нет. Бедный мальчик. Она тоже не верила врачам. Она могла поверить в чудесное излечение, в целительную силу.

– Ты тоже станешь молодым, как Дима?

Павел рассмеялся и развёл руками.

– Не знаю. Туда ещё нужно добраться. Не бойся, жену я себе не поменяю. Будет у тебя молодой муж. Лучше, чем старый муж.

– Не помню, чтобы была какая-то разница.

– Ну вот.

Ночью он придвинулся к жене и просунул руку между её бёдрами. Она приняла его с задумчивостью, которую он научился отличать от инертности. Их мысли были далеко от их спальни, от постели, в разных уголках вселенной. Иногда случайно перекрывающихся. Он представлял себя в пещере с обитающей там женщиной. Белой, полнотелой, безымянной. Он держался руками то за её трущиеся друг о друга груди, то за обе половинки гладкого зада.

Потом Мария заснула. Как всегда – первая. Он услышал её спокойное дыхание. Он не надеялся скоро заснуть. Ближе к утру, может быть, ближе к глубине ночи. Никакой силе не успокоить неупорядоченное течение мыслей, окружённых полумраком тихой спальни. В его усталой голове. Он пытался сосредоточиться на одной из мыслей. Любой, самой надоедливой. Его беспокойное постаревшее тело. Взойду? Спина волновала больше всего. Старый недуг. Если схватит – тогда крышка. Там не схватит, там ничего такого с нами не случается. Все болячки просыпаются внизу. Павел повернулся на правый бок. Нет, не потерял он веру в своё тело. Только бы поскорее заснуть, расслабиться. Вот уже сладкие предутренние часы. Отдохнуть и встретить день с тихой неясной радостью на сердце.

Когда ночь подходила к концу, им приснился один и тот же сон. На лицах появились затаённые улыбки. Сердца застучали радостно и испуганно. Они первый раз приблизились друг к другу, задали друг другу первый вопрос. Не предчувствуя никакого будущего. Затем во сне Павла появилась неотвязчивая девушка. Он не в силах был оттолкнуть её от себя, хотя знал, что это следовало бы сделать. Он овладел ей с чувством сладострастия и вины.

Он проснулся под негромкие звуки, доносящиеся из кухни. Мария готовила завтрак. Его пенис настойчиво сопротивлялся тяжести плотного одеяла. Павел радовался его крепости, раздумывая о том, следует ли ей воспользоваться, или лучше пойти опорожниться. Давно такого не было. Он на правильном пути. Начался особенный день. День отъезда в горы. Павел поднялся и направился в туалет.

Еще через два часа они погрузили почти всё в фургон Дмитрия. Кроме личных рюкзаков. Они осмотрелись ещё раз и сели ждать Андрея. В светлой гостиной играло утреннее солнце.

– Ты завтракал? Там есть чай и бутерброды.

– Нет, не хочу. Набил живот с утра.

Павел развалился на диване, наблюдая, как Саша играет в электронную игру. Он не переставал удивляться мальчику. Какая сильная связь между отцом и сыном. Не спутать. Павел заметил это в первый раз. Непоказная, спокойная и непринуждённая. Чувствует ли её Дима? Конечно, как можно это не чувствовать? Бальзам на сердце. Откуда? Когда успели? Кровь? Как неожиданно и странно оборачиваются иногда вещи. Чего странного, отец и сын. Столько проблем с Андреем, и на тебе – Саша. Не только во времени дело. Одной насыщенной минуты может хватить. Родная кровь. Не всегда работает. Дима изменился. Но не изменяет себе. К Саше у него особенное чувство, пацан это знает. Хоть папаша и пропадает всё время в горах. И у меня мог бы быть такой. Большой. Плохие мы были тогда отцы. Нельзя заводить детей раньше сорока пяти. Таким, как мы. Всё равно наломали бы дров. Плохо нас природа для этого приспособила. Ты посмотри: молчит и слушается с полуслова.

– Как дела?

– Хорошо.

– Готов?

Мальчик кивнул головой.

– Что в школе сказали? – Павел поймал неодобрительный взгляд Дмитрия.

– Мы им не сказали.

– Догонишь. Увидишь, на какие красивые горы мы с твоим отцом ходили.

Саша кивал головой. Что он ему сказал, как объяснил? Мне тоже нужно было бы знать, не выдать бы. Этим молчунам, похоже, всё равно. Павел чувствовал себя как никогда. Всё позади. Они отправляются в горы. Ничто не может их остановить. Ничто не осмелится их остановить. Они отправляются в горы. В дорогу. Через длинное ущелье, к широкому леднику, к небольшому ровному месту под прикрытием боковой морены среди хаоса льда и камней. Он удивлялся, как легко и быстро вернулось к нему это чувство и освежило с ног до головы. Он сидел на диване в небрежной позе и постукивал ногой по своему плотно упакованному рюкзаку. Полный бесшабашной, несомневающейся силы. Времён молодости. Как ему казалось. Перед ним суетился Дмитрий, распихивая оставшуюся мелочёвку по карманам рюкзаков. Послышался шум в прихожей.

– Ну вот и он. Всё, поднимайтесь. Пошли.

– Подожди, нужно присесть на дорожку.

Из прихожей появилась Тамара. Она прижала к себе сразу оказавшегося возле неё сына и посмотрела на мужчин.

– Что происходит?

Запыхавшийся, извиняющийся Андрей появился минут через сорок после Тамары. Павел и Саша вяло приветствовали его. Дмитрий и Тамара всё ещё были в своей спальне за закрытой дверью, из-за которой не доносилось ни звука.

– Мама дома?

Саша кивнул головой, не отрываясь от игры. Андрей посмотрел на Павла. Павел посмотрел на Андрея.

– Садись. Там чай есть и бутерброды.

– Я уже позавтракал.

Прошло ещё полчаса, Дмитрий и Тамара вышли из комнаты. Павел смотрел на Дмитрия с сочувствием. Он не верил, что их экспедиция закончилась. У Димы нет выбора. Он должен убедить её. По лицам супругов нельзя было понять, удалось ли это ему. Тамара посмотрела с упрёком на Андрея и Павла.

– Как же вы так? Андрей, почему ты мне не позвонил?

Мужчины собирались со словами.

– Я еду с вами, – прозвучало громко и неуверенно.

Тамара присела рядом с увлечённым игрой сыном и обняла его.

Этого только не хватало. Нечего тебе с нами делать. Не такая это экспедиция. Мы должны пойти на гору как прежде, свободные, необременённые. Павел чувствовал, что ему пора вмешаться. Он только не знал, что сказать.

– Мама, нам нужно ехать. Ты не бойся, я буду с папой и дядей Пашей. Нам нужно залезть в пещеру. Я буду звонить тебе каждый день.

Тамара взяла в руки его голову и спросила:

– У тебя голова болит?

– Нет, совсем не болит.

Павел посмотрел на Дмитрия. Сказал уже всё, что у него было сказать. Нужно вмешаться, экспедиция пропадает. Такого случая мне больше не представится.

– Тома, с Сашей ничего не случится. Мы привезём его тебе живым и здоровым. Обещаю. Тебе не надо ехать. Ты будешь нам там мешать. Мы не должны везти с собой на гору страх и тревогу. Тогда у нас ничего не получится. Что бы ни случилось, пацан вернётся к тебе. Обещаем. Андрей будет поддерживать с тобой связь каждый день. Ты будешь в курсе. Но тебе лучше остаться дома.

Изведётся здесь одна, бедняжка. Нужно будет попросить Марию, чтобы звонила. Созвонятся и так. Нельзя её брать. Испортит всю экспедицию.